Тяжелая дубовая дверь ресторана «Империя» поддалась с трудом, словно не желая впускать внутрь случайных прохожих. Из глубины зала вырвался плотный, оглушающий гул голосов, перекрываемый звоном бокалов и навязчивым ритмом эстрадной музыки.
Елена замерла на пороге, чувствуя, как тяжелый букет из пятидесяти бордовых роз начинает оттягивать руку. Она огляделась в поисках уютного углового столика на четверых, который они бронировали неделю назад.
Вместо него в центре зала, под огромной хрустальной люстрой, раскинулся длинный стол, выстроенный буквой «П». За ним уже сидело не меньше двадцати человек, и этот пестрый табор совершенно не вязался с понятием «тихий семейный ужин».
— Игорь, — Елена повернулась к мужу, голос её звучал ровно, но в нём уже звенела сталь. — Скажи мне, что мы ошиблись дверью.
Игорь нервно поправил воротник рубашки, избегая встречаться с ней взглядом. Его лицо пошло красными пятнами, что всегда выдавало в нём крайнюю степень страха перед неизбежным скандалом.
— Ленок, ну мама так решила в последний момент… — пробормотал он, глядя куда-то в пол. — Юбилей всё-таки, дата круглая. Нельзя же родню обижать, они специально из области приехали.
Елена перевела взгляд на стол. Публика собралась разношерстная: женщины в блестящих платьях с люрексом, мужчины, уже успевшие ослабить галстуки, какие-то смутно знакомые соседи по даче.
Во главе этого пиршества, словно купчиха на полотнах Кустодиева, восседала Галина Петровна. На ней было платье цвета «фуксия», которое безжалостно обтягивало грузную фигуру, а на шее сверкало массивное ожерелье — явная бижутерия, но с претензией на роскошь.
Заметив сына и невестку, именинница картинно всплеснула руками, заставив звякнуть многочисленные браслеты на запястьях.
— А вот и они! — её зычный голос перекрыл даже музыку. — Гости дорогие, встречайте! Наши главные спонсоры прибыли!
Внутри у Елены всё сжалось в тугой узел, но лицо осталось непроницаемым.
Она крепче перехватила ручку сумки, где лежал плотный конверт с деньгами. Триста тысяч рублей — сумма, которую они с Игорем откладывали полгода, урезая себя в отпуске и развлечениях.
Галина Петровна все уши прожужжала, что старая баня на участке вот-вот рухнет, что ей стыдно перед соседкой, Валентиной Петровной, у которой уже стоит новый сруб. Это был целевой подарок, мечта о комфорте, упакованная в красивую бумагу.
— Чего застыли в дверях? Проходите, родные! — свекровь подплыла к ним, распространяя вокруг себя облако тяжелых, сладких духов. — Леночка, ты чего такая бледна? Улыбнись, праздник же!
Она цепко схватила букет, даже не взглянув на бутоны, и тут же передала его кому-то из официантов, словно это был ненужный веник.
— Галина Петровна, — тихо произнесла Елена, стараясь быть услышанной только свекровью. — Мы не рассчитывали на банкет. У нас с собой только подарок.
Глаза свекрови на секунду сузились, превратившись в две колючие щелочки, но губы продолжали растягиваться в приторной улыбке.
— Ой, да брось ты эти глупости! — она махнула рукой с таким видом, будто отгоняла назойливую муху. — Карточкой вжикнешь и делов-то. Что тебе стоит? У тебя же бизнес, три магазина!
Она специально повысила голос, чтобы услышали сидящие рядом тетушки с высокими начесами.
— Слышите, девочки? Моя невестка богатая, у неё свои салоны цветочные! Свекровь заказала ресторан на 20 человек и сказала: «Платит невестка, она богатая», но она пожалела, что решила проверить моё терпение.
Гости одобрительно загудели, поднимая бокалы с чем-то янтарным и явно дорогим. Кто-то крикнул с дальнего конца стола: «Молодежь нынче зажиточная, не то что мы!».
Елена прошла к столу, чувствуя себя героиней абсурдного спектакля. Ей выделили стул рядом с отцом Игоря, Сергеем Ивановичем.
Свекор сидел тихо, ссутулившись, и казался совсем маленьким на фоне своей громогласной супруги. Он виновато улыбнулся Елене и тут же уткнулся в тарелку, стараясь стать невидимым.
— Гарсон! — гаркнула Галина Петровна, щелкнув пальцами. — Шампанского всем! И коньяк французский несите, тот, который «Хеннесси»! Гуляем!
Официанты начали метаться, уставляя стол новыми блюдами. Это были не скромные салаты, а настоящие горы еды: осетрина горячего копчения, икра в хрустальных вазочках, запеченный поросенок с румяной корочкой.
Елена смотрела на это гастрономическое безумие и считала в уме. Ценник в «Империи» был известен своей негуманностью.
Игорь сел рядом, налил себе полную рюмку водки и выпил её залпом, даже не закусив. Его руки мелко дрожали.
— Ты знал про масштаб? — спросила Елена, глядя на профиль мужа.
— Мама сказала, что пригласит пару подруг… — выдавил он, не глядя на жену. — Лен, не начинай, а? Не позорь меня перед родней. Заплатим, потом разберемся.
— Разберемся? — переспросила она, и от ледяного спокойствия в её голосе Игорь вздрогнул. — Ты предлагаешь мне оплатить чужие амбиции деньгами, которые мы откладывали на стройку?
— Ну это же для мамы… — промямлил он.
Напротив сидела тетка Игоря, Валентина Петровна, и с аппетитом обгладывала куриную ножку. Жир стекал по её подбородку, но она, казалось, этого не замечала.
— А я ей говорю: Галя, бери от жизни всё! — вещала она соседке. — Пока невестка платит, надо жить! У них денег куры не клюют, подумаешь, стол накрыли.
Каждое слово, произнесенное за этим столом, было пропитано завистью и потребительством. Галина Петровна царила во главе, раздавая указания и подкладывая лучшие куски нужным людям.
— Мариночка, кушай грибочки! — кричала она через весь стол троюродной племяннице. — Это Лена угощает! Ей для любимой свекрови ничего не жалко!
Елена молча положила вилку. Аппетит пропал окончательно. Она была человеком дела, привыкшим к четким договоренностям и уважению границ.
Она построила свой бизнес с нуля, работая по четырнадцать часов в сутки, стирая руки в кровь о шипы роз и таская тяжелые коробки с товаром. Каждая копейка в этом конверте была заработана трудом, а не упала с неба.
Прошло три часа. Воздух в зале стал спертым и тяжелым. Гости раскраснелись, голоса стали громче, тосты — бессвязнее.
Галина Петровна подошла к Елене, покачиваясь. Её лицо лоснилось, а глаза блестели от выпитого и от ощущения абсолютной власти.
— Ну что, доча, — она фамильярно положила тяжелую ладонь на плечо Елене. — Пора бы и честь знать. Люди десерта ждут. Торт я заказала авторский, три яруса!
— Замечательно, — ровным тоном ответила Елена. — Красивый финал.
— Ты иди, расплатись там с администратором, — подмигнула свекровь. — Закрой вопрос, чтоб нас не дергали. А мы пока песню споем.
Игорь вжался в стул, стараясь слиться с обивкой. Сергей Иванович, отец, тяжело вздохнул, но промолчал, как молчал всю свою жизнь.
Елена медленно встала, взяла сумочку и направилась к администратору. Спина её была прямой, как струна. Свекровь смотрела ей вслед с торжествующей ухмылкой — она была уверена, что прогнула эту гордячку.
У стойки администратора Елена попросила счет.
Молодой человек в строгом костюме распечатал длинную ленту чека и вложил её в кожаную папку.
— Итого двести восемьдесят четыре тысячи пятьсот рублей, — бесстрастно озвучил он сумму. — Обслуживание включено в стоимость.
Елена открыла папку. Цифры были безжалостными. Почти триста тысяч. Цена новой бани. Цена месяцев их экономии. Цена её нервов.
Она вернулась к столу как раз в тот момент, когда официанты выкатывали огромный торт с фейерверками. Гости аплодировали.
Официант положил папку со счетом на край стола, ожидая оплаты. В зале повисла пауза — все ждали кульминации щедрости.
— Внимание! — Галина Петровна постучала вилкой по бокалу. — Сейчас моя любимая невестка сделает широкий жест! Оплатит наш банкет!
Елена медленно открыла сумочку. Достала тот самый плотный конверт с золотым тиснением, который предназначался для подарка.
Глаза свекрови алчно блеснули. Она знала, что там деньги на баню. Она рассчитывала на «двойной куш»: и банкет за счет невестки (картой), и конверт в подарок.
Елена развязала ленту. Движения её были спокойными, хирургически точными. Она достала пачку пятитысячных купюр.
— Ого! — присвистнул кто-то из гостей. — Вот это котлета!
Елена положила деньги на стол рядом с папкой. И начала методично отсчитывать купюры, сверяясь с итоговой суммой в чеке.
— Пятьдесят… Сто… Двести… — её голос звучал четко в наступившей тишине.
Улыбка начала медленно сползать с лица Галины Петровны, сменяясь маской ужаса.
— Лена… ты что творишь? — прошипела она, наклоняясь через стол. — Это же… это на баню! Ты картой плати, картой!
Елена не удостоила её взглядом. Она продолжала счет.
— Двести пятьдесят… Двести восемьдесят тысяч. И четыре пятьсот мелочью.
Она аккуратно вложила деньги в папку, закрыла её и пододвинула официанту. Тот кивнул и бесшумно исчез.
В руках у Елены осталась тоненькая стопка купюр — сдача, около пятнадцати тысяч. Она небрежно сунула их обратно в подарочный конверт.
— Ты что наделала?! — визг свекрови, казалось, заставил задребезжать хрусталь на люстре. — Ты меня обокрала! Это мои деньги! Мой подарок!
Гости замерли с кусками торта во рту. Сергей Иванович закрыл лицо руками.
Елена встала. Теперь она возвышалась над сидящей свекровью, и в её позе было столько достоинства, что Галина Петровна невольно отшатнулась.
— Галина Петровна, — произнесла Елена громко и отчетливо. — Мы с Игорем копили эти деньги вам на баню. Вы о ней мечтали пять лет.
Она сделала паузу, обводя взглядом притихших родственников.
— Но вы решили, что покормить троюродную сестру осетриной и напоить соседей коньяком важнее, чем иметь теплую баню. Это был ваш выбор. Вы проели свою мечту за один вечер.
Елена бросила полупустой конверт на стол перед свекровью.
— Тут сдача. Купите себе тазик. И веник. На что хватит.
— Игорь! — заорала свекровь, хватаясь за сердце. — Скажи ей! Она меня опозорила! У меня давление!
Игорь поднял на жену глаза, полные животного страха и мольбы.
— Лен, ну зачем ты так… при людях… — просипел он. — Мама же хотела как лучше…
— Я? — Елена холодно усмехнулась. — Нет, дорогой. Это не я. Это вы.
Она взяла сумочку и, не прощаясь, направилась к выходу. Никто не посмел её остановить. Тишина за спиной была такой плотной, что её можно было резать ножом.
На улице уже стемнело. Прохладный вечерний ветер ударил в лицо, выдувая из головы запах перегара и дешевых духов. Елена вызвала такси.
Игорь выскочил следом через минуту, без пиджака, растрепанный.
— Ты не можешь просто уехать! — закричал он, хватая её за локоть. — Вернись и извинись! Маме плохо!
Елена стряхнула его руку, словно грязную тряпку.
— Если ей плохо — вызови скорую. А если тебе плохо — выпей еще водки. Ты это умеешь.
— Ты понимаешь, что теперь вся родня будет нас обсуждать?!
— Пусть обсуждают. Зато баню обсуждать не будут. Её просто не будет.
Подъехало такси. Елена открыла дверь.
— Я домой, Игорь. Вещи твои соберу утром. Ключи оставишь у консьержа. Если сейчас вернешься за тот стол — можешь там и оставаться жить.
Игорь замер, открыв рот. Он переводил взгляд с жены на окна ресторана, где бушевала его мать. Привычка подчиняться матери тянула его назад, в душный зал.
Елена не стала ждать его выбора. Она села в машину и захлопнула дверь.
Эпилог
Прошла неделя. В цветочном магазине Елены было тихо и прохладно. Пахло свежесрезанными тюльпанами и влажной землей — запах честного труда и спокойствия.
Елена перебирала новую поставку, сортируя цветы по длине стебля. Телефон Игоря был в черном списке уже пять дней, с тех пор как он прислал сообщение: «Мама требует компенсации морального вреда».
Дверной колокольчик звякнул. Елена не подняла головы, продолжая работать секатором.
— Лена.
Голос Галины Петровны звучал глухо и непривычно робко. Без прежнего куража.
Свекровь стояла у прилавка в старом плаще. Золота на ней не было. Она выглядела постаревшей, ссутулившейся, обычной уставшей пенсионеркой.
— Пришли вернуть сдачу? — спокойно спросила Елена, откладывая цветок.
— Баню повело, — невпопад сказала Галина Петровна. — Дожди были сильные. Крыша совсем протекла. Сосед Михалыч смотрел, сказал — сгниет сруб, если не перекрыть.
— Бывает, — равнодушно отозвалась Елена.
— Михалыч насчитал сто тысяч. За материалы и работу.
Галина Петровна подошла ближе. В её глазах читалась та же алчность, что и в ресторане, только теперь прикрытая маской жалости.
— У меня нет таких денег, Лена. Пенсия через две недели. А гости разъехались, никто и копейки не подарил. Валька только шарфик оставила.
— И? — Елена посмотрела ей прямо в глаза.
— Ну ты же… — свекровь запнулась, не решаясь сказать «богатая», но продолжила: — Займи. Я с пенсии буду отдавать. По две тысячи.
Елена сняла рабочие перчатки. Она вспомнила Игоря, который так и не пришел за вещами, оставшись «утешать маму». Вспомнила тот позорный стол.
— Галина Петровна, — голос Елены звучал мягко, но твердо. — Банк закрыт. Лицензия отозвана.
— Но крыша течет! — воскликнула свекровь, и в голосе прорезались истеричные нотки. — Это же родовое гнездо! Там Игорь вырос!
— Вы проели своё гнездо, мама. Вы съели крышу вместе с запеченным поросенком. Стены ушли на коньяк. А фундамент вы запустили в небо с фейерверком. Красиво горело, правда?
— Ты жестокая! — выдохнула свекровь. — Я сыну скажу!
— Скажите. Пусть он чинит крышу. У него две руки, две ноги. Пусть отрабатывает съеденный ужин.
Галина Петровна постояла еще минуту, тяжело дыша. Здесь, среди цветов и прохлады, её манипуляции рассыпались в прах. Она поняла, что больше не имеет власти. Никакой.
Она развернулась и шаркающей походкой вышла из магазина.
Елена вернулась к работе. Она взяла охапку белых гиацинтов и начала составлять новый букет.
Жизнь — это как сад, подумала она. Если вовремя не вырвать сорняки, они задушат всё красивое и живое. Она свои сорняки вырвала. Теперь оставалось только поливать то, что имеет ценность.
На улице ярко светило солнце, и день обещал быть продуктивным. Елена улыбнулась своему отражению в витрине и щелкнула секатором, отсекая лишний стебель. Идеально.
