Три пропущенных звонка от матери, шесть сообщений от сестры. Татьяна провела пальцем по экрану, открывая последнее СМС, что прислала ей Света только что: «Тань, ну это же полная ерунда! Давай поговорим нормально. Мамин юбилей через неделю, а ты все дуешься из-за какой-то мелочи!»
– Двести тысяч – это теперь мелочь? – Татьяна нервно хмыкнула и бросила телефон на диван.
– Опять эти? – муж появился в дверном проеме, вытирая руки полотенцем.
В его голосе слышалось плохо скрываемое раздражение.
– Ага, – Татьяна подтянула ноги под себя. – Леш, ну вот скажи… Это я совсем того? Может, правда, стоит дать ей денег, а?
Алексей тяжело вздохнул и сел рядом, диван прогнулся под его весом.
– Слушай… – он замялся, подбирая слова. – Я, конечно, не лезу в ваши семейные дела, но… Блин, Тань, это же уже какой раз? Третий? Четвертый? И где те деньги, что ты давала ей раньше?
Татьяна потерла висок, где уже начинала пульсировать знакомая боль.
– Да я знаю, знаю… – голос ее дрогнул. – Просто мама звонит каждый день, говорит, что я должна помочь, что я старшая, что это мой долг…
В этот момент, словно услышав ее, мать позвонила снова. Татьяна вздрогнула, словно от удара, и нажала «сбросить».
– Знаешь, – Алексей поднялся с дивана, – когда-то это должно закончиться. Ты не банкомат, у тебя своя семья, свои дети, свои планы.
– Тише, – Татьяна бросила взгляд в сторону детской. – Лиза только уснула.
Телефон снова завибрировал. Мать перестала звонить и начала писать: «Если ты не поможешь сестре и не придешь на мой юбилей, можешь забыть, что у тебя есть семья».
Внутри все сжалось, как в детстве. Татьяне вдруг показалось, что она снова та маленькая девочка, стоящая в углу за разбитую сестрой вазу. «Ты старшая, ты должна была следить!»
Алексей заглянул ей через плечо и присвистнул:
– Нормально, да? И после этого ты еще сомневаешься, правильно ли поступаешь?
Татьяна закрыла глаза. И вдруг с пугающей ясностью поняла, она всегда будет для матери удобным кошельком, всю жизнь, ничего не изменится. Разве что…
Она медленно набрала: «Я приду. Но насчет денег еще поговорим».
— Когда же это закончится… — проворчал Алексей.
Татьяна промолчала, ведь это была ее вина, что мать и сестра ее использовали. Ей просто не хватало сил поставить точку, и она не была уверена, что когда-то сможет это прекратить.
— Ма-ам, а мы точно поедем к бабушке? — спросила восьмилетняя Лиза накануне бабушкиного юбилея. — Можно я надену то новое платье?
Татьяна откинула прядь с лица и слабо улыбнулась.
— Конечно, солнышко. Только… Ну… Давай договоримся, если я скажу, что нам пора домой, мы сразу уходим. Хорошо?
Лиза непонимающе наморщила нос, но кивнула. Четырехлетний Артем с разбегу врезался в мать и обнял за ноги.
— А бабуля даст мне конфет, да? Много-много?
— Ну такой большой мальчик уже и сам может попросить, — Татьяна взъерошила вихры сына.
Дети не замечали, как она нервничает. Вот и хорошо. Меньше всего ей хотелось, чтобы они стали частью этого бесконечного цирка.
Вечером, когда дети уже спали, Татьяна перебирала старые фотографии. Вот она, шестилетняя, с косичками, держит на руках новорожденную сестру. Мама улыбается в камеру, они похожи на нормальную семью. Казалось бы, обычный снимок, но Татьяна помнила, что случилось через пять минут после того, как щелкнул затвор. Мать вырвала у нее сестру с шипением:
– Не так держишь! Что ж ты такая неуклюжая, смотри, она сейчас заплачет! А еще старшая…
Так и повелось. Вечные упреки, вечное сравнение, вечное «ты должна быть лучше, ты ведь старшая». Даже когда младшая сестра лезла драться, мать только качала головой:
– Ты спровоцировала Свету. Надо уступать, ты умнее.
«Будь рядом папа», – думала Татьяна, – «может, было бы легче».
Но папы не было. Ее отец сбежал от матери, когда старшей дочке было всего три года, а отец Светы даже не дождался рождения дочери. И обязанность помогать с ребенком легла на плечи Татьяны.
Она старалась соответствовать ожиданиям матери, заботилась о сестре.
Но чем больше она трудилась, тем сильнее наглела Света, и тем больше требовала мама. Последней точкой стал случай, когда мать выгребла Танину копилку подчистую, чтобы купить младшей дочери телефон. Татьяна тогда училась на первом курсе, подрабатывала, чтобы накопить на кожаную куртку, о которой мечтала. А осталась в старой ветровке и с материнским напутствием:
— Не будь такой жадной, не в шмотках счастье.
Татьяна сразу же съехала в съемную однушку, которую делила с тремя другими студентками. Но разорвать порочную связь не смогла. Мать и сестра появлялись в ее жизни снова и снова, и каждый раз Татьяна расстегивала кошелек ради Светы.
Теперь эта самая Света, тридцатилетняя женщина, мать-одиночка, постоянно просила денег то на новый телефон, то на отпуск, то на ремонт. И никогда ничего не возвращала.
В другой ситуации Татьяна не стала бы предъявлять из-за этого претензии, все же родне надо помогать.
Например, бабушке Алексея они регулярно подкидывали мелкие суммы, не требуя ничего взамен. Вот только финансовые проблемы сестры были целиком ее виной. Света привыкла, что ей все достается просто так, и не научилась зарабатывать и копить. Она любила дорогущий кофе навынос, маникюр, новые шмотки. Поэтому ей не хватало на такие скучные вещи, как коммуналка или ремонт.
Телефон пискнул сообщением: «Не забудь про деньги, Светке прям очень надо, ипотеку платить нечем».
Татьяна вздохнула и отложила телефон.
«Только бы у меня хватило сил пережить завтрашний день», — подумала она.
***
Татьяна стояла перед подъездом матери, крепко сжимая руки детей, Лиза недоуменно посмотрела на мать:
— Мам, ты чего? Мы идем или нет?
— Да, идем… Сейчас, — Татьяна сделала глубокий вдох.
Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выскочит из груди.
Они поднялись на четвертый этаж. За дверью уже слышались голоса и смех, гости давно собрались. Татьяна позвонила. Дверь распахнулась почти сразу, на пороге стояла мать, нарядная, с высокой прической, в новом платье.
— Ну, наконец-то! — воскликнула она, расплываясь в улыбке при виде внуков. — Лизонька, Темочка, идите к бабуле!
Дети бросились обнимать бабушку. Татьяна неловко топталась в дверях, разглядывая знакомую до каждой трещинки прихожую. Сколько раз она стояла здесь, опустив голову, слушая бесконечные нотации…
— Ну что застыла? — мать оторвалась от внуков и оглядела дочь. — Могла бы и получше одеться. Светка вон как нарядилась.
Из комнаты выглянула младшая сестра в новом платье, с модной стрижкой и макияжем.
— Привет, сестренка! — пропела она, подходя обнять Татьяну.
Шепнула на ухо:
— Поговорим потом, ладно?
Татьяна молча кивнула, в животе что-то скрутилось в тугой узел.
В квартире было человек пятнадцать, соседи, пара маминых коллег, родственники. Лиза и Артем тут же умчались к своим двоюродным родственникам, а Татьяна прошла на кухню помочь с сервировкой.
— Вот, нарежь салаты, — мать сунула ей нож и разделочную доску.
Татьяна послушно встала к столу. Рядом суетилась тетя Валя, мамина сестра.
— Ой, Танюш, как дети-то выросли! — затараторила она. — А Светка твоя говорит, что ты ей с ипотекой помогаешь? Молодец какая, выручаешь сестренку!
Татьяна замерла с ножом в руке.
— Что? — она повернулась к матери. — Мам, о чем это она?
Мать отмахнулась:
— Ой, ну чего ты сразу… Ну сказала Светка, что ты ей помогаешь, ну и что? Так ведь и будет, правда же?
Их разговор прервала Света, впорхнувшая на кухню:
— Тань, выйдем на минутку?
Они вышли на крохотный балкон, Света сразу перешла к делу:
— Слушай, мне очень нужны деньги. Выручи, а? Понимаешь, у меня просрочка уже, банк звонит…
— Сколько? — тихо спросила Татьяна.
— Ну… Сто тысяч, — Света виновато улыбнулась. — Но ты же можешь, да? У вас с Лешкой хорошие зарплаты…
Татьяна почувствовала, как внутри что-то обрывается. Сто тысяч… Это были их с мужем накопления на ремонт детской.
— Света, я не могу, — твердо сказала она. — Я не дам тебе денег.
Сестра округлила глаза:
— Как это не дашь? А как же я? У меня же ребенок! Мне негде жить будет!
— А где те деньги, что я давала тебе раньше? Ты хоть раз вернула?
— Да ты жадина! — Света резко сменила тон. — Всегда такой была! Вечно все себе! Мама права, ты себя только любишь!
За стеклянной дверью балкона уже маячила фигура матери. Она распахнула дверь и вклинилась между ними.
— Что здесь происходит? Почему вы кричите? — ее взгляд метался между Татьяной и Светой.
Младшая сестра шмыгнула носом, мгновенно превращаясь в обиженного ребенка.
— Мам, она не хочет помогать! У меня ипотека, мне платить нечем, а она… Она говорит, что ей вообще побоку!
— Я такого не говорила, — Татьяна почувствовала, как к горлу подкатывает ком. — Я просто сказала, что не дам денег. У меня тоже дети и свои нужды…
— У тебя муж есть! — перебила мать, и ее голос стал таким знакомо-жестким. — А у Светы никого! Ты старшая, ты обязана помогать!
Это «ты старшая» раздалось, как пощечина по лицу. Внезапно Татьяна увидела себя со стороны. Вот стоит взрослая женщина, которая все еще боится противоречить матери и пытается заслужить одобрение, которого никогда не получит.
— Что за сестра! — не успокаивалась мать. – Неужели тебе жалко денег?
— Света должна решать свои проблемы сама, — как можно спокойнее произнесла Татьяна. – Я вообще не понимаю, почему у нее нет денег. Садик бесплатный, может взять подработку…
— Да у нее после отпуска денег не осталось, эта Турция конских денег стоит, — отмахнулась мать.
Она говорила что-то еще, но Татьяна ее не слышала.
«Выходит, Света скаталась за границу, потратилась и ждет, что я оплачу ей ипотеку?» — ошарашенно подумала Татьяна.
В висках застучало.
— А можно вопрос? — перебила Татьяна мать. — Почему, собственно, я должна спонсировать Свету? Почему должна думать о ее заботах, пока она тратит деньги на ерунду? Только потому, что родилась на шесть лет раньше?
— Не неси чушь, — мать поморщилась. — Старшие заботятся о младших, это закон жизни.
— Закон жизни? — Татьяна нервно рассмеялась. — А где этот закон был, когда Светка разбила сервиз, а наказали меня? Или когда она порвала мой дневник, а крайней сделали меня? Где был этот закон, когда…
— О боже, опять ты за старое! — мать закатила глаза. — Вечно ты драматизируешь! Подумаешь, какой-то сервиз двадцать лет назад!
— Не в сервизе дело! — у Татьяны задрожали руки. — А в том, что ты всегда, всегда выбирала ее! Что бы ни случилось, виновата была я! Ты старшая, ты должна понимать, ты должна уступать, ты должна, должна, должна…
Из комнаты на балкон просочились несколько гостей, привлеченных шумом. Среди них была и тетя Валя, которая обеспокоенно посмотрела на сестру:
— Люда, что происходит?
Мать поджала губы:
— Да вот, Танька опять закатывает истерику. Как в детстве, ей-богу! Все ей не так, все ей обидно.
— Это не истерика, — Татьяна глубоко вдохнула. — Я просто больше не хочу… Не могу быть вашим козлом отпущения. Мне тридцать четыре, у меня своя семья. И нет, я не дам Свете денег. Ни сейчас, ни потом. Никогда.
Света театрально всхлипнула:
— Вот видишь, мам! Я же говорила, она меня ненавидит!
— Я тебя не ненавижу, — устало сказала Татьяна. — Я просто хочу, чтобы ты наконец повзрослела и перестала жить за чужой счет.
— Как ты разговариваешь с сестрой?! — мать повысила голос. — Да как ты вообще смеешь! После всего того, что мы для тебя…
Татьяна горько усмехнулась:
— А что вы для меня сделали, мам? Ну правда… Я с шестнадцати лет работала, чтобы купить себе одежду. Институт сама оплачивала. А ты все Свете давала. И деньги, и внимание, и…
— Замолчи! — лицо матери исказилось. — Или убирайся отсюда! Если ты не хочешь быть частью этой семьи, то скатертью дорога!
В наступившем молчании отчетливо послышался детский голос из комнаты:
— Мам? Мам, ты где?
Это был Артем. Татьяна развернулась и быстро пошла в комнату. Ее сын кинулся к ней.
— Мам, пойдем домой, — попросил он. — Веня дерется.
Веня был сыном Светы. У Татьяны сердце зашлось при мысли, что сын уже идет ее путем и вынужден терпеть пакости от братца. Лиза поднялась с пола, где играла с одной из двоюродных сестер:
— Мам, что случилось? Ты кричала?
— Ничего, солнышко, — Татьяна постаралась улыбнуться. — Просто легкий спор. А теперь собирайтесь, поедем домой.
Взрослых гостей было не так легко обмануть. Они явно слышали все или почти все. Кто-то смущенно переглядывался, кто-то делал вид, что ничего не происходит.
— Таня, прекрати этот цирк, — потребовала мать. — Давай поговорим.
— Уже наговорились, — отрезала Татьяна.
Появившееся чувство свободы придало ей решимости. Пожилая соседка, сидевшая ближе всех, вздохнула и покачала головой:
— Люда, может, правда не надо при детях…
— А что я такого сказала? — мать всплеснула руками. — Просто старшая дочка у меня неблагодарная выросла. Всю жизнь для нее… А она вот так вот!
Татьяна застегнула рюкзак и выпрямилась. В комнате вдруг стало очень тихо.
— Знаешь, мам, — голос ее звучал неожиданно твердо, — я давно поняла одну вещь. Тебе на самом деле нужен не мир в семье. Тебе нужно, чтобы все было по-твоему. Всегда. Ты решила, что Света — любимая дочка, а я…
Она на мгновение запнулась.
— А я создана для грязной работы.
— Не смей так говорить! — вспыхнула мать. — Я вас обеих…
— Нет, — перебила Татьяна, и сама удивилась своей смелости. — Не обеих. Ты думаешь, я не видела, как ты улыбалась, когда наказывала меня за ее проступки? Ты думаешь, я не понимала? Мне было восемь, когда я все поняла. Помнишь тот день, когда Света в два года украла помаду у твоей подруги, вся перемазалась, а ты наказала меня при всех? Я вот помню.
Она сглотнула комок в горле.
— А теперь хочешь знать, что самое ужасное?
Света вышла вперед:
— Тань, ну хватит, а? Давай…
— Нет, пусть скажет! — голос матери дрожал от ярости. — Давай, раз уж начала!
— Ты сломала не только меня, — продолжила Татьяна, взяв на руки притихшего Артема. — Ты сломала и Свету. Она не умеет жить сама, не умеет отвечать за себя, не умеет просто быть взрослой. Потому что ты никогда не давала ей этого шанса.
— Да как ты смеешь! — мать шагнула вперед, но путь ей преградила тетя Валя.
— Люда, успокойся, — сказала она тихо. — Дети…
— Да ну их! — мать оттолкнула сестру. — Я всю жизнь… Всю жизнь на вас положила! А теперь, значит, я виновата?!
Лиза крепко схватила Татьяну за руку, прижимаясь к ее ноге. На ее лице застыл испуг. Татьяна нежно коснулась дочкиной щеки и улыбнулась.
— И я к тебе в жизни не приду, раз родня не нужна, — поддакнула Света.
По излишне драматичному тону старшая дочь поняла, что это игра на публику. Мать и сестра поняли, что требования не сработали, и решили воспользоваться шантажом. Без сомнения, они думали, что Татьяна уступит.
Но произошло все иначе, Татьяна остановилась у двери и обернулась. Она окинула взглядом квартиру, в которой выросла, лица родственников, многих из которых видела пару раз в год, сестру, даже сейчас стоявшую с видом «мне-все-должны», и наконец мать, раскрасневшуюся, с дрожащими от гнева губами.
— Знаешь, — сказала она спокойно, — когда-то эти слова разбили бы мне сердце. Но сейчас… Сейчас я согласна на твои условия.
Входная дверь закрылась за ними. И силы сразу покинули Татьяну, она прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Ноги подрагивали.
— Мама, что случилось? Мам? — тихо спросила Лиза, все еще держа ее за руку.
Татьяна присела на корточки, оказавшись на одном уровне с дочерью:
— Все хорошо, солнышко.
— А почему бабушка так кричала? — Лиза нахмурилась. — Ты что-то плохое сделала?
— Нет, милая, — Татьяна покачала головой, поправляя дочкину шапку. — Я просто сказала правду. А правда иногда бывает громкой.
На улице свежий весенний ветер трепал еще голые ветки деревьев. Татьяна крепко держала детей за руки, шагая по знакомой с детства улице.
Она словно видела ее впервые, хотя знала до мелочей. Вот на этой скамейке она сидела, не желая идти домой и слушать мамину ругань и Светины насмешки. Вот здесь был киоск с мороженым, где Света уронила свой рожок, и мать отобрала мороженое у старшей дочери и отдала младшей… Теперь эти моменты стали прошлым.
Артем глазел по сторонам, а вот Лиза поглядывала на маму.
— Мам, не грусти, — попросила девочка внезапно.
— Не буду, солнышко, — улыбнулась Татьяна.
Она и правда не грустила. Ей было горько, она злилась на мать, в то же время испытывала странное, почти пугающее ощущение свободы. Но грусти не было.
— Знаешь, Лиз, — она слабо улыбнулась, — когда вырываешь больной зуб, сначала очень больно. Но потом становится легче.
Лиза задумчиво кивнула, хотя вряд ли поняла до конца. Она была еще так мала. Загорелся зеленый, и они пошли через дорогу.
— А тетя Света больше не придет к нам? — снова спросила девочка.
Татьяна вздохнула:
— Не знаю, солнышко. Может быть, когда-нибудь. Если она…
Она не закончила. Если Света что? Повзрослеет? Изменится? Перестанет быть продолжением матери, ее второй версией? Конечно, Татьяна была готова дать сестре второй шанс, если та изменится. Но это казалось таким маловероятным.
Телефон в кармане запищал, Татьяна вытащила его свободной рукой. Алексей написал: «Как дела? Вы скоро?»
— Мам, а мы папе скажем, что было? — Лиза заглядывала в экран.
— Скажем, — кивнула Татьяна. — Все как есть.
Дома их встретил Алексей, он сразу почуял неладное:
— Что произошло?! Таня, на тебе лица нет!
— Потом, — коротко ответила она, не желая поднимать эту тему при детях.
Им с Алексеем удалось поговорить, когда дети ушли спать. Татьяна села напротив мужа, взяла его за руки и призналась:
— Я сделала это, Леш. Я все высказала, при всех. Мать сказала, чтобы я не приходила больше.
Алексей сел напротив и взял ее руки в свои:
— И как ты?
— Не знаю, — она покачала головой. — Мне больно и хорошо одновременно. Это так странно…
— Не странно, — он легко сжал ее пальцы. — Ты годами терпела эту несправедливость, привыкала к роли жертвы. А сегодня ты наконец сбросила этот груз.
— Ты не представляешь, что я почувствовала, — улыбнулась Татьяна. — Как камень с плеч сбросила!
Алексей кивнул:
— Ты сделала правильную вещь, Тань. И знаешь, что самое важное?
— Что?
— Ты разорвала этот круг, — он включил чайник и повернулся к ней. — Ты не повторяешь их ошибок с нашими детьми, любишь их одинаково, справедлива к ним. Ты защищаешь их, а не подставляешь. Ты настоящая мать, понимаешь?
Татьяна почувствовала, что снова плачет. Только слезы были другие, исцеляющие.
— Спасибо, — прошептала она.
Той ночью Татьяна долго не могла уснуть. Она думала о детстве, о матери, о сестре. И где-то под утро поняла, что не держит зла. Ни на мать, которая, вероятно, никогда не изменится. Ни на сестру, которая тоже была жертвой фаворитизма. Просто отразился он на них по-разному.
Татьяна повернулась на бок и посмотрела на спящего мужа, потом осторожно встала и пошла в детскую. Лиза и Артем спали, раскинувшись на своих кроватях. Она тихо присела на край Лизиной кровати и нежно коснулась дочкиной щеки.
«Обещаю», — подумала она, глядя на спящих детей, — «у вас будет другая история. У вас будет любовь настоящая, безусловная. И никто из вас никогда не будет козлом отпущения».
