Воскресный обед у свекрови всегда был для меня испытанием. Мы с Андреем приходили в эту квартиру в сталинском доме раз в две недели — традиция, нарушить которую было нельзя. Как говорила Нина Петровна: «Сын должен навещать мать».
В этот раз на столе красовался наваристый борщ в старой супнице с голубой каймой, котлеты на овальном блюде и соленья в хрустальной вазочке — всё как обычно. Но что-то в воздухе ощущалось не так. Может, это было предчувствие?
— Ниночка Петровна, борщ просто замечательный, — я старалась, как всегда, быть вежливой.
Свекровь поджала губы, будто услышала не похвалу, а оскорбление:
— У меня всегда хороший борщ. Я, знаешь ли, сорок лет его варю.
Андрей молча жевал котлету, глядя в тарелку. Он всегда так делал — погружался в еду, чтобы не участвовать в наших натянутых разговорах.
— Андрюша, я вчера Зинаиду Михайловну встретила, — заговорила свекровь, наливая компот. — Её племянница квартиру продаёт. Двушка хорошая, в нашем районе.
— Мам, мы же обсуждали уже… — начал муж, но Нина Петровна не дала ему договорить.
— Я не понимаю, чего ты ждёшь? Эта квартира тебе временно досталась. Сам же знаешь, дядя Витя её тебе пожить оставил.
Эти слова ударили меня под дых. Временно? Мы живём там уже пять лет. Я каждую стенку перекрасила, цветы на подоконниках вырастила, занавески сама сшила…
Я посмотрела на мужа. Он продолжал жевать котлету, словно не услышал слов матери. Или… словно согласился с ними? От этой мысли кровь отхлынула от лица.
— Ниночка Петровна, но мы же… — начала я, но муж вдруг отодвинул тарелку и встал.
— Мам, нам пора. Завтра на работу рано.
Когда мы прощались, свекровь крепко обняла сына и холодно кивнула мне. В её глазах читалось: «Ты ненадолго здесь, девочка».
По лестнице мы спускались молча. И только сейчас я поняла — меня ранили не слова свекрови. Меня убило молчание мужа.
Разговор в тишине
Андрей завёл машину, но музыку не включил. Обычно он сразу тянулся к магнитоле, ставил свои любимые песни восьмидесятых, а сегодня — тишина. Только шуршание шин по асфальту и ветер за окном.
Я смотрела на проплывающие мимо дома, на вечерние окна, за которыми угадывались чьи-то жизни. Интересно, там тоже люди чувствуют себя временными гостями? Или у них всё по-настоящему?
Горло сдавило, но плакать не хотелось. Внутри была пустота — странное ощущение, будто я падаю куда-то, но никак не могу достичь дна.
— Андрей, — мой голос прозвучал неожиданно спокойно. — Ты правда считаешь, что я живу у тебя временно?
Он вздрогнул, крепче сжал руль:
— Марин, ну что ты начинаешь? Мама просто так сказала, не придумывай.
— Она сказала, что квартира тебе досталась временно. Это правда?
Мы остановились на светофоре. Красный свет окрасил его лицо, и оно стало чужим, незнакомым.
— Дядя Витя… он действительно сказал, что я могу пожить там, пока не решу, что делать с квартирой дальше, — наконец проговорил Андрей.
— Пять лет назад это было, — тихо сказала я.
— Да какая разница? — он раздражённо ударил по рулю. — Живём же! Что ты привязалась?
Зелёный свет, машина дёрнулась вперёд. А у меня внутри что-то оборвалось. Пять лет я считала, что у нас есть дом. Наш дом. А оказалось — я просто гостья в чужой квартире.
— Я всё понимаю, — прошептала я, глядя в окно.
— Да нечего тут понимать! — отмахнулся Андрей и включил музыку, словно ставя точку в разговоре.
Остаток пути мы ехали молча. Мне казалось, что между нами не метр пространства, а целая пропасть. И я не знала, как её преодолеть.
Когда мы поднимались в квартиру, я вдруг посмотрела на неё другими глазами. Временная. Чужая. И я в ней — тоже временная.
Чужие стены
Через три дня раздался звонок в дверь. Я как раз заканчивала уборку, стояла посреди комнаты с тряпкой в руках.
— Ниночка Петровна? — удивилась я, открывая дверь. — А мы вас не ждали.
— Разве я должна предупреждать, чтобы навестить сына? — она прошла мимо меня, даже не разуваясь. В руках у неё была какая-то папка с бумагами.
Свекровь бросила сумку на диван и принялась оглядываться, как ревизор. Её взгляд цеплялся за каждую мелочь — за мои любимые фотографии в рамках, за новые шторы, которые я повесила месяц назад, за горшки с фиалками.
— Что это такое? — она кивнула в сторону нового журнального столика. — Куда дели старый?
— Он сломался, Нина Петровна. Ножка треснула, мы…
— Без спросу выбрасываете вещи? — перебила она. — А это что за беспорядок?
Она указала на стопку книг возле дивана — мои любимые романы, которые я перечитывала перед сном.
Что-то внутри меня начало закипать. Пять лет я терпела её замечания, её взгляды, её молчаливое неодобрение. Пять лет я пыталась быть хорошей невесткой, а всё зря.
— Нина Петровна, но это наш дом, — сказала я тихо.
— Вот именно об этом я и пришла поговорить, — она достала из папки какие-то бумаги. — Витина квартира. Надо решать, что с ней делать дальше.
— Андрей будет вечером, — я старалась говорить спокойно.
— А я с тобой хочу поговорить, — она вдруг подошла ближе. — Девочка моя, пойми правильно. Ты тут, потому что я разрешила. Потому что мой сын тебя сюда привёл. Но рано или поздно…
— Вы не имеете права! — слова вырвались сами собой. Я даже не узнала свой голос — звонкий, твёрдый. — Это наш дом! Мой и Андрея!
Она отступила, явно не ожидая отпора.
— Ты тут, потому что я разрешила! — её голос дрогнул. — Думаешь, надолго? Ошибаешься. Я своего сына знаю лучше, чем ты. Он всегда возвращается домой.
Пустая вешалка
Я рассказала Андрею о визите его матери, когда он вернулся с работы. Ожидала поддержки, понимания. Но он только устало махнул рукой:
— Ты всё не так поняла. Мама просто беспокоится о нас.
— Она сказала, что я здесь, потому что она разрешила! — в моём голосе звенели слёзы.
— Марин, ну хватит уже! — он почти крикнул. — Весь вечер испортила!
Утром он уехал, даже не попрощавшись. На вешалке в прихожей не осталось его куртки. Он забрал её с собой, будто давая понять — может не вернуться.
Я долго сидела на кухне, смотрела, как закипает и выключается чайник. Потом вдруг решительно встала и пошла в спальню.
Достала чемодан из-под кровати, открыла шкаф. Руки сами собирали вещи — аккуратно, методично, без спешки. Футболки, джинсы, свитера. Моя жизнь умещалась в один чемодан. Как и полагается временному человеку.
Я сложила свои книги, фотографии в рамках, любимую кружку. Посмотрела на фиалки на подоконнике — их придётся оставить.
Слёзы текли по лицу, капали на вещи, но я не вытирала их. Пусть. Это последние слёзы, которые я проливаю в этих стенах.
Странно, но вместе с болью пришло какое-то облегчение. Пять лет я жила с ощущением, что должна заслужить право быть здесь. Пять лет пыталась стать хорошей женой, хорошей невесткой. А оказалось — всё это время я была просто гостьей. У которой могли в любой момент отобрать пропуск.
Я села на закрытый чемодан и оглядела комнату. Сколько вечеров мы провели здесь с Андреем? Сколько разговоров, сколько планов на будущее? Я верила, что строю свой дом. А оказалось — просто украшала чужой.
Когда я закрыла входную дверь, то не обернулась. К чему? Это никогда не было моим домом. И теперь я это наконец поняла.
На улице моросил мелкий дождь. Я шла по двору с чемоданом, и мне казалось, что с каждым шагом становлюсь легче. Больше не нужно притворяться. Больше не нужно бояться. Я сама сделала выбор.
Точка возврата
Я сидела в маленьком кафе недалеко от вокзала. Не знала, куда поеду, просто ждала, когда решимость перевесит страх. Уже третий раз заказывала чай — только бы не выгнали.
Телефон звонил, не переставая. Андрей. Двадцать пропущенных. Я не брала трубку — что тут говорить? Всё и так понятно.
Когда он появился в дверях кафе, я не удивилась. Конечно, он нашёл меня — знает мои привычки, знает, что я всегда прихожу сюда, когда мне плохо.
Андрей сел напротив. Лицо осунувшееся, глаза красные. В руках какая-то папка.
— Я был у мамы, — сказал он вместо приветствия.
Я молчала. Что ж, значит, свекровь была права. Он вернулся домой.
— Поговорил с ней, — продолжил Андрей, глядя мне в глаза. — Серьёзно поговорил. Впервые в жизни.
Он положил на стол папку и открыл её. Внутри были какие-то документы.
— Дядя Витя оставил мне квартиру, — голос Андрея дрогнул. — Не временно. Насовсем. Вот дарственная. Мама знала. Всегда знала.
Я непонимающе смотрела на бумаги.
— Почему же тогда…
— Потому что она боялась, — он взял мою руку. — Боялась, что если у меня будет своё жильё, она потеряет контроль. Она всегда… всегда так делала.
Я молчала, переваривая услышанное.
— Марина, — Андрей сжал мою ладонь. — Прости меня. Я не хочу, чтобы ты жила в страхе. Это должен быть наш дом. Только наш.
Его голос звучал иначе — твёрдо, уверенно. Будто он впервые заговорил как взрослый человек, а не как мальчик, боящийся мать.
— А Нина Петровна? — тихо спросила я.
— Мама будет приходить в гости, когда мы её пригласим, — он слабо улыбнулся. — Мне тридцать пять, Марин. Пора научиться говорить «нет».
Я смотрела в его глаза и видела там что-то новое. Решимость? Силу? Я не знала, можно ли верить этому. Столько раз уже обжигалась.
— Я не хочу возвращаться туда, — сказала тихо.
— Тогда давай найдём новое место, — он не отпускал моей руки. — Только наше. Без прошлого. Без призраков.
Свои стены
Прошло три месяца. Маленькая двушка на окраине города стала нашим новым домом. Не престижный район, не евроремонт, зато только наше. Купили на деньги от продажи той, «дядивитиной» квартиры.
Андрей развешивал книжные полки, а я пыталась придумать, как расставить цветы на подоконниках. Фиалки мы всё-таки забрали — Андрей сам их упаковал, когда мы переезжали.
— Марин, пакеты с гвоздями не видела? — спросил он, придерживая полку.
— В коробке с инструментами, — ответила я, расправляя новые шторы. — Посмотри, как здорово получается!
Шторы были светло-зелёные, с мелким рисунком — такие я давно хотела. В старой квартире казалось, что они не впишутся. А здесь — в самый раз. Теперь, когда солнце проходит сквозь них, комната наполняется тёплым зеленоватым светом.
Мы возились до позднего вечера. Расставляли книги, вешали фотографии, спорили, куда поставить диван. И впервые за долгое время я чувствовала себя по-настоящему дома.
Когда зазвонил телефон, я не сразу поняла, что это свекровь. Мы не общались с того дня.
— Андрюша, это правда, что вы переехали? — её голос звучал обиженно.
Андрей посмотрел на меня вопросительно. Я кивнула и протянула руку.
— Нина Петровна, здравствуйте, — сказала я спокойно. — Да, мы теперь живём отдельно. Приезжайте на выходных, если хотите. Чай попьём.
Пауза. Я почти видела, как она удивлённо приподнимает брови.
— Что ж, — наконец произнесла свекровь. — Может, и приеду. Посмотрю, что вы там себе устроили.
— Приезжайте, — повторила я. — Только позвоните заранее, хорошо?
Не дожидаясь ответа, я отключилась и вернула телефон Андрею. Он улыбнулся и притянул меня к себе:
— Знаешь, я горжусь тобой.
— Пока рано гордиться, — я прижалась к его плечу. — Посмотрим, как всё пойдёт дальше.
Вечером мы сидели на полу посреди гостиной, ели пиццу прямо из коробки и пили шампанское из чайных чашек — бокалы ещё не распаковали. За окном шумел дождь, а нам было тепло и уютно.
Я больше не чувствовала себя временной. Впервые за долгие годы я точно знала — это мой дом. Настоящий. И никто не сможет у меня его отнять.
