Господи, как же я устала! День выдался — хуже не придумаешь. Начальник придирался к каждой мелочи, отчет переделывала трижды, а Светка из соседнего отдела подставила на совещании. Еле дотерпела до конца рабочего дня. Думала только об одном — поскорее домой, в ванну с пеной, и чтоб никого.
Открыла дверь своим ключом и замерла. В прихожей — чужие туфли. Женские, остроносые, на каблуке. И мужские ботинки, начищенные до блеска. У меня ёкнуло сердце. Кто? Откуда? Я никого не жду.
Из гостиной донеслись голоса. Женский — противно-сладкий. Я узнала его сразу. Людмила Петровна, моя свекровь. Вот только её здесь не хватало!
— Окна выходят на юго-запад, представляете, какой здесь свет во второй половине дня, — расхваливала она. — А летом можно наблюдать закаты, просто фантастика!
Я скинула туфли, на цыпочках прошла по коридору.
— А ремонт недавно делали? — спросил мужской голос.
— Три года назад, но всё как новенькое, — ответила свекровь. — Сантехника импортная, в кухне встроенная техника. Всё остаётся новым хозяевам.
Новым хозяевам? Это что еще за новости?
Я влетела в гостиную и застыла. У окна стоял Игорь, мой муж, бледный, с виноватым взглядом. Рядом с ним — двое незнакомых: мужчина в сером костюме и женщина в голубом платье. Судя по тому, как они с интересом разглядывали комнату — потенциальные покупатели. И сбоку — тип с кожаной папкой. Риэлтор, что ли?
А в центре композиции — Людмила Петровна, королева бала. Безупречная укладка, костюм из последней коллекции, самодовольная улыбка. Свекровь всегда выглядит так, будто сошла с обложки журнала «Как унижать невестку и получать удовольствие».
— Простите, вы кто? — я сама удивилась своему спокойствию.
Все замолчали. Женщина в голубом смутилась, её муж нахмурился. Риэлтор начал перебирать бумаги, будто нашел в них что-то крайне интересное. Игорь… Игорь просто стоял, опустив глаза, как нашкодивший мальчишка.
— Мы… квартиру смотрим, — выдавил мужчина. — Нам сказали, что она продаётся.
Я подняла бровь и перевела взгляд на свекровь. Людмила Петровна расправила плечи и улыбнулась своей фирменной улыбкой, от которой у меня всегда сводило зубы.
— Аннушка! Ты рано сегодня. А мы вот показываем твою квартирку потенциальным покупателям. Сергей и Марина, познакомься.
— Мою квартиру? — Я чуть не поперхнулась от такой наглости. — И с каких это пор моя квартира продаётся?
Людмила Петровна махнула рукой, словно отгоняя муху.
— Аннушка, тебе ведь не нужна такая большая квартира одной. Молодая семья будет счастлива здесь, а вам с Игорем пора переезжать в жильё попроще. Игорь согласен со мной, правда, сынок?
Игорь дёрнулся, как от удара током. Я впилась в него взглядом. Он открыл рот, закрыл, снова открыл. Жалкое зрелище.
Внутри у меня всё кипело. Хотелось заорать, выставить их всех вон, устроить скандал. Но я знала — это именно то, чего ждёт свекровь. Чтобы потом говорить всем: «Видите, какая она нервная? Разве можно с такой жить?»
Нет уж. Не дождётся.
Я медленно выдохнула и улыбнулась. Приторно, фальшиво — точь-в-точь как она.
— Как интересно, — произнесла я, глядя на покупателей. — И что же вам рассказали о моей квартире?
Марина посмотрела на меня с надеждой.
— Что здесь тихий район, хорошие соседи…
— И это всё? — Я ахнула с наигранным ужасом. — Боже мой, вам столько не договорили! Но я с удовольствием покажу вам квартиру, раз уж вы здесь.
Краем глаза я заметила, как напряглась свекровь. Что ж, пора было преподать ей урок. И, похоже, моему мужу тоже.
План разочарования
Я улыбнулась покупателям так искренне, что даже сама поверила в свою доброжелательность.
— Пойдемте, я покажу вам каждый уголок. Начнем с кухни.
Свекровь дернулась, собираясь что-то возразить, но я опередила ее:
— Людмила Петровна, вы ведь не против? Раз уж взяли на себя обязанности риэлтора… — я подмигнула ей, — то позвольте хозяйке дополнить ваш рассказ.
Она поджала губы, но смолчала. Знала — любой протест выставит ее в невыгодном свете.
Кухня у меня действительно шикарная — просторная, с эркером и дизайнерской мебелью. Обычно я ей горжусь. Но сегодня задача была другая.
— Вы только посмотрите, какая красота! — я обвела рукой пространство. — Правда, зимой здесь холодновато. Эта стена промерзает так, что иногда иней на обоях выступает. А батареи… — я понизила голос до заговорщического шепота, — греют через раз. Но это мелочи, правда?
Марина поежилась, словно ей уже стало холодно.
— А это что? — спросил Сергей, указывая на небольшое пятно в углу потолка.
Я всплеснула руками.
— О, это наш маленький потоп. Соседи сверху регулярно нас заливают. Вон, смотрите, — я указала на еле заметный развод, который сама никогда бы не заметила, если бы не его вопрос. — В прошлом месяце затопили так, что пришлось делать ремонт. А до этого — три раза за полгода!
— Но ведь это можно решить… — неуверенно начала Марина.
— Конечно! Просто соседи — очень интересные люди. Дядя Вася — бывший моряк, мастер на все руки. Сам меняет трубы. Правда, без лицензии и часто навеселе. Но зато какой характер! — я мечтательно закатила глаза. — Он так забавно стучит в батарею, когда мы музыку включаем. И кричит такие интересные выражения…
Игорь прокашлялся, явно чувствуя себя неловко. А я только начала!
— Пойдемте в спальню, — предложила я. — Там самый лучший вид.
Спальня действительно была моей гордостью — окна на восток, утром солнце заливает комнату.
— Вот здесь мы с мужем спим. То есть спали… — я грустно вздохнула. — После того случая.
— Какого случая? — Марина заглотила наживку.
Я оглянулась по сторонам, словно проверяя, не подслушивает ли кто-то.
— Вы не поверите, но здесь… странные вещи иногда происходят. Ночью. Шаги, скрипы. Однажды я проснулась от того, что кто-то гладил меня по волосам. А в комнате никого!
Риэлтор кашлянул, пытаясь перевести разговор:
— Давайте лучше о преимуществах квартиры…
— Конечно! — подхватила я. — Вы просто обязаны взглянуть на ванную. Там такая плитка! Правда, почему-то всегда пахнет сыростью, сколько ни проветривай. И вентиляция гудит так, что соседи жалуются. А еще трубы недавно прорвало. Сантехник сказал, что скоро все менять придется. Представляете, во сколько это обойдется?
Мы вернулись в гостиную. Марина уже держалась ближе к мужу, а Сергей то и дело поглядывал на часы.
— Что еще? — я задумалась, постукивая пальцем по губам. — Ах да! Акустика! Вы, наверное, любите тишину и покой? Тогда вам здесь понравится… по четвергам. В остальные дни сосед сверху репетирует на скрипке. Он готовится к прослушиванию уже третий год.
— А его жена — оперная певица, — вставила Людмила Петровна с фальшивой улыбкой. — Аннушка шутит, конечно.
— Нет-нет, — я покачала головой. — Какие шутки? Рыдала, когда впервые их услышала. От восторга, конечно! А утренние ремонты? У нас ведь в доме все такие труженики. В шесть утра начинают долбить, сверлить…
Сергей кашлянул и посмотрел на жену:
— Марина, нам пора. У нас еще встреча в пять.
— Да-да, конечно, — закивала она, явно обрадованная предлогом уйти.
— Но вы ведь еще не все посмотрели! — всполошилась свекровь. — А лоджия? А кладовка?
— В другой раз, — твердо ответил Сергей.
Я подошла к ним и доверительно прошептала:
— И еще одно… Когда я сюда въезжала, мне говорили, что здесь случилось что-то неприятное. Не то несчастный случай, не то что-то похуже. Я, конечно, в такие вещи не верю, но говорят, место запоминает…
Марина сжала руку мужа.
— Сережа, мне здесь не нравится, — прошептала она.
— Нам пора, — повторил Сергей, уже более решительно.
Людмила Петровна метнула в меня яростный взгляд. Не важно. Главное — мой план сработал.
Покупатели спешно прощались, обещая «подумать» и «созвониться позже». Все мы понимали, что больше они не вернутся.
Когда за ними закрылась дверь, я позволила себе триумфальную улыбку. Первый раунд остался за мной.
Последняя капля
Когда дверь за покупателями закрылась, в прихожей повисла тяжелая тишина. Я стояла, прислонившись к стене, и наблюдала за свекровью. Людмила Петровна побагровела, набрала в грудь воздуха, как разъяренная жаба, и наконец взорвалась:
— Ты!.. Ты всё испортила! Они были готовы купить! По хорошей цене!
Я пожала плечами, стараясь выглядеть невозмутимо, хотя внутри все клокотало.
— Не могу продать то, что не собиралась продавать.
— Какая же ты… — свекровь запнулась, подбирая слово пообиднее, но приличное. — Глупая! Это был такой шанс для вашей семьи!
Я вскинула брови:
— Для чьей семьи, Людмила Петровна? Моей — или вашей?
Свекровь всплеснула руками:
— Для вас с Игорем, конечно! Вы могли бы взять деньги, купить квартиру поменьше, а остаток потратить на бизнес Игоря! Он ведь давно мечтает открыть свое дело!
Я перевела взгляд на мужа. Он стоял у стены, ссутулившись, и вид у него был такой, словно хотел провалиться сквозь землю.
— Бизнес? Игорь, ты хочешь открыть бизнес?
Он поморщился:
— Мама… преувеличивает. Я просто говорил, что когда-нибудь… возможно…
— Игорь всегда мечтал о своем деле! — перебила Людмила Петровна. — А ты только о себе думаешь! Тебе эта квартира досталась просто так, а он работает с утра до ночи и что получает? Ничего!
Вот оно. Наконец-то мы добрались до сути. Свекровь никогда не могла смириться с тем, что квартира досталась мне от бабушки. В ее глазах я была виновата уже тем, что имела то, чего не было у ее драгоценного сына.
Я устало вздохнула. Все эти годы я шла на компромиссы, терпела, пыталась быть хорошей невесткой. Но сегодня что-то сломалось внутри. Хватит.
Я молча прошла в спальню, выдвинула ящик комода и достала папку с документами. Вернувшись в прихожую, я протянула ее свекрови:
— Взгляните, Людмила Петровна. Здесь все юридические бумаги. Эта квартира оформлена на меня. Только на меня. Ни вы, ни кто-либо еще, — я бросила быстрый взгляд на мужа, — не может принимать за меня решения.
Свекровь нехотя взяла папку, но даже не раскрыла ее.
— При чем тут документы? Речь о семье! Муж и жена — одна сатана, как говорится. Что твое, то и его!
— Муж и жена — да, — согласилась я. — А вот свекровь — третий лишний.
Людмила Петровна задохнулась от возмущения:
— Как ты смеешь! Игорь, скажи ей что-нибудь!
Игорь поднял голову, и я увидела в его глазах что-то новое. Решимость? Да нет, не может быть.
— Мама, — его голос звучал тихо, но твердо. — Это уже слишком.
— Что? — свекровь уставилась на сына так, будто он заговорил на марсианском.
— Это квартира Анны. И решать, что с ней делать, может только она.
Людмила Петровна побелела. Она не привыкла к сопротивлению, особенно от сына. Ее накрашенные губы задрожали:
— Так вот как ты теперь со мной разговариваешь? После всего, что я для тебя сделала? Я всю жизнь тебе посвятила! Отказывала себе во всем! А ты… ты предпочел эту… эту…
Я вмешалась, пока она не подобрала эпитет, за который ей стало бы стыдно:
— Людмила Петровна, что бы вы сейчас ни сказали — вы пожалеете. Давайте остановимся.
Наступила долгая, тяжелая пауза. Свекровь стиснула зубы, глядя то на меня, то на сына. Я видела, как в ее голове проносятся тысячи мыслей, сценариев, планов мести. Но она понимала, что сейчас проиграла. Впервые за все эти годы.
Наконец она сжала губы, резко развернулась и, не говоря ни слова, вышла, громко хлопнув дверью.
Я облегченно выдохнула, только сейчас осознав, как сильно напряжены были мои плечи, шея, все тело. Игорь смотрел на закрытую дверь с выражением человека, который не понимает, что только что произошло.
— Думаешь, она теперь отстанет? — спросил он тихо.
Я горько усмехнулась:
— Вряд ли. Но теперь она знает, что я не сдамся без боя.
Мы обменялись взглядами. В его глазах читалась смесь вины, растерянности и — как ни странно — облегчения. Он шагнул ко мне, хотел взять за руку, но я отстранилась.
— Не сейчас, — покачала я головой. — Нам нужно поговорить. Серьезно поговорить. О нас, о твоей матери, о границах. Но не сегодня. Я слишком устала.
Я развернулась и пошла на кухню. Этот день определенно требовал бокала вина.
Новый порядок
Я зашла на кухню и включила чайник. В шкафчике за специями прятала бутылку красного – сухого, терпкого, с нотками вишни. Достала её и бокал, перелив через край. Да и чёрт с ним. День заслуживал щедрости.
Как будто издалека доносились звуки – Игорь ходил по квартире, то ли собирая что-то, то ли просто в растерянности. Хлопнула дверца шкафа. Скрипнул паркет. Я не обращала внимания, глядя в окно. Там город жил своей жизнью – пробки на проспекте, огни витрин, спешащие люди. У каждого свои драмы.
Последние лучи солнца заливали кухню тёплым светом. Воздух казался густым от напряжения. Я отпила вино. Терпко, чуть кисло – ровно то, что нужно. Горло сжалось от недавнего стресса, но глоток всё равно принёс облегчение.
Послышались шаги. Игорь застыл в дверном проёме, не решаясь войти. Словно ждал приглашения. В своей собственной… нет, в моей квартире. Странное чувство.
– Можно? – спросил он, хотя уже стоял на пороге.
Я кивнула и указала на стул напротив. Он сел, сложив руки перед собой, как примерный ученик.
– Хочешь вина? – спросила я, сама удивляясь своему спокойствию.
– Нет. То есть, да. Наверное.
Я достала второй бокал и налила ему немного. Он отпил, поморщился. Никогда не любил красное. Предпочитал пиво или виски, что-то «мужское».
Молчание затягивалось. За окном загорались огни. Странно, но я не чувствовала гнева. Только усталость и что-то похожее на облегчение. Словно нарыв, который зрел годами, наконец прорвался.
– Прости, – наконец произнёс Игорь. – Я должен был остановить её.
Я покачала головой:
– Дело не в сегодняшнем дне. Дело во всех пяти годах нашего брака. Твоя мать всегда считала, что имеет право решать за нас. И ты ей это позволял.
Он поморщился, будто от зубной боли.
– Я знаю. Это сложно объяснить… Ты не представляешь, каково расти с такой матерью. Она всегда знала лучше. Всегда решала за меня. И проще было согласиться, чем спорить.
Я смотрела на него и словно видела впервые. Не взрослого мужчину, а испуганного мальчишку, который так и не научился говорить «нет» собственной матери.
– Расскажи мне, – попросила я. – Каково это – расти с Людмилой Петровной?
Он удивлённо моргнул. За пять лет я ни разу не спрашивала о его детстве. Мы старательно избегали темы его матери. Может, зря?
– Она… – он запнулся, подбирая слова. – Она осталась одна с маленьким ребёнком. Отец ушёл, когда мне было три. Наверное, это её сломало. Она вложила в меня всю себя. Все свои мечты, надежды…
Я слушала, как он рассказывает о детстве без личных игрушек (только «развивающие»), без друзей, которых она считала недостойными, о кружках и секциях, которые выбирала она, о репетиторах и постоянной зубрёжке. О том, как она контролировала каждый его шаг – проверяла карманы, читала дневники, выбирала одежду до старших классов.
– Когда я сказал, что хочу после школы в художественное училище, она рассмеялась. Сказала, что это «несерьезно». И я пошёл на экономический, как она хотела. Наверное, я так и буду всю жизнь вести чужие бухгалтерии, хотя мечтал рисовать.
– Почему ты никогда не говорил?
Он пожал плечами:
– А зачем? Всё равно уже поздно что-то менять. Да и кому интересны мои детские обиды?
– Мне, – просто ответила я. – Ты мой муж. Конечно, мне интересно.
Он посмотрел на меня с недоверием, словно ожидал подвоха. Потом улыбнулся – неуверенно, будто разучился.
– Я раньше не видел, насколько мама вмешивается в нашу жизнь, – признался он. – Точнее, видел, но считал это… нормальным. Она всегда так делала. А сегодня, когда она привела этих людей… Я вдруг понял, что это безумие. Что она не остановится никогда.
Я молчала, ожидая продолжения.
– Знаешь, – сказал он, вертя в руках бокал, – когда ты вошла, я думал, ты устроишь скандал. Закричишь, начнёшь выгонять всех. А ты… ты просто разрушила её план. Спокойно, методично. И когда я увидел её лицо… – он невесело усмехнулся. – Я понял, что больше не хочу быть мальчиком на побегушках у матери.
Я улыбнулась и внезапно почувствовала, как глаза наполняются слезами. От усталости, облегчения, непонятной нежности к этому потерянному человеку напротив. Первый раз за долгое время я увидела в нём не продолжение свекрови, а отдельного человека. Со своими страхами, слабостями, надеждами.
– Что будем делать дальше? – спросил Игорь.
Я пожала плечами:
– Жить. Только по-другому. Никто больше не будет хозяйничать в моем доме без моего ведома. Ни твоя мать, ни кто-либо другой.
– В нашем доме, – тихо поправил он.
– В нашем, – согласилась я после паузы.
Он протянул руку через стол и осторожно накрыл мою ладонь своей. Я не отстранилась.
За окном стемнело окончательно. Город мерцал огнями, словно звёздное небо. Проспект всё так же шумел машинами, но здесь, в кухне, было тихо. И впервые за долгое время эта тишина не давила, а успокаивала.
Мы сидели так, пока не догорела свеча на столе. Впереди был длинный путь – к себе, друг к другу, от той жизни, где решения принимались за нас. Но первый шаг был сделан. И это казалось чудом.
Утро новой жизни
Проснулась от солнца — било прямо в глаза. В голове шумело. То ли от вчерашнего вина, то ли от всех этих страстей с непрошеными покупателями и свекровью. Я потянулась к другой половине кровати — пусто. Странно, обычно Игорь дрыхнет до последнего, а потом с воплями несётся на работу.
С кухни доносились какие-то звуки. Неужели муженёк решил сам позавтракать? Чудеса, да и только.
Поднялась, поморщившись от головной боли. В зеркале отражалась помятая тётка с кругами под глазами и растрёпанными волосами. Красотка, ничего не скажешь. Хоть пугай этим видом новых покупателей квартиры.
Умылась холодной водой. Стало полегче. Накинула халат и поплелась на звуки с кухни.
На пороге застыла, не веря собственным глазам. Игорь (ИГОРЬ!) суетился у плиты. На нём красовался мой цветастый фартук — смешной до ужаса на его долговязой фигуре. Стол был накрыт на двоих: тарелки, вилки, даже салфетки в кольцах стояли, как в ресторане.
— Ты что, заболел? — это вырвалось само собой.
Он обернулся, улыбнулся неуверенно:
— А, проснулась? Я тут… это… завтрак готовлю.
Я протёрла глаза, проверяя, не сплю ли. Игорь в жизни ничего сложнее бутерброда не готовил. «Мужчины не должны возиться на кухне» — любимая присказка его мамаши.
— Присаживайся, — кивнул он на стул. — Сейчас всё будет.
Я молча села. Ущипнула себя — вдруг сон? Больно. Значит, всё по-настоящему.
Игорь выложил на тарелку бесформенную жёлтую массу.
— Омлет с грибами и сыром, — гордо объявил он. — Правда, грибы, кажется, пережарил. И сыр тоже. И вообще всё.
Я посмотрела на это нечто, отломила кусочек вилкой. На вкус… ну, съедобно. Слегка резиновое, но это даже забавно.
— Вкусно, — сказала я. — Необычно, но вкусно.
Он просиял, как ребёнок на ёлке.
— Правда? Я рецепт в интернете нашёл. Три раза перечитывал, боялся напортачить.
Почему-то от этих его слов внутри потеплело. Кто бы мог подумать — Игорь, который за пять лет брака не удосужился узнать, где у нас хранится сахар, вдруг решил приготовить завтрак.
— Мама звонила, — вдруг сказал он, отхлёбывая кофе.
У меня внутри всё оборвалось. Ну конечно, Людмила Петровна не могла просто так отступить. Наверняка устроила сыночку промывание мозгов по телефону.
— И что она сказала? — осторожно спросила я.
Игорь поставил чашку, прямо посмотрел мне в глаза:
— Неважно, что она сказала. Важно, что ответил я. А я сказал, что квартиру мы не продаём. И что если она хочет с нами общаться, то пусть уважает наши решения.
Я чуть кофе не поперхнулась.
— Ты ей так и сказал? Прямо в лоб?
Он кивнул:
— Представляешь, сам в шоке. Думал, язык отсохнет. А вышло… легко как-то. Будто всю жизнь только и делал, что говорил маме «нет».
— И как она отреагировала?
Он хмыкнул:
— Как обычно. Сначала не поверила своим ушам, потом начала про то, какой я неблагодарный, как ты меня испортила и настроила против родной матери… Потом бросила трубку. Потом прислала три голосовых сообщения, но я их стёр, не слушая.
Я помолчала, переваривая услышанное. Внутри клубок противоречивых чувств: и радость, что Игорь наконец-то повзрослел, и тревога — свекровь так просто не сдастся.
— Она придёт мириться, — сказал Игорь, словно прочитав мои мысли. — Это её любимый трюк. Сначала война, потом слёзы и «я же мать, я всё для тебя». Валерьянку принесёт, торт испечёт…
— И что ты будешь делать?
Он вздохнул:
— Стоять на своём. Знаешь, всю жизнь было проще согласиться, чем спорить. Маме так спокойней, и мне… ну, тоже вроде как. Она решает, я выполняю. Удобно. Только в какой-то момент перестаёшь понимать, чего ты сам хочешь.
Он посмотрел в окно, за которым начинался новый день.
— Мне будет тяжело, — признался он. — Там на каждом шагу — вина, страх её расстроить… Тридцать пять лет такой жизни. Мне… — он запнулся, — мне понадобится твоя поддержка.
Я смотрела на этого мужчину и словно видела впервые. Не маменькиного сынка, а человека, который пытается выбраться из кокона, где провёл всю жизнь. Это было… трогательно.
— У тебя есть моя поддержка, — тихо сказала я. — Но и ты должен понять: нам придётся строить отношения заново. Без твоей мамы между нами.
Он кивнул:
— Знаю. Мне кажется, нам нужно… начать сначала. Узнать друг друга заново.
Я усмехнулась:
— Боюсь, тебе не понравится то, что ты узнаешь. Я бываю злой и вредной.
— А я занудным трусом. Но, может, попробуем? — Он протянул руку через стол.
Я посмотрела на эту руку — рука художника, с длинными пальцами. Человека, который мог бы рисовать, но вместо этого всю жизнь сводил дебет с кредитом, потому что мама решила, что так будет правильно.
— У меня есть одно условие, — сказала я, не торопясь пожать его руку.
— Какое?
— Нам нужно перестать жить чужими мечтами. Выяснить, чего хотим мы с тобой. Вместе и по отдельности.
Он задумался. Не хватал сразу слова, пытаясь угодить. Действительно размышлял.
— Я хочу рисовать, — наконец сказал он. — Не бросать работу совсем, но, может, сократить часы? Записаться на курсы. Купить мольберт, краски… — Он замолчал, словно испугавшись собственной смелости. — Глупо, да? В тридцать пять начинать…
— Вовсе нет, — я улыбнулась. — Чердак можно переделать в мастерскую. Там свет отличный.
Он вскинул на меня глаза — и я увидела в них то, чего никогда раньше не замечала. Надежду. Огонёк. Жизнь.
— Правда? Ты не против?
— За. Очень за.
Я протянула руку и пожала его ладонь. Рукопожатие превратилось в переплетение пальцев. Мы так и сидели — держась за руки над недоеденным завтраком, молча и почему-то абсолютно счастливые.
Через окно лился солнечный свет, заливая кухню тёплым золотом. Впервые за долгое время я чувствовала, что в моём доме никто больше не хозяйничает без моего ведома. Только мы с Игорем. И это было прекрасное чувство.
