– Мам, что опять за драматический спектакль? – Ирина кинула сумку на стул, сверля взглядом свою мать.
Тамара Сергеевна спокойно, не поднимая головы, перевернула пирожок на сковородке и тихо, как будто ни в чем не бывало, ответила:
– Какой спектакль, дочка? Всё как всегда. Чайник на плите, пирожки горячие. Присаживайся.
– Мама, я не про пирожки, – Ирина шагнула вперед, сдерживая раздражение. – Ты мне вчера сказала, что у тебя денег нет на коммуналку. А сегодня вдруг собралась сервиз продавать?! Сервиз, мам! – Она ткнула пальцем в старый фарфор на полке, покрытый тонким слоем пыли. – Кому он нужен?!
Тамара Сергеевна наконец-то повернулась. Легкая улыбка мелькнула на её губах, а в глазах блеснуло что-то хитрое.
– Доченька, а ты зачем так кипятишься? Я ж тебе не жаловалась. Просто подумала, чего добру пылиться?
– Потому что это глупость! – Ирина взмахнула руками. – Продать старый сервиз, чтоб заплатить за коммуналку? Господи, ну что за самодеятельность! Позвонила бы мне – я бы всё уладила!
Тамара поправила платок и чуть покачала головой.
– А ты что думаешь, дочка? Я привыкла у кого-то что-то просить? Мы в своё время сами со всем справлялись. Без этих ваших кредитов и помощей. Жизнь меня по-другому научила.
– Мам, сейчас другое время! Ты не в Советском Союзе живёшь! – воскликнула Ирина.
Тамара усмехнулась и бросила лопаточку на стол.
– Советский Союз? – с легкой иронией проговорила она. – А жить-то по-прежнему надо с головой. Вот и придумала продать сервиз.
Ирина тяжело вздохнула, присев на стул. Она провела рукой по лицу, будто собираясь с силами, а затем почти умоляюще заговорила:
– Ну и кто его купит, мам? Посудина, которой лет сто. Это не антиквариат, это просто… старая посуда. Ты же не думаешь, что кто-то тебе за неё заплатит?
– А почему бы и нет? – Тамара хитро прищурилась и, вытирая руки о фартук, направилась к полке. – Кому-то нравится новое, а кому-то – то, что с историей. Этот сервиз ещё мой дед привёз… – Она сделала паузу. – Издалека. Говорят, ручная работа. Кто знает?
– Мам, – протянула Ирина скептически. – Не надо вешать лапшу на уши соседям. Скажут, что ты сумасшедшая.
Тамара Сергеевна невозмутимо улыбнулась, бережно снимая с полки чайник из сервиза.
– Пусть думают что хотят, Ирочка. Я их переубеждать не собираюсь. Люди видят то, что хотят увидеть. Вот и всё.
– Да ну тебя, – махнула рукой Ирина. – Бред какой-то…
Она замолчала, наблюдая за матерью, которая уже разложила сервиз на столе. Фарфоровые чашки с выцветшими голубыми цветами казались хрупкими, почти нереальными.
– Ну и что ты с этим делать собираешься? – спросила Ирина тише.
– Продам, доченька. Или нет – как жизнь покажет.
Ирина усмехнулась и поднялась.
– Ладно. Раз ты упрямая, как баран, я остаюсь тут до завтра. Буду следить, чтобы не натворила дел.
Тамара кивнула и снова вернулась к своим пирожкам.
– Как скажешь, Ирочка.
Утро в доме Тамары Сергеевны началось, как всегда: лёгкий скрип половиц, аромат свежего чая и солнце, просачивающееся сквозь кружевные занавески. Ирина сидела за столом, упершись подбородком в ладонь, и наблюдала за матерью. Та ловко нарезала пирог с капустой и напевала что-то себе под нос.
– Мам, ну почему ты всё время решаешь всё сама? – Ирина заговорила спокойно, почти устало. – Я не понимаю. Ты что, думаешь, мне жалко для тебя денег?
– Да не в деньгах дело, Ирочка. – Тамара Сергеевна отрезала кусок пирога и поставила перед дочерью. – Тебе, может, и жалко. Но я не об этом. Жизнь – штука мудрая. Она всегда подскажет выход, если не суетиться.
– Ага, – фыркнула Ирина. – Ты это и в девяностые говорила, когда мы картошкой с хлебом перебивались.
Тамара усмехнулась, но в глазах её мелькнула лёгкая грусть.
– И что? Пережили ведь. Я и тогда находила способы. А сейчас разве сложнее?
– Сложнее, мам. Время другое. Нужны деньги, нужны связи… В общем, твои «хитрости» – это из прошлого. Сейчас они не работают.
Тамара, не отвечая, села напротив дочери и обхватила чашку ладонями.
– А ты думаешь, Иришка, что правда всегда на виду? Вот посмотришь… Не все люди в нашем посёлке такие прагматичные, как ты. – Она лукаво улыбнулась. – И вообще, может, я зря подняла эту тему с сервизом. Просто поболтать захотелось.
Ирина подозрительно сузила глаза:
– Мам, ты что-то замышляешь. Я же вижу.
– А что мне ещё остаётся, доченька? – Тамара развела руками. – Пенсия у меня небольшая, а коммуналка растёт, как на дрожжах. Вот и приходится думать… головой.
– Головой, значит, – повторила Ирина и откинулась на спинку стула. – Мам, ну будь хоть раз в жизни современной! Позвонила бы мне, я бы за всё заплатила, и не надо было бы этих хитростей. Ты же гордая, как никто.
Тамара Сергеевна вдруг стала серьёзной, а её голос потеплел:
– Я гордая, потому что жизнь меня такой сделала. Мы в своё время не бегали с протянутой рукой. Справлялись сами. И ты благодаря этому выросла умницей. Всё, что я умею, – это тебе уроки давать, дочка. Ну не сердись на старую.
Ирина молчала, разглядывая старый сервиз на столе. Она никак не могла понять: действительно ли мать всерьёз хочет его продать или это просто очередная странная «мамина хитрость».
– А знаешь что? – вдруг оживилась Тамара Сергеевна. – Сейчас Нинка зайдёт за рецептом пирога. Вот ей-то я и расскажу про сервиз. Посмотрим, что скажет.
Ирина только покачала головой:
– Твоим соседкам только дай поговорить… По всей деревне разнесут!
– А мне и не жалко, – засмеялась Тамара. – Пусть разговаривают. Может, и покупатель найдётся.
– Тамар, ты правда сервиз продаёшь? – Нина Ивановна, соседка, стояла на пороге, упёршись руками в пышные бока, и с любопытством заглядывала в дом. – Соседка наша рассказала, что он у тебя антикварный. Говорят, дед твой аж из-за границы его привёз.
Тамара Сергеевна, сидя на диване, спокойно отхлебнула чай из той самой фарфоровой чашки.
– Кто сказал? Никакой он не антикварный. Так, память семейная. Но раз уж стоит себе и пылится, пусть лучше кому-то пользу принесёт.
– Да ты что! – округлила глаза Нина. – Тамара, ты хоть цену-то знаешь? Сейчас антиквариат в цене, особенно если «ручная работа»! Да и вид у него… настоящий, как из музея!
Ирина, услышав это, чуть не поперхнулась яблоком и едва не расплескала чай.
– Мам, ты что, сказала соседям, что сервиз антикварный? – прошипела она сквозь зубы.
– Да ничего я не говорила. Сама придумала, – с хитрым видом отмахнулась Тамара Сергеевна и обернулась к Нине. – Люди сами видят, что хотят увидеть. А что, Ниночка, тебе он понравился?
– Понравился? – Нина с важным видом поправила платок. – Я бы себе такой взяла. Только у меня денег-то… в обрез.
Тамара задумчиво кивнула, глядя на соседку из-под ресниц.
– Да я не спешу, Нина. Может, ещё кто зайдёт, посмотрит. Редкая вещь, всё-таки. Кто знает, может, через пару лет его и в музей примут.
– В музей?! – Нина ахнула, но взгляд её цепко скользнул по сервизу. – Ну ты даёшь, Тамар! Ладно, я пойду… но ты смотри, если кто купит, ты мне скажи. Может, и я найду деньги.
Когда Нина ушла, Ирина вскочила и обернулась к матери.
– Мам, ты… ты это специально?! Ты наслушалась сказок про «антиквариат» и решила спектакль устроить? А если кто-то и правда его купит? Ты же всех обманешь!
– А я никого не обманываю, – спокойно ответила Тамара Сергеевна, подбирая чашку. – Люди сами решают, что им ценным считать. Я слово не сказала.
– Мам, ну это уже… мошенничество какое-то! – Ирина всплеснула руками.
– Мошенничество? – усмехнулась Тамара и, встав, поправила платок. – А ты думала, смекалка только в этих ваших сериалах бывает? Дочка, учись: главное – не обманывать, а находить подход. Жизнь она такая: кто умеет думать – тот и выигрывает.
На следующий день по деревне разнеслись слухи: «У Тамары Сергеевны антикварный сервиз, и она его продаёт». Уже к обеду у порога её дома собрались двое соседей, а к вечеру заглянул и местный «любитель старины» – Петрович из соседнего посёлка.
– Тамара, – заговорил Петрович, осматривая сервиз с видом знатока. – А ты уверена, что это ручная работа? Что-то в нём есть… хм, особенное.
Тамара Сергеевна загадочно улыбнулась.
– Особенное? Может, и есть. Мне-то что? Мне главное, чтоб он в хорошие руки попал.
– В хорошие руки? – Петрович прищурился. – Так ты его продаёшь или как?
Тамара медленно провела пальцем по краю чашки.
– Продаю, Петрович, продаю. Но торговаться не буду. Вещь всё-таки… с историей.
Петрович долго молчал, рассматривая сервиз, затем буркнул:
– Ну, я подумаю. Но если что – не продай никому раньше времени!
Когда дверь за ним закрылась, Ирина подбежала к матери.
– Мам, это уже цирк какой-то! Ты всем голову морочишь!
Тамара, поправляя чашку на столе, усмехнулась:
– А пусть. Пусть думают, что хотят. Смекалка – она хуже не делает.
Ирина проснулась от громкого стука в дверь. За окном ещё не рассвело, и первое, что она увидела, была фигура матери, невозмутимо вытирающей руки о фартук.
– Мам, кто там? В такое-то время… – спросила она сонно, протирая глаза.
– Покупатель, – коротко ответила Тамара Сергеевна, как ни в чём не бывало, и добавила: – Доченька, ты лучше пока не выходи. Чайку попей.
Ирина тут же подскочила. Покупатель? Она поспешно выглянула в окно и застыла: на крыльце стоял высокий мужчина с аккуратной бородкой, одетый в дорогой серый пиджак. В руках он держал кожаный портфель.
– Мама… Это кто? – прошептала Ирина, чувствуя, как внутри поднимается тревога.
– Ах, Платонов Виктор Михайлович, – ответила Тамара с такой небрежностью, будто речь шла о старом знакомом. – Из соседнего посёлка. Говорит, интересуется антиквариатом. Я его ещё вчера предупредила, чтобы зря не ездил.
– Мама, ты шутишь?! – взвизгнула Ирина. – Ты же сама вчера сказала, что сервиз – обычный советский фарфор! Он тебе сейчас предложит бешеные деньги, а потом вернётся с претензиями!
Тамара приложила палец к губам и шёпотом ответила:
– Тише, доча. Не мешай людям решать, что для них ценно.
– Ну-с, Тамара Сергеевна, – голос мужчины был спокойным и уверенным. – Я осмотрел ваш сервиз вчера ещё на фотографии. Должен сказать, он впечатляет. Простая, но элегантная работа. Особенно ручная роспись… Редкость в наше время.
Тамара Сергеевна сдержанно кивнула и поправила чашку на столе.
– Может, и редкость. Я в этом не разбираюсь. Стоит, пылится – кому-то, может, радость принесёт.
– Это вы правильно говорите, – улыбнулся Виктор Михайлович и достал из портфеля бумажник. – Давайте так: двадцать тысяч рублей. Соглашайтесь, и мы даже не будем торговаться.
Ирина, подслушивавшая из соседней комнаты, едва не ахнула. Она выглянула из-за двери, сжимая руками халат.
– Мам! Ты не вздумай! Это же…
– Тише, Иринушка, – спокойно сказала Тамара Сергеевна, даже не повернув головы. – Я с человеком разговариваю.
Тамара села за стол и сцепила пальцы перед собой.
– Виктор Михайлович, – начала она мягко. – Вы серьёзный человек, и я это вижу. Но, понимаете, я старый человек. Сервиз мне дорог. Поэтому так просто я с ним расставаться не могу.
– Мама… – прошипела Ирина сзади, но Тамара сделала ей еле заметный жест рукой, мол, не мешай.
Мужчина удивлённо поднял бровь и покачал головой.
– Ну, я вас понимаю, – сказал он, убирая бумажник обратно. – Хорошо, что скажете на тридцать тысяч? Но только договоримся сейчас и по рукам.
Ирина почувствовала, как у неё пересохло во рту. Она едва сдерживалась, чтобы не вмешаться, но Тамара сидела невозмутимо.
– Ну раз уж так, – вздохнула мать и подняла взгляд, – пусть будет тридцать. Не стану больше вас уговаривать. Забирайте.
– Отлично! – Виктор Михайлович облегчённо улыбнулся и протянул руку. – Договорились.
Когда дверь за мужчиной закрылась, Ирина с размаху опустилась на стул. Её лицо выражало смесь шока и восхищения.
– Мам… Ты это серьёзно? Ты только что продала обычный советский сервиз за тридцать тысяч рублей! Ты понимаешь, что он ещё вернётся, когда узнает правду?!
Тамара Сергеевна спокойно уселась напротив, сложив руки на коленях.
– А что он узнает? Я его не обманывала. Сам ведь сказал – редкость.
– Мам! – Ирина вскочила. – Но это… это нечестно! Это…
– Честно, доча. Я ни слова не соврала. – Тамара взглянула на неё и хитро улыбнулась. – Просто люди иногда верят в то, во что хотят верить. Это не моя вина. Главное, что долг за коммуналку я закрыла.
– Это… это гениально, – пробормотала Ирина и вдруг рассмеялась. – Мам, ты… ты просто… как в кино. Вот тебе и «старый человек»!
– Вот видишь, – засмеялась Тамара. – А ты всё говорила, что я живу прошлым.
Ирина вздохнула и покачала головой, разглядывая старый шкаф.
– Ну и ну… Тебе бы аферисткой работать.
– Да ты что! – отмахнулась Тамара. – Это не афера, а смекалка. В жизни, доча, главное – не паниковать и думать головой. Вот и весь секрет.
Ирина смотрела на мать и чувствовала, как что-то в её восприятии переворачивается. Эта простая женщина, которая всю жизнь тянула дом на своих плечах, только что устроила настоящий спектакль и победила.
– Ладно, мам. Я сдаюсь, – сказала она, улыбаясь. – Пожалуй, мне ещё учиться и учиться твоей хитрости.
Тамара Сергеевна пододвинула к ней чашку чая и улыбнулась по-доброму, с огоньком в глазах.
– Чай допей, доча. И запомни: из любой ситуации есть выход. Главное – голову включать.
Когда Ирина собрала сумку и направилась к выходу, мать стояла у окна и поправляла занавеску. Деревенский двор ещё дремал: лениво каркала ворона на старом тополе, а дым из соседских труб поднимался в утреннее небо.
– Мам, – Ирина обернулась, держа в руках чашку из сервиза. – Скажи честно: ты ведь всё это специально устроила? И соседку, и слухи…
Тамара Сергеевна усмехнулась, не оборачиваясь.
– А тебе как кажется, доча? – Она подхватила плед с кресла и накрыла им плечи. – Думаешь, я их заставляла в мой сервиз верить? Люди сами себя обмануть рады. Я только помогла им это увидеть.
– Ну ты даёшь… – Ирина улыбнулась, разглядывая чашку. – Так значит, всё это… просто спектакль?
– Смешная ты, – сказала Тамара, оборачиваясь. – Не спектакль, а способ. Я же не врала. Фарфор – это не главное. Главное – как ты его подашь. Вот и весь секрет.
Ирина вдруг почувствовала, как внутри поднялась волна тёплого уважения. Мать, простая и мудрая, снова смогла удивить. Не растерялась, не сдалась и даже преподала дочери урок.
– А знаешь что, мам? – Ирина подошла ближе и присела рядом. – Ты мне только скажи: а если бы этот твой Платонов не предложил денег?
– А кто его знает? – Тамара усмехнулась и хлопнула дочке по плечу. – Значит, подумала бы ещё. Я и не такие времена переживала.
– Так и знала, – фыркнула Ирина. – Ты и в войну, наверное, победила бы одной только хитростью.
Тамара засмеялась, и её тёплый смех наполнил комнату.
– Ох, доча, не хвались, да в бой не лезь. Мне и здесь хорошо. Главное, чтоб ты не паниковала, если в жизни что-то пойдёт не так. Голову включай – и всё.
Через пару часов Ирина выехала из деревни. За окном мелькали старые дома, поля и деревья, укутанные в легкую утреннюю дымку. Она держала на сиденье ту самую чашку из «легендарного сервиза».
Вспомнив слова матери, Ирина усмехнулась.
– Мамина хитрость… Да ты просто гений, – пробормотала она вслух и посмотрела на фарфоровую чашку, как на символ чего-то большего: находчивости, стойкости и бесконечной мудрости.
Где-то позади осталась старая деревня, уютный дом и мать, которая, несмотря на годы, снова сумела преподать дочери важный урок.
«Из любой ситуации есть выход. Главное – голову включить», – повторила Ирина про себя. И на душе вдруг стало легко и спокойно.
На краю деревни мелькнул знакомый силуэт: Тамара Сергеевна стояла у калитки, провожая дочь взглядом. В руке у неё был тот же платок, которым она махала вслед.
– Ну, давай, доча, – прошептала Тамара себе под нос. – Главное – не суетись. И всё у тебя получится.
А издалека был слышен стук старых часов и тёплый аромат пирогов, который теперь казался Ирине запахом настоящего дома.
