— Маришка, принеси мне тапочки! Что-то ноги совсем замёрзли, — донёсся из спальни хриплый голос Бориса.
Марина, стоявшая у плиты, на секунду замерла. Кастрюля с борщом тихонько булькала, распространяя по кухне аромат свежей зелени и специй. Женщина машинально помешала суп половником и тяжело вздохнула.
— Сейчас, Боря! — отозвалась она, вытирая руки о фартук. — Уже несу!
Тапочки нашлись под журнальным столиком в гостиной — старые, потёртые, с растянутой резинкой на пятке. Совсем как их жизнь, подумала Марина, поднимая их с пола. Когда-то новые и красивые, а теперь… Она тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли.
В спальне было темно и душно. Борис лежал на кровати, укутавшись в старый плед, хотя на календаре значилось только начало сентября. Последние лучи заходящего солнца пробивались сквозь пыльные жалюзи, окрашивая комнату в тревожные оранжевые тона.
— Что ж ты окно-то закрыл? Духота такая… — Марина подошла к окну и решительно распахнула створки. В комнату ворвался свежий осенний воздух, принося с собой запах опавших листьев и влажной земли.
— Дует же! — недовольно проворчал Борис, плотнее закутываясь в плед. — Застужусь опять, а кто в магазине работать будет?
Марина поджала губы. Магазин… Их гордость, их детище, названное когда-то в её честь — «Мариночка». Теперь от той нарядной вывески остались только облупившиеся буквы, которые они так и не смогли обновить. Не на что.
Она присела на край кровати, машинально поправляя сбившееся покрывало. В полумраке комнаты лицо Бориса казалось особенно осунувшимся, морщины прорезали глубокие тени.
Куда же делся тот стройный красавец, от одного взгляда которого подкашивались колени? Тот, что излучал такую уверенность и силу пятнадцать лет назад… Марина и сама не поняла, почему вдруг вырвалось:
— А помнишь, как мы познакомились?
Борис хмыкнул, пошевелился под пледом: — А как же… Ты тогда по парку гуляла, в том синем платье… Красивая была — глаз не оторвать!
— Мне двадцать пять было, — тихо произнесла Марина. — А тебе сорок семь…
— И что? — В голосе Бориса появились знакомые нотки раздражения. — Нормальная разница. Я тебе всё дал — квартиру, машину, детей родили…
Марина встала, одёрнула домашнее платье: — Борщ скоро будет готов. Позову, когда можно к столу.
Она вышла из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь. В коридоре остановилась, привалившись спиной к стене. Сорок лет. Ей сорок лет, а ему… Господи, шестьдесят два! И это уже не тот успешный бизнесмен в дорогом костюме, а брюзжащий старик в растянутой майке и с вечными жалобами на здоровье.
Из прихожей донёсся звук открывающейся двери и весёлые голоса — дети вернулись из школы. Четырнадцатилетняя Настя и двенадцатилетний Димка ворвались в квартиру шумным вихрем, принеся с собой запах осени и беззаботного детства.
— Мам, представляешь, к Димке в класс новенький пришёл! — затараторила Настя, скидывая рюкзак. — И когда папа заходил за нами, все думали, что это наш дедушка…
Девочка осеклась, поймав предостерегающий взгляд матери. Димка насупился, пробормотал что-то невнятное и ушёл в свою комнату. Хлопнула дверь.
Марина медленно выдохнула. Вот так всегда — дети уже в том возрасте, когда начинают стыдиться возраста отца. А что будет дальше? Когда им будет по двадцать, а Борису под семьдесят?
Она вернулась на кухню, где борщ уже вовсю кипел, пытаясь сбежать из кастрюли. Машинально убавила огонь, помешала, попробовала. Вкусно. Как всегда. Только что толку от этой кулинарии, если жизнь утекает сквозь пальцы, как песок?
Как давно это было… Пятнадцать лет промелькнули словно один миг. А ведь тогда всё выглядело таким ясным, будто по нотам расписанным: она за прилавком в универмаге отсчитывает мелочь покупателям, а он…
Солидный бизнесмен, владелец нескольких магазинов и парковок. Как же её тогда восхищала его уверенность, его умение красиво ухаживать! Эти букеты роз, которые он приносил каждый день, дорогие рестораны, подарки…
То, что он женат, казалось досадной, но преодолимой помехой. Когда она забеременела, Борис развёлся с женой, оставив ей загородный дом. Марина тогда торжествовала — ещё бы, увела такого мужчину у этой чопорной Елены Павловны!
А теперь… Теперь она иногда ловит себя на мысли, что понимает бывшую жену Бориса. Понимает, почему та так легко согласилась на развод, забрав дом и половину бизнеса.
Марина достала из шкафчика тарелки, начала разливать борщ. Три порции — Насте, Димке и Борису. Себе не стала — кусок в горло не лез. В последнее время она часто ловила себя на том, что почти не ест, зато может часами стоять у окна, глядя на проезжающие мимо машины и спешащих куда-то прохожих. Свободных, молодых, полных жизни…
Вечер медленно опускался на город, затягивая небо серой пеленой. Марина стояла за прилавком в магазине «Мариночка», механически пробивая покупки редким посетителям. Будний день подходил к концу, а выручка едва дотягивала до трети от той, что была пять лет назад.
— Ой, Мариночка, милая, — прошамкала старушка Петровна, выкладывая на прилавок пачку пельменей и батон, — а сметанки у вас свеженькой нет?
— Нет, Анна Петровна, — покачала головой Марина. — Завтра должны привезти.
— А в «Магните» есть… — протянула старушка, но товар всё же купила. По старой памяти, наверное. Или из жалости.
Марина проводила её взглядом через мутное стекло витрины. «Магнит», «Пятёрочка», «Дикси» — они росли вокруг как грибы после дождя, постепенно высасывая жизнь из маленьких магазинчиков вроде их «Мариночки».
Борис поначалу пытался конкурировать: менял поставщиков, искал товары подешевле, но всё без толку. Сетевые гиганты давили ценами и ассортиментом.
Звякнул колокольчик над входом. В магазин зашёл Игорь с пятого этажа — молодой программист, недавно переехавший в их район. Марина машинально одёрнула блузку, поправила волосы.
— Добрый вечер! — улыбнулся он, направляясь к полке с кофе. — А «Якобс» у вас остался?
— Остался, — кивнула Марина, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Вам как обычно, растворимый?
Их пальцы на мгновение соприкоснулись, когда она передавала банку кофе. Марина почувствовала, как предательски запылали щёки. Господи, что она как девчонка! Сорок лет уже, двое детей, а краснеет от случайного прикосновения.
— Спасибо! — Игорь расплатился и уже направился к выходу, но вдруг обернулся: — Знаете, я тут подумал… Может, вам сайт для магазина сделать? Сейчас многие делают доставку, онлайн-заказы…
Марина растерянно моргнула: — Сайт? Но это, наверное, дорого…
— Да что вы! — махнул рукой Игорь. — Я бы по соседски, недорого сделал. Зайдите как-нибудь, обсудим? Я в тридцать седьмой живу.
Когда за ним закрылась дверь, Марина ещё долго стояла, глядя в пустоту. Сайт… Она представила, как предложит эту идею Борису, и горько усмехнулась. Он же современных телефонов боится, что уж говорить про интернет-магазин.
В кармане завибрировал телефон. Эсэмэска от дочери: «Мам, мы с Димкой у бабы Тани, она нас покормит. Папа опять ворчит, не хотим его слушать».
Марина тяжело опустилась на табурет за прилавком. Баба Таня — это её мать, единственный человек, который поддерживает их семью в последнее время. Она никогда не осуждала дочь за брак с человеком намного старше, но и не одобряла. Просто была рядом, помогала с детьми, иногда подкидывала деньги из своей скромной пенсии.
За окном начал накрапывать дождь, размывая тусклые огни фонарей. На другой стороне улицы призывно горела вывеска «Магнита», а их старенькая «Мариночка» пряталась в полумраке — лампочку над входом Борис так и не поменял.
Вспомнился их первый год вместе. Как они, счастливые, открывали этот магазин, как Борис собственноручно крепил вывеску, как она стояла внизу и командовала: «Чуть правее! Нет, теперь левее!». Как потом праздновали открытие, и Борис поднял тост: «За мою Мариночку — и жену, и магазин!».
Тогда она чувствовала себя королевой. Ещё бы — молодая жена успешного бизнесмена, хозяйка собственного магазина! Подруги завидовали, мать качала головой, а бывшая жена Бориса, встречая их на улице, демонстративно переходила на другую сторону.
Звякнул колокольчик. В магазин буквально влетела Настя, раскрасневшаяся, с мокрыми от дождя волосами: — Мам, там это… Папе плохо! Бабушка «скорую» вызвала!
Больничный коридор пах хлоркой и безнадёжностью. Марина сидела на жёстком стуле возле палаты, машинально теребя ремешок сумочки. Гипертонический криз, сказал врач. Ничего страшного, но нужно лежать под капельницей, принимать лекарства, избегать стрессов.
— Марина Александровна? — окликнула её медсестра. — Ваш муж просит зайти.
В палате было светло и прохладно. Борис лежал на кровати, непривычно маленький и беспомощный в застиранной больничной пижаме. Капельница мерно отсчитывала прозрачные капли.
— Как ты? — Марина присела на край кровати, осторожно взяла его за руку. Кожа была сухой и горячей.
— Паршиво, — честно признался Борис. — Знаешь, я тут лежу и думаю… Может, продадим магазин? Пока совсем не прогорели. Всё равно толку от него уже никакого.
Марина застыла, не веря своим ушам. Пятнадцать лет их жизни, их общее детище…
— А как же… — голос предательски дрогнул. — Как же «Мариночка»?
Борис слабо усмехнулся: — Знаешь, я ведь тогда не просто так магазин твоим именем назвал. Думал, это навсегда будет, передадим детям потом… — Он закашлялся, отвернулся к стене. — А получилось вон как. Старый дурак.
За окном шумел дождь, барабаня по жестяному карнизу. В глубине коридора глухо звучали чьи-то разговоры, мелькали белые халаты, стучали каблуки спешащих медсестёр. Марина крепче сжала его ладонь:
— Глупости говоришь… — Ты просто устал. Мы оба устали.
Она вдруг поняла, что говорит чистую правду. Они действительно устали — от борьбы с обстоятельствами, от косых взглядов окружающих, от собственных страхов и сомнений. Но главное — они устали притворяться, что всё хорошо.
— Помнишь, — медленно произнёс Борис, глядя в потолок, — как мы познакомились в парке?
—Ты подарил мне розы, — мягко поправила его Марина. — Целую охапку. Я ещё подумала — какой странный мужчина, идёт по парку с букетом…
— А я специально купил. Увидел тебя издалека, в синем платье… И побежал в цветочный киоск. Как мальчишка, честное слово!
Они помолчали. Капельница мерно отсчитывала секунды, превращая их в минуты, минуты — в часы.
— Знаешь, — неожиданно сказал Борис, — а ведь Ленка была права.
— В чём?
— Когда сказала, что я за молодостью гонюсь. Думал, если рядом молодая жена будет, сам не состарюсь… — Он невесело усмехнулся. — А получилось наоборот — тебя с собой в старость утянул.
Марина почувствовала, как к горлу подступает комок. Вот так просто — несколькими словами — он озвучил то, о чём она боялась даже думать последние годы.
— Я ведь вижу, как ты на этого программиста смотришь, — вдруг добавил Борис. — Который кофе покупает.
— Боря…
— Да ладно, — он слабо махнул свободной рукой. — Я не в претензии. Сам виноват. Знаешь, что самое обидное? Что я тебе даже жизнь устроить толком не смог. Думал — бизнес, достаток… А теперь что? Магазин разваливается, денег нет…
За окном сверкнула молния, следом прокатился раскат грома. Где-то в коридоре хлопнула дверь, послышались встревоженные голоса — привезли нового пациента.
— Мариш, — тихо позвал Борис. — А давай правда магазин продадим? Купим домик за городом, будем огород растить… Я давно об этом думаю. Может, там и здоровье наладится.
Она смотрела на его поседевшие виски, на глубокие морщины вокруг глаз, на натруженные руки с проступающими венами — и вдруг поняла, что не может его оставить. Не сейчас, не так. Да, она променяла свою молодость на его зрелость, но разве любовь измеряется только годами?
— Давай, — кивнула она, сжимая его ладонь. — Только огород я сама планировать буду. И розы посажу, обязательно.
За окном постепенно стихал дождь. Сквозь редеющие тучи пробивался закатный луч, окрашивая больничную палату в тёплые тона. Где-то в коридоре негромко переговаривались медсёстры, звякала посуда — развозили ужин.
Марина смотрела на задремавшего Бориса и думала о том, что любовь — это не только страсть и романтика. Иногда это просто умение быть рядом, несмотря на все трудности.
Умение видеть в постаревшем лице те черты, которые когда-то заставили твоё сердце биться чаще. Умение принимать жизнь такой, какая она есть, и находить в ней свои маленькие радости.
Она осторожно поправила одеяло и тихонько вышла из палаты. Нужно было заехать в магазин, закрыть кассу… Жизнь продолжалась. Другая, не такая, как мечталось в молодости, но всё-таки своя, выстраданная, настоящая.
А розы… Что ж, розы можно посадить и осенью. Говорят, они тогда крепче приживаются.
