Всё началось безобидно. Совсем невинно, даже мило. Через месяц после нашей свадьбы Галина Петровна — так я тогда ещё обращалась к свекрови — позвонила мне на работу.
— Леночка, дорогая, ты не могла бы заехать в аптеку? Мне врач выписал лекарство, а я никак не успеваю. Ты ведь рядом работаешь?
Я тогда и не подумала отказать. Какие могут быть проблемы? Человеку плохо, нужно помочь. Заехала, купила, привезла. Галина Петровна встретила меня с распростёртыми объятиями, напоила чаем с пирогом собственного приготовления, расспросила о работе.
— Ах, какая ты у нас молодец! И работаешь хорошо, и карьеру делаешь, и о семье не забываешь! — умилялась она, поглаживая меня по руке.
Я улыбалась. Мне было приятно. Я ведь действительно старалась быть хорошей женой и невесткой. Моя работа в IT-компании приносила неплохой доход — я занимала позицию руководителя отдела разработки, и мой оклад был существенно выше, чем у мужа Андрея, который работал в отделе продаж. Но мы с самого начала договорились: деньги — общие, никто не считает, кто сколько вкладывает.
Через неделю свекровь попросила помочь оплатить коммунальные услуги — мол, забыла дома карточку, а срок оплаты истекает. Я оплатила со своей. Потом понадобилось купить продуктов к приходу каких-то её дальних родственников. Потом оплатить курс массажа — «врач рекомендовал, но пенсия маленькая». Потом новую стиральную машину — «старая сломалась, а на новую никак не накоплю».
Каждый раз Галина Петровна обещала вернуть деньги. Но как-то незаметно эти обещания превратились в пустой звук. А просьбы стали всё чаще и крупнее.
Я не сразу заметила, как за полтора года свекровь полностью оказалась на моём довольствии. Просто в какой-то момент поняла: я оплачиваю её квартиру, её еду, её одежду, её развлечения, её отпуск в санатории. Всё.
Галина Петровна даже не скрывала этого, но как-то ловко подавала это так, словно я сама предложила, сама хотела, сама напросилась помогать.
— Ну что ты, Леночка, мне неудобно, — говорила она каждый раз для приличия, но деньги брала без тени смущения.
Андрей на мои робкие попытки поговорить об этом только отмахивался:
— Лен, ну это же моя мама. Ей тяжело одной. Мы же можем ей помочь. У тебя хорошая зарплата.
Вот эта фраза — «у тебя хорошая зарплата» — звучала всё чаще. Как будто моя зарплата была какой-то общей копилкой, из которой можно черпать бесконечно. Андрей не понимал или не хотел понимать, что я эти деньги зарабатываю. Что я встаю в шесть утра, чтобы успеть на планёрку. Что я часто задерживаюсь до девяти вечера, разгребая проблемы. Что на моих плечах ответственность за двадцать человек и миллионные проекты.
Но хуже всего было другое.
Я случайно узнала, что Галина Петровна говорит обо мне за моей спиной. Это открылось совершенно неожиданно, когда я зашла к ней без предупреждения — привезла лекарства, которые она снова попросила купить. На кухне сидела её подруга, и они не услышали, как я вошла.
— …да что с неё взять, — доносился голос свекрови, — Андрюша мой золотой с такой замухрышкой связался. Вечно на работе, готовить толком не умеет, дома бардак. И фигура никакая — худая, как жердь. Я ему столько красавиц подбирала, а он на эту польстился. Правда, зарплата у неё хорошая, это да. Хоть какая-то от неё польза.
Я замерла в прихожей. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно в соседней квартире. Руки дрожали. Я тихо развернулась и вышла. Села в машину и минут десять просто сидела, глядя в одну точку.
«Замухрышка». «Какая-то польза». «Хоть зарплата хорошая».
Вот оно как. Я для неё просто кошелёк. Удобный кошелёк, который всегда рядом.
Я не стала устраивать сцен. Не побежала к Андрею с жалобами. Просто продолжала жить дальше, но что-то внутри меня сломалось. Каждый перевод денег свекрови теперь отзывался болью. Каждая её просьба — унижением. А она даже не замечала разницы.
Более того, запросы росли. Галина Петровна привыкла к определённому уровню жизни и требовала его поддержания. Её пенсия уходила непонятно куда — наверное, на подарки подругам и развлечения. А может она откладывала, ведь за всё остальное платила я.
Я всё терпела. Терпела до того дня, когда свекровь объявила о своём юбилее.
— Мне исполняется семьдесят лет, — торжественно заявила она за семейным ужином. — Это серьёзная дата. Я хочу достойно её отметить.
— Конечно, мама, — кивнул Андрей. — Мы что-нибудь придумаем.
— Придумаем? — Галина Петровна выгнула бровь. — Андрей, я хочу ресторан. Хороший ресторан. Человек на двадцать. Я хочу собрать всех родственников, друзей, бывших коллег. Хочу красивый зал, живую музыку, роскошное меню. Чтобы все видели: Галина Петровна умеет жить!
Я молча отпила чай. Андрей замялся.
— Мам, это дорого…
— Что значит «дорого»? — свекровь повернулась ко мне. — Елена, ты ведь поможешь? У тебя хорошая зарплата. Это же юбилей! Раз в жизни!
Я посмотрела на неё. На это довольное лицо, на эту уверенность в том, что я не смею отказать. И вдруг подумала: «А почему, собственно, я должна?»
Но вслух сказала другое:
— Хорошо. Давайте посчитаем бюджет и подберём ресторан.
Галина Петровна просияла.
Следующие три недели я занималась организацией этого проклятого юбилея. Нашла ресторан — один из лучших в городе, забронировала зал, составила меню, заказала цветы, музыкантов, фотографа. Свекровь ежедневно названивала с уточнениями и дополнениями.
— А можно добавить в меню краба? Я хочу, чтобы были морепродукты.
— А музыканты будут играть романсы? Я обожаю романсы.
— А цветы пусть будут розы. Белые розы, очень много.
Каждое «можно» оборачивалось дополнительными тысячами. Счёт рос. Я молча оплачивала всё, чувствуя, как пустота внутри меня сменяется раздражением.
Андрей, конечно, не принимал никакого участия. Он работал, приходил домой уставший и только интересовался:
— Ну как, всё организовала?
Как будто это было моей обязанностью. Как будто это мой юбилей.
И вот настал этот день. Ресторан был великолепен — я действительно постаралась. Белые скатерти, хрустальные бокалы, живые цветы на каждом столе. Музыканты негромко играли у эстрады. Гости прибывали, восхищались, поздравляли именинницу.
Галина Петровна была в ударе. Она надела новое платье (которое, разумеется, я оплатила), сделала причёску в салоне (тоже на мои деньги) и сияла, принимая комплименты. Она порхала между столами, принимала подарки, смеялась, обнималась с подругами.
Я сидела за столом рядом с Андреем и чувствовала себя чужой на этом празднике. Меня никто не благодарил за организацию. Галина Петровна на вопросы гостей о том, кто устроил такой замечательный вечер, небрежно отвечала:
— Да дети постарались.
«Дети». Множественное число. Как будто Андрей хоть пальцем шевельнул.
Я пила шампанское и думала о том, сколько это всё стоило. Примерно две мои зарплаты. Два месяца работы. Сотни часов, проведённых в офисе, напряжённых переговоров, решённых проблем. Вот во что это всё превратилось — в один вечер, на котором меня даже не удосужились поблагодарить.
А потом начались тосты.
Первыми, конечно, выступили самые близкие родственники. Потом друзья. Все говорили красивые слова, желали здоровья, счастья, долгих лет. Галина Петровна слушала, утирала слёзы счастья, кивала.
И вот она сама взяла бокал и встала. Музыка стихла. Все обернулись к ней.
— Дорогие мои! — начала свекровь, и голос её дрожал от эмоций. — Спасибо, что вы здесь, в этот особенный день. Мне исполнилось семьдесят, и я могу сказать: я прожила достойную жизнь. Я вырастила замечательного сына. Вот он, мой Андрюша!
Она показала на мужа, и он смущённо улыбнулся. Гости захлопали.
— Андрей — моя гордость, — продолжала Галина Петровна. — Умный, работящий, красивый. Он мог бы выбрать любую девушку. И знаете, я всегда мечтала… — она сделала театральную паузу, — …что у него будет жена посимпатичнее, понаряднее. Чтобы и готовила хорошо, и дом вела, и выглядела как картинка.
Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Не может быть. Она сейчас не это…
— Но, — свекровь посмотрела на меня и улыбнулась покровительственной улыбкой, — судьба распорядилась иначе. Андрей выбрал Елену. Она, конечно, не то чтобы красавица, и в хозяйстве не ахти, но… что есть, то есть. Зато работает хорошо, деньги приносит. Так что, Леночка, давай выпьем за то, что ты есть!
Наступила тишина. Неловкая, тягучая, звенящая. Кто-то нервно хихикнул. Кто-то покашлял. Гости смотрели то на свекровь, то на меня, явно не зная, как реагировать.
Андрей сидел красный как рак и молчал. Молчал! Он не сказал ни слова в мою защиту. Просто смотрел в тарелку.
А я смотрела на Галину Петровну. На её самодовольное лицо, на эту уверенность в своей безнаказанности. Она даже не понимала, что только что сделала. Или понимала и считала, что имеет право. Ведь я — «что есть», я «сойду». Я просто удобный кошелёк.
И вот тогда я не выдержала
Я встала. Медленно, не спеша. Взяла свой бокал. Все взгляды устремились на меня. Я видела удивление на лице свекрови — она явно не ожидала, что я тоже захочу сказать тост.
— Галина Петровна, — начала я, и голос мой прозвучал на удивление спокойно и твёрдо, — позвольте и мне поднять бокал. В такой знаменательный день.
— Ну конечно, Леночка, — милостиво кивнула она.
— Я хочу выпить за то, — я сделала паузу и обвела взглядом всех гостей, — что с сегодняшнего дня я больше не буду оплачивать ваши счета.
Тишина стала ещё более звенящей.
— Что? — Галина Петровна моргнула.
— Вы сказали, что хотели бы невестку посимпатичнее и более хозяйственную. Что ж, раз я вас не устраиваю, то и мне больше не нужно содержать вас. — Я повернулась к гостям. — Дорогие друзья Галины Петровны! Возможно, вы не знали, но последние полтора года именно я полностью обеспечивала её. Её квартира, еда, одежда, отдых, лечение — всё это оплачивалось из моей зарплаты. Той самой зарплаты, о которой она только что упомянула. Я делала это, потому что считала её членом семьи. Потому что хотела помочь.
Гости переглядывались. Некоторые опустили глаза. Кто-то открыл рот от удивления.
— Но, видимо, я ошибалась в своих ожиданиях, — продолжила я. — Если я всего лишь «сойду» как источник дохода, но не подхожу как член семьи, то зачем мне быть в вашей жизни? Поэтому, Галина Петровна, с этой минуты вы свободны от моей финансовой опеки. Живите на свою пенсию. Или попросите своего замечательного сына помочь — у него ведь есть зарплата.
Я повернулась к Андрею, который сидел с каменным лицом.
— И кстати, Андрей, раз уж ты молчал, когда твоя мать унижала меня публично, то, думаю, тебе будет несложно объяснить ей, как теперь жить по средствам.
Я сделала глоток шампанского, поставила бокал на стол и взяла свою сумочку.
— И этот вечер, — добавила я уже от двери, — тоже оплачен мной. Полностью. Но это мой последний подарок. Счёт за ресторан открыт — я оплатила только половину, как было в предварительном расчёте. За остальное — расплачивайтесь сами. Приятного вечера.
Я развернулась и вышла из зала. Мне казалось, что ноги не держат, что я сейчас упаду, но я шла. Шла прямо, с высоко поднятой головой, мимо изумлённых официантов, мимо гардеробщика.
На улице я остановилась и вздохнула полной грудью. Морозный январский воздух обжёг лёгкие. Руки тряслись. Я достала телефон и вызвала такси.
Дома я сняла туфли, скинула платье и залезла под горячий душ. Стояла под струями воды и плакала. Плакала от обиды, от унижения, от злости на саму себя — как я могла так долго это терпеть? Плакала и от облегчения — наконец-то я сказала то, что нужно было сказать давным-давно.
Андрей вернулся поздно ночью. Я лежала в темноте и делала вид, что сплю. Он разделся и лёг рядом, но не притронулся ко мне. Мы лежали как два чужих человека.
Утром он попытался заговорить.
— Лена, нам нужно поговорить…
— О чём? — Я спокойно наливала себе кофе.
— О вчерашнем. Ты устроила скандал на юбилее моей матери!
— Нет, Андрей. Скандал устроила твоя мать, когда унизила меня перед всеми гостями. Я просто поставила точку в ситуации, которую нужно было прекратить ещё год назад.
— Ты же знаешь, какая она…
— Знаю. Именно поэтому я больше не намерена это терпеть.
— И что теперь? Ты бросишь её?
Я посмотрела на него.
— Андрей, я не бросаю её. Я просто перестаю быть её банкоматом. У неё есть большая пенсия. У неё есть сын с зарплатой. Пусть учится жить по средствам. А если она хочет большего — пусть попросит тебя. Ты ведь её так любишь. Так докажи это не моими деньгами, а своими.
— У меня зарплата меньше!
— Ну так может быть, стоило подумать об этом, прежде чем молчать, когда меня унижали?
Он замолчал.
Я допила кофе и поставила чашку в раковину.
— Так что я не жалею ни о чём. Единственное, о чём жалею — что не сделала это раньше.
Следующие дни были тяжёлыми. Свекровь названивала Андрею, плакала, жаловалась, требовала, чтобы он «призвал жену к порядку». Андрей метался между нами, пытался уговорить меня «ну хоть немного помогать маме». Я была непреклонна.
— Если хочешь помогать — помогай. Со своей зарплаты. Я больше не дам ни копейки.
Он попробовал было помогать. В первый же месяц понял, во что это выливается, и сник. Его зарплаты едва хватало на свекровь — на нас с ним не оставалось ничего. Я продолжала оплачивать наши общие расходы, но помогать его матери отказывалась категорически.
Галина Петровна попыталась позвонить мне. Один раз. Я не ответила. Она оставила голосовое сообщение — долгое, слезливое, где извинялась («я не хотела тебя обидеть, просто пошутила»), просила прощения («ну давай забудем эту глупость») и намекала на помощь («мне нужно лекарство купить, но денег нет»). Я удалила сообщение, не дослушав до конца.
Тот вечер в ресторане стал для меня переломным. Не потому что я публично унизила свекровь — я просто сказала правду. Не потому что я отказалась платить — я просто перестала позволять использовать себя.
А потому что впервые за долгое время я почувствовала себя достойной. Достойной уважения. Достойной любви. Достойной того, чтобы за меня вступились, а если не вступились — то достойной вступиться за себя самой.
И знаете что? Это было лучшее чувство в моей жизни.
