— Жень, я тут с братом говорил. Он диплом защитил!
Женя сбросила на пол тяжелую сумку, и гулкий удар о ламинат стал единственным звуком, нарушившим поток его восторженной речи. Она стянула с ног туфли, которые за день превратились в изящные орудия пытки, и с наслаждением пошевелила пальцами. Впереди маячили душ, простой ужин и полная тишина. Но лицо мужа, сияющее почти детской, бездумной радостью, не предвещало ничего хорошего. Он стоял посреди коридора, перегородив ей путь на кухню, и его поза была позой человека, несущего благую весть всему миру.
— Я подумал, надо сделать ему подарок. Такой, знаешь, запоминающийся. В общем, давай оплатим им с его девушкой поездку в Египет? Недели на две. Пусть отдохнут перед взрослой жизнью, наберутся сил. Они так этого заслуживают!
Усталость, которая ещё минуту назад свинцом наливала каждую мышцу, испарилась без следа. На смену ей пришла ледяная, острая, как осколок стекла, ясность. Мир сузился до его сияющего лица и этого нелепого, чудовищного в своей несправедливости предложения. Она смотрела на него, и в её взгляде не было ничего, кроме холодного, концентрированного недоумения, которое быстро перерастало в нечто гораздо более тёмное.
— Мы, — произнесла она медленно, чеканя каждое слово, — оплатили твоему брату пять лет учёбы в платном вузе. Из наших. Общих. Денег. Я правильно помню?
Андрей слегка стушевался под её взглядом, его энтузиазм поблек, как дешёвая ткань на солнце. Он сделал шаг назад, освобождая проход, но было уже поздно. Женя не двинулась с места. Она стояла посреди коридора, и её поза больше не была позой уставшей женщины — это была поза бойца, занявшего оборонительную позицию.
— Мы отказались от отпуска два года подряд, потому что Владу нужно было платить за последний курс, а потом за дипломный проект. Мы ели макароны с сосисками, пока он выкладывал в соцсети фотографии из модных баров. Мы штопали старое, потому что твой брат — это «инвестиция в будущее».
— Ну так это же образование, это важно! — начал он почти жалобно, размахивая руками, словно пытался разогнать сгущавшуюся в воздухе угрозу. — Это фундамент, это на всю жизнь! Я думал, ты это понимаешь…
— Я это прекрасно понимаю, — отрезала она. — Я понимаю, что фундамент заложен. Нашими деньгами и моими нервами. А теперь на этом фундаменте твой брат и его подружка хотят построить себе бунгало на пляже. За наш счёт.
Она сделала шаг вперёд, и теперь уже он инстинктивно отступил к стене.
— Слушай, мы и так оплатили твоему брату учёбу! Почему мы ещё ДОЛЖНЫ оплачивать ему отпуск с его девкой? Пусть сами зарабатывают и катятся, куда им надо!
— Но ведь он…
— Он взрослый лоб с дипломом на руках! Наша спонсорская помощь окончена! Фонд поддержки Влада закрыт навсегда! Всё!
Его лицо исказилось. Обида и уязвлённое самолюбие стёрли с него остатки благодушия. Он перешёл в контратаку, выбрав самый простой и самый подлый из доступных ему аргументов.
— Ты просто завидуешь! Завидуешь, что он молодой, что у него всё впереди, что он может себе позволить просто расслабиться!
Смешок, вырвавшийся у Жени, был сухим и коротким, как щелчок кнута.
— Я? Да, ты прав, я завидую. Я завидую его умению жить за чужой счёт и считать, что ему все вокруг должны. А я в бешенстве от твоей наглости и слепоты. И я тебе скажу вот что, Андрей. Если ты дашь ему хоть копейку из семейных денег на эту поездку, я посчитаю это кражей. Не у нас. А лично у меня. И последствия тебе очень не понравятся.
Она обошла его, как обходят столб, и прошла на кухню. В воздухе повисло её обещание, холодное и твёрдое, как сталь. Андрей остался стоять в коридоре, глядя ей вслед. Его лицо из обиженного стало злым и упрямым. Он вытащил телефон, быстро что-то набрал и поднёс его к уху. Он ещё не проиграл. Он просто менял тактику.
Женя стояла у кухонной столешницы и методично резала лук. Нож в её руке двигался с механической точностью, отсекая тонкие, полупрозрачные кольца. Она не плакала от едкого сока, её глаза были сухими и предельно сфокусированными. Эта монотонная работа позволяла ей не думать, превратить кипящую внутри ярость в простое, ритмичное движение. Она слышала, как Андрей ходит по коридору, как он что-то глухо бормочет в телефон, но не придавала этому значения. Она высказала свою позицию. Вопрос был закрыт. Звонок в дверь прозвучал оглушительно резко, разрезав плотную тишину квартиры. Женя замерла, её рука с ножом на мгновение застыла над разделочной доской. Она знала, кто это. Андрей не пошёл открывать сразу, он выждал несколько секунд, давая ей понять, что это его ход, его ответный удар.
Когда дверь открылась, на пороге стоял Влад. Свежий, отдохнувший, в модных кроссовках, которые наверняка стоили как недельный бюджет на продукты, и с лёгкой, самодовольной улыбкой на лице. Он не выглядел как человек, приехавший разбираться в семейном конфликте. Он выглядел как наследный принц, прибывший получить то, что ему причитается по праву рождения. Он заглянул через плечо брата, увидел Женю на кухне и его улыбка стала шире.
— О, Женька, привет! А мы тут с Андрюхой как раз обсуждаем маршрут. Думаем, может, в Луксор ещё заскочить. Что скажешь?
Он вошёл в квартиру, принеся с собой запах дорогого парфюма и абсолютной уверенности в собственной неотразимости. Андрей тут же встал рядом с ним, и они образовали единый монолит, команду, противостоящую ей одной.
— Вот, Влад, я же тебе говорил, — заговорил Андрей, обретя утраченную уверенность. Он смотрел не на Женю, а на брата, ища в его лице поддержку. — Женя почему-то против. Считает, что ты не заслужил отдых. Что это слишком большая трата для нашего бюджета.
Влад окинул кухню снисходительным взглядом, задержавшись на сковородке с готовящимся луком. Его лицо выражало лёгкое, почти брезгливое удивление.
— Серьёзно? Жень, ну что за мелочи. Это же не на новую машину просим. Просто небольшое путешествие, отпраздновать конец целой эпохи в моей жизни. Я пять лет пахал, чтобы получить этот диплом. Разве я не имею права на маленький подарок? На восстановление сил перед тем, как начну строить карьеру и, между прочим, помогать вам всем.
Женя молча положила нож на доску. Она повернулась к ним, опёршись бёдрами о столешницу, и скрестила руки на груди. Она смотрела прямо на Влада, полностью игнорируя стоявшего рядом мужа.
— Пахал? — она произнесла это слово так, словно пробовала его на вкус и оно оказалось протухшим. — Влад, пахала здесь я. Пять лет. Чтобы оплачивать твою «пахоту». Каждый семестр, каждую пересдачу, каждую курсовую, которую ты заказывал у других, потому что самому было лень. Твоя эпоха закончилась за мой счёт. И праздник по этому поводу ты будешь устраивать тоже за свой.
Влад перестал улыбаться. Его лицо стало жёстким и неприятным. Он не ожидал такого прямого отпора, особенно в присутствии брата, который всегда был его надёжным щитом.
— Да что с тобой такое? Откуда столько злости? Мы же семья. Семья должна помогать друг другу. Андрей всегда это понимал.
— Андрей понимал, что проще отдать мои деньги, чем спорить с тобой и мамой, — её голос был ровным и холодным, как поверхность стали. — Но эта схема больше не работает. С сегодняшнего дня ты взрослый, дипломированный специалист. Добро пожаловать в реальный мир. Здесь за отдых платят из своего кармана. Иди, ищи работу. Можешь даже в Луксоре. Говорят, там всегда нужны носильщики багажа.
Андрей не выдержал. Он шагнул вперёд, его лицо побагровело от ярости и унижения.
— Ты слышишь себя? Ты оскорбляешь моего брата в нашем же доме! Речь уже не о деньгах, ты понимаешь? Ты просто не уважаешь ни его, ни меня! Ты ставишь себя выше нашей семьи! — в его голосе зазвучали новые, стальные нотки. Это была уже не просто обида, а осознанное обвинение, переход от обороны к наступлению. Он сделал ещё один шаг, почти вплотную приблизившись к кухонному островку, который теперь служил импровизированной баррикадой. — Речь идёт не о Египте, не о деньгах. Речь о принципах. Есть вещи поважнее твоих подсчётов в Excel. Есть братство. Кровь. То, что ты, видимо, не способна оценить.
Влад тут же подхватил эту мелодию, умело вплетая в неё партию обиженной жертвы. Он сбросил с себя маску наглого потребителя и надел личину непонятого, тонко чувствующего родственника.
— Да я уже и не хочу эту поездку, — он театрально взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Дело не в ней. Дело в отношении. Ты смотришь на меня, Жень, будто я какая-то пиявка. Будто я пять лет не учился, а сидел у тебя на шее и ножки свесил. А я, между прочим, всегда знал, что это временно. Что я выучусь и стану опорой для всей семьи. Для вас с братом в том числе.
Женя обвела их обоих медленным, оценивающим взглядом. Она видела эту тактику раньше, на семейных ужинах, когда их мать разыгрывала подобные спектакли. Это был слаженный дуэт, годами отработанный механизм по выкачиванию ресурсов и подавлению любого инакомыслия. Один давит на абстрактные ценности, второй вызывает жалость. Цель одна — заставить её почувствовать себя виноватой, мелочной и чужой.
— Опорой? — она едва заметно усмехнулась, но в её глазах не было и тени веселья. — Чтобы стать опорой, Влад, для начала нужно научиться стоять на своих ногах, а не на чужих. А ты, Андрей, — она перевела взгляд на мужа, — говоришь о крови. Хорошо. Давай поговорим о ней. Когда мне нужна была операция на желудок, и мы отложили её на полгода, потому что твоему брату срочно понадобился новый ноутбук для «учёбы», это была кровь? Или когда мы отмечали мою тридцатку в пиццерии на углу, потому что все сбережения ушли на оплату его долгов по сессии, это было братство?
Её слова падали в тишину кухни, как тяжёлые камни. Она не повышала голос, не срывалась. Она просто констатировала факты, и эта холодная фактология была страшнее любого крика. Она выкладывала на стол их общие жертвы, которые они с Андреем молчаливо приносили на алтарь его братской любви.
— Ты всё сводишь к деньгам! — взорвался Андрей, потому что против её логики у него не было аргументов. — Ты мелочная, вот в чём дело! Ты просто не можешь порадоваться за другого человека! Тебя душит зависть, что Влад молод, свободен, что он может просто взять и улететь, а ты должна завтра снова тащиться на свою работу!
— Именно, — спокойно подтвердила она. — Я должна тащиться на свою работу. Туда, где я зарабатываю деньги, которые ты с такой лёгкостью готов спустить на прихоти своего брата. Моя «мелочность», как ты выражаешься, — это то, что оплачивает крышу над головой нам всем. Включая периодические визиты твоего брата, который никогда не отказывается от ужина.
Влад понял, что роль жертвы провалилась. Он снова сменил маску, и теперь на его лице было выражение презрительной жалости.
— Тебя просто жалко. Ты сама себя загнала в эту клетку из «должна» и «обязана», а теперь злишься на весь мир. Мы с Андреем — мы другие. Мы умеем жить, радоваться моменту. А ты… ты просто давишься за каждую копейку. Мне не нужна твоя подачка. Мой брат мне поможет. Потому что он — мой брат. И он всегда будет на моей стороне, а не на стороне какой-то озлобленной на весь свет бабы.
Это был прямой удар, рассчитанный на то, чтобы унизить её, низвести до уровня истеричной мегеры. Андрей не остановил брата. Он молча стоял рядом, и его молчание было громче любых слов. Оно было знаком полного и безоговорочного согласия. Он сделал свой выбор.
— Я его брат, — произнёс Андрей тихо, но отчётливо, глядя Жене прямо в глаза. — И я ему помогу. С твоим одобрением или без него. Это моё окончательное решение.
Слова упали между ними, и на этот раз не было ни эха, ни отзвука. Они были поглощены внезапно возникшей пустотой. Женя смотрела на мужа, и на её лице не было ни гнева, ни обиды. Только спокойное, предельно сфокусированное внимание. Она наблюдала за ним так, как энтомолог наблюдает за насекомым, чьё поведение было предсказуемо с самого начала эксперимента. Она видела, как Андрей, упиваясь собственной решимостью и праведностью, вытаскивает из кармана телефон. Влад стоял рядом, чуть позади, и его лицо выражало плохо скрытое торжество. Он был зрителем в первом ряду на представлении, где его брат доказывал свою преданность клану, а не женщине, с которой делил постель и банковский счёт.
Андрей не суетился. Его движения были подчёркнуто медленными, демонстративными. Он разблокировал экран, провёл пальцем, открывая банковское приложение. Он делал это не отводя от Жени глаз, словно хотел, чтобы она видела каждый его жест, каждое нажатие на виртуальную кнопку, которое разрушало их общий мир. На его лице была маска упрямого мужества — он приносил жертву на алтарь семьи, и эта жертва, по его мнению, делала его героем. Женя не отводила взгляд. Она молча смотрела, как он вводит сумму — она даже могла предположить, какую именно, — и нажимает кнопку «Перевести».
Секунду спустя из кармана Влада донёсся короткий, весёлый звук уведомления. Он достал свой телефон, взглянул на экран, и его губы расплылись в довольной улыбке. Он победил.
— Держи, брат. Отдыхай, — произнёс Андрей, убирая телефон. Его голос был твёрд, но в нём слышалось и облегчение. Он сделал свой ход, пересёк Рубикон. Теперь мяч был на её стороне, и он ждал взрыва, криков, обвинений — привычной и понятной ему реакции.
Но её не последовало. Женя постояла ещё мгновение в абсолютной тишине, которую нарушало лишь тихое шипение остывающей конфорки. Затем она медленно повернулась обратно к столешнице. Она взяла в руки нож, который оставила там целую вечность назад. Её движения были плавными, лишёнными всякой нервозности. Она взяла следующую луковицу и с тем же методичным спокойствием принялась её резать. Братья переглянулись. Такое её поведение было для них непонятным и оттого тревожным. Они ожидали бури, а получили штиль.
— Сколько ты перевёл? — её голос прозвучал абсолютно ровно, как будто она спрашивала, который час. Никакой дрожи. Никаких эмоций. Просто деловой вопрос. Андрей на мгновение растерялся. Этот вопрос выбил его из героической позы.
— Сто пятьдесят тысяч, — ответил он, всё ещё пытаясь сохранить твёрдость в голосе. — С накопительного. С того, что на машину.
Женя кивнула, словно услышала ожидаемый ответ. Она не переставала резать лук. Нож стучал по доске — тук, тук, тук. Ритмично. Неумолимо.
— Хорошо. Значит, ты должен мне семьдесят пять. Вычту из твоей доли при разделе.
Андрей застыл. Слово «раздел» повисло в воздухе кухни, как топор палача. Оно было произнесено не в пылу ссоры, не как угроза. Оно было сказано как констатация факта. Как пункт из договора, который вступает в силу. Он смотрел на её спину, на её спокойно двигающиеся руки и вдруг понял, что произошло нечто непоправимое. Он хотел выиграть битву за отпуск, а вместо этого проиграл войну за свою жизнь. Улыбка сползла с лица Влада. Он получил деньги, но цена, которую только что заплатил его брат, оказалась несоизмеримо выше. Он вдруг почувствовал себя не победителем, а мелким воришкой, укравшим последнюю ценность из дома, который вот-вот рухнет.
Женя смахнула нарезанный лук со стального лезвия ножа в уже разогретую сковороду. Масло зашипело, заскворчало, наполняя кухню запахом жареного лука. Это был обыденный, домашний звук, но сейчас он звучал как панихида по их семье. Она повернулась к двум оцепеневшим мужчинам, стоявшим посреди её кухни, и её взгляд был взглядом хозяйки, обращённым к посторонним.
— Ужинать будете в своём Египте, а тут вам больше делать нечего обоим! Дверь помните где!
Она отвернулась от них и продолжила готовить ужин.
Андрей хотел ещё что-то сказать, возразить, но слова не шли. Он понял, что только что, этим самым переводом денег уничтожил всё, что у него было, а также остался на улице, потому что квартира принадлежала Жене, а не им обоим.
А вот его брат был в шоколаде, он получил то, что хотел, за чем пришёл, но только Андрею это уже никак не поможет…
