— Нынче времена такие — доверяй, но проверяй, — женщина улыбнулась уголками губ, но во взгляде затаилась настороженность. — С детьми вдвойне осторожней надо быть.
— И не говорите, — Анна невольно перевела взгляд на ребёнка, притихшего за спиной соседки.
Девочка замерла, будто пыталась слиться со стеной. Каштановые волосы, собранные в тугой хвост, оттеняли бледность осунувшегося лица. Она смотрела себе под ноги, плечи чуть подрагивали. Анна сразу узнала этот типаж — такие дети на перемене жмутся к стенам, избегают шумных игр, словно мечтают стать невидимками.
— Лиза, поздоровайся с тётей Аней, — мягко попросила Марина, но в её голосе Анна уловила странное напряжение, словно клавишу пианино слишком сильно прижали.
Девочка подняла глаза на долю секунды. Анна едва успела заметить их цвет – тёмно-карий, почти чёрный, как бусины. Лиза тут же вновь уставилась на свои ботинки.
Девочка что-то выдохнула — скорее шелест, чем слова. Губы шевельнулись, но звук растворился в воздухе.
— Привет, Лизонька, — Анна опустилась на корточки, глаза в глаза. — Надо же, какие у нас теперь соседи интересные появились.
Голос она настроила как камертон — ни резкости, ни излишней ласки. Пятнадцать лет в школе обострили чутьё — такой ребёнок вздрагивает не от застенчивости. Здесь глубже копать надо. Этот взгляд исподлобья, эта скованность — не робость перед незнакомцем, а въевшийся в кожу страх.
Марина положила руку на плечо девочки. Жест выглядел заботливым, но Анна заметила, как тонкие пальцы на мгновение сжались чуть сильнее необходимого.
— Мы тоже рады, правда, солнышко? — она посмотрела на дочь с улыбкой, которая не затронула глаз. — У нас такой милый район выбрался, и соседи чудесные. Лизонька в школу пойдёт со следующего года.
— Могу порекомендовать хорошую, — оживилась Анна. — Я сама преподаю в начальных классах.
Марина кивнула с ослепительной улыбкой:
— Как удачно! Значит, будем консультироваться.
Спустя три недели дверной звонок выдернул Анну из субботней дремоты. На пороге застыла Марина — с синяками под глазами и улыбкой, приклеенной к губам.
— Извините, что вламываюсь вот так, — её пальцы нервно теребили ремешок часов. — Форс-мажор жуткий, нужно срочно уехать до воскресенья. Могли бы вы… присмотреть за Лизой? Понимаю, что это бестактно, но больше совершенно не к кому…
Анна замешкалась. С чего бы вдруг такое доверие? За всё время по-соседски они разве что погодой перекинулись пару раз.
— Разумеется, — услышала она собственный голос откуда-то сбоку. — Оставайтесь, Лиза.
— До воскресенья вернусь, — Марина бросала взгляды на запястье с часами. — Телефон мой у вас записан, верно? Позвоните, если что.
Она наклонилась к дочери:
— Веди себя хорошо, — в этих словах Анне почудилась скрытая угроза. — Помни, о чём мы говорили.
Лиза кивнула, не поднимая глаз. Марина бросила последний взгляд на Анну, попыталась улыбнуться и, наконец, ушла.
В квартире повисла тишина. Лиза замерла, окаменев на краешке дивана. Пальцы впились в лямки рюкзака так, будто это был спасательный круг в открытом море.
— Может мультик какой посмотрим? — Анна присела напротив, стараясь поймать взгляд девочки. — Или проголодалась, может? У меня яблоки есть чудесные.
Тонкая шея качнулась из стороны в сторону — еле заметный отрицательный жест. Глаза по-прежнему изучали пол, словно там была написана какая-то важная инструкция.
— Что у тебя в рюкзачке? Игрушки принесла?
Девочка вздрогнула и крепче сжала лямки.
— Нет. Там… одежда.
Впервые Анна услышала голос девочки — тонкий, с надломом, как струна, которую давно не трогали.
— Что ж, раз так, давай-ка устроим ужин, — Анна подмигнула. — А потом я тебе покажу твою крепость на ближайшие дни.
За столом Лиза едва касалась еды — вилка кружила над тарелкой, изредка подцепляя макаронину. Анна пробовала разные темы — мультфильмы, книжки, школу. Девочка отзывалась скупо, короткими «да» и «нет», а чаще просто кивала, не отрываясь от тарелки.
Уложив наконец Лизу в гостевой комнате, Анна прикрыла дверь и, помедлив секунду, набрала брата. Телефон она прижимала к уху так, словно это была последняя соломинка.
— Алексей? Привет. Слушай, у меня странная ситуация с соседкой…
Анна описала свои сомнения. Брат слушал молча.
— Аня, опять твоя мнительность разыгралась? — Алексей устало потёр переносицу. — Вспомни хотя бы историю с директором твоим. Ты уже прокуратуру вызывать собиралась, а выяснилось — он просто выпускной сюрприз готовил втайне от всех.
— Тут совсем иное, Лёш, — в голосе Анны прорезалась сталь. — Эта девочка от каждой тени шарахается. А мать… что-то с ней нечисто. Фальшь какая-то.
— Ну мало ли, — брат не сдавался. — Может, у малышки аутизм? Или родители в строгости держат?
Возражение застряло у Анны в горле — за спиной раздался лёгкий скрип половицы. Она обернулась и замерла. В проёме стояла Лиза, вцепившись побелевшими пальчиками в дверной косяк. Глаза — два бездонных озера страха.
— Что стряслось, зайка? — Анна торопливо бросила в трубку «перезвоню» и метнулась к ребёнку.
— В комнате… черно совсем, — едва слышный шёпот. — Можно… можно мне с вами? Тут?
Анна усадила её на диван, укрыла пледом. Лиза сидела, прижав колени к груди, напряжённая, как струна. И когда с улицы донёсся звук сирены, девочка вздрогнула так сильно, что Анна инстинктивно обняла её за плечи.
Лиза не отстранилась, но и не расслабилась. Она лишь шепнула едва слышно:
— Она найдёт меня?
— Кто, Лиза? — осторожно спросила Анна.
Девочка замерла, прикусив губу. И внезапно разрыдалась – беззвучно, лишь плечи тряслись под пледом.
Внутри Анны что-то оборвалось. Что-то было категорически не так с этим ребёнком и этой ситуацией. И она не собиралась оставаться в стороне.
***
Утро субботы выдалось пасмурным. Серый свет просачивался сквозь шторы, рисуя бледные пятна на полу. Лиза уснула только под утро, свернувшись калачиком на диване. Анна так и не решилась перенести её в спальню — боялась разбудить.
Пока девочка спала, Анна тихо разбирала её рюкзак. Сердце колотилось — она понимала, что нарушает чужое пространство, но интуиция кричала, что происходит что-то неладное.
В рюкзаке были аккуратно сложенные вещи — две футболки, джинсы. Всё новое, дорогое. И ни одной игрушки, ни одной личной вещи. Ни фотографии, ни рисунка, ни даже смешной наклейки. Словно девочка не жила, а лишь существовала.
В боковом кармане что-то зашуршало. Анна извлекла сложенный вчетверо обрывок бумаги. Фотография — а точнее её часть. Глянцевая бумага была разорвана неровно, будто в спешке. На уцелевшем фрагменте виднелся уголок роскошного особняка, мужчина в дорогом пиджаке (его лицо оказалось срезано) и маленькая детская рука, сжимающая игрушечного медвежонка.
Шорох за спиной заставил Анну вздрогнуть. Лиза стояла в дверях, прижимая к груди подушку, её глаза расширились при виде фотографии в руках Анны.
— Это моё, — проговорила она хрипло и шагнула вперёд.
Анна не стала прятать улику.
— Кто это, Лиза? — она протянула девочке фотографию.
Лиза схватила снимок с такой жадностью, словно это было сокровище. Пальцы дрожали, когда она убирала его в карман пижамы.
— Никто, — прошептала она, но глаза, на секунду поднявшиеся на Анну, были полны боли и тоски.
— Понимаю, — кивнула Анна, не желая давить. — Давай позавтракаем? Я приготовила блинчики.
За завтраком Лиза немного оттаяла. Она съела два блина с джемом, аккуратно, стараясь не испачкаться. Движения выдавали хорошее воспитание — девочка держала вилку и нож как маленькая леди, промокала губы салфеткой после каждого кусочка.
— Ты любишь рисовать, Лиза? — спросила Анна, добавляя ещё один блинчик на тарелку девочки.
Лиза замерла.
— Не знаю, — она выдавила эти слова с таким недоумением, словно сама впервые задумалась об этом, сморщив лоб.
— Как так вышло? — Анна приподняла брови, голос её журчал мягко, как ручей по камням. Ни тени допроса — только искренний интерес с примесью удивления.
— Я… давно не рисовала, — она опустила глаза. — Мама говорит, это пустая трата времени.
Что-то в её голосе заставило Анну похолодеть. «Мама» прозвучало фальшиво, словно заученный текст.
— Лиза, — Анна осторожно коснулась её руки. — Ты можешь мне доверять. Если что-то не так…
Девочка отдёрнула руку и опрокинула стакан с соком. Оранжевая жидкость растеклась по скатерти. Лиза в ужасе вскочила.
— Простите! — лицо исказилось в гримасе страха. — Я не хотела! Я сейчас всё уберу!
Она схватила салфетки и стала лихорадочно промакивать лужу.
— Лиза, всё в порядке, — Анна пыталась её успокоить. — Это просто сок, ничего страшного.
Но девочка тряслась, бледная, как полотно.
— Она… Она будет злиться, — прошептала Лиза. — Когда узнает, что я испачкала…
— Марина? — уточнила Анна.
Лиза замерла, а потом зажала рот рукой, словно проговорилась.
— Простите, — выдохнула она сквозь пальцы. — Нельзя мне это говорить…
К вечеру между ними установилось хрупкое перемирие. Они устроились на диване с какао, пряча носы в кружках, пока телевизор бормотал что-то несущественное.
— У меня Глаша там осталась, — вдруг произнесла девочка, уставившись в тёмное окно. Голос, как тонкая ниточка. — И медвежонок Рома.
— Где осталась твоя Глаша? — Анна подобралась, боясь спугнуть момент откровения.
— В настоящем доме, — шёпот, еле различимый. — Там, где мама с папой живут.
— А разве… разве Марина не твоя мама? — Анна старалась, чтобы вопрос прозвучал как нечто самое обычное.
Тишину можно было резать ножом. Только дождь за окном — частый, беспокойный, словно кто-то нетерпеливо барабанил пальцами, требуя ответа.
— Я вообще не Лиза, — слова упали тяжёлыми каплями. Девочка повернулась и впервые посмотрела Анне прямо в зрачки — взрослый, измученный взгляд. — И она мне никакая не мама.
Сердце Анны на секунду замерло, а потом загрохотало где-то в горле. Она молча кивнула, словно обещая что-то важное, и, оставив девочку с мультиками, скользнула на кухню. Пальцы дрожали, набирая номер Марины. Длинные гудки падали в пустоту. Никто не отвечал. Затем набрала брата.
— Алексей, слушай внимательно, — её голос дрожал. — Мне нужна твоя помощь. И нужно узнать, не пропадали ли в последнее время дети. Девочка семи лет, каштановые волосы, карие глаза.
— Аня, ты уверена, что…
— Нет, я не уверена! — она почти кричала шёпотом. — Но эта девочка только что сказала мне, что она не Лиза. И что Марина — не её мать. И я готова поклясться, что она говорит правду!
В трубке повисла тишина.
— Дай мне час, — наконец произнёс Алексей. — Никуда не уходи и не выпускай ребёнка из вида.
Анна вернулась в комнату. Девочка сидела, подтянув колени к самому подбородку, обхватив их руками так крепко, словно держалась за последнюю соломинку в бурной реке. Экран транслировал яркую мультяшную феерию, но взгляд девочки проходил насквозь, как рентген, ныряя куда-то в иные измерения.
— Скажи, — Анна опустилась рядом, голос её был тих, но твёрд, как камертон, — как же тебя зовут по-настоящему?
Молчание висело между ними — плотное, осязаемое. Девочка рассматривала свои пальцы, словно видела их впервые. Потом едва слышно произнесла:
— Катя. Меня зовут Катя.
***
Алексей перезвонил через полтора часа. Голос звучал напряжённо:
— Ты была права. Три месяца назад в Подмосковье пропала семилетняя Екатерина Власова, дочь крупного бизнесмена. Родители обыскались, назначили огромное вознаграждение.
— Что теперь делать? — Анна нервно кусала губы.
— Ничего. Веди себя как обычно. Я уже связался с нужными людьми. Завтра приедут родители Кати для опознания. Я уже еду. Главное — чтобы Марина ничего не заподозрила.
Рассвет ещё не успел окрасить небо, когда раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Марина — бледная, с расширенными зрачками. Губы растянуты в улыбке, но глаза горели лихорадочным огнём.
— Доброе утро, Анечка, — голос звенел от нервного напряжения. — Я вернулась раньше. Надеюсь, Лизонька хорошо себя вела?
Сердце Анны оборвалось. За спиной Марины она заметила тень — мужчина в тёмной куртке быстро скрылся.
— Всё хорошо, — улыбнулась Анна, надеясь, что голос не выдаст её. — Лиза ещё спит. Давай я разбужу её и соберу вещи?
— Конечно, — Марина шагнула в квартиру, внимательно оглядываясь по сторонам. — Но я могу ещё подождать. Не хочется будить малышку так рано.
Её взгляд остановился на телефоне Анны, лежащем на столике в прихожей. Экран слабо светился — непрочитанное сообщение от Алексея: «Не выпускай ребёнка. Будем через 15 минут».
Мурашки окатили Анну с затылка до самых пяток. Одним плавным движением она перевернула телефон, словно невзначай смахивая несуществующую пыль с тумбочки, и выдавила из себя улыбку:
— Кофе? Я как раз собиралась готовить завтрак.
Каждая секунда растягивалась в вечность. Анна демонстративно зевнула, потянулась, словно только проснулась — тянула время, пытаясь казаться естественной.
— Спасибо, но, пожалуй, мы лучше сразу пойдём, — Марина нервно теребила ремешок сумки. — Нас… нас ждут дела.
Её взгляд перебегал с предмета на предмет, задерживаясь на деталях: рисунке, который Катя сделала вчера вечером, на двух кружках с недопитым какао на журнальном столике, на детской заколке, забытой на подлокотнике кресла.
— Ты говоришь, она хорошо себя вела? — в голосе Марины звенело напряжение. — Не… не говорила ничего странного?
Анна изобразила недоумение:
— Нет, что она могла сказать? Тихая девочка, только немного боязливая.
— Боязливая, да, — Марина кивнула, её глаза нервно сверкнули. — У неё… проблемы с нервной системой. Поэтому я и переживаю.
Анна вдруг заметила край пистолета, выглядывающего из сумки Марины, когда та сделала резкое движение. Сердце пропустило удар.
— Я разбужу её, — сказала Анна, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно. — Подожди минутку.
В спальне Катя уже не спала. Она сидела, съёжившись на самом краю постели. Обрывок фотографии в её руке — сжат так крепко, что побелели пальцы, будто это последний фрагмент прежней жизни.
— Она пришла, правда? — голос Кати дрогнул, а зрачки расширились, почти поглотив радужку.
Анна опустилась перед ней, осторожно обхватив хрупкие плечи:
— Слушай внимательно. — Помощь в пути. Мой брат Алексей и полиция. Нам нужно немного времени выиграть. Сможешь сыграть, будто всё по-прежнему? Как в игре — притвориться?
Во взгляде Кати колебалась странная смесь — ужас и проблеск чего-то похожего на робкую надежду. Её подбородок дрогнул в медленном, но твёрдом кивке.
— Умница, — Анна сжала её плечи чуть крепче. — Теперь улыбнись, как учила тебя актрису. И пошли.
В гостиной Марина мерила шагами пространство между окном и дверью. Увидев Катю, она расплылась в фальшивой улыбке:
— Лизонька, солнышко моё! — её голос звучал слишком громко, слишком наигранно. — Как ты, милая? Соскучилась по маме?
Катя выдавила слабую улыбку и кивнула. Её маленькая рука крепко сжимала ладонь Анны.
— Собирай свои вещи, нам пора, — скомандовала Марина и бросила нервный взгляд в окно.
— Может, позавтракаете? — Анна лихорадочно придумывала, как задержать их. — Я уже тесто для блинчиков замесила.
— В другой раз, — отрезала Марина. — Лиза, поторопись!
Анна заметила, как Катя медлит, нарочно копается в рюкзаке, роняет вещи, застёгивает и расстёгивает замок. Умница.
— Что так долго? — Марина раздражённо повысила голос. Её рука нырнула в сумку. — Давай помогу.
В этот момент в дверь позвонили. Три коротких звонка. Марина вздрогнула и выпрямилась:
— Гостей ждешь в такую рань? — её голос снизился до угрозы, почти шипения.
— Это, верно, Верочка из тридцать второй, — Анна вздернула плечо с наигранной беспечностью. — Обещала сахарку занести, я вчера для блинов всё подчистую извела.
Звонок повторился — настойчивее. Марина стояла, не двигаясь, её глаза превратились в тёмные щели.
— Открой, — приказала она.
Анна медленно подошла к двери. В глазок были видны Алексей и двое полицейских в штатском. Она обернулась к Марине:
— Там какие-то мужчины…
Слова застряли у Анны в горле — Марина молниеносным движением выхватила пистолет и впилась пальцами в плечо Кати.
— От двери! — шипение змеи перед броском. — Живо!
Анна окаменела, мысли разбегались, как тараканы. Марина дёрнула девочку к себе — резко, грубо, прижимая так, что та еле сдержала вскрик.
— Полицию вызвала? — каждое слово сочилось ядом. — Учительница… героиня недоделанная…
Звонок снаружи прорезал тишину — настойчивый, требовательный. За ним — голос Алексея, звенящий тревогой: — Аня! Открывай немедленно!
Марина толкнула Катю вперёд, прижав ствол между её лопаток, и после навела оружие на Анну:
— А теперь слушай сюда, пойдёшь, откроешь. Скажешь — всё отлично, ошибочка вышла. Что никакой Кати здесь нет. Что они ошиблись.
Дверь вдруг содрогнулась от мощного удара. Марина в панике дёрнулась — и в этот момент Катя вывернулась из её хватки, отбежав к стене. Раздался треск — дверь поддалась под натиском полицейских.
Марина вскинула пистолет, целясь в Анну. Та инстинктивно зажмурилась, ожидая выстрела. Но вместо этого послышался глухой удар и стон. Анна открыла глаза — Алексей сбил Марину с ног, выбив оружие из её рук. Двое полицейских скрутили ей руки за спиной.
— Всё в порядке, Аня? — голос брата звучал откуда-то издалека. — Аня!
Она не ответила. Её взгляд искал Катю. Катя втиснулась в щель между стеной и шкафом, подтянув колени к подбородку. Тело её раскачивалось, как маятник — вперёд-назад, вперёд-назад — древний ритм самоуспокоения.
— Катюша, — Анна опустилась рядом, боясь спугнуть момент хрупким движением. — Всё, девочка. Закончилось. Никто тебя больше не тронет.
Взгляд ребёнка казался стеклянным — глаза распахнуты, но смотрят куда-то внутрь себя.
— Она всё твердила, что мама с папой разбились, — слова вырывались сквозь прерывистое дыхание. — Что больше никого у меня нет. Что теперь только она… только она моя… настоящая мама.
Горячие слёзы потекли по щекам Анны.
— Она солгала, — она осторожно притянула Катю к себе. — Твои родители живы. И они очень, очень скучают по тебе.
***
Двумя часами позже дверь отворилась, впуская двоих — высокого мужчину в безупречном костюме с лицом, изрезанным бессонницей, и хрупкую женщину с опухшими веками и следами от слез, которые не стирали уже недели. Увидев Катю, они застыли, словно наткнулись на призрак. У женщины вырвался звук — нечто среднее между всхлипом и вскриком, и она рванулась вперед, забыв дышать:
— Катенька! Доченька!
Девочка вскинула голову. Её глаза расширились в недоверии, а затем она с рыданием кинулась навстречу:
— Мама! Папа!
Анна отошла в сторону, чувствуя, как сдавливает горло. Алексей положил руку ей на плечо.
— Ты молодец, сестрёнка, — тихо произнёс он. — Если бы не твоя наблюдательность…
— Что теперь будет с ней? С Мариной? — прервала его Анна.
Брат помрачнел:
— Это не первое её похищение. Настоящее имя — Ирина Котова. Она работала на целую сеть торговцев детьми. Похищала детей из обеспеченных семей, а потом передавала их другим людям. Катю она не успела продать — возникли какие-то проблемы с покупателями. Решила временно затаиться.
Анна закрыла лицо руками.
— Как же так, Лёша? Как такое возможно?
Он не ответил. Просто стоял рядом, давая ей выплакаться.
Отец Кати подошёл к ним, его глаза блестели от слёз:
— Мы… — отец Кати стиснул ладонь Алексея так, что побелели костяшки, затем порывисто притянул Анну, вбирая её в объятие, от которого перехватило дыхание. — У меня нет слов. Вы вернули нас к жизни. Мы уже перестали надеяться.
Катю повели к выходу, но она внезапно вывернулась из материнских рук — юркой рыбкой ускользнула и метнулась к Анне. Тонкие руки обвились вокруг шеи — крепко, как вьюнок вокруг ветки.
— Вы одна, — шепнула девочка, и в уголках губ затрепетала улыбка — первая настоящая, не вымученная. — Вы не поверили ей. Вы поверили мне.
Анна крепко обняла Катю в ответ, не стыдясь слёз, текущих по щекам.
— Береги себя, храбрая девочка, — шепнула она ей на ухо.
Семья Власовых ушла, оставив Анне визитку с номерами телефонов и приглашением навещать их в любое время. Квартира вдруг показалась пустой и слишком тихой.
— Останешься? — спросила она брата. — Не хочу сейчас быть одна.
Алексей кивнул, наливая им обоим чаю.
— Знаешь, — заговорил он после долгого молчания, — благодаря тебе полиция теперь сможет распутать всю сеть. Найти других детей. Возможно, вернуть их домой.
Анна замерла у окна. За стеклом город размывало дождём — мелкая водяная пыль, превращающая огни в размытые кляксы. В каждом доме, за каждым окном — чья-то жизнь. И где-то там, может быть совсем рядом, другие дети с глазами как у Кати прижимаются к стёклам, выглядывая спасение из своего персонального ада.
— Знаешь, я пятнадцать лет учу детей читать и писать, — её шёпот растворялся в мерном стуке капель. — Думала, это и есть моё главное дело. А оказалось… Я никогда не забуду её глаза, Лёша. Когда она поняла, что родители живы.
***
На столе зазвонил её телефон — незнакомый номер. Анна подняла трубку.
— Здравствуйте, — раздался в трубке детский голос, звонкий и счастливый. — Это Катя. Я дома. Мама сказала, что можно вам позвонить. Я хотела сказать — я буду рисовать. Много-много рисовать!
Анна улыбнулась сквозь слёзы:
— Это замечательно, Катя. А знаешь, у меня есть идея… что, если ты придёшь ко мне в класс? Я веду уроки рисования по вторникам. Думаю, тебе понравится.
В трубке послышался смех — настоящий, искренний смех ребёнка, которому больше не нужно бояться.
— Я приду! Обязательно приду! Только я в другом городе живу, ха-ха!
Опустив трубку, она поймала взгляд брата — тёплый, светящийся каким-то новым уважением. Он остался на пару дней.
— Ну что уставился? — щёки Анны вспыхнули румянцем.
— Да так, — он качнул головой, не сводя с неё глаз. — Знаешь, никогда бы не подумал…
Анна прикрыла глаза, и перед внутренним взором промелькнула картина: тонкие пальчики, робко цепляющиеся за её руку; глаза, в которых страх впервые уступил место чему-то лучшему.
— Нет, Лёш, — она подняла взгляд. — Если здесь и есть герой, то это маленькая девочка, которая выжила в аду и не сломалась.
