— Оль, мама говорила, что приедет? — спросил Антон, выглядывая в окно.
— Не знаю… — Ольга повернулась от раковины, смахивая воду с рук. — Мне точно не говорила…
Во дворе остановилась старая серая «Тойота». Из неё неспешно выбралась Татьяна Игоревна. В плаще, застёгнутом до горла, с аккуратной сумкой через плечо, она двигалась так, будто приехала сюда не в гости, а как минимум — с инспекцией.
— Сюрприз, — пробормотал Антон и вышел в прихожую.
Дети — Миша и Полина — вскочили с ковра, бросили кубики и кинулись к двери.
— Бабушка приехала! Бабушка!
— Ну здравствуйте, — сказала Татьяна Игоревна, строго глядя на Ольгу. — Без предупреждения, да. Но что делать — ситуация вынудила.
— Добрый вечер… — Ольга сдержанно улыбнулась. — Проходите.
На ужин был плов и салат. Дети расспрашивали бабушку, как у неё дела, а она отвечала сухо и в целом без интереса — похоже, терпела до нужного момента.
— Я по делу, — сказала она, аккуратно вытирая рот салфеткой. — В квартире моей — беда. Потолок потёк, стены в ванной осыпались. Мастер сказал: капитальный ремонт. И не на неделю, и не на две. В общем, жить там невозможно.
Ольга отложила вилку.
— Это серьёзно… А вы к кому переезжаете?
— К кому? — переспросила Татьяна Игоревна. — Конечно, к вам. У меня других вариантов нет. Ну, или только гостиница. Но, сами понимаете…
— Конечно, оставайся, — сказал Антон. — Что за вопрос.
Ольга кивнула, чувствуя, как внутри всё напряглось. Она улыбнулась, как могла вежливо. Детям, по счастью, было весело. Бабушка — это вкусные блины, сказки на ночь и поездки в парк. Только Ольга знала, что всё сложнее.
Позже, когда дети уже лежали под одеялами, а Ольга закрывала книжку, она услышала за дверью голоса. Приостановилась. Кухня была рядом, и дверь не до конца закрыта.
— Антон, если я здесь, значит, жить нужно будет по-новому, — говорила Татьяна Игоревна. — Я не могу, чтобы дети ели сосиски каждый день. Я не признаю этих ваших йогуртов из пластика. Миша слишком много смотрит мультиков. И почему они в десять ещё не спят?
— Мам, ну давай ты пока просто поживёшь, а потом…
— Нет. Либо я делаю как правильно, либо я иду в гостиницу. Я пожилая женщина, у меня своё понимание порядка. Завтра с утра мы с Ольгой всё обсудим. Я уже составила список. Постепенно, по шагам, наведём порядок.
Ольга стояла, сжав руки. «Список» прозвучало как приговор.
— Ладно, давай не сегодня, — пробормотал Антон. — Спокойной ночи, мам.
— Спокойной, сынок.
Ольга медленно вернулась в спальню. Села на край кровати.
Всё происходило слишком быстро. Но пока — промолчит. Понаблюдает. Может, утро принесёт что-то другое. Хотя что-то подсказывало: всё только начинается.
— Оль, где микроволновка? — спросил Антон, заглядывая в кухню.
— А ты попробуй угадай, — ответила Ольга, не оборачиваясь от раковины. — Или спроси у своей мамы.
Антон промолчал, внимательно оглядел кухню. Микроволновки не было.
— Она сказала, что от неё вред, — добавила Ольга. — Вредные волны. Мол, если уж разогревать, то только на плите.
— Ну, может, она и права, — пожал плечами Антон. — Микроволновка — это не конец света.
— Это не только про микроволновку, Тош. Она всё меняет. Она даже салфетки с кухни убрала. Говорит — пылесборники. А в детской теперь ковёр лежит другой. Наш — на балконе, «слишком яркий».
Антон вздохнул, сел за стол, налил себе чай.
— Ты преувеличиваешь. Мама пожилая, ей тяжело из-за ремонта. Потерпи немного. У неё свои привычки.
— А у нас, значит, привычек нет? — Ольга повернулась. — Я теперь готовлю по её тетрадке. Куриные котлеты — через день. Гречка — по расписанию. Дети мультики смотрят двадцать минут утром и больше нельзя. У Поли вчера истерика была. А Миша сегодня спросил, почему бабушка прячет планшет. У них стресс, Тош. У меня — тоже.
— Ну ты же взрослая, — устало сказал он. — Могла бы и поладить.
— То есть это я виновата, что в своей квартире не чувствую себя хозяйкой?
— Я не это сказал, — Антон поднялся. — Я просто хочу, чтобы было спокойно. Маме тяжело, тебе тяжело, а я между вами — как на минном поле. Не начинай, пожалуйста.
Вечером, когда дети рисовали за столом, Ольга вошла в комнату и увидела, что их кровати переставлены.
— А кто это у нас тут решил поиграть в дизайн?
— Я, — отозвалась Татьяна Игоревна. — Так им больше света днём, и не дует от окна. Миша вчера чихал.
— Миша чихал, потому что промок на улице, а не из-за кровати.
— Не спорь, Оля. Я лучше знаю, как должно быть. Я своих детей тоже растила.
Ольга сжала губы, но промолчала.
На третий день исчезли все пакетики с детскими соками.
— Это ж чистый сахар, — объяснила Татьяна Игоревна. — Лучше компот варить. Натуральный.
— А спросить меня нельзя было? — тихо спросила Ольга.
— А ты разве успела бы что-то сказать? Ты же целыми днями занята. Я просто помогаю.
К концу недели Ольга уже не узнавала свой дом. Казалось, свекровь захватила не только пространство, но и воздух. Появились графики, заметки на холодильнике, даже табличка на двери ванной: «Не оставлять мокрые полотенца!»
Когда в один из вечеров Миша заплакал, потому что хотел «как раньше мультики вечером», Ольга не выдержала. Дождавшись, когда дети уснули, зашла в спальню, где Антон лежал с телефоном.
— Мы так жить больше не можем, — сказала она прямо. — Я не выдержу. Это уже не помощь. Это — тотальный контроль.
— Тебе просто кажется. Привыкнешь, — отозвался он, не отрываясь от экрана.
— Я не хочу привыкать. Я хочу, чтобы ты услышал меня. Она всё перекраивает под себя. Даже дети это чувствуют. Нам с тобой нужно поговорить. Взросло. Серьёзно.
Антон медленно положил телефон на тумбочку.
— Слушай, Оля. Я устаю на работе, прихожу домой — а здесь опять жалобы. Мама не то сказала, не так посмотрела, что-то куда-то переставила. Ну неужели ты не можешь хотя бы попробовать наладить с ней отношения?
— Я стараюсь, Тош. Я правда стараюсь. Но, похоже, в этом доме место только для одной хозяйки. И это больше не я.
Антон не ответил. Лёг на спину и закрыл глаза.
Ольга смотрела в потолок. Внутри было чувство, что она проигрывает в войне, которую даже не начинала.
***
— Мам, я точно там ее оставил! На подоконнике! — Миша крутился возле Ольги, переминаясь с ноги на ногу. — Точно-точно, зелёная обложка, «Читаем по слогам», третья часть. Без неё завтра меня Анна Дмитриевна ругать будет.
— Хорошо, ищем вместе, — вздохнула Ольга. — Может, бабушка куда-то убрала.
Книжку они искали везде — под кроватью, за комодом, в ящиках с игрушками. Нигде. Последней надеждой оставалась комната, которую занимала Татьяна Игоревна.
— Постой тут, я быстро, — сказала Ольга сыну и осторожно приоткрыла дверь.
В комнате был порядок. Идеальный порядок. Книги по цвету, тапочки строго под кроватью. Учебника не было. Ольга открыла один из шкафов — может, туда спрятали, убирая. На стопке полотенец увидела конверт с бумагами.
Пальцы скользнули по конверту. Он был плотный, с чуть пожелтевшими краями. Без подписи. Ольга уже почти прошла мимо, но что-то заставило её приоткрыть клапан.
Сначала — ничего особенного: копии паспортов, полис. Потом — несколько сложенных листов. Строки с медицинскими терминами бросились в глаза. Ольга бегло просмотрела: результаты анализов, выписки, назначения.
— «Рекомендовано наблюдение у онколога»… — прошептала она. — «Проведение дополнительной диагностики»…
Села на край кровати, держа бумаги в руках. Стало тихо, будто в комнате выключили звук.
Ольга пролистала документы ещё раз, уже внимательнее. Последняя дата — месяц назад. Диагноз не был поставлен окончательно, но врачи явно подозревали что-то серьёзное.
Ольга медленно убрала всё обратно, аккуратно, как было. Вернулась к Мише с пустыми руками.
— Не нашла. Я спрошу у бабушки. А сейчас — спать.
Позже, когда уложила детей, выключила свет и сама легла, в голове крутились одни и те же мысли. Она вспоминала фразы, которые раньше казались просто раздражающими:
— «Не ешьте это — вредно».
— «Режим — прежде всего».
— «Всё должно быть под контролем».
Это не капризы. Это попытка справиться с чем-то, чего боишься до одури. Когда жизнь ускользает, хватаешься за то, что можешь держать — хоть за полотенца в ванной.
Антон уже спал, дышал ровно. Ольга лежала с открытыми глазами, глядя в темноту.
— А ведь я её даже не пыталась понять, — прошептала она. — Ни разу.
Она вспомнила, как Татьяна Игоревна стояла утром в ванной, стирая полотенце вручную, потому что «в машине всё не так отстирывается». Как читала Полине вслух, даже если та просилась к планшету. Как поправляла одеяло спящему Мише.
За всем этим была не только строгость. Там было что-то другое. Что-то, чего Ольга не замечала, потому что была занята защитой своей территории.
Она не скажет Антону. Не сейчас. Не будет показывать ему справки. Сначала — сама. Попробует говорить с ней по-другому. Не через раздражение. Через понимание.
Впервые с начала этого испытания Ольга почувствовала, что сможет выдержать. Потому что теперь знала — с чем и с кем имеет дело.
***
На кухне пахло тушёной капустой. Ольга, не торопясь, помешивала деревянной ложкой — не любимая ею курица с карри, а блюдо из бабушкиной тетрадки: строго по рецепту, с лавровым листом и тмином. Татьяна Игоревна сидела рядом и чистила морковь.
— Что, серьёзно без масла? — спросила Ольга, стараясь, чтобы голос звучал легко.
— Без. Зато желудок скажет спасибо, — ответила Татьяна Игоревна, не поднимая головы.
— У нас теперь желудок — главный консультант по меню, — усмехнулась Ольга. — А котлеты вчера вкусные получились. Спасибо, что показали, как их правильно лепить.
— Научишься — ещё не раз скажешь мне спасибо.
Они обменялись взглядами. Без раздражения. Без напряжения. Просто по-человечески.
На следующий день Ольга пригласила свекровь в парк. Не с детьми, не в попыхах — спокойно и вдвоём. Купили кукурузу, сидели на лавочке, обсуждали, как у Полины появилась привычка прятать конфеты в носок. Татьяна Игоревна смеялась. Не громко, но по-настоящему.
Постепенно всё изменилось. Ушли упрёки. Татьяна Игоревна перестала комментировать каждый шаг. А Ольга — замыкаться. Они пекли вместе творожную запеканку, собирали с детьми мозаики, вместе выбирали книги для Полины.
И однажды вечером, когда в квартире было особенно тихо, дверь в спальню Ольги тихо приоткрылась.
— Можно? — Татьяна Игоревна стояла в халате, с непривычно растерянным выражением лица.
— Конечно. Проходите.
Ольга села, поджала под себя ноги. Татьяна Игоревна подошла ближе, остановилась, будто не зная, как начать.
— Я… Я хотела поговорить.
— Я слушаю.
— Я не просто так приехала, Оля. Квартиру я, конечно, собиралась ремонтировать, но не срочно. Просто… Когда я узнала, что у меня может быть… болезнь, я… испугалась. Очень.
Она говорила негромко, без пафоса, но каждое слово будто тяжело давалось.
— Сначала думала: никому не скажу. Потом поняла, что одна не вынесу. Хоть и гордая. Хоть и противная, наверное, бываю.
— Вы не противная, — тихо сказала Ольга.
— Я просто старалась держать всё под контролем. А тут — как будто земля ушла из-под ног. И я решила: пока что побуду у вас. Словно отодвину всё это… от себя. Хоть на время.
Она опустилась в кресло у окна, сложила руки на коленях.
— А потом начала командовать. Писать свои дурацкие списки. Потому что боялась. Боялась, что стану никому не нужной. Что вы меня не потерпите. Что выгоните и я останусь одна.
Ольга встала, подошла, села рядом.
— А я… Я ведь злилась. Я не понимала, почему вы такая жёсткая. Почему всё должно быть по-вашему. А теперь понимаю. Вы не против нас боролись. Вы боролись со страхом.
Татьяна Игоревна слабо улыбнулась.
— И проигрывала.
— Не совсем, — ответила Ольга. — Мы теперь с вами на одной стороне. Я помогу. Разберёмся с врачами. Только вы не таите это больше в себе. Ладно?
Они долго сидели молча. Потом Татьяна Игоревна кивнула.
— Спасибо, Оль. Не думала, что скажу это, но… ты мне как родная стала.
Через несколько дней, за ужином, Ольга спокойно рассказала Антону о справках, о диагнозе, о планах обследования. Татьяна Игоревна к тому времени уже согласилась пройти всё повторно — теперь не одна.
