Олег ввалился в прихожую далеко за полночь.
От него несло не только привычным мазутом и металлической стружкой из его автомастерских.
Сквозь этот въевшийся запах пробивался другой, приторный и чужой. Запах дешевых духов.
Светлана молча подняла на него глаза от книги. Она давно перестала спрашивать, где он был.
— Что читаешь все? — он скривился, сбрасывая куртку на пол. — Умнеешь?
Она молча подняла куртку. Двадцать лет она поднимала за ним то, что он бросал. Сначала носки, потом окурки, теперь вот — целую жизнь.
— Я ужинал, — бросил он, проходя на кухню.
— Ясно.
— Что тебе «ясно»?
Он открыл холодильник, брезгливо осмотрел кастрюли с ее супом и его любимыми котлетами.
— Ничего, — Светлана чувствовала, как привычно сжимается желудок. Она научилась гасить любые искры, чтобы не разгорелся пожар.
Олег с отвращением захлопнул дверцу.
— Мне это все надоело, Света.
Она замерла.
— Что «все»?
— Ты. Вот это… уныние. Квартира эта. Твои котлеты. Я хочу пожить по-другому.
Он вырос. Его две мастерские, разросшиеся из грязного гаража, где она сама когда-то в резиновых сапогах помогала заливать пол и красила стены, теперь приносили неплохие деньги. А она — нет. Она «состарилась».
— Как по-другому, Олег?
— Без тебя.
Его слова ударили не как гром. Они легли ровно, холодно, как плита.
— Я хочу, чтобы ты уехала.
— Куда? К маме в ее однокомнатную? Олег, мы…
— Никаких «мы» больше нет! — он вдруг сорвался на крик. — Есть я! И мой бизнес! И моя квартира!
— Она и моя. Мы ее вместе…
— Я ее «вместе»! — он ткнул в себя пальцем. — Я пахал, а ты тут… пыль протирала.
Двадцать лет поддержки. Двадцать лет бессонных ночей, когда он то прогорал, то снова брал кредиты. Двадцать лет ее тихой веры, которая держала его на плаву. Все это он назвал «протирала пыль».
— Так что… давай, — он обвел рукой их гостиную. Ее фотографии, ее плед на диване. — Освобождай помещение.
— Ты… ты меня выгоняешь?
— Я даю тебе неделю, чтобы ты собрала свои вещи, — отчеканил он, глядя ей в переносицу. — И не смей ничего трогать. Здесь все мое. Ты не получишь ни копейки.
Он повернулся и пошел в спальню. Их спальню.
Светлана осталась стоять посреди комнаты, которая вдруг стала чужой. Запах приторных духов, казалось, въелся в обои.
Эта ночь была первой, которую она провела на диване в гостиной.
Она не спала. Она лежала неподвижно, глядя в потолок, и пыталась выстроить в голове логическую цепочку.
Тщетно. Логика рассыпалась, натыкаясь на иррациональную жестокость.
Утром она попыталась еще раз. Не как жертва, а как партнер. Как она привыкла за двадцать лет.
— Олег, — она встретила его у кофеварки. — Мы не можем вот так. Это не… не по- человечески. Давай сядем и все обсудим. Как взрослые люди.
Он даже не посмотрел на нее. Он ждал, пока кофе наполнит его чашку — новую, с наглой надписью «БОСС».
— Я все обсудил, Света. Вчера.
— Но это же и моя жизнь. У меня ничего нет, кроме этого дома.
— Это твои проблемы, — он отхлебнул кофе. — Надо было думать раньше. Стать кем-то, а не… тенью.
Он говорил это спокойно, буднично. И от этого было страшнее всего.
— Я была твоей опорой, — прошептала она.
— Опоры ломаются. Или их меняют на новые, — он усмехнулся. — У тебя шесть дней.
На второй день он начал действовать.
Он принес домой какой-то нелепый, кричащий постер в раме. С красными автомобилями и полуголой девицей.
— Стены голые, — буркнул он и, не спрашивая, вбил гвоздь прямо над тем местом, где висели их старые свадебные фотографии и снимки сына.
Он снял их и бросил на тумбочку. Стекло на одной из рамок треснуло.
Светлана смотрела, как он вешает этот постер. Он не просто выгонял ее. Он вымарывал ее прошлое, закрашивал ее жизнь, как пачкал стены в их первом гараже.
На третий день квартира пропиталась тем самым приторным запахом.
Олег пришел и небрежно бросил на диван, на ее диван, пиджак.
Светлана пошла убирать и задохнулась. Пиджак благоухал так, будто его вымочили в тех духах.
Она схватила вещь двумя пальцами, как что-то мерзкое, и повесила в шкаф. Но запах остался на ее руках.
Она терла ладони мылом, пока они не покраснели, но смрад не уходил. Он был везде.
В тот же вечер он принес в пакете контейнеры с едой из ресторана. Открыл холодильник и, молча вытащив ее кастрюлю с супом, поставил ее на пол. На ее место водрузил свои коробки.
— Пахнет кислятиной, — бросил он.
Ее попытки «договориться» и «воззвать к разуму» проваливались. Он больше не видел в ней человека.
На четвертый день она решилась. Она позвонила сыну. Егору.
— Мам? Привет! Что-то случилось? — Егор всегда чувствовал ее настроение.
— Нет, сынок, что ты… — ее стоическая броня была почти непробиваемой. — Просто… Отец что-то не в духе. Устал, наверное.
— «Не в духе»? — в голосе Егора, молодого программиста, живущего отдельно, послышался лед. — Мам, что он опять творит?
— Все в порядке, Егорушка. Просто… может, зайдешь? Поговоришь с ним?
Пауза. Длинная, тяжелая.
— Мам. Я… Я давно подозревал, что что-то не так. А на прошлой неделе я его видел.
— Видел? — не поняла она.
— В торговом центре. Он был… не один. С какой-то девицей. Они выбирали… — Егор запнулся, — …постельное белье.
Светлана села.
— Я не хотел тебе говорить. Думал, может, ошибка…
— Егор…
— Мам, тихо, — в его голосе появилась взрослая, незнакомая жесткость. — Ты сейчас где?
— Дома.
— Он дома?
— Нет. На работе. В своих мастерских.
— Мам, я нанял человека. Уже две недели, как нанял. Тот поход в магазин был просто… последней каплей.
Ничего не делай. Слышишь? Не собирай вещи. Не уходи. Делай все, как обычно. Я приеду. Но не сразу. Мне нужно… кое-что закончить.
— Егорушка, что ты…
— Мам, просто доверься мне. Я соберу доказательства. Я должен.
Он повесил трубку.
Светлана смотрела на телефон. Она не просила о помощи. Но ее сын, кажется, понял все без слов.
На пятый день Олег вернулся злой.
— Ты еще здесь? — прорычал он с порога, не разуваясь.
Светлана молча кивнула.
— Ты что, не поняла? Неделя почти прошла!
— У меня нет денег, Олег. И мне некуда идти.
— Меня это не волнует! — он шагнул в гостиную. Увидел ее, сидящую на «своем» диване.
— «— Собирай вещи, старая!» — заорал он вдруг так, что задрожали стекла. — Я тебе сказал?! Выметайся из моей жизни!
Он был в ярости. Он не привык, что ему не подчиняются мгновенно.
Он схватил картонную коробку, оставшуюся от какой-то техники.
— Не можешь сама? Я помогу!
Он подошел к ее книжной полке. К ее единственному личному островку во всей квартире. Ее книги, ее альбомы.
И он начал сгребать их с полки прямо в коробку. Без разбора. Рвя обложки.
— Не трогай! — вырвалось у нее.
— Трогаю! — хохотнул он. — Это все хлам! Как и ты!
Он схватил старый фотоальбом в бархатной обложке. Тот, где были фотографии ее родителей.
И швырнул его в коробку.
Альбом ударился об угол, и с него слетела металлическая окантовка.
В тот момент, когда погнутый металл окантовки царапнул паркет, внутри Светланы что-то оборвалось.
Не с грохотом. Без надрыва. Просто тихое «клик».
Вся та боль, обида и страх, что копились в ней двадцать лет и бурлили последние пять дней, внезапно испарились.
Осталось только звенящее, морозное безразличие.
Она медленно поднялась с дивана. Олег, распаленный собственной безнаказанностью, схватил следующую стопку книг.
— Хватит, — сказала она.
Ее голос прозвучал так ровно и глухо, что он замер. Не от страха. От удивления. Он не услышал в нем ни слез, ни истерики.
— Что «хватит»? — он ухмыльнулся, но уже менее уверенно. — Я только начал!
— Я сказала, хватит.
Светлана подошла к нему. Она не смотрела на него. Она смотрела на альбом.
Она наклонилась, аккуратно достала его из коробки, пригладила бархат и положила на стол.
— Ты победил, Олег, — сказала она, глядя на постер с красной машиной. — Я уйду.
Он опешил. Он ждал битвы, слез, проклятий. А получил капитуляцию.
— Вот! — он выпрямился, расправил плечи. Он получил свое. — Вот и молодец! Давно бы так!
— Мне нужно собрать самое необходимое, — так же ровно сказала она.
— Собирай! — великодушно разрешил он. — Только быстро. Чтобы завтра духу твоего здесь не было.
Он бросил коробку на пол и, довольный собой, ушел в спальню, громко хлопнув дверью. Оттуда почти сразу донесся звук включенного телевизора. Он праздновал победу.
Светлана осталась в гостиной.
Она постояла минуту, прислушиваясь к гулу телевизора. Затем подошла к дивану, взяла телефон.
Ее пальцы не дрожали.
Она набрала Егора.
— Мам? — он ответил мгновенно, будто ждал.
— Егор, — ее голос был таким же ледяным. — Папа выгнал меня. Я сказала, что уйду завтра.
— Мам, нет! Я же…
— Делай, что должен, — перебила она его. — Делай это сейчас. Приезжай.
Она нажала «отбой».
Она не стала собирать вещи. Зачем?
Она села на диван. Впервые за эти дни ее спина была идеально прямой.
Она больше не была жертвой. Она была наблюдателем.
Она смотрела на нелепый постер, на разбросанные книги, на треснувшую фоторамку. И чувствовала только холодную брезгливость.
Запах чужих духов, казалось, стал еще гуще. Он шел отовсюду — от пиджака в шкафу, от нового постера, от самого Олега за стеной.
Это был запах гниения. Гниения их жизни.
Она ждала.
Прошел час. Олег в спальне, кажется, задремал под бормотание телевизора. Он был спокоен, он решил свою «проблему».
В замке повернулся ключ.
Светлана не вздрогнула. У Егора были свои ключи.
Олег в спальне тоже услышал. Телевизор смолк.
— Кто там еще? — недовольно пробурчал он, выходя в коридор. — Света, ты кого-то…
Он осекся.
В прихожей стоял Егор.
Он был не один.
Рядом с ним стоял невысокий, крепко сбитый мужчина в простой куртке. Никита Сергеевич.
— Егор? — Олег нахмурился. — А это кто?
— Здравствуй, пап, — голос у Егора был спокойный, как у матери. — Это Никита Сергеевич. Он… частный сыщик.
Олег моргнул.
— Кто? Ты что, сынок, сбрендил?
— Нет, — Егор шагнул в гостиную, неся в руках ноутбук. Никита Сергеевич молча прошел за ним.
Светлана смотрела на сына. Она не знала этого плана. Она просто доверилась.
— Мам, присядь, — мягко сказал Егор.
— Что здесь происходит? — Олег начал заводиться. — Я тебя не звал! А этого… гони в шею!
— Он уже уходит, — кивнул Егор. — Его работа закончена.
Сыщик положил на стол перед Светланой флешку и маленький диктофон.
— Здесь… отчеты, — сказал Егор, глядя на отца. — За две недели. Никита Сергеевич очень хорошо поработал.
— Какие еще отчеты?! — заорал Олег.
— Мам, — Егор проигнорировал его, — отец был прав в одном. Ты не должна была «протирать пыль». Ты должна была следить за ним.
Он открыл ноутбук.
— Я думал, у тебя одна… ошибка, пап. Та, что в торговом центре. Но я ошибся.
Олег побледнел.
— Егор… не смей.
— У тебя их три, пап. — Егор повернул экран к отцу.
На экране было видео. Снятое сбоку, из машины.
Парковка у одной из его мастерских. Олег выходит из своего джипа, обнимает молодую блондинку и целует ее. Ту самую, из торгового центра.
— Это… это монтаж! — выдохнул Олег.
— Правда? — Егор нажал клавишу. — А это монтаж?
Следующее видео. Ресторан. Олег сидит с другой женщиной, брюнеткой. Он держит ее за руку и что-то говорит, наклонившись очень близко.
— И вот это, — Егор не дал ему вставить слово. — Это снято вчера. На той квартире, которую ты снял на улице Заречной.
Третья. Рыжая. Они входят в подъезд.
Олег смотрел на экран. Его лицо из красного стало землисто-серым.
— Ты тратил на них все, пап, — голос Егора звенел от сдерживаемой ярости. — Пока мама экономила на себе. Ты покупал им машины. Ты снял им квартиры. Все из денег мастерских.
— Ты… — Олег посмотрел на Светлану, потом на Егора. — Ты… шпионил за мной?
— Я защищал маму, — отрезал Егор. — И знаешь, что самое смешное? Они все три знают друг о друге. И ненавидят тебя.
Егор взял со стола диктофон, который принес сыщик.
— Это… Это клевета! — Олег пытался вернуть себе голос, но получалось сипло. — Вы все врете! Я…
— Ты прав, пап, — Егор остановил его. — Видео — это просто картинки. Обидно, но… не критично. А вот это…
Он нажал кнопку «Play» на диктофоне.
Из динамика полился голос Олега. Не тот, что дома — грубый, орущий. А другой — вкрадчивый, хвастливый, пьяный.
Он с кем-то говорил. Кажется, с той самой блондинкой.
«…Да не парься, зая. Старая скоро съедет. Думаешь, ей что-то обломится? Смешная. Мастерские? Они уже полгода как на Павла, на брата, переписаны. А хата? Да я любому докажу, что она ни дня не работала. Она тут мебель. Просто мебель. Уйдет со своими кастрюлями…»
Светлана медленно повернула голову. Она смотрела не на Олега. Она смотрела на диктофон.
— Мебель, — повторила она вслух.
Олег дернулся, как от удара. Он посмотрел на жену, на ее холодное, спокойное лицо. И он понял.
Это был конец.
Он больше не был «БОССОМ». Он был мелким, хвастливым мужиком, пойманным на лжи собственным сыном.
— Ты… — он сделал шаг к Егору, пытаясь вырвать диктофон.
Егор отступил.
— И это не все, пап.
Он кивнул на флешку, которую принес сыщик.
— Никита Сергеевич — отличный специалист. Он не лезет в сейфы. Он умеет слушать. Он нашел вашего бывшего бухгалтера, Антонину Петровну. Ту самую, которую ты уволил полгода назад, «потому что она слишком много знала».
Олег замер.
— Она была очень рада поделиться… скажем так, копиями некоторых бухгалтерских книг. В электронном виде.
— Я программист, пап, — продолжил Егор, вставляя флешку в ноутбук. — Я посмотрел те excel-файлы, что она передала. Там не просто уход от налогов. Там серьезные махинации.
Олег обмяк. Он посмотрел на диван, но не сел.
Он медленно, как старик, опустился… на ту самую картонную коробку, куда сгребал книги жены.
Он сполз по стене и остался сидеть на полу, среди разорванных обложек.
В комнате повисла тяжелая пауза, которую нарушал только тихий гул ноутбука.
— Итак, — Егор выключил диктофон. — Вот как будет, папа.
Олег поднял на него пустые глаза.
— Ты не выгонишь маму. Ты уйдешь. Сегодня.
— Куда? — прошептал Олег.
— Меня это не волнует, — отрезал Егор его же словами. — У тебя три квартиры, которые ты снимаешь. Иди к любой. Если пустят.
— А… бизнес?
— А бизнес мы поделим. Прямо сейчас. Ты переписываешь одну из мастерских на маму. Ту, что поменьше. И эту квартиру. Полностью.
— Я… Я не могу! Они на брата! На Павла!
— Ты сможешь, — ледяной голос Егора не допускал возражений. — Павел такой же «владелец», как и ты. Он в доле. Он в той же схеме. Он сядет вместе с тобой. Поэтому ты позвонишь брату и все решишь. Прямо сейчас.
— А если… нет? — сделал последнюю попытку Олег.
— А если нет, — Егор поднял флешку, — то эта флешка… ее с радостью примут в налоговой инспекции. И сядете вы оба. А мама будет проходить по делу как свидетель, которого ты обманул и обокрал.
Егор протянул ему телефон.
— Звони.
Олег, трясущимися руками, набрал номер. Егор включил громкую связь.
— Паш? Привет. Слушай, тут такое дело… — Олег запнулся, глядя на сына.
— Говори, — тихо приказал Егор.
— …Нас… нас взяли. По черной кассе. … Да, все. … Нужно срочно… срочно переписать мою долю в малой мастерской и квартиру… на Свету. … Да, на Свету! … Потому что иначе… — он всхлипнул, — …иначе нам крышка. Обоим.
На том конце провода повисло молчание, а потом — отборная ругань.
— Ты идиот, Олег! Я тебе говорил!
— Делай! — прорычал Олег, неожиданно обретая силу в отчаянии. — Просто делай! Завтра у нотариуса!
Он бросил телефон на стол.
— Доволен?
Егор молча кивнул.
— Теперь уходи, пап.
Олег поднялся. Не глядя ни на жену, ни на сына, побрел в коридор. Надел ту же куртку, пахнущую мазутом. И вышел.
Дверь хлопнула.
Егор остался стоять в гостиной. Светлана подошла к окну и распахнула его настежь.
Морозный ноябрьский воздух ворвался в комнату, вытесняя въевшийся приторный запах чужих духов.
— Мам… — Егор подошел к ней. — Он все подпишет. Я и… дядя Паша… мы проследим.
Она кивнула, глядя на темные деревья во дворе.
— Мам, ты… что ты теперь будешь делать?
Светлана обернулась. Она посмотрела на разбросанные книги, на сломанную рамку.
Потом перевела взгляд на сына. В ее глазах не было ни слез, ни радости. Только спокойствие.
— Я? — она взяла в руки тот самый бархатный альбом. — Я сейчас приберусь. А потом, Егорушка, я буду спать. В своей кровати.
Эпилог
Прошло полгода.
Квартира пахла иначе. Не приторными духами и не мазутом. Она пахла свежемолотым кофе, пылью от шпатлевки и немного — лавандой.
Светлана заканчивала красить стену в гостиной. В глубокий, сложный синий цвет. Тот самый постер с красной машиной давно сгорел на даче. Гвоздь, на котором он висел, она вытащила, а дыру тщательно зашпаклевала.
Она не стала «открывать студию» или «учить языки». Она делала то, что умела всегда — создавала уют. Но теперь — для себя.
Мастерская, которая ей досталась, оказалась на удивление прибыльной, хоть и маленькой. Егор помог ей с документами и нашел толкового управляющего, молодого парня, который когда-то работал у Олега и ушел, не выдержав его махинаций.
Светлана сама вела бухгалтерию. Всю жизнь она вела их семейный бюджет, теперь она вела бюджет своего маленького дела. Цифры сходились.
Она повесила на стену старые фотографии в новых, одинаковых рамках. Тот самый бархатный альбом лежал на чистом, отполированном столе.
Егор зашел к ней вечером, принес пакет с продуктами.
— Мам, ты вся в краске, — он улыбнулся, обнимая ее.
— Творческий процесс, — она засмеялась. Этот смех, легкий и свободный, был для Егора главной наградой.
— Как… он? — спросил Егор, разбирая сумки.
Светлана пожала плечами.
— Звонил на прошлой неделе. Просил денег.
— Ты дала? — напрягся Егор.
— Нет.
Олега ждал предсказуемый финал. Оставшись с одной, самой проблемной мастерской, он быстро погряз в долгах. Налоговая, которую Егор все-таки «уведомил» анонимным письмом, доедала остатки. Дядя Павел, едва выпутавшись сам, прекратил с ним всякое общение.
Ни одна из трех «зай» не осталась с ним, когда выяснилось, что он больше не «БОСС», а банкрот. Он жил где-то в съемной комнате на окраине, перебиваясь случайными заработками.
— Он сказал, что я разрушила его жизнь, — спокойно добавила Светлана, открывая банку с оливками.
— А ты что?
— А я сказала, что он сам с этим прекрасно справился. И повесила трубку.
Она больше не была «мебелью». И она больше не была стоиком, который молча терпит. Она была просто Светланой. Женщиной, которая выбрала себя.
— Будешь ужинать? — спросила она сына. — Я сегодня пасту приготовила.
— С удовольствием.
Она достала тарелки, и в этот простом, будничном жесте было больше жизни и достоинства, чем во всех двадцати годах ее прошлого «терпения».
