Ирина вошла в квартиру отца без стука.
Лиза вздрогнула, обернулась от плиты. Сестра стояла в дверях кухни, скрестив руки на груди. На её лице играла та самая улыбка — уверенная, чуть насмешливая.
— Лиз, нам надо поговорить о папе, — Ирина прошла к столу, оглядывая комнату оценивающим взглядом. — И о квартире.
Лиза выключила конфорку. Пальцы дрожали.
— Что случилось?
— Ничего не случилось. Просто пора решать вопросы по-взрослому, — Ирина достала телефон, небрежно положила его на стол. — Слушай, у меня двое детей. Женя в этом году в школу, Кате нужна отдельная комната. А у тебя что? Однушка на окраине?
Лиза молча кивнула.
— Вот именно. Так что я предлагаю справедливое решение, — сестра откинулась на спинку стула, и свет из окна упал на её лицо. Лиза заметила, как ярко накрашены губы, как дорого выглядит блуза. — Тебе — ухаживать за папой, мне — квартира. Когда его не станет. Ну, сама понимаешь.
Слова повисли в воздухе.
Лиза смотрела на сестру и не узнавала её. Где та девочка, с которой они строили шалаши из одеял? Которая плакала ей в плечо после первого расставания?
— Ира, ты серьёзно?
— Абсолютно, — сестра взяла яблоко из вазы, надкусила. — Посмотри правде в глаза. Ты же всё равно с ним возишься. Готовишь, лекарства покупаешь, к врачам водишь. А я что, должна теперь ещё и в тесноте с детьми жить? У нас трёшка, но ипотека душит. А здесь семьдесят метров без долгов.
— Но папа жив. И он…
— Ему семьдесят девять, Лиза. Будь реалисткой. Сколько ему осталось?
Ирина встала, подошла к окну. Постояла, глядя на двор. Затем обернулась, и её глаза были холодными.
— Знаешь, я вообще-то могу через суд. У меня двое несовершеннолетних детей, это весомый аргумент. Но я предлагаю по-хорошему. Ты ухаживаешь за отцом — это твоё. А квартира — моё. Всем выгодно.
Лиза опустилась на стул.
Все эти годы она старалась не ссориться с Ириной. Когда та «забывала» вернуть долг. Когда просила посидеть с детьми в последний момент, ломая все планы. Когда критиковала её работу, её одежду, её жизнь.
Всегда легче было согласиться.
— Мне нужно подумать, — тихо сказала Лиза.
— О чём тут думать? — Ирина взяла сумку. — Хорошо, подумай. Но долго не тяни. Мне риелтора искать надо, посмотреть, сколько эта двушка стоит. Район, конечно, не фонтан, но метров семьдесят — это семьдесят.
Она ушла, оставив за собой шлейф дорогих духов.
Лиза осталась сидеть на кухне. За окном качались ветки старого тополя — отец любил это дерево, говорил, что оно ровесник дома.
Квартира. Их квартира.
Здесь они с сестрой росли. Здесь мама пекла блины по воскресеньям. Здесь отец учил её кататься на велосипеде, держа за седло прямо в длинном коридоре.
Лиза встала, прошла в комнату отца.
Он спал, укрывшись пледом. На тумбочке стояла рамка с фотографией — мама, молодая и счастливая, обнимает двух девочек. Лизе было лет пять, Ирине — восемь.
Когда они стали чужими?
— Лизонька? — отец открыл глаза. — Ты чего такая бледная?
— Всё нормально, пап. Ирина заходила.
— А, — он поморщился. — Чего ей надо было?
— Так, поговорить.
Отец посмотрел на неё долгим взглядом. Потом вздохнул.
— Про квартиру, да?
Лиза замерла.
— Ты слышал?
— Старый, а не глухой, — он приподнялся на подушках. — Лиза, подойди.
Она села рядом на кровать. Отец взял её руку в свои — тёплые, морщинистые.
— Хочешь, скажу тебе кое-что? Три года назад я переоформил квартиру. На тебя. Дарственная в моём столе, в синей папке. Заверенная, зарегистрированная.
Сердце ухнуло вниз.
— Что?
— Я же не дурак, дочка. Вижу, кто ко мне ходит почти каждый день, а кто раз в месяц и то с кислой миной. Вижу, кому я нужен, а кому моя жилплощадь, — он усмехнулся. — Ирина всегда была эгоисткой. Но я думал, с годами изменится. Ошибался.
Лиза не могла вымолвить ни слова.
— Пап, но…
— Никаких «но». Это моё решение. Ты обо мне заботишься не из-за квадратных метров. И квартира — твоя. Законно и справедливо.
Он погладил её по руке.
— Только Ирине пока не говори. Пусть сама покажет, кто она есть на самом деле. А потом уже скажешь.
Лиза вышла из комнаты отца в каком-то оцепенении.
Квартира её. Уже три года как её.
А Ирина даже не знает.
Она подошла к окну, прислонилась лбом к прохладному стеклу. Внизу, у подъезда, сестра садилась в машину — новую, блестящую. Помахала рукой мужу за рулём, поцеловала детей на заднем сиденье.
Такая успешная. Такая уверенная в себе.
И такая слепая.
Телефон завибрировал. Сообщение от Ирины:
«Подумала? Давай до конца недели решим. Риелтор сказал, быстро продадим. Район неплохой».
Лиза опустила телефон.
Нет, она не скажет сейчас. Отец прав.
Пусть Ирина сначала покажет, на что способна.
Следующие две недели Ирина звонила каждый день.
Сначала мягко, почти ласково.
— Лизочка, ну что ты молчишь? Давай уже договоримся. Мне правда нужно. Дети растут, понимаешь?
Потом настойчивее.
— Слушай, я не понимаю, в чём проблема. Ты же всё равно там торчишь у папы. Какая разница?
А потом жёстко.
— Лиза, хватит тянуть. Ты эгоистка, если честно. Думаешь только о себе.
Каждый звонок оставлял неприятный привкус.
Лиза продолжала приходить к отцу. Готовила, убиралась, покупала лекарства. Сидела с ним по вечерам, смотрели старые фильмы.
Ирина не появлялась.
В четверг вечером дверь снова распахнулась. Сестра влетела с таким видом, будто квартира уже её.
— Всё, Лиза, я привела оценщика, — за её спиной маячил мужчина с планшетом. — Пусть посмотрит, сделает расчёт. Чтобы понимать цену.
— Ира, подожди…
— Чего ждать? Уже месяц прошёл! — голос сестры стал визгливым. — У меня дети в трёшке с ипотекой задыхаются, а ты тут канителишь!
Оценщик неловко переминался в прихожей.
Отец вышел из комнаты, опираясь на трость.
— Ирина, какого чёрта ты тут устроила?
— Пап, не встревай. Это между нами решается, — она даже не посмотрела на него. — Взрослые люди, взрослые вопросы.
— Моя квартира, между прочим, — отец шагнул ближе. — Пока я жив.
— Ну да, пока жив, — Ирина скривилась. — А потом что? Потом она всё заберёт? Мне с детьми на улицу?
Лиза смотрела, как сестра превращается в фурию.
— У тебя трёхкомнатная квартира, Ира. Ты сама хвасталась.
— Ипотека! — сестра ткнула пальцем в её сторону. — Мы двадцать лет платим! А тут — готовое жильё! Бесплатно!
— Бесплатно для тебя, — тихо сказала Лиза. — А я три года почти каждый день к папе хожу.
— Ой, святая! — Ирина фыркнула. — Тебе что, тяжело? Ты ж всё равно одна, делать нечего. А у меня дети, муж, работа!
Оценщик кашлянул.
— Может, я лучше зайду в другой раз?
— Нет, проходите, смотрите, — Ирина широко распахнула дверь в зал. — Семьдесят метров, хороший ремонт. Сколько, думаете, можно выручить?
— Ирина, уйди отсюда, — голос отца был тих, но в нём звучала сталь.
— Что?
— Я сказал — уйди. Сейчас же.
Сестра застыла. На её лице отразилось изумление, потом гнев.
— Ты что, пап, совсем? Это я, Ира! Твоя дочь!
— Вижу. К сожалению, — отец повернулся к оценщику. — Молодой человек, извините. Вас ввели в заблуждение. Эта квартира не продаётся и продаваться не будет.
Ирина побагровела.
— Лиза, это ты! Ты настроила его против меня! Всегда так было! Мамочкина дочка!
Внутри Лизы что-то оборвалось.
Все эти годы она молчала. Сглаживала углы. Улыбалась, когда хотелось кричать.
— Хватит, Ира.
— Что «хватит»? — сестра развернулась к ней. — Я правду говорю! Ты всегда выслуживалась! А теперь хочешь всё забрать!
— Я ничего не забираю, — Лиза выпрямилась. — Потому что квартира уже моя.
Повисла звенящая пауза.
— Что ты сказала?
— Три года назад папа оформил дарственную. На меня. Всё законно, — голос Лизы был ровным. — Так что это я решаю, продавать или нет. И мой ответ — нет.
Ирина открыла рот, закрыла. Открыла снова.
— Ты врёшь.
— Документы в синей папке, в столе, — отец усмехнулся. — Можешь проверить. Хотя нет, не можешь. Это теперь Лизина квартира.
Лицо сестры из багрового стало белым.
— Вы… Вы сговорились? Против меня?
— Ира, ты сама, — Лиза покачала головой. — Ты даже не спросила, как у папы дела. Не поинтересовалась, нужна ли ему помощь. Ты сразу про квартиру.
— Потому что я устала! — голос Ирины сорвался. — Устала от кредитов, от вечной нехватки денег! А ты тут…
— Я тут была. Почти каждый день. Три года. Пока ты строила карьеру и покупала новую машину.
Сестра схватила сумку.
— Ну и оставайся со своей квартирой! — она развернулась к двери. — Только не рассчитывай, что я ещё хоть раз сюда приду!
— Не рассчитываю, — спокойно ответила Лиза.
Дверь хлопнула.
Оценщик виноватым взглядом посмотрел на Лизу и отца, пробормотал извинения и быстро вышел.
Отец тяжело опустился на диван.
— Вот так, значит, — он потёр переносицу. — Жалко, конечно. Но правильно.
Лиза села рядом. Руки дрожали — адреналин ещё не выветрился.
— Пап, может, я зря?
— Что зря? — он взял её за руку. — Лизонька, ты правду сказала. Ничего плохого не сделала. Это она выбрала, кем быть.
Телефон разрывался от сообщений. Ирина строчила одно за другим.
«Ты предательница»
«Надеюсь, тебе там хорошо будет в этой квартире. ОДНОЙ»
«Всю жизнь ты мне завидовала»
«Даже на похороны не приходи»
Лиза выключила звук и положила телефон экраном вниз.
Странно, но было легче.
Будто сняли тяжёлый рюкзак, который годами давил на плечи.
— Знаешь, пап, — сказала она тихо, — я всегда боялась с ней ссориться.
— Знаю.
— Мне казалось, если я скажу «нет», она меня возненавидит. Перестанет со мной общаться.
— И что теперь? — отец усмехнулся. — Всё равно перестала.
— Да. Но теперь это её выбор, не мой.
Они сидели в гостиной, и в окно бил яркий солнечный свет. На подоконнике стоял горшок с фиалками — мамин любимый цветок. Лиза вдруг заметила, что на нём появились новые бутоны.
— Хочешь чаю? — она встала.
— С вареньем, — отец улыбнулся. — Малиновым.
Лиза прошла на кухню. Включила чайник, достала банку варенья, которое сама сварила летом.
Квартира была наполнена тёплым светом. На столе лежала газета, которую отец не дочитал. На стене висели фотографии — вся их семейная история.
Это был их дом.
Её и отца.
Не Ирины. Она выбрала деньги вместо присутствия, квадратные метры вместо заботы.
А теперь пожинала плоды.
Телефон снова завибрировал. Лиза глянула — теперь писал муж Ирины.
«Лиза, ты чего творишь? У нас дети, между прочим. Неужели тебе не стыдно?»
Она заблокировала его номер. Потом заблокировала и Ирину.
Пусть кричат в пустоту.
Отец вошёл на кухню, сел за стол.
— Слушай, а помнишь, как мы с тобой на этой кухне пельмени лепили? Ты маленькая была, вся в муке.
— Помню, — Лиза улыбнулась. — И как ты меня учил кататься на велике в коридоре.
— А мама ругалась, что пол поцарапаем, — отец засмеялся.
Они пили чай с малиновым вареньем, и за окном пел ветер в ветвях старого тополя.
Телефон молчал.
И это было правильно.
Прошло полгода.
Лиза шла по улице с пакетами продуктов и думала о том, как изменилась её жизнь.
Отец чувствовал себя лучше — врачи сказали, что отсутствие стресса благотворно влияет на его здоровье. Они с Лизой установили новый режим: она приходила к нему три раза в неделю, готовила впрок, а в остальные дни он справлялся сам или звонил соседке тёте Вале, если нужна была помощь.
У самой Лизы тоже появилось больше времени.
Она записалась на курсы флористики — всегда мечтала научиться составлять букеты. И вот теперь по вечерам сидела над засушенными цветами, лентами и проволокой, создавая композиции.
А ещё она познакомилась с Валерой.
Он преподавал на тех же курсах, высокий мужчина с добрыми глазами и негромким голосом. После занятий они шли пить кофе, говорили о цветах, о книгах, о жизни.
Он был внимательным.
Запоминал, что она любит капучино без сахара. Спрашивал про отца. Смеялся её шуткам.
И когда смотрел на неё, Лиза чувствовала себя важной. Нужной. Не той, кто должен всем угождать, а той, кем интересуются, к кому прислушиваются.
— Лиза! — она обернулась на голос.
У магазина стояла её бывшая коллега, Света.
— Привет! Сто лет тебя не видела! Как дела?
— Хорошо, — Лиза улыбнулась. — Правда хорошо.
— Слушай, а ты в курсе? — Света наклонилась ближе, понизив голос. — Про твою сестру слышала?
Сердце дёрнулось.
— Что про неё?
— Ну, они с мужем развелись. Месяца три назад, кажется. Говорят, из-за денег разругались. Ипотеку не тянули, квартиру продали, разъехались, — Света покачала головой. — Представляешь? А казалось, такая идеальная пара.
Лиза молчала.
Ирина. Её успешная, уверенная сестра с дорогой машиной и красивой жизнью.
Всё рухнуло.
— Ты с ней общаешься? — спросила Света.
— Нет. Мы… не говорим.
— Понятно, — подруга вздохнула. — Знаешь, а я всегда думала, что ты сильнее её. Тихая, но стержень есть.
Она ушла, помахав на прощание.
Лиза стояла посреди тротуара с пакетами в руках.
Ирина развелась. Потеряла квартиру, к которой так стремилась.
Должна ли она была чувствовать злорадство? Удовлетворение?
Но было только опустошение и капля жалости.
Жалость к женщине, которая выбрала погоню за материальным и упустила главное.
Лиза достала телефон. Нашла заблокированный контакт Ирины, посмотрела на него.
Потом убрала телефон обратно.
Нет.
Она не будет первой тянуться. Не будет снова становиться жилеткой, в которую плачут, а потом используют.
Если Ирина захочет наладить отношения — она знает, где её найти.
Но это должен быть выбор сестры, а не её жертва.
Вечером Лиза сидела в квартире отца. На кухонном столе лежали цветы для новой композиции — нежные эустомы и веточки лаванды.
Отец дремал в своей комнате.
А Лиза смотрела на эти цветы и думала о том, как хрупка красота.
Её надо беречь. Ограждать от тех, кто хочет её сломать или использовать.
Она научилась говорить «нет».
Не агрессивно, не со злостью — но твёрдо.
И жизнь стала другой. Не идеальной — но своей.
Телефон завибрировал.
Сообщение от Валеры: «Завтра свободна? Хочу показать тебе одно место. Там растут дикие пионы».
Лиза улыбнулась и быстро напечатала ответ: «Да. С удовольствием».
За окном сгущались сумерки, но на кухне было светло и тепло.
Фиалка на подоконнике снова зацвела — пышная, яркая, живая.
Как и она сама.
