Сковородка шипела, масло брызгало во все стороны. Павел лениво помешивал картошку и подумывал открыть окно — на кухне стало душновато. Звук поворачивающегося в замке ключа прервал его размышления.
— Ну наконец-то, — пробормотал он себе под нос. — А то уже с голодухи помираю.
В прихожей послышалась какая-то возня, шуршание пакетов, затем глухой стук — видимо, Марина бросила сумки прямо на пол. Павел прибавил огонь, на глаз добавил соли в картошку и только потом обернулся.
Жена стояла в дверном проёме кухни — бледная, потухшая, с потемневшими кругами под глазами. Волосы растрепались, выбились из наспех сделанного пучка. На лбу блестели капельки пота. Она даже пальто не сняла, так и застыла, будто не решаясь войти.
— Что, день был — швах? — спросил Павел, выключая конфорку.
Марина кивнула и как-то механически расстегнула верхнюю пуговицу пальто, но раздеваться не стала. Просто доплелась до стула и рухнула на него, словно ноги отказывались её держать.
— Да ты садись, поешь, — Павел поставил перед ней тарелку с дымящейся картошкой и котлетами. — Выкладывай, что там у вас стряслось?
Марина уставилась на еду, как на что-то инопланетное. Казалось, она не понимала, зачем эта тарелка перед ней и что с ней делать. Потом медленно подняла глаза, но смотрела куда-то сквозь мужа.
— Ирку уволили, — выдавила она.
— Да ладно? Опять? — Павел присвистнул, накладывая себе ужин. — И что теперь? Будет новую работу искать?
Марина молчала как партизан на допросе. Взяла вилку, но к еде так и не притронулась. Пальцы её дрожали — еле заметно, но Павел сразу углядел.
— Паш, — голос прозвучал как-то странно, словно не её. — Теперь ты будешь содержать мою сестру. Она переедет к нам.
Вилка замерла на полпути ко рту. Павел уставился на жену, ожидая улыбки или хотя бы намёка на шутку. Но Марина смотрела в одну точку на стене, будто там показывали что-то безумно интересное.
— Чего-чего? — переспросил он, чувствуя, как внутри закипает что-то нехорошее. — «Будешь содержать»? «Переедет к нам»? Марин, ты в своём уме? Мы это вообще не обсуждали!
— А что тут обсуждать? — отрезала она. — У неё никого, кроме меня. А у меня только ты.
— Но… — начал Павел, захлёбываясь от возмущения.
— Завтра приедет, — Марина встала, даже не притронувшись к еде. — Я постелю ей в гостевой комнате.
Она вышла, оставив его с открытым ртом и полным подносом вопросов, которые так и не успел задать. В тишине кухни слышалось только тиканье часов — громкое, назойливое, будто отсчитывающее время до конца их спокойной жизни.
Непрошенная гостья
Входная дверь распахнулась с театральным размахом. На пороге появилась Ирина – тонкая фигура, обтянутая ярко-красным пальто, пышные каштановые волосы, уложенные волнами, и алая помада на улыбающихся губах.
– Маришка! – воскликнула она, бросая чемодан посреди прихожей. – Родная моя!
Марина метнулась к сестре, обняла её с такой силой, будто та вернулась не из соседнего района, а из дальней экспедиции. Павел наблюдал за этой сценой, привалившись к дверному косяку и скрестив руки на груди.
– Здравствуй, Ирочка, – сухо произнёс он.
Ирина оторвалась от сестры и окинула его оценивающим взглядом, словно прикидывая боевую ценность противника.
– Здорово, Паш! – она шагнула к нему и чмокнула воздух около его щеки. – А ты всё такой же хмурый. Совсем не изменился!
От неё пахло дорогими духами, сигаретами и какой-то невыносимой самоуверенностью.
– Ириш, давай я покажу тебе комнату, – затараторила Марина, подхватывая чемодан сестры. – Мы тут всё подготовили, постелили свежее бельё, поставили вазу с цветами…
– Ты такая заботливая, – Ирина покровительственно погладила сестру по плечу. – Но чемодан пусть несёт Павел. Он же мужчина!
– Разумеется, – Павел с демонстративной вежливостью подхватил чемодан. – Позвольте проводить вас, барышня, в вашу новую резиденцию.
Марина бросила на него умоляющий взгляд, но он сделал вид, что не заметил.
Ирина прошествовала в гостевую комнату, как будто это была её собственная спальня в родительском доме. Она по-хозяйски распахнула шкаф, выдвинула ящики комода, проверила выключатели.
– Неплохо, неплохо, – заключила она, падая на кровать прямо в пальто и сапогах. – Маришка, сделай мне чайку, я с дороги.
– Конечно, Иришенька, – Марина засуетилась. – С лимоном, как ты любишь.
Павел молча поставил чемодан у кровати и вышел, чувствуя, как внутри клокочет глухая ярость. Ирина даже не поблагодарила его. Впрочем, он и не ждал благодарности.
На кухне Марина носилась между плитой и холодильником, доставая варенье, нарезая лимон, гремя чашками.
– Ты же понимаешь, что это ненадолго, – прошептала она, заметив его взгляд. – Пока она не найдёт работу.
Павел хмыкнул и вышел, не сказав ни слова. За спиной звенел чайник, а из комнаты Ирины доносился её звонкий смех – она с кем-то говорила по телефону. В их доме появился чужой человек, и этот человек уже захватывал территорию.
Быт разрушает любовь
Павел протянул руку, нащупывая будильник. Пять утра. Глаза открывались с трудом, но привычка вставать рано въелась в него за годы работы.
Марина сопела рядом, зарывшись носом в подушку. Он осторожно выбрался из-под одеяла, стараясь не разбудить жену. Она в последнее время плохо спала, часто ворочалась, разговаривала во сне.
«Всё из-за этой… гостьи», – подумал Павел, натягивая спортивные штаны и футболку.
На кухне его встретил разгром. Грязные тарелки громоздились в раковине, на столе – недопитый бокал вина, крошки, открытая пачка чипсов. Павел глубоко вздохнул, борясь с желанием развернуться и уйти. Взгляд упал на буфет – дверца приоткрыта, бутылка дорогого коньяка, которую они с Мариной берегли для особого случая, теперь зияла пустотой почти на треть.
Он молча достал чистящее средство из-под раковины и принялся за уборку. Собрал объедки, загрузил посудомойку, протёр стол и плиту. Чужой беспорядок, чужая бессовестность – неприятное соседство.
Заварив себе крепкий чёрный чай, Павел сел у окна и уставился на просыпающийся двор. Темнота медленно отступала, уступая место серому рассвету. Из комнаты Ирины не доносилось ни звука – конечно, она спала, и будет спать до обеда.
Вечером, когда Марина вернулась с работы, Павел ждал её в гостиной. Он не включал свет, сидел в полумраке с планшетом на коленях. Притворялся, что читает. На самом деле ждал. Обдумывал слова.
– Ты чего в темноте? – Марина щёлкнула выключателем. – Глаза испортишь.
– Нам надо поговорить, – сказал он, откладывая планшет.
– Что-то случилось? – она насторожилась, замерла в дверях.
– Три недели, Марина. Три недели твоя сестра живёт в нашем доме.
– И что? – голос жены стал жёстче.
– Ты видела, что сегодня творилось на кухне?
Марина вздохнула, потёрла переносицу.
– Паша, она переживает сейчас. Ей тяжело, она потеряла работу…
– Из-за чего она её потеряла? – перебил Павел. – Опять прогулы? Или конфликт с начальством? Это же пятое место за два года!
– Ты не понимаешь, – Марина покачала головой. – Иришка очень ранимая, ей сложно…
– Ей сложно вымыть за собой тарелку? Сложно не опустошать нашу бутылку коньяка? А мне сложно возвращаться домой и видеть, что в нём хозяйничает избалованная…
– Прекрати! – Марина повысила голос. – Это моя сестра! Родная кровь!
Павел замолчал. Слова застряли в горле горьким комком. Он поднялся и молча пошёл в спальню.
– Куда ты? Мы не договорили!
– Договаривать не о чем, – ответил он, не оборачиваясь. – Ты всё решила.
За спиной хлопнула входная дверь – вернулась Ирина. Её голос, звонкий и беззаботный, разнёсся по квартире:
– Маришка! Ты уже дома? А что на ужин?
Капля, переполнившая чашу
Павел сидел за компьютером, пытаясь сосредоточиться на расчётах. Бюджет на новый проект никак не сходился. Цифры плыли перед глазами, упрямо отказываясь складываться в стройную систему.
Тихий стук в дверь кабинета заставил его вздрогнуть.
– Да? – отозвался он, не отрывая взгляда от монитора.
Дверь приоткрылась, и в проёме возникла Ирина. Она была в домашнем халатике, слишком коротком и слишком открытом. Павел нахмурился.
– Паш, можно тебя на минутку? – голос сладкий, как патока.
– Что случилось? – он демонстративно потянулся к очередной папке с документами.
Ирина проскользнула в кабинет, прикрыла за собой дверь. Подошла ближе, присела на край стола.
– Паш, мне очень неловко, но… – она вздохнула, теребя пояс халатика. – Ты не мог бы одолжить мне немного денег?
– На что? – он откинулся на спинку кресла, скрестив руки на груди.
– Понимаешь, – она кокетливо наклонила голову, – мне позарез нужен новый телефон. Мой совсем сдох, а без связи в наше время – как без рук! Особенно когда ищешь работу.
– Ищешь? – переспросил Павел с заметным скепсисом. – И как успехи?
– Ой, – отмахнулась Ирина, – все такие привередливые! То опыта не хватает, то ещё что-то… Но я активно ищу! Правда-правда!
Павел молчал. Молчание тяжелело, становилось осязаемым.
– Так что насчёт телефона? – не выдержала Ирина. – Тысяч тридцать хватит на первое время. Я потом отдам, когда устроюсь.
– Нет, – ответил Павел. Коротко, как отрезал.
– Что? – Ирина округлила глаза, словно не веря своим ушам.
– Я не буду давать тебе деньги на телефон.
– Но мне же нужно искать работу! – в её голосе зазвенела обида.
– Для этого можно использовать и старый телефон. Или компьютер. Или сходить в центр занятости.
Ирина надула губы, как обиженный ребёнок.
– Ты просто… жадный! – выпалила она, вскакивая со стола. – А ещё родственник называется!
Дверь распахнулась, на пороге стояла Марина. По её лицу было видно – слышала последнюю фразу.
– Что происходит? – спросила она, переводя взгляд с мужа на сестру.
– Твой муж отказывается помочь мне с новым телефоном! – воскликнула Ирина. – А мне так нужно…
– Паша, может, можно как-то… – начала Марина неуверенно.
Павел поднялся из-за стола. Медленно закрыл ноутбук. Собрал документы в папку.
– Нет, Марина. Нельзя.
Он прошёл мимо обеих женщин, не говоря больше ни слова. Вышел в коридор, накинул куртку.
– Ты куда? – растерянно спросила Марина, следуя за ним.
– В мастерскую. У меня там раскладушка.
– Но ведь уже поздно! Паша, не уходи, давай поговорим…
– Не о чем говорить, – он посмотрел ей прямо в глаза. – Выбирай. Или я, или она.
Входная дверь закрылась за ним с тихим щелчком. Марина осталась стоять в прихожей, чувствуя, как по телу разливается холод.
Точка невозврата
Дождь колотил по стеклу. Марина сидела у окна, невыспавшаяся, с красными глазами. Всю ночь проворочалась — Павел не звонил, на сообщения не отвечал.
Скрип двери заставил её вздрогнуть. В дверях стоял муж — небритый, помятый, в одежде вчерашнего дня.
— Привет, — выдавила она.
Он молча кивнул, прошёл на кухню, налил холодного чая.
— Паш…
— Я за вещами, — перебил он, не глядя на неё.
Внутри оборвалось.
— За какими?
— За своими. У Серёги переночую, потом сниму квартиру.
— Давай просто поговорим…
— Говорили уже, — тихо сказал он. — Без толку.
В спальне Павел методично складывал вещи в сумку — ровно, аккуратно, будто делал это сотню раз.
— Нельзя вот так уйти, — Марина обхватила себя руками. — У нас восемь лет за плечами.
Павел замер, повернулся.
— А что с нашей жизнью стало? Когда ты в последний раз спрашивала, чего я хочу? Ты ставишь меня перед фактом. Твоя сестрица разрушает всё.
— Она моя единственная родня, — прошептала Марина.
— А я кто? — тихо спросил он. — Я для тебя — кто?
Марина молчала. Нужные слова не находились.
Павел застегнул сумку, окинул взглядом комнату и пошёл к двери, где стояла Марина.
— Я всё, — сказал он едва слышно. — Ты сделала выбор. Я ухожу.
— Паша…
— Прощай.
Он прошёл мимо. Она слушала удаляющиеся шаги и щелчок двери.
Из комнаты сестры доносилось мирное сопение. Ирина спала, не подозревая, что разрушила семью.
Точка невозврата
Дождь лупил по стеклу, как чокнутый. Марина сидела у окна третий час, обхватив колени руками. Не выспалась — глаза жгло, голова гудела. Всю ночь проворочалась, вставала, бродила по пустой квартире. Телефон молчал, как проклятый. Ни звонка, ни сообщения от Павла.
Когда за спиной что-то скрипнуло, она вздрогнула. Обернулась — в дверях стоял муж. Небритый, помятый, красные глаза и вчерашняя одежда. Как бездомный.
— Привет, — выдавила она, попытка улыбнуться провалилась.
Он кивнул — сухо, по-деловому. Прошел мимо неё, будто мимо мебели, открыл шкаф, достал чашку, налил чай из остывшего чайника.
— Паш… — начала она.
— Я за вещами, — перебил он, не глядя на неё.
Что-то оборвалось внутри. Словно струна лопнула — резко, со звоном.
— За какими ещё вещами?
— За своими, — он отхлебнул чай и поморщился. — Холодный. У Серёги переночую, потом сниму квартиру.
— Паша, — она поднялась, шагнула к нему, — давай просто сядем и поговорим…
— Говорили уже, — тихо сказал он. — Не один раз говорили. Без толку.
Павел поставил недопитый чай в раковину, вышел в коридор. Марина — за ним, как привязанная. В спальне он вытащил из-под кровати спортивную сумку, стал методично складывать вещи. Носки, футболки, свитера. Ровно, аккуратно. Ни одной лишней складки.
— Нельзя вот так просто уйти, — Марина стояла в дверях, обхватив себя руками, словно пытаясь не рассыпаться. — У нас восемь лет за плечами. Целая жизнь.
Павел замер, медленно повернулся. Лицо усталое, потухшее.
— Жизнь? — усмехнулся он горько. — А что с нашей жизнью стало, Марин? Когда ты в последний раз спрашивала, чего я хочу? Что я думаю?
— Да постоянно спрашиваю…
— Нет, — покачал головой. — Ты ставишь перед фактом. Вот так решила, и всё тут. Твоя сестрица — на мою шею. Твоя сестрица — в наш дом. Твоя сестрица разрушает всё, к чертям собачьим.
— Она моя единственная родня, — прошептала Марина.
— А я кто? — тихо спросил Павел. — Я для тебя — кто?
Марина молчала. Нужные слова не находились — словно провалились в какую-то чёрную дыру.
Павел щёлкнул замком на сумке, окинул взглядом комнату — их комнату, где сколько всего было пережито. Вздохнул, прихватил сумку и пошёл к двери. Марина стояла на пороге, загораживая выход.
— Я всё, Марин, — сказал он так тихо, что она еле разобрала. — Ты сделала выбор. Я ухожу.
— Паша…
— Прощай, Марина.
Он прошёл мимо, задев сумкой. Она не шевельнулась — прирастила к месту. Слушала, как цокают его шаги по коридору, как щёлкает входная дверь. А потом тишина — глухая, ватная.
Из комнаты сестры доносилось мирное сопение. Ирина дрыхла без задних ног, даже не подозревая, какие руины остались от их семьи.
Время расставлять точки
Дверь в комнату Ирины была приоткрыта. Марина стояла в коридоре, собирая силы для разговора. Прошло три дня с ухода Павла. Три бесконечных дня звонков без ответа, сообщений, которые оставались непрочитанными, и бессонных ночей.
В комнате играла музыка – что-то лёгкое, беззаботное. Марина глубоко вдохнула, толкнула дверь и вошла.
Ирина лежала на кровати с планшетом в руках. На экране мелькал какой-то сериал. Рядом стояла пустая тарелка из-под бутербродов и недопитая чашка кофе.
– Маришка, – Ирина приподнялась на локте, – ты уже вернулась? А что на ужин?
Марина прошла к окну, распахнула шторы. Солнечный свет хлынул в комнату.
– Ужина не будет, – сказала она, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо.
– В смысле? – Ирина поставила сериал на паузу, недоумённо глядя на сестру. – Мы куда-то идём?
– Нет, Ира. Никуда мы не идём.
Марина повернулась к сестре. Впервые за долгое время она посмотрела на неё действительно внимательно. На её растрёпанные волосы, заспанное лицо без макияжа, мятую пижаму, которую Ирина не снимала уже второй день. На разбросанные по комнате вещи, грязную посуду, бутылки из-под вина и пива.
– Сколько тебе лет, Ира? – спросила Марина тихо.
– Тридцать два, – Ирина нахмурилась. – А при чём тут…
– И ты не считаешь, что в тридцать два пора уже научиться отвечать за свою жизнь?
Ирина фыркнула, скрестила руки на груди.
– Если ты опять начнёшь про работу…
– Не только про работу, – перебила её Марина. – Про всё. Про твою жизнь, Ира. Про твоё будущее.
– Что с тобой сегодня? – Ирина закатила глаза. – Неужели твой зануда-муж достал своими нотациями?
– Павел ушёл, – сказала Марина. – Три дня назад собрал вещи и ушёл.
На лице Ирины отразилось секундное удивление, а потом она пожала плечами.
– Ну и ладно. Туда ему и дорога. Ты достойна лучшего, Маринка! Такого, который будет любить и твою семью тоже.
– Семью? – Марина усмехнулась. – О какой семье ты говоришь?
– Ну как же… – растерялась Ирина. – Я же твоя сестра. Мы семья.
– Нет, Ира. Ты взрослая женщина, которая использует свою младшую сестру, чтобы не брать ответственность за собственную жизнь.
В комнате повисла тишина. Только тиканье часов отсчитывало секунды.
– Маринка, ты чего? – Ирина села на кровати, подтянув колени к груди. – Ты меня прогоняешь, что ли?
– Да, – твёрдо ответила Марина. – Ты взрослая. Жить здесь больше не выйдет. Пора брать ответственность за свою жизнь.
– Но… куда я пойду? – в голосе Ирины зазвучали слёзы. – Ты же знаешь, у меня никого, кроме тебя!
– У тебя есть ты сама, – сказала Марина. – И этого достаточно. Даю тебе два дня, чтобы собрать вещи и найти, где жить.
Марина повернулась и вышла из комнаты, не оглядываясь. За спиной послышался звон – Ирина швырнула в стену чашку. Осколки разлетелись по полу, как мгновения их общего прошлого.
– Ты пожалеешь об этом! – крикнула Ирина ей вслед. – Ты ещё приползёшь просить прощения!
Марина прикрыла за собой дверь, прислонилась к стене и закрыла глаза. Сердце колотилось так, словно она пробежала марафон.
Возвращение к себе
Зеркальная гладь озера отражала закатное небо – полосы розового, оранжевого и фиолетового сливались в нежную акварель. Марина сидела на скамейке, кутаясь в тёплый шарф. Осень вступала в свои права – вечера стали прохладнее, листья начали золотиться.
Телефон в кармане завибрировал. Новое сообщение. Марина достала смартфон, разблокировала экран. Сообщение от Ирины:
«Я устроилась. В рекламное агентство. Пока на испытательном, но вроде нравлюсь начальству. Сняла комнату в коммуналке – не фонтан, конечно, но своя и с окнами во двор. Спасибо, что выгнала. Теперь понимаю, как это было нужно. Люблю тебя, сестрёнка».
Марина перечитала сообщение дважды. Улыбнулась, но на глаза навернулись слёзы. Месяц прошёл с того дня, как Ирина, хлопнув дверью, ушла из её дома. Месяц тишины, обиды, а теперь – это.
Со стороны парковой дорожки послышались шаги. Марина подняла голову. Павел – в тёмно-синей куртке, с термосом в руках – шёл к скамейке.
– Чай с мёдом и лимоном, – сказал он, присаживаясь рядом. – Как ты любишь.
Она благодарно кивнула, приняла горячую чашку, грея о неё озябшие пальцы.
– От Иры весточка, – сказала Марина, кивнув на телефон. – Устроилась на работу. Сняла комнату.
– Рад за неё, – искренне ответил Павел. – Давно пора.
Они замолчали. Молчание было уютным, спокойным. Последние недели они часто встречались здесь, у озера – разговаривали, молчали, заново узнавали друг друга. Павел не вернулся домой – снимал небольшую квартиру недалеко от работы. Но они виделись – почти каждый день.
– Знаешь, – Марина отпила глоток чая, – я многое поняла за этот месяц.
Павел повернулся к ней, слушая внимательно, не перебивая.
– Я всю жизнь заботилась об Ире, – продолжила она. – После смерти мамы… мне казалось, это моя обязанность. Моя ответственность. Я не видела, что на самом деле не помогала ей, а делала хуже. – Она вздохнула. – И тебе тоже делала хуже.
– Ты просто хотела как лучше, – тихо ответил Павел.
– Да, – она грустно улыбнулась. – Но получалось как всегда.
Ветер усилился, подхватил опавший лист, закружил его в воздухе. Марина наблюдала за этим танцем, собираясь с мыслями.
– Я так боялась быть эгоисткой, – сказала она наконец. – Так боялась думать о себе, о своих желаниях… что забыла о самом главном – о нас. О тебе и обо мне.
Павел осторожно взял её руку в свою. Его пальцы были тёплыми, знакомыми.
– Хочешь поужинать у меня сегодня? – спросил он. – Я пельмени налепил. По бабушкиному рецепту.
– С сюрпризом? – улыбнулась Марина. – Где в одном перец горошком?
– Конечно, – кивнул Павел. – Традиция же.
Она легко поднялась со скамейки, не выпуская его руки.
– Идём домой, – сказала тихо. – И я очень надеюсь, что этот перчёный пельмень не достанется мне.
Они шли по аллее, под ногами шуршали опавшие листья. Впереди ждала новая жизнь – без чужих правил, без груза неоправданной ответственности. Жизнь, в которой они наконец-то смогут быть по-настоящему счастливы – вдвоём.
