— Людок, тут такое дело… У мамы юбилей через два месяца. Шестьдесят лет.
Голос Виталия прозвучал за её спиной — громкий, нарочито бодрый, полный самодовольства человека, который вот-вот осчастливит ближнего своего. Людмила не обернулась. Она сидела за своим рабочим столом в гостиной, который больше походил на штаб управления полетами. На большом мониторе светилась таблица Excel с десятками позиций: «аренда шатра», «кейтеринг, вариант 3», «флористика, пионы», «ведущий, гонорар». Рядом на пробковой доске были приколоты визитки фотографов, диджеев и водителей. Воздух пах остывающим кофе и немного — озоном от работающей техники. Она как раз вбивала в смету для крупной корпорации стоимость аренды звукового оборудования, и её пальцы летали над клавиатурой с отточенной скоростью.
— Ты должна всё организовать. Ну, как ты умеешь. По высшему раз-ря-ду, — он произнёс последнее слово по слогам, словно пробуя его на вкус, и покровительственно положил руку ей на плечо. — Сделаешь маме подарок, она будет на седьмом небе. Это не обсуждается, ты же у меня профессионал.
Его рука на плече ощущалась тяжёлой и чужеродной. Людмила закончила вводить цифру, нажала Enter и только после этого медленно подняла голову. Её взгляд, привыкший за день вычленять детали и несоответствия в сметах, теперь так же бесстрастно сфокусировался на лице мужа. На его довольной, расслабленной физиономии, на улыбке, не допускающей и тени сомнения в её восторженном согласии.
— Стоп! Я не поняла! А почему это я должна заниматься организацией юбилея твоей матери да ещё и бесплатно?
Жена была вне себя от возмущения, когда муж ей сообщил эту «радостную» новость и сказал, что это не обсуждается.
Вопрос прозвучал абсолютно ровно, без вопросительной интонации. Это было утверждение, констатация факта. Улыбка с лица Виталия не сползла, но застыла, превратившись в гримасу. Он убрал руку с её плеча.
— Ты чего, Люда? Какое «бесплатно»? Это же подарок! Это же мама! Моя мама! Ты как вообще можешь так говорить? Это же семья!
Он начал ходить по комнате, от стола к дивану и обратно, его шаги были тяжёлыми, продавливающими ковёр. Он явно не был готов к такому повороту и теперь на ходу импровизировал, пытаясь нащупать правильную ноту возмущения.
— Это для чужих людей у тебя работа, сметы, договоры. А здесь — для самых близких! Это должно быть от души, от сердца! Ты хочешь с родной свекрови деньги взять за то, что поможешь ей праздник устроить?
Людмила молча наблюдала за его метаниями. Затем она отодвинула от себя клавиатуру, взяла со стопки чистый лист бумаги формата А4 и свою любимую ручку — тяжёлую, с металлическим корпусом, которую она использовала для подписания договоров. Щелчок выдвигаемого стержня прозвучал в наступившей тишине оглушительно громко.
— Очень просто, — ответила она, не меняя тона. — Моё время, мои знания, мои контакты, которые я нарабатывала годами, бессонные ночи перед мероприятиями и мои нервные клетки — всё это стоит денег. Для всех.
Её ручка заскользила по бумаге. Быстро, без помарок, она выводила строчки своим фирменным, чуть угловатым почерком. Виталий остановился и с недоумением смотрел, как она пишет.
— Вот, — она закончила и протянула ему лист. — Можешь ознакомиться. Это предварительная смета на мои услуги. Разработка концепции. Подбор и бронирование площадки. Проведение переговоров и заключение договоров с подрядчиками: ведущий, фото, видео, декор. Координация мероприятия в день юбилея, из расчёта восьмичасового рабочего дня. Предоплата — пятьдесят процентов. Пусть твоя мама посмотрит. Если её всё устроит, она подписывает со мной стандартный договор, и я приступаю к работе хоть завтра.
Виталий недоверчиво взял бумагу. Он смотрел на ровные строчки, на цифры с несколькими нулями в конце. Его взгляд метался от листа к её непроницаемому лицу и обратно. Он ожидал чего угодно: спора, уговоров, может быть, даже капризов. Но он не был готов к деловому предложению. Он смотрел на неё, на свою жену, и видел перед собой чужого человека — эффективного, холодного менеджера, который только что выставил счёт его матери. Лицо Виталия медленно начало наливаться кровью, меняя цвет от обычного до тёмно-красного, почти багрового.
Багровый оттенок на лице Виталия медленно сгущался, превращаясь в цвет перезрелой сливы. Он сжал лист бумаги в кулаке. Тонкая офисная бумага протестующе захрустела, но не порвалась — кулак мужа был скорее демонстративным, чем по-настоящему сильным. Он бросил скомканный шарик на стол, целясь в клавиатуру, но промахнулся. Бумажка отскочила от стопки документов и бесшумно упала на ковёр, белый и чужеродный на тёмном ворсе.
— Ты в своём уме, Люда? Совсем с катушек съехала со своими проектами? — он перешёл на шипящий, сдавленный шёпот, который был гораздо неприятнее открытого крика. — Это что за выходка? Это ты так показываешь своё уважение к моей матери? Счёт ей выставляешь, как какой-то фирме-однодневке?
Он опёрся руками о её стол, нависая над ней. От него пахло офисным обедом и лёгким раздражением, которое он, очевидно, принёс с работы и которое теперь нашло свой громоотвод.
— Это же мама! Она тебя в семью приняла, когда ты одна была. Она тебе пироги свои возит по воскресеньям, потому что знает, что ты готовить не любишь! Она тебе рассаду для твоего балкона весной привозила! Это, по-твоему, не считается? Или на это тоже нужно было прайс-лист составить? «Пирог — пятьсот рублей, куст помидоров — сто»? Так, что ли?
Людмила не отшатнулась. Она спокойно выдержала его взгляд, глядя снизу вверх в его искажённое гневом лицо. Она медленно отодвинула своё кресло на колёсиках на полметра назад, восстанавливая дистанцию.
— Пироги — это её хобби, Виталя. Ей нравится возиться с тестом. Рассада — её увлечение. Она получает от этого удовольствие. И я всегда её благодарю. А вот это, — она обвела рукой свой рабочий уголок: монитор, принтер, стопки образцов ткани и картона, — это не хобби. Это моя работа. Та самая работа, которая в прошлом месяце оплатила нам отпуск в Италии. Та самая, которая закрыла половину кредита за твою машину. Это не развлечение. Это стопроцентная концентрация, бессонные ночи, сорванные поставщиками сроки и общение с неадекватными клиентами. Это актив, который я не собираюсь раздавать бесплатно только потому, что кому-то удобно считать это моей «женской обязанностью» — создавать праздники.
Её слова были как точные, выверенные удары. Она не повышала голос, но каждое слово било точно в цель. Она видела, как дёргается жилка у него на виске. Он не находил, что возразить на её логику, и это бесило его ещё больше. Когда аргументы заканчиваются, в ход идут оскорбления.
— Значит, вот ты какая на самом деле, — он выпрямился, скрестив руки на груди. — Холодная, расчётливая деляга. Я-то думал, я на женщине женился, а оказалось — на калькуляторе. Всё у тебя в цифрах, всё в сметах. Души в тебе нет, Люда. Ни капли.
Он вытащил из кармана телефон и демонстративно начал что-то искать в контактах, не сводя с неё презрительного взгляда.
— Хорошо. Ты хочешь играть в бизнес? Будем играть в бизнес. Только клиент имеет право знать все условия сделки лично от подрядчика, не так ли?
Он поднёс телефон к уху. Людмила поняла, что он делает. Он не просто звал на помощь, он вводил в игру главную фигуру, ту, чьё имя нельзя было произносить в таких спорах.
— Мам, привет. Да, всё нормально… почти, — его голос мгновенно изменился, в нём появились страдальческие, сыновьи нотки. — Я тут как раз с Людой говорю по поводу твоего юбилея. Да, конечно, она поможет, мам, как же иначе… Она у нас профессионал. Она даже… подготовила коммерческое предложение. Чтобы всё было официально. — Он сделал паузу, давая своей фразе утонуть в сознании собеседницы на том конце провода. Он смотрел прямо на Люду, наслаждаясь эффектом. — Нет, мам, ты не поняла. Счёт не от ресторана. От неё. Она выставила счёт… тебе… за свои услуги по организации.
Он слушал ответ несколько секунд, кивая. Его лицо изображало сочувствие и скорбь.
— Я понимаю, мам. Да. Я тоже в шоке. Ничего, не волнуйся. Ты можешь подъехать? Да, сейчас. Она как раз на месте. Обсудите с ней детали… её бизнес-проекта. Хорошо, ждём.
Он нажал отбой и положил телефон на стол.
— Мама сейчас приедет. Она хочет лично взглянуть в глаза своему менеджеру и обсудить условия договора. Готовься к переговорам.
Виталий не сел. Он остался стоять посреди гостиной, заняв позицию где-то между диваном и рабочим столом жены, словно рефери на ринге, который сам же и организовал. Он был уверен в своей правоте, в своей силе, подкреплённой скорым прибытием материнской поддержки. В этой паузе, наполненной гудением компьютера и тиканьем настенных часов, он упивался своей ролью. Ролью сына, защищающего честь матери, и мужа, ставящего на место зарвавшуюся супругу.
Людмила, напротив, не выказала ни тени беспокойства. Она не стала вскакивать и метаться по квартире, готовясь к обороне. Вместо этого она спокойно наклонилась, подняла с ковра скомканный лист бумаги и аккуратно, ноготь за ногтем, разгладила его на столешнице. Она расправила каждый залом, каждый сгиб, пока лист снова не стал почти ровным. Затем она положила его на видное место рядом с монитором и снова взялась за мышку, возвращаясь к своей таблице Excel. Это было не бегство от реальности. Это было молчаливое, но твёрдое заявление: ваш театр — это ваш театр, а у меня есть работа.
Прошло не больше пятнадцати минут, прежде чем резкий, требовательный звонок в дверь прорезал напряжённую атмосферу. Он прозвучал не как гостевой, а как вызов. Виталий встрепенулся и пошёл открывать, на его лице была написана смесь предвкушения и праведного гнева.
На пороге стояла Клавдия Петровна. Она не была похожа на разгневанную фурию. Напротив, она выглядела как воплощение оскорблённой добродетели. Хорошо уложенные волосы, строгое, но дорогое пальто, в руках — не авоська, а большой пластиковый контейнер, из которого едва уловимо пахло выпечкой. Она вошла в квартиру, не разуваясь, прошла прямо в гостиную и первым делом обратилась к сыну, демонстративно игнорируя сидящую за столом невестку.
— Виталечка, я так летела, так переживала. Что у вас тут происходит? Что случилось? — её голос был полон трагизма и материнской заботы, рассчитанной на одного, но произнесённой для двоих слушателей.
Виталий тут же подхватил эту ноту.
— Вот, мама, смотри. Людмила у нас теперь бизнес-леди. Семья для неё — это просто очередной проект.
Клавдия Петровна наконец удостоила невестку взглядом. Она медленно подошла к столу и поставила свой контейнер прямо на стопку с образцами дизайнерского картона.
— Здравствуй, Людочка. Виталя мне сказал, что ты очень занята в последнее время. Что у тебя совсем нет времени на нас, на семью.
— Здравствуйте, Клавдия Петровна, — Людмила повернула кресло, встречая свекровь лицом к лицу. Её тон был безупречно вежлив, как на встрече с важным клиентом. — Проходите, присаживайтесь. Виталя немного преувеличивает. Время есть, вопрос лишь в том, как мы его используем.
— Вот как, — протянула Клавдия Петровна, не сводя с неё изучающего взгляда. — Мы-то с отцом думали, что шестьдесят лет — это большой праздник. Что ты, как родной человек, поможешь, подскажешь, порадуешься за меня. А оказывается… оказывается, это теперь называется «использование времени».
Её взгляд упал на расправленный лист бумаги на столе. Она взяла его двумя пальцами, с брезгливостью, словно это было что-то грязное.
— Так вот оно что… «Предварительная смета». Какими словами-то теперь всё называется… — она читала вслух, и в её голосе звенел металл. — «Разработка концепции… подбор подрядчиков… координация…» Господи, Люда, это же юбилей матери твоего мужа, а не запуск космического корабля!
— Это моя работа, Клавдия Петровна, — спокойно ответила Людмила. — Я отношусь к ней серьёзно, будь то свадьба на двести человек или юбилей на тридцать. Врач в клинике не оперирует родственников бесплатно, просто потому что они родственники. Он выполняет свою работу. Я — тоже.
— Не сравнивай Божий дар с яичницей! — вскинулся Виталий, не выдержав её спокойствия. — Врач жизни спасает, а ты… Ты просто меню составляешь и шарики выбираешь!
— Вот именно! — подхватила Клавдия Петровна, бросив лист на стол. — Мы ведь просили по-человечески! Помочь, как дочка! А ты нам что? Договор? Счёт? Ты что же, хочешь, чтобы я, пенсионерка, тебе платила за то, что ты позвонишь в ресторан, который сама же мне и посоветовала? Это так теперь выглядит благодарность за всё, что мы для вас с Виталиком делали?
Она сделала шаг к Люде, и её лицо, до этого скорбно-обиженное, стало жёстким и злым. Маска была сброшена.
— Я думала, у моего сына есть жена. Семья. А у него, оказывается, просто партнёр по бизнесу, который живёт с ним в одной квартире. Ты всё превращаешь в сделку. Всё в твоей жизни имеет свою цену. Скажи мне, Люда, а любовь, забота, уважение к старшим — у них тоже есть цена в твоём прайс-листе? Или это идёт как «бесплатная опция» к договору?
— Цена? Вы хотите поговорить о цене, Клавдия Петровна? — в голосе Людмилы не было ни обиды, ни злости. В нём прозвучал холодный, почти академический интерес, который она обычно проявляла, когда клиент начинал оспаривать очевидные статьи расходов. Она медленно поднялась из-за стола, и этот простой жест заставил Виталия и его мать невольно отступить на полшага. — Хорошо. Давайте поговорим о цене. Только не о цене моих услуг, а о цене вашей «любви и заботы».
Она оперлась кончиками пальцев о столешницу. Её взгляд скользил от свекрови к мужу и обратно.
— Когда вашему племяннику два года назад понадобилась срочная помощь с организацией свадьбы, потому что его невеста всё провалила, кто просидел четыре ночи без сна, обзванивая моих подрядчиков и умоляя их войти в положение? Кто нашёл ему ведущего, фотографа и площадку за неделю до даты? Это была «любовь»? Или это было бесплатное использование моих профессиональных ресурсов?
Виталий открыл рот, чтобы что-то сказать, но Люда остановила его одним лишь взглядом.
— Когда вы затеяли ремонт на даче и не могли определиться с дизайном веранды, кто потратил две недели, рисуя вам эскизы, подбирая материалы и составляя план работ, чтобы ваши строители ничего не испортили? Это была «забота»? Или это была бесплатная консультация дизайнера интерьеров, за которую другие люди платят большие деньги? Когда ваша машина месяц стояла в ремонте, кто каждый день после работы ехал на другой конец города, чтобы отвезти вас по магазинам, а потом ждал в машине по часу? Это было «уважение к старшим»? Или бесплатная служба такси и личного водителя?
Она говорила ровно, чеканя каждое слово. Это был не скандал. Это было оглашение счёта. Счёта, который копился годами, и который она никогда не думала предъявлять. Но они сами попросили.
— Вся ваша так называемая забота, Клавдия Петровна, всегда имела второе дно. Ваши пироги, — она кивнула на контейнер, стоявший на её документах, — это прекрасный повод приехать без приглашения и проверить, как у нас дела. Ваши советы — это способ контролировать нашу жизнь. Ваша «помощь» — это инвестиция, за которую вы всегда ждёте дивидендов. В виде моего времени, моих сил, моих нервов. Вы привыкли, что я — это удобная, многофункциональная и, главное, бесплатная опция в вашей жизни. И в жизни вашего сына.
Клавдия Петровна смотрела на неё, и на её лице отражалось уже не оскорблённое достоинство, а чистая, неприкрытая ненависть. Она увидела, что её манипуляции больше не работают. Эта девочка, эта невестка, которую она считала послушной и управляемой, вдруг показала стальной хребет.
— Ты… — прошипела она, и это слово было наполнено ядом. — Ты просто неблагодарная…
— Мама, пойдём, — Виталий наконец нашёл в себе силы вмешаться. Он шагнул к матери и взял её под руку, тем самым окончательно выбирая свою сторону. Он не защитил жену. Он не попытался её понять. Он просто решил эвакуировать свою мать с проигранного поля боя. — Здесь больше нечего обсуждать.
Они двинулись к выходу. Клавдия Петровна, уже стоя в коридоре, обернулась и бросила в Люду последнюю фразу, самую жестокую, на которую была способна.
— Бесплодная смоковница, — сказала она тихо, но отчётливо. — Ни детей, ни души. Только цифры в голове.
Людмила молчала. Она смотрела, как муж открывает перед матерью дверь. Он не посмотрел на жену, его взгляд был устремлён в пол. В этот момент Людмила подошла к своему столу, взяла пластиковый контейнер с пирогами, который так и стоял на её бумагах, и молча проследовала за ними. Она подошла к открытой двери, шагнула на лестничную площадку и аккуратно, без стука и шума, поставила контейнер на коврик перед своей дверью. Затем она вернулась в квартиру и посмотрела прямо на мужа, который всё ещё держал ручку двери.
— Мой юбилейный подарок твоей матери, — сказала она ледяным, абсолютно спокойным голосом. — Бесплатно. Прощальный.
И только после этого она закрыла перед ним дверь. Без хлопка. Просто тихо щёлкнул замок…
