— Аннушка, родненькая моя, спасай! — голос Тамары Ивановны дрожал, будто ей только что озвучили страшный приговор. Она села прямо на край дивана, руки сложила на коленях, пальцы побелели от напряжения. — Кредиторы! Они меня душат! Душат, детка моя, прямо житья никакого нет…
Анна вытерла руки о фартук и села напротив. Тамара Ивановна всегда так говорила. «Конец», «Душат»… Но глядя на эти глаза, красные от слез, на исхудалое лицо с морщинами по краям рта, Анна не могла остаться равнодушной.
— Что случилось на этот раз? — спросила она тихо, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, хотя сердце уже тревожно колотилось.
— Долги, Аннушка! — с нажимом произнесла свекровь, будто объясняла пятилетнему ребенку. — Пенсия вся уходит на таблетки, на ЖКХ. А они звонят, угрожают! Говорят, суд подадут… А я что? Я старая бабка! Куда я денусь?
Она всплеснула руками и закачалась на диване, словно от внезапной слабости.
— Мама, — вмешался Игорь, подходя ближе. Он положил руку матери на плечо, сжал слегка. — Мы поможем. Не волнуйся так.
Анна молчала. В голове уже шли подсчеты: сколько осталось до отпуска, как обстоят дела с накоплениями. На прошлой неделе они с Игорем собирались внести предоплату за путевку. Египет, море, солнце… первый отдых за четыре года. Игорь обещал, что уж этим летом они точно выберутся.
Но сейчас… Сейчас перед ней сидела пожилая женщина, почти рыдая, прижимая к груди руки.
— Сколько вам нужно, Тамара Ивановна? — Анна старалась не смотреть на Игоря, она знала, что увидит в его глазах ту самую нерешительность, которая всегда появлялась, когда дело касалось его матери.
— Аннушка… ну как-то неудобно… — Тамара Ивановна вытерла глаза уголком платка, но тут же назвала сумму. — Восемьдесят пять… Хотя, если у вас нет такой возможности, хоть пятьдесят…
Игорь вздохнул и, потупив взгляд, сел рядом с женой.
— У нас есть, — сказал он.
Анна кивнула, поднялась и пошла за конвертом. Это была их «неприкосновенная» заначка. Та самая, которую они складывали в течение года. Каждый месяц понемногу. На отдых. Она отдала его Тамаре, даже не раздумывая.
— Возьмите. Вам нужнее, — мягко сказала она, передавая деньги.
— Аннушка, ты золотая девочка! — Тамара Ивановна снова всхлипнула, прижала конверт к груди. — Вы меня спасли… я не забуду этого!
— Все хорошо, — улыбнулась Анна, хотя в душе скребли кошки.
— Мам, ну… в следующий раз ты сразу звони, не жди, пока вот так плохо станет, — сказал Игорь, пытаясь выглядеть уверенно.
Когда Тамара ушла, Игорь приобнял Анну за плечи.
— Прости, я понимаю, что это был наш отпуск…
Анна улыбнулась сквозь слезы.
— Ничего. Мы еще заработаем. Главное, чтобы мама не осталась одна в беде.
— Вот за это я тебя и люблю, — сказал он и поцеловал ее в висок.
Анна молчала. В глубине души было неприятное ощущение, что они опять ставят чужие проблемы выше своих желаний. Как это всегда было в ее семье. «Помогай другим, а себе как-нибудь потом», — так говорила ее мама. И она жила по этим правилам.
Прошло всего пару часов после того, как Анна с тяжелым сердцем передала свекрови их накопления, а мысли все еще крутились вокруг этой ситуации. Она решила выйти за хлебом, отвлечься, пройтись. Мороз щипал щеки, дыхание стелилось легким паром. Она шла, накинутая куртка не спасала от холода, но в голове было куда холоднее.
Когда она свернула за угол к продуктовому, взгляд случайно упал на здание салона красоты, что был напротив. И там… она увидела Тамару Ивановну. Стоящую у самого входа, сияющую, смеющуюся в телефонную трубку. Она говорила громко, задорно, перекидывая меховой воротник новой шубы с одного плеча на другое, будто позируя невидимому фотографу.
Анна замерла посреди тротуара, будто вкопанная.
— Не может быть… — выдохнула она одними губами.
Но это была она. Та самая Тамара Ивановна, которая пару часов назад всхлипывала на их диване, жалуясь на долги и кредиторов. Теперь ее лицо светилось довольной ухмылкой, а пальцы с новеньким маникюром легко вертели в руках пакет из элитного бутика.
Анна не помнила, как дошла до дома. Гнев душил, обида обжигала изнутри, пальцы мерзли. Она вошла в квартиру, скинула куртку прямо у двери и прошла в спальню, плюхнувшись на кровать. Сердце стучало так, что в ушах звенело.
Игорь не знал. Она поняла это сразу. Если бы он знал, никогда бы не позволил Анне отдать заначку на их отпуск. Он доверял матери. Он всегда ее оправдывал. «Мама не специально». «У нее трудное положение». «Надо помочь».
Анна ворочалась полночи. Сначала думала сразу сказать Игорю. Рассказать, как все было. О шубе, о салоне. Но каждый раз в голове звучал его голос:
— Ну, может, она копила на эту шубу давно…
— Наверное, кто-то подарил…
— Ты зря так сразу думаешь плохо.
И она молчала.
Прошло несколько дней. Анна держалась отстраненно. На звонки Тамары Ивановны отвечала коротко, вежливо, но сухо. А потом начались новые просьбы.
— Аннушка, ты не могла бы одолжить мне на такси? Тут врач выписал новый препарат, а мне тяжело с сумками…
Анна смотрела на экран, долго. Потом спокойно ответила:
— Нет, Тамара Ивановна. Не могу.
Молчание в трубке повисло тяжелое.
— Ань, ты что? — голос свекрови дрожал, но больше от удивления. — Ты же всегда помогала! Ты же добрая девочка! Что с тобой случилось?
— Я больше не могу помогать, — отрезала Анна. — Найдите другие решения.
После этого свекровь стала звонить реже. Но каждый раз, когда звонила, звучала раздраженно. То голос жалобный, то едкий.
— Ах, ну понятно, ты теперь за свое только держишься, — упрекала она. — Я-то думала, ты понимающая…
Анна молчала. Она не спорила. Она больше не оправдывалась.
Игорь начал замечать перемены. Однажды вечером, когда они ужинали, он отложил вилку и посмотрел на нее долгим, внимательным взглядом.
— Ты странная стала, Ань. Мама говорила, ты на нее совсем не обращаешь внимания. Ты чего молчишь все время, когда она звонит?
Анна не сразу ответила.
— Просто устала.
— Устала? — Игорь нахмурился. — Она же одна, ей тяжело. Мы всегда ей помогали…
— Я больше не хочу.
Он замолчал, будто не сразу понял, что она сказала.
— Ты всегда была другой, — произнес он, явно сдерживая раздражение. — Ты же сама меня учила, что помогать семье важно. Что с тобой?
Анна подняла на него взгляд. В нем было спокойствие, за которым пряталась твердость.
— Я просто поняла, что тоже имею право жить своей жизнью.
Прошло пару дней. Анна держалась спокойно, но в голове все еще гудел этот разговор. Игорь после той беседы старался быть мягче, но она видела, как он временами задумывается, будто что-то взвешивает. Они почти не говорили о Тамаре Ивановне. Тишина между ними в этой теме была похожа на зыбкое перемирие, которое вот-вот могло сорваться.
И вскоре звонок.
— Аннушка, милая, здравствуй! — голос свекрови в телефоне был на удивление бодрый, даже слишком радостный. — Слушай, я тут подумала… Давай я к вам приеду? Поговорим, поужинаем по-семейному. А то мы совсем отдалились.
Анна молчала пару секунд. В душе что-то неприятно скреблось, но она вздохнула и согласилась.
— Приезжайте, Тамара Ивановна, — ответила спокойно.
— Вот и славно! — обрадовалась та. — Тогда до вечера.
И вот вечер. Стол накрыт, на плите тушится рагу. Анна была напряжена, но не подала виду. Игорь помогает накладывать салат, пытается шутить, но у него не очень выходит.
Свекровь в очередной раз попросила деньги. И снова получила отказ. Женщина начала причитать.
— Аннушка, родная, ну ты же всегда меня понимала! — голос Тамары Ивановны был почти ласковым, тянущимся, как карамель, от которой потом зубы ломит. Она аккуратно отложила вилку на край тарелки и склонилась чуть ближе, глядя на Анну с привычным выражением укоризны и легкой обиды. — Ну дай хотя бы на дорогу, а? На такси, что ли… я ведь еле до вас добралась, ноги болят…
Анна медленно поставила свою вилку на тарелку, вытерла салфеткой губы, посмотрела прямо на свекровь. Спокойно. Ровно. Так, что та на секунду опустила глаза.
— Тамара Ивановна, — начала Анна негромко, но каждый звук звучал четко, как удары молотка по стеклу. — Я видела вас тогда. У салона. Видела новую шубу. Видела, как вы смеялись, выходя после маникюра… в тот самый день, когда я плакала дома, что отдала последние деньги. Все, что мы копили годами.
Тишина упала такая плотная, что было слышно, как Игорь шумно втянул воздух. Тамара Ивановна застыла. Рука дрогнула. Она медленно покачала головой, улыбаясь, как будто говорила с неразумным ребенком.
— Это не то, что ты подумала, Аннушка! — она развела руками, плечи сжались в комок притворной жалости. — Шуба… ну, подарок это был! Ну ты же знаешь, у меня подруга есть, Лидочка… она всегда балует меня, давно обещала! А салон… ну, случайно я там оказалась! Мимо шла, заглянула… А ты так сразу… сразу плохо думаешь!
Анна не моргнула. Смотрела спокойно, но так, что Тамара Ивановна начала мяться в кресле.
— Мне не важно, подарок это был или мимо шли, — ровно сказала Анна. — Я не полицейский и не следователь. Но я больше не дам вам ни копейки. Ни рубля. Ни на такси, ни на лекарства, ни на продукты. Хватит. Все.
Тамара Ивановна раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но Анна подняла руку.
— Слушайте внимательно. Если Игорь хоть раз попробует снова содержать вас за счет нашей семьи — я подам на развод. Мгновенно. Я не шучу, Тамара Ивановна. Мне больше не нужны люди, которые используют мою доброту, как бездонный кошелек.
Свекровь смотрела на нее так, будто перед ней вдруг заговорила мебель. Долго. Молча. Потом быстро моргнула, отшатнулась от стола и прижала ладонь к груди.
— Вот ты какая… — выдохнула она, голос дрожал. — Ты ж добрая была… ты ж сама всегда помогала… Как ты так можешь со мной?
Анна пожала плечами.
— Я была добрая с теми, кто этого заслуживал. Вы — нет.
Половицы тихо скрипнули, когда Игорь встал. Он молчал все это время, сидел с опущенной головой. Теперь он поднялся, поправил рукав рубашки и медленно, словно сам себя удивляя, сказал:
— Мама… я поддерживаю Аню. Все правильно она сказала. Больше никаких поблажек.
Тамара Ивановна посмотрела на сына, как на предателя. Потом на Анну, как на незнакомку. Губы ее дрожали, она что-то пыталась сказать, но в итоге только резко встала и схватила сумку.
— Ну раз так… — выдавила она, пятясь к выходу. — Ну раз вы так ко мне…
— Так, — спокойно подтвердила Анна.
Свекровь хлопнула дверью так, что в прихожей звякнули ключи на крючке. Анна еще долго сидела за столом.
Прошло несколько месяцев.
Тамара Ивановна больше не звонила по пустякам. Несколько раз писала коротко — как дела, как здоровье. Без просьб и жалоб. Стало известно, что она устроилась на подработку. Раздает листовки в торговом центре по утрам, потом сидит на рецепции в стоматологии. Все сама. Анна не злорадствовала. Просто жила дальше.
С Игорем у них наладились совсем другие отношения. Больше не было напряженного молчания из-за его матери. Теперь они вместе копили на отпуск. Вместе решали, куда пойдут ужинать. А иногда просто сидели рядом, читали книги без спешки и тревоги.
