Утро. Моё любимое время суток, когда можно побыть наедине с собой, не отвечать на дурацкие вопросы, не объяснять, почему кофе должен быть сварен именно так, а не иначе. Андрей уехал на работу пораньше — какое-то совещание, и слава богу. Я стояла у плиты, помешивая турку, и наслаждалась тишиной. Кофе почти подходил к краю, источая этот божественный аромат…
И тут зазвонил телефон. Я дёрнулась, едва не пролив всё на плиту. На экране высветилось: «Зоя Ивановна». Свекровь. В восемь утра. Господи, что ей неймётся?
Я глубоко вздохнула, выключила газ и провела пальцем по экрану.
— Мариночка! — раздался бодрый голос на том конце. Слишком бодрый для утра. — Не разбудила?
— Нет, Зоя Ивановна, я давно встала, — ответила я, стараясь, чтобы в голосе не проскользнуло раздражение.
— Славно, славно. Ты ведь никуда не собираешься в ближайшие дни?
Вот так сразу. Без «как дела», без «что нового». Сразу к делу.
— Вообще-то у меня много работы и планов… — начала я неуверенно.
— Отлично! — перебила свекровь, словно и не слышала моих слов. — Я вчера из больницы. Колено оперировали, представляешь? Ничего серьёзного, обычная возрастная история. Но врач сказал, что нужен домашний уход и покой. Так что я к вам перебираюсь на недельку!
Я застыла с чашкой в руке. Это не вопрос. Даже не просьба. Констатация факта.
— Зоя Ивановна, но может…
— С Андрюшей я уже говорила, — снова перебила она. — Он полностью за. Сказал, что вы будете только рады. Заеду завтра часам к двум. Приготовь что-нибудь лёгкое на обед, у меня от лекарств с желудком не очень. И простыни свежие постели в гостевой. Люблю хрустящие!
В трубке повисла пауза. Видимо, я должна была выразить восторг.
— Но мы…
— До завтра, родная! Целую!
Гудки.
Я медленно опустила телефон. В голове крутилась единственная мысль: «Только не это. Только не сейчас».
Кофе, оставленный без присмотра, выплеснулся через край, зашипел на плите, наполняя кухню запахом горелого. День определённо не задался.
Хозяйка положения
Дверной звонок прозвенел ровно в два часа дня. Я выдохнула, пригладила волосы и пошла открывать.
Зоя Ивановна стояла на пороге, опираясь на трость. За её спиной маячил таксист с двумя огромными чемоданами — словно не на неделю, а на полгода собралась.
— Осторожнее! — прикрикнула она на водителя, когда тот поставил чемоданы в прихожей. — Там хрусталь!
Я молча расплатилась с таксистом и закрыла дверь. Свекровь уже шагнула вглубь квартиры, оглядываясь по сторонам с видом ревизора.
— Тесновато у вас, — заметила она, снимая пальто. — А где моя комната?
— Мы подготовили гостевую, — ответила я, помогая ей с обувью. — Это бывший кабинет Андрея.
Зоя Ивановна хмыкнула и, прихрамывая, двинулась по коридору. Я поплелась следом с её чемоданами.
— Маленькая какая, — протянула свекровь, осматривая комнату. — И окно на север. Для больного человека не очень-то…
Я прикусила губу, сдерживая рвущееся наружу раздражение.
— А кухня у вас всё такая же? — поинтересовалась она, не дожидаясь моего ответа. — Покажи-ка.
На кухне Зоя Ивановна покачала головой:
— Всё по-старому. А ведь я говорила Андрюше — надо гарнитур поменять. И плитку эту… Выглядит как в советской столовой.
Я вспомнила, как мы с мужем полгода выбирали эту плитку, как радовались, когда нашли именно то, что хотели. Сейчас это казалось таким далёким.
— Я ужин приготовила, — сказала я, переводя тему. — Куриный бульон, как вы любите.
— Бульон? — свекровь скривилась. — Я же просила что-то лёгкое. От бульона у меня изжога.
Она открыла холодильник без спроса, принялась изучать содержимое.
— Так и знала, — вздохнула она. — Ничего полезного. Завтра сходим в магазин, научу тебя, что покупать надо.
Я стояла посреди собственной кухни и чувствовала себя незваной гостьей. А Зоя Ивановна уже хозяйничала, переставляя баночки со специями «по-правильному».
Тихая война
Прошло три дня. Всего три дня, а казалось — вечность. Зоя Ивановна превратила мою квартиру в свою вотчину с поразительной скоростью.
Вчера я вернулась с работы и не узнала гостиную. Кресло переехало к окну, журнальный столик — к дивану, а мои любимые фотографии в рамках исчезли с полки.
— Зоя Ивановна, а где… — начала я.
— Убрала эту пылесборную выставку, — отмахнулась свекровь, не отрываясь от сериала. — Слишком много всего, глазам неспокойно.
Мои вещи теперь «слишком много». В моей квартире.
Сегодня ужинали вместе. Андрей вернулся поздно, уставший, но я всё равно ждала его — надеялась на поддержку.
— Мариночка, ты опять соли переборщила, — покачала головой свекровь, отодвигая тарелку с тушёным мясом. — И лука многовато. Андрюша с детства лук не любит.
— Я люблю, мам, — пробормотал муж, не поднимая глаз.
— Не выдумывай, — отрезала Зоя Ивановна. — Я тебя растила, знаю, что ты любишь. Просто Мариночка так готовит, что ты вынужден есть.
Я сжала вилку так, что побелели костяшки пальцев.
— А вот если бы добавить немного тмина… — продолжала свекровь. — Завтра я сама приготовлю. Покажу, как надо.
Андрей молча жевал, глядя в тарелку, словно там были написаны ответы на все вопросы мироздания.
— И посуду ты неправильно моешь, — Зоя Ивановна следила за мной, когда я убирала со стола. — Сначала стаканы, потом тарелки, а потом уже приборы. А ты всё свалила в раковину.
Я хотела огрызнуться, но промолчала. Зачем? Она всё равно не услышит.
Ночью я не могла уснуть. Лежала, глядя в потолок, чувствуя, как внутри клубится бессильная ярость.
— Ты чего не спишь? — пробормотал сонный Андрей.
— Всё нормально, — солгала я.
Но ничего нормального не было. Я понимала, что ещё немного — и я взорвусь.
Последняя капля
Неделя подходила к концу. О возвращении Зои Ивановны домой не было и речи. Каждый вечер за ужином я украдкой смотрела на календарь, считая дни. Муж делал вид, что всё в порядке. Иногда мне казалось, что ему даже нравится эта ситуация — мама рядом, заботится, вкусно готовит.
В пятницу я накрыла на стол. Домашние котлеты — не мои, свекровь настояла приготовить по своему рецепту. Пюре — тоже под её руководством. Казалось, я снова оказалась в кулинарном училище, только с самым придирчивым мастером.
— Садитесь, остывает, — позвала я.
Зоя Ивановна пришла первой, величественно опустилась на стул. Прихрамывания я не заметила уже несколько дней.
— Андрюша, — начала она, когда сын присоединился к нам, — я тут подумала… Квартира у вас хорошая, светлая. И район приличный.
Я напряглась. Что-то подсказывало мне — разговор свернёт не туда.
— Мою квартиру можно и сдать, — продолжала свекровь, накладывая себе пюре. — Я с нотариусом говорила сегодня по телефону. Он сказал, что тебя, сынок, можно прописать ко мне. Я же одна живу, имею право. А потом ты сможешь купить мою долю… И я бы тоже имела право здесь находиться постоянно.
Мир словно замер. В ушах зашумело.
— Мам, — Андрей неловко кашлянул, — это же Маринина квартира.
— И что? — свекровь подняла брови. — Вы семья. Моя квартира, твоя квартира — какая разница? Да и потом, если, не дай бог, что случится со мной — кому я её оставлю? Только тебе! А так…
Я механически жевала, не чувствуя вкуса. В голове стучало: она не уедет. Никогда не уедет. Это не визит — это захват территории.
— Зоя Ивановна, но ведь… — начала я.
— Мариночка, — перебила свекровь с улыбкой, от которой у меня мурашки по спине побежали, — ты же умная девочка. Подумай сама: что может быть лучше, чем одна большая семья под одной крышей? И тебе спокойнее — я за Андрюшей присмотрю, и готовить научу по-человечески.
Я чувствовала, как внутри что-то оборвалось. Граница между гостем и хозяином стёрлась окончательно. Теперь она не просто хозяйничала в моём доме — она собиралась сделать его своим.
Тихое решение
Утро субботы встретило меня стуком посуды на кухне. Зоя Ивановна готовила блины. Я лежала, слушая этот звук, и понимала — пора действовать.
Когда Андрей ушёл на встречу с друзьями (половина дня без свекрови — какое счастье), а Зоя Ивановна отправилась на «часок» к соседке, я достала телефон.
Первый звонок — риелтору Тамаре. Я знала её ещё с института, доверяла.
— Тамар, нужна срочная помощь. Хочу снять квартиру, — сказала я без предисловий.
— Что случилось? С мужем разводишься? — удивилась подруга.
— Со свекровью, — ответила я, и мы обе нервно хихикнули.
Через полчаса у меня было три варианта. Небольшая однушка в соседнем районе, рядом с метро, в новом доме. Идеально.
Второй звонок — в службу грузчиков.
— На вторник… да, перевозка вещей… нет, немного. Диван, шкаф, тумбочка…
Третий звонок — в магазин мебели.
— Доставка на вторник… кровать и кухонный стол…
Я действовала спокойно, методично, будто разбирала рабочий проект. Ни слёз, ни истерики. Только холодная, почти звенящая решимость.
Вечером, когда все спали, я села за компьютер. Составила договор аренды, распечатала его. Подобрала фотографии квартиры. Рассчитала бюджет на первое время. Всё аккуратно сложила в папку.
В воскресенье я съездила посмотреть квартиру. Маленькая, чистая, с новым ремонтом. Светлая кухня с большим окном. Тишина. Боже, какая благословенная тишина.
— Берёте? — спросила хозяйка.
— Беру, — кивнула я и отдала задаток.
Возвращаясь домой, я заехала в кондитерскую. Купила свекровин любимый медовик. Почему-то это казалось важным — сделать всё правильно, без злобы.
В понедельник утром, проводив Андрея на работу, я достала припрятанную папку. Выложила на стол фотографии квартиры, договор аренды и чек об оплате первого месяца.
Села у окна с чашкой кофе. И стала ждать, когда Зоя Ивановна проснётся.
Странно, но страха не было. Только уверенность: так будет правильно. Для всех.
Разговор начистоту
На столе дымился чайник. Медовик красовался на фарфоровом блюде — том самом, которое Зоя Ивановна подарила нам на новоселье. «Подходящий символизм», — подумала я.
Свекровь вошла на кухню, закутанная в махровый халат. Кивнула мне, прошла к своему месту — она уже давно определила, где чьё место за столом.
— Доброе утро, — я разлила чай по чашкам. — Как спалось?
— Нормально, только матрас у вас жёсткий, — привычно пожаловалась Зоя Ивановна. — Медовик? По какому поводу?
— Разговор есть, — сказала я спокойно.
Свекровь взяла чашку, пригубила.
— Слушаю.
Я пододвинула к ней папку.
— Зоя Ивановна, я сняла для вас квартиру. Однокомнатную, в новом доме, рядом с метро. Вот фотографии.
Свекровь замерла с чашкой в руке. Несколько секунд в кухне стояла звенящая тишина.
— Что это значит? — её голос стал ледяным.
— Это значит, что вы переезжаете, — я старалась говорить мягко, но твёрдо. — Завтра приедут грузчики, помогут с вещами. Квартира оплачена на три месяца вперёд. Всё необходимое там уже есть.
— Ты меня выгоняешь? — Зоя Ивановна с грохотом поставила чашку на блюдце.
— Нет. Я забочусь о вашем комфорте, — я смотрела ей прямо в глаза. — Вы говорили, что здесь тесно. Что матрас неудобный. Что кухня требует ремонта. В новой квартире всё новое. И тихо.
— Но… но как же Андрюша? — она растерянно заморгала.
— Андрей останется здесь. Со мной. В нашей квартире, — последние слова я произнесла с нажимом.
— Немыслимо! — Зоя Ивановна хлопнула ладонью по столу. — Ты не имеешь права…
— Имею, — перебила я. — Вы не спрашивали. Вы решили. Так не будет.
Я положила перед ней договор аренды и адрес.
— Вы можете видеться с сыном, когда захотите. Можете приходить в гости — по приглашению. Но жить будете там.
— Наглая девчонка! — свекровь вскочила. — Я мать! Я имею право быть рядом с сыном!
— А я жена. И это моя квартира, — я тоже поднялась. — Вы можете отказаться от моего предложения. Тогда завтра вы просто вернётесь в свою квартиру. Выбор за вами.
Её лицо покраснело. На секунду мне показалось, что она сейчас схватит чашку и запустит в меня. Но вместо этого Зоя Ивановна опустилась на стул и вдруг заплакала.
— За что ты так со мной? — всхлипнула она. — Я же хотела, как лучше…
Я молчала. Внутри дрожала каждая жилка, но внешне я оставалась спокойной. Я ждала.
Прощание без слов
Вторник наступил неотвратимо, как приход зимы. Я проснулась рано, до будильника. Андрей ещё спал. Вчера вечером, когда он вернулся с работы, его встретили две молчащие женщины. Свекровь рассказала ему обо всём, не упустив возможности выставить меня бессердечной злодейкой. Андрей смотрел то на мать, то на меня, бледный, растерянный.
— Маша, может, не надо? — только и сказал он.
— Надо, Андрей, — ответила я тихо.
Больше мы не разговаривали. Легли спать в разных комнатах.
В восемь утра приехали грузчики. Два молодых парня споро выносили чемоданы и коробки. Зоя Ивановна ходила за ними, как тень, проверяя каждую вещь.
— Осторожнее! Там статуэтки! — покрикивала она, но как-то вяло, без обычной властности.
Я наблюдала со стороны, не вмешиваясь. Всё катилось по накатанной колее. Свекровь была молчалива и бледна. Ни разу не посмотрела мне в глаза.
Андрей вышел из спальни только в последний момент, когда все вещи уже были в машине.
— Мам, я провожу тебя, — сказал он глухо.
— Не надо, сынок, — ответила Зоя Ивановна, и впервые за всё время я услышала в её голосе что-то похожее на достоинство. — Я сама.
Она обняла сына, поцеловала в щёку. На меня даже не взглянула. Взяла сумочку и вышла, гордо выпрямив спину.
Дверь захлопнулась с глухим стуком. В квартире стало непривычно тихо.
— Довольна? — спросил Андрей, не глядя на меня.
— Нет, — честно ответила я. — Но так будет правильно.
Он покачал головой и ушёл в спальню. Я услышала щелчок замка.
Я опустилась на диван в гостиной. Сердце колотилось где-то в горле. Что я наделала? Прогнала пожилую женщину, мать мужа… Может, я действительно бессердечная эгоистка?
За окном шумел город. Прошёл час. Потом другой. Я не двигалась с места. В голове крутились разные мысли, воспоминания: как свекровь переставляла мебель, как критиковала мою готовку, как строила планы на мою квартиру…
Нет. Я поступила правильно. Есть вещи, которые нельзя терпеть. Границы, которые нельзя позволять пересекать. Даже если это делает мать твоего мужа.
В два часа дня пришло сообщение от Тамары: «Твоя ВИП-клиентка заселилась. Сказала, что квартира лучше, чем ожидала. Но всё равно недовольна. Кажется, это её нормальное состояние».
Я улыбнулась. И вдруг почувствовала, как с плеч падает тяжёлый груз, который я носила так долго, что уже привыкла к его весу.
Отголоски бури
Прошло три дня. Три дня тягостного молчания. Андрей почти не разговаривал со мной — уходил рано, возвращался поздно. Спал в гостиной на диване. Я не настаивала на разговорах — понимала, ему нужно время.
Утро субботы выдалось пасмурным. Я сидела на кухне с чашкой остывшего кофе, когда Андрей вошёл, уже одетый. Замер в дверях, будто не решаясь войти на мою территорию.
— Доброе утро, — сказала я, стараясь улыбнуться.
— Привет, — он прошёл к столу, сел напротив.
Мы молчали. За окном шелестел дождь. Я смотрела на мужа и думала — вот так выглядит конец? Тихое, неловкое прощание двух когда-то близких людей?
— Маш, я к маме сегодня поеду, — наконец произнёс Андрей, глядя в стол. — Поговорить надо.
Я кивнула. Горло перехватило.
— Конечно, передавай привет.
— Ты не понимаешь, — он поднял глаза. — Она ведь одинокая. У неё кроме меня никого. И она стареет. И боится этого.
— Я понимаю, — тихо ответила я. — Но это не даёт ей права забирать твою жизнь. И мою.
— Она не хотела ничего плохого.
— Знаю. Она хотела как лучше. Но решала за всех.
Андрей вздохнул, потёр переносицу — жест, который я так любила. Раньше.
— Я просто хочу, чтобы вы… не враждовали. Вы обе мне дороги.
— Я не враждую, — покачала я головой. — Я просто поставила границы. Это разные вещи.
Он помолчал, словно обдумывая мои слова.
— Я сегодня к ней, — повторил он. — Посмотрю, как она там. Поговорю.
— Хорошо, — я допила холодный кофе. — Скажи ей, что она может приходить к нам… в гости. Раз в неделю, например. На обед.
Андрей посмотрел на меня с удивлением.
— Правда?
— Правда. Я не хочу разрушать вашу связь. Это важно для обоих. Просто… у каждого должен быть свой дом. И своё уважение.
Андрей смотрел на меня долго, будто пытаясь понять что-то важное.
— Ты сильнее, чем я думал, — сказал он наконец.
— Не сильнее. Просто я поняла: если не защитишь свои границы сам, никто их не защитит.
Он кивнул, встал.
— Я поеду. Вернусь к вечеру.
Когда за ним закрылась дверь, я осталась одна в нашей квартире. Странное чувство — вроде всё как прежде, но что-то неуловимо изменилось. Словно воздух стал чище, а стены раздвинулись. Я ходила по комнатам, убирала вещи, включала музыку. Никто не говорил мне, что музыка слишком громкая. Никто не переставлял мои книги на полке.
Я была дома. По-настоящему дома.
Вечерело. Я не знала, вернётся ли Андрей сегодня. Может, останется у матери. Может, вообще не захочет возвращаться. Это была цена, которую я могла заплатить за свободу. И была готова.
Признание силы
В воскресенье я стояла перед шкафом, перебирая одежду. В гости к свекрови. Кто бы мог подумать?
— Надень синее платье, — посоветовал Андрей. — Мама говорит, оно тебе идёт.
Я хмыкнула. Неужели Зоя Ивановна когда-то сделала мне комплимент?
Дверь распахнулась почти сразу, как Андрей нажал на звонок.
— Наконец-то! — воскликнула свекровь, пропуская нас внутрь.
Я ошарашенно моргнула. Зоя Ивановна выглядела… другой. Волосы уложены, лёгкий макияж, новое платье в цветочек. И улыбка — какая-то непривычная, не натянутая.
Квартира оказалась действительно уютной. Светлая, с большими окнами. Цветы на подоконниках, книги на полках.
— А ты знаешь, Мариша, — сказала свекровь за чаем, — я тут познакомилась с соседкой снизу. Галина Петровна, учительница на пенсии. Мы с ней теперь каждое утро в парке гуляем. И представляешь, она меня в театр вытащила!
Андрей вышел покурить на балкон. Мы остались наедине.
— Зоя Ивановна, я хотела…
— Погоди, — она встала из-за стола, достала из буфета пакет. — Я тебе кое-что принесла.
Медовик. Тот самый, который я покупала для неё перед нашим «разговором».
— Мы квиты, — улыбнулась свекровь. — Ты мне тогда — медовик, я тебе — теперь.
Она посмотрела мне прямо в глаза:
— Знаешь, сначала я думала, что ты просто наглая девчонка. А потом поняла — ты не стерва. Ты сильная. И я такого человека уважаю.
— Всю жизнь я прогибалась, — продолжала она. — А это неправильно, да?
— Наверное, да, — тихо сказала я. — У каждого должна быть своя жизнь.
— И своя квартира, — хмыкнула свекровь. — Знаешь, а мне тут даже нравится. Галина Петровна по театрам таскает. Соседка сверху вязать учит.
Прощаясь, я неожиданно обняла её. Коротко, неловко. Она на секунду застыла, а потом обняла в ответ.
— Приезжайте на следующей неделе, — сказала она. — Я пельмени налеплю. Сама, как раньше.
Домой мы ехали в тишине. Только у самого подъезда Андрей спросил:
— О чём вы с мамой говорили, пока меня не было?
Я улыбнулась:
— О жизни. О том, что иногда нужно потерять что-то, чтобы обрести новое.
