— Алёнушка, помоги мне, — голос Марии Никитичны дрожал, когда она переступила порог с двумя свёртками в руках.
Алёна застыла у стола с недомытой тарелкой.
За окном хлестал дождь, собака выла на крыльце, не желая заходить в дом. Весь день её преследовало странное предчувствие — словно воздух стал густым, плотным.
— Что случилось? — она бросилась к свекрови, у которой по щекам текли слёзы.
— Вот, — Мария Никитична раскрыла одеяло, и Алёна увидела крошечное личико. Ребёнок сморщился и тихо захныкал. — Их двое. Брат и сестра. В старом колодце нашла…
Алёна ощутила, как земля уходит из-под ног. Она приняла свёрток из рук свекрови. Младенец был холодным, грязным, но живым. Глаза — огромные, тёмные — смотрели прямо на неё.
— В колодце? В том, за заброшенным сараем? — Алёна прижала ребёнка к груди, чувствуя, как маленькое сердце бьётся рядом с её собственным.
— Да. С Петровичем вытащили. Иду мимо с Шариком, а он к колодцу рвётся, лает как безумный.
Подошла — плач слышу. Еле достали, — Мария Никитична опустилась на табурет. — Кто-то бросил и уехал. По деревне никто не пропадал, значит, чужие были.
Алёна смотрела на ребёнка, не в силах отвести взгляд.
Пять лет они со Степаном пытались. Пять лет надежд, разочарований. Диагноз звучал как приговор. Детская комната стояла готовая, с игрушками, кроваткой, но пустая.
— А второй? — спросила она, глядя на другой свёрток.
— Девочка. Совсем кроха, — Мария Никитична раскрыла второе одеяло. — Близнецы, видать.
Входная дверь скрипнула. На пороге стоял Степан — высокий, широкоплечий, промокший насквозь.
— Что случилось? — он замер, глядя на жену с ребёнком на руках.
Мария Никитична быстро рассказала сыну всё. Он слушал, не перебивая, потом подошёл к Алёне, коснулся пальцем щеки младенца.
— Кто мог такое сделать? — в его голосе звучала боль.
— Участковый приедет завтра, — сказала Мария Никитична. — Я уже позвонила. И фельдшера вызвала, скоро будет. Осмотреть надо детей.
Степан взял второго ребёнка из рук матери. Девочка открыла глаза и уставилась на него так серьёзно, что у него перехватило дыхание.
— Что с ними будет? — спросил он.
Алёна посмотрела на мужа — в его глазах читалась та же мысль, что пронзила её саму.
— Их в детдом отправят, — сказала Мария Никитична, и её голос зазвенел. — Если родителей не найдут.
Степан посмотрел на жену, потом на мать. Его рука легла на плечо Алёны, и он просто сказал:
— Наши.
Это слово повисло между ними — простое, тяжёлое.
— Наши, — повторила Алёна, и что-то в ней дрогнуло, словно давно замёрзшая река тронулась льдом.
Фельдшер приехал через час. Осмотрел детей, сказал, что им около года. Здоровые, крепкие. Чудом выжили в холодном колодце.
Ночью, когда дети заснули в наскоро устроенной колыбели, Степан сел рядом с Алёной.
— Ты уверен? — спросила она. — Это же…
— Уверен, — он взял её руку. — Я поговорю с участковым завтра. И со всеми, с кем нужно. Оформим опеку. Мать поможет, у неё связи в администрации.
— А если кто-то придёт за ними?
— Кто? Тот, кто бросил их там? — Степан покачал головой. — Не придёт.
Алёна положила голову ему на плечо. За окном дождь превратился в тихий шёпот. Один из детей заворочался во сне, и она машинально поднялась, чтобы проверить.
Они лежали, прижавшись друг к другу — маленькие, беззащитные, теперь её. Внутри неё словно распустился цветок, заполняя пустоту, с которой она жила столько лет.
— Как назовём? — прошептал подошедший Степан.
Алёна улыбнулась:
— Надя. И Костя.
Надежда и Константин. Постоянство и Вера. То, что они получили из высохшего колодца — неожиданный дар судьбы.
Пять лет пролетели как один день. Ферма разрослась — появились новые грядки, теплица, коровник. Надя и Костя превратились из крошечных свёртков в шустрых непосед.
— Мама, смотри! — Надя вбежала на кухню, размахивая рисунком. — Это наш дом и все мы!
Алёна улыбнулась, разглядывая яркие фигурки. Надя была солнечным ребёнком — золотистые кудряшки, громкий смех, постоянное движение.
Костя же — серьёзный, внимательный, любил сидеть со Степаном в мастерской и наблюдать, как отец работает с деревом.
— Очень красиво, — Алёна поцеловала дочь в макушку. — Где Костя?
— С бабушкой травы собирает, — Надя устроилась за столом. — Она говорит, что знает все-все травы на свете!
Мария Никитична стала настоящей бабушкой — строгой, но бесконечно любящей. Когда внуки болели, не спала ночами. Когда шалили — хмурила брови, но никогда не повышала голос.
Телефонный звонок разорвал утреннюю идиллию. Алёна взяла трубку и услышала голос соседки:
— Алёна! Беги скорей к Марии! Ей плохо!
Мир перевернулся. Она бросилась к двери, крикнув Наде сидеть дома.
Мария Никитична лежала на траве у огорода, рядом стоял испуганный Костя.
— Бабушка упала, — прошептал мальчик. — Я звал, а она не встаёт.
Алёна опустилась на колени. Свекровь была бледной, губы посинели. Приступ — она поняла сразу. До приезда скорой оставались минуты, которых у Марии Никитичны не было.
— Присмотри… за ними… — прошептала она, сжимая руку Алёны. — Твои они. Всегда были твоими…
Это были её последние слова.
Дом погрузился в сумрак. Степан стал хмур лицом, замкнулся. Дети притихли, не понимая, почему бабушка не возвращается. Каждый переживал горе по-своему — Надя рисовала бабушку в облаках, Костя молчал часами.
— Уезжаем отсюда, — сказал однажды Степан, глядя в пустоту. — Продадим всё. Начнём заново.
— Ты не думаешь о детях, — Алёна впервые за их брак повысила голос. — Им нужен дом, стабильность, особенно сейчас!
— А мне нужно не видеть этот двор, где она… — он не договорил, схватил куртку и хлопнул дверью.
Степан возвращался поздно, от него пахло дешёвым вином.
Алёна не узнавала мужа — доброго, заботливого человека, который превратился в тень. Дети боялись его, особенно когда он кричал по ночам. Она впервые задумалась — выдержит ли их семья этот удар?
Однажды утром раздался стук в дверь. На пороге стоял пожилой мужчина с чемоданом.
— Здравствуй, доченька, — сказал её отец, которого она не видела три года. — Соседка позвонила. Сказала, что вам непросто сейчас.
Отец Алёны, Виктор Сергеевич, — бывший инженер, вдовец, — приехал из города и словно принёс с собой свежий воздух. Он поселился в маленькой комнатке, но его присутствие заполнило весь дом.
— Степан, надо сарай перекрыть, — сказал он как-то утром зятю, протягивая ему чашку крепкого чая. — Поможешь? У меня уже руки не те.
И Степан, удивив даже самого себя, кивнул.
Они работали весь день. Виктор Сергеевич рассказывал истории из своей молодости, и Степан понемногу оттаивал. К вечеру, глядя на новую крышу, он сказал:
— Спасибо.
— За что? — удивился тесть.
— За то, что не стали меня жалеть.
Виктор Сергеевич похлопал его по плечу:
— Жалость унижает. Работа спасает.
Дед взялся за внуков — читал им книги, мастерил игрушки, учил считать. Прошёл месяц, и Алёна заметила, как муж снова начал улыбаться, глядя на детей. А однажды ночью он обнял её и прошептал:
— Прости. Я думал, что потерял не только мать, но и себя.
Виктор Сергеевич продал городскую квартиру и купил участок рядом с их домом. «Не для себя — для внуков», — сказал он. Алёна прибавила сил в хозяйстве — завела козу, посадила новые яблони.
Первого сентября они всей семьёй стояли у школы. Надя в белом платье крепко держала брата за руку. Учительница улыбнулась:
— Какие замечательные близнецы! Так похожи.
Алёна посмотрела на детей, потом на мужа и отца, стоящих рядом плечом к плечу, и подумала: «Мы действительно семья. Несмотря ни на что».
— Я не буду доить эту козу! — Костя швырнул ведро. — Мне четырнадцать лет, а не сорок!
Алёна вздохнула. Подростковый возраст обрушился на их тихую семью как ураган. Её спокойный, рассудительный сын превратился в колючего незнакомца.
— Не говори так с матерью, — Степан выступил из тени сарая, где строгал доску для новой полки. — Подними ведро.
— Сам поднимай! — огрызнулся Костя. — Я устал быть фермером. Мне надоело это всё!
Он махнул рукой на ферму, которая за девять лет превратилась в настоящее хозяйство — ухоженные грядки, теплицы, небольшой яблоневый сад.
— Тебя никто не заставляет, — спокойно ответил Степан. — Но в этом доме каждый должен работать.
— Я работаю! Я делаю скворечники для продажи с дедом. Но все эти куры, козы… — Костя поморщился. — Петька Соловьёв уже мопед собрал, а я в навозе копаюсь!
Алёна подошла к сыну и положила руку ему на плечо:
— Хочешь собрать мопед? Поговори с дедом. Он инженер, поможет.
Лицо мальчика просветлело.
— Правда?
Через открытое окно донёсся звонкий голос Нади:
— Мам! Иди скорей! У меня получилось!
В комнате дочери царил творческий беспорядок. На столе лежала раскрытая книга «Основы дизайна», а на мольберте — яркий эскиз платья.
— Я сама придумала! — Надя кружилась по комнате. — Смотри, тут особый крой, а здесь карманы. Практично и модно!
Алёна улыбнулась. Дочь всегда тянулась к прекрасному — книги, рисунки, музыка. Как непохожи были близнецы! Один — техник до мозга костей, другая — мечтательница.
— Потрясающе, — она обняла дочь. — Нарисуешь ещё? Может, сошьём что-нибудь к празднику села?
— А можно? — глаза Нади загорелись. — Тогда я целую коллекцию нарисую!
Вечером вся семья собралась у костра во дворе. Виктор Сергеевич, поседевший, но всё ещё крепкий, жарил сосиски на прутиках, которые сам вырезал.
За девять лет он стал незаменимым членом семьи — мудрым, терпеливым дедом, наставником для внуков.
— А я сегодня видел, как Костя помогал малышам Петровых перейти ручей, — сказал он как бы между прочим. — Взвалил самого маленького на плечи и перенёс через брёвнышко.
Костя покраснел:
— Да там ерунда. Просто они боялись.
— Хороший ты парень, — Степан потрепал сына по волосам.
— Деда, а расскажи про свой первый мотоцикл! — попросила Надя, прижимаясь к деду.
— Да какой там мотоцикл! — рассмеялся Виктор Сергеевич. — Драндулет был, а не мотоцикл! Но летал на нём, как ветер…
Он начал рассказывать, жестикулируя, а Алёна смотрела на огонь и думала о том, как изменилась их жизнь. Уход Марии Никитичны чуть не сломала их, но они выстояли.
Степан подсел к ней и взял за руку:
— О чём думаешь?
— О детях, — она посмотрела на близнецов, хохочущих над шуткой деда. — Они никогда не узнают, что мы нашли их в старом колодце.
— Может, когда-нибудь скажем? — тихо спросил он.
Алёна покачала головой:
— Для чего? Чтобы они думали, что их бросили? Чтобы искали кого-то, кто не хотел их знать? Нет. Они — наши. Всегда были нашими.
Костя вдруг встал и ушёл в дом. Вернулся он с большой коробкой.
— Это вам, — он протянул отцу странный предмет из досок и проволоки.
— Что это? — удивился Степан.
— Автоматическая кормушка для кур. Включается утром сама, — Костя вспыхнул. — Мы с дедом сделали. Чтобы тебе не нужно было вставать в пять утра.
Алёна увидела, как муж сглотнул комок в горле. Он обнял сына, прижал к себе:
— Спасибо, сынок.
Надя тоже поднялась:
— А у меня тоже подарок! — она протянула матери сложенный лист бумаги. — Это эскиз нового платья для тебя. На твой день рождения сошью!
В тот вечер, укладывая детей спать, Алёна поймала себя на мысли, что впервые за долгое время ощущает полное счастье. В дверь заглянул Виктор Сергеевич:
— Утром новый щенок придёт, Сидоровы отдают. Костя просил для охраны фермы, — он подмигнул. — Но я-то знаю, что просто хочет собаку.
— Спасибо, папа, — Алёна обняла отца. — За всё.
Через неделю близнецы шли по деревенской улице, горячо споря о чём-то. Надя размахивала руками, Костя качал головой, но было видно, как они любят друг друга.
Соседка, Анна Петровна, поливавшая цветы, проводила их взглядом:
— Какие славные ребята. Прямо в мать и отца, — сказала она своему мужу. — Алёнка такой же светлой была в юности, а парень — вылитый Степан.
Алёна, стоявшая на крыльце, услышала эти слова и улыбнулась. Всё встало на свои места. То, что началось холодной ночью у старого колодца, превратилось в настоящую семью. Не по крови — по любви. И это было важнее всего.
Прошло ещё 5 лет, детям уже было по 19 лет.
— Мам! Пап! Мы дома! — звонкий голос Нади разнёсся по двору, когда автобус высадил близнецов на остановке у поворота к их дому.
Июньское солнце заливало ферму золотистым светом. За год, проведённый в городе, многое изменилось — появился новый забор, беседка у пруда, солнечные батареи на крыше сарая.
Костя швырнул рюкзак на землю и огляделся:
— Похоже, отец всё-таки установил ту систему полива, о которой говорил.
Надя подхватила сумку и побежала к дому:
— Давай быстрее, они же не знают, что мы сегодня решили приехать!
Степан вышел на крыльцо, вытирая руки полотенцем, и замер, увидев детей. За последний год он заметно постарел — виски побелели, морщинки вокруг глаз стали глубже.
— Какие люди! — он раскинул руки, и Надя бросилась в его объятия.
— Сюрприз, — Костя пожал отцу руку, а потом всё-таки обнял его. — Решили на день раньше приехать.
Из дома выбежала Алёна, на ходу снимая фартук:
— Господи, мои родные! — она прижала к себе обоих детей, пряча слёзы. — Почему не позвонили? Я бы пирог испекла…
— Где дед? — спросил Костя, оглядываясь.
Лица родителей изменились. Алёна и Степан переглянулись.
— Пойдёмте в дом, — Степан взял сумки детей. — Многое нужно рассказать.
За столом, за чашкой чая, родители объяснили: дедушка в больнице уже второй месяц. Врачи говорят — будет жить, но нужна длительная реабилитация.
— Почему не сказали? — Костя стукнул кулаком по столу. — Мы бы приехали!
— У вас сессия была, — Алёна погладила сына по руке. — Он сам просил не говорить. Сказал, что образование важнее.
— Завтра поедем к нему, — сказал Степан. — Он будет счастлив вас видеть.
Вечером близнецы сидели на крыше сарая — их любимом месте с детства. Перед ними раскинулся вид на поля, освещённые закатом.
— Странно возвращаться, — сказала Надя, обхватив колени. — Всё такое же, но иначе.
— Ты про деда? — Костя обнял сестру за плечи.
— И про деда тоже, — она вздохнула. — Знаешь, в городе я всё время кому-то доказывала, какая я самостоятельная. А сейчас вернулась домой и поняла, что боюсь перемен здесь.
Костя кивнул. Он понимал сестру без слов. Весь год в техническом институте он строил новую жизнь, гордился своими успехами в программировании.
Приехал с идеей автоматизировать всю ферму. А теперь сидел и думал только о том, как помочь деду.
— Знаешь, — сказал он, глядя на закат, — мой сосед по общежитию узнал, что он приёмный, когда ему было шестнадцать. Чуть с ума не сошёл.
Надя резко повернулась к нему:
— К чему ты это?
— Да так, — он пожал плечами. — Просто подумал, как всё могло сложиться иначе.
— Ты о чём? — Надя нахмурилась.
— Надь, ты никогда не замечала, что у тебя нет ни одной фотографии, где мама беременна нами?
И что наши свидетельства о рождении оформлены, когда нам было почти полтора года?
Она молчала, глядя на брата широко открытыми глазами.
— Я случайно нашёл документы, когда помогал маме разбирать старые бумаги перед отъездом, — продолжил он. — Но не стал спрашивать.
Понял, что если они никогда не говорили об этом, значит, так нужно.
— И что ты думаешь? — тихо спросила Надя.
— Я думаю, что нам повезло, — Костя улыбнулся. — Дважды повезло. Сначала — что нас нашли. Потом — что именно они нас нашли.
Надя прижалась к брату:
— Думаешь, стоит им сказать, что мы знаем?
— Зачем? — он покачал головой. — Мне кажется, есть вещи, которые лучше оставить как есть.
На следующий день вся семья поехала в больницу. Виктор Сергеевич сидел в кресле у окна, худой, осунувшийся, но глаза его загорелись, когда он увидел внуков.
— Мои инженеры приехали! — он протянул дрожащую руку, и Костя осторожно пожал её.
Надя расплакалась, увидев деда таким слабым, но быстро взяла себя в руки:
— Я дизайн интерьера изучаю, представляешь? И уже выиграла конкурс факультета!
— Молодец, девочка моя, — дед погладил её по голове здоровой рукой. — А ты, Костя?
— Программирование, как и хотел, — он сел рядом с дедом. — И знаешь, я придумал систему для реабилитации после твоей болезни. Можем прямо на тебе испытать!
Виктор Сергеевич рассмеялся:
— Вот это внук! Сразу деда в подопытные!
Когда Алёна и Степан вышли поговорить с врачом, Костя наклонился к деду:
— Дед, а ты знаешь, откуда мы с Надей?
Виктор Сергеевич посмотрел на внука долгим взглядом:
— Знаю, конечно. А вы?
— Догадываемся, — ответила Надя. — И хотим спросить… как нам быть?
Дед взял их обоих за руки:
— Быть благодарными судьбе. И родителям, которые вас любят больше жизни. Вы ведь не кровь их, а сердце. Понимаете?
Близнецы кивнули.
— А теперь расскажите мне лучше про город, — улыбнулся дед. — Старику интересно.
Через две недели Виктора Сергеевича выписали домой. Костя построил для него специальный тренажёр, а Надя переоборудовала комнату так, чтобы деду было удобнее передвигаться.
Однажды вечером, когда все сидели на веранде, Алёна спросила:
— Ну и как, дети? Не жалеете, что уехали из города на всё лето?
Костя и Надя переглянулись.
— Знаешь, мам, — сказал Костя, — я думаю остаться. Можно учиться удалённо. Ферму надо модернизировать, да и за дедом нужен глаз.
— А я приеду на выходные, — добавила Надя. — У меня практика в дизайн-студии, но это же недалеко, всего два часа на автобусе.
Алёна посмотрела на мужа, потом на детей:
— Вы же городские теперь. Зачем вам эта деревня?
Костя посмотрел на звёздное небо над фермой, потом на свою семью:
— Потому что здесь — наши корни. Самые настоящие.
Надя тихо добавила:
— И самые глубокие. Как вода в старом колодце.
Алёна вздрогнула и пристально посмотрела на дочь. Но та лишь улыбнулась и обняла мать:
— Спасибо вам. За всё.
В тот вечер никто больше не говорил о прошлом. Не было нужды. Семья сидела вместе, связанная узами крепче крови, под звёздным небом, которое видело их историю с самого начала.
