— Поздоровался бы хоть с квартирой, — машинально подумал Игорь, стаскивая кроссовки и морщась от эха собственного шага.
Телевизор мерцал мягким светом. На диване, вытянув ноги и насыпав в ладонь семечек, сидела Лена — ровная спина, спокойный профиль, никакой бури.
В детской сопел пятилетний Кирилл, над кроватью тихо вращалась звериная карусель. Было воскресенье, почти полночь. Игорь не ночевал дома с пятницы. Впрочем, такое случалось. «Любит — значит терпит», — самодовольно подумал он, бросив взгляд на часы и кивнув себе: успел до понедельника.
— Ничего не хочешь сказать? — не выдержал он паузы.
— С чего бы? — Лена даже не повернула головы.
— Ну… «Привет», например. Мы не виделись двое суток.
— Ты только сейчас это заметил?
— Я у Серёги был, — отрапортовал Игорь, — приставку настраивали.
— Я тебя об этом спрашивала?
— Я подумал, тебе будет интересно.
— Нисколько.
«Психологическая атака, — хмыкнул про себя Игорь. — Тактика молчания. Посмотрим». Он прошёл на кухню и, загремев крышками, открыл холодильник. Пусто. Вернее, не пусто — йогурт Кирилла, контейнер с супом «на завтра ребёнку» и миска с салатом без заправки. Мужского ужина не предвиделось.
— Лена! Где еда? — крикнул он, сыпанув раздражения в кастрюльный цех.
— Мы с Кириллом поели. Себе приготовь, — лениво отозвался зал.
— Это шутка?
— Похоже на шутку? Хочешь — готовь. Или закажи доставку. Ты загораживаешь экран, кстати.
Игорь сжал зубы. За десять лет брака Лена ни разу не оставляла его голодным. Он наугад открыл пару шкафов, нашёл макароны, но, вспомнив, как в прошлый раз они слиплись в безнадёжный ком, сдался и ткнул телефон: «пицца, два сыра, куриные крылья».
Семечки в зале хрустнули особенно выразительно. В придачу на стуле у кровати он обнаружил свою рубашку — не постиранную и, разумеется, не поглаженную.
— Лена, почему моя белая в корзине? В чём мне завтра на работу?
— В чистом. Постирай, погладь.
— Ты же знаешь, я не умею.
— Выучишься. Или попроси ту, у кого ты «настраивал приставку». Она наверняка и стирает, и гладит, и суп варит. Наверное.
— Я был у Серёги! — сорвался Игорь. — Время летело, мы в турнир ушли, телефон разрядился.
— Прекрасно. У меня тоже не было времени. Ни готовить, ни стирать, ни гладить. И, представь, даже звонить.
— А ты чем занималась? — он не удержался.
— Это уже не важно. Но если точности просишь — меня тоже не было дома.
Игорь усмехнулся, но усмешка вышла кривой. Он ушёл в спальню, захлопнул дверь и прислушался. Тонкий голосок телевизора стих. В коридоре раздались лёгкие шаги. Затем — странно трезвый, деловой голос Лены по телефону:
— Да, я помню твоё предложение. Готова. Заезжай. Через десять минут спущусь.
Игорь выскочил в зал. На спинке кресла висело платье — синее, облегающее, «на выход». У ног стоял маленький чемодан на колёсиках. Лена брызнула духами, и сладкий тонкий шлейф ударил Игорю в голову сильнее, чем пиво на Серёгиной кухне.
— Ты куда собралась? Ночью? — голос предательски охрип.
— Ни одной догадки? — Лена посмотрела на него открыто и спокойно.
— Например?
— Я ухожу от тебя, Игорь.
— В смысле «ухожу»? К кому? Куда? — слова срывались с языка быстрее, чем он успевал думать.
— К мужчине, — просто сказала она. — Ты правда думал, что я всю жизнь буду терпеть: «хочу — ночую, хочу — пропадаю»?
— Постой… а Кирилл?
— За Кирилла не переживай. Первое время он поживёт с бабушкой. С твоей.
— С мамой?! — Игорь чуть не рассмеялся от абсурдности. — Она же в однушке. Да и вы вдвоём там не поместитесь.
— Мы это обсудили. Твоя мама поживёт здесь.
— Какая… мама? — переспросил он, будто слово «мама» было из чужого языка.
— Твоя. Галина Петровна. Она через минуту будет у двери.
— Это шутка! Лена, прекрати. Я… я не думал, что для тебя это настолько…
— Значит, мало думал. Я предупреждала. Помнишь, как смеялась твоя кружка, когда я сказала: «Ещё одна ночь — и я уйду»? Помнишь, как ты мне в лицо назвал «никчемной», уверяя, что «ни один нормальный мужик на такую даже не посмотрит»?
— Я… вспылил, — пробормотал Игорь. — Прости, Лена. Я не хотел. Ну не делай так. Останься.
— Это не импульс, — покачала головой она. — Это решение. И я его обдумала.
— Мы можем всё исправить! Я буду дома, честно… — он слышал себя и понимал, как это звучит. Запоздало. Нелепо.
— Ты будешь тем, кто ты есть. Всегда. А я — тем, кем больше не хочу быть рядом с тобой.
В этот момент в дверь позвонили. Глухо, решительно. Лена достала из сумки ключи, коротко кивнула Игорю на слипшиеся макароны в его голове — «откроешь?» — и пошла в коридор поднимать чемоданчик.
На пороге стояла Галина Петровна в аккуратном плаще, с полиэтиленовым пакетом, от которого пахло мятными таблетки и нафталином.
— Ну что, Игорёк, — оглядела она сына с головы до ног. — Не ждали?
— Мам…
— Здравствуйте, Галина Петровна, — Лена протянула руку. Её голос был безукоризненно вежлив. — Проходите, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Дом действительно ваш: на ближайшее время вы здесь хозяйка.
— Леночка, ты… — свекровь замялась, потом стало видно, как в глазах вспыхнуло странное облегчение. — Ты уверена?
— Совершенно. Через месяц, когда обустроюсь, заберу Кирилла. Дальше решайте сами, что делать с квартирой и с вашим сыном.
— Лена! — Игорь шагнул к ней, но она уже подняла чемодан, надела плащ и, быстро обняв его — не тепло, не прощально, а словно ставя печать под документом, — спустилась по лестнице навстречу фарам.
Дверь хлопнула негромко. Шлейф её духов ещё висел в коридоре. Игорь с растерянной нелепостью стоял между матерью и пустым диваном. Галина Петровна откашлялась и тонко свистнула носом.
— Так, — сказала она, — начнём с порядка. Ты — в душ. Потом снимешь шторы — давно стирали? Потом мы составим график ужинов. И никаких этих ваших «пицц». С ребёнком желудок посадишь.
— Мам, подожди…
— Нечего ждать. Ты хотел, чтоб женщина была дома? Будет. Только это буду я.
Утро понедельника встретило Игоря запахом гречки и отбивных. На столе лежал список с аккуратными пунктами: «расклад по уборке», «закупка продуктов», «режим Кирилла». Под списком стояли инициалы «Г.П.». Он машинально вскрыл кран — на кран тут же накрутилась резиновая насадка «чтобы не брызгало».
В ванной висели новые полотенца — белые, жёсткие, «для гостей». В шкафу исчезли две Игоревы футболки — выяснилось, «не приличные, дырка под мышкой, выбросила». Мир перерисовали тонкой ручкой, без его участия.
— Мам, а ты… надолго? — спросил он за завтраком.
— На месяц обещала, — спокойно ответила Галина Петровна. — Лена просила.
— Она тебе звонила?
— Мы разговаривали. Она взрослая. И ты, к слову, тоже. Пора вести себя соответственно.
— Мам, я…
— Даже не начинай. Я столько лет слушала «мам, я…», что могу повторять твои оправдания с интонациями. Нужен будет совет — спросишь. Я вмешиваться не желаю, но порядок в доме будет.
— Я… вечером заберу Кирилла из садика, — быстро сказал Игорь.
— Заберёшь. И без опозданий. У него теперь режим. И, Игорь, — она подняла глаза, — разговаривать с ребёнком будем по-доброму и честно. Он ничего не «виноват», что у тебя в голове ветер.
— Мама…
— Я сказала.
В офисе Игорь оказался в вакууме циничных вопросов: «Как выходные?» — «Да нормально.» — «Серёга рассказывает, что ты его раскатал в FIFA» — «Ага.» — «Ещё на неделе повторим». Он смотрел на мигающие чаты и впервые не мог ответить согласным смайликом.
В голове плыл Ленина чемодан, запах духов и фраза: «Это решение». Решение… Ему всегда казалось, что решения — его прерогатива. Он внезапно обнаружил, что к нему применили ту же технологию, которой он годами шевелил чужую жизнь: «Так будет». Только теперь это «так будет» объявила Лена.
Вечером он пришёл к садику заранее. Кирилл бросился к нему, заливаясь словами — «мы лепили ёжика», «у Пети новый динозавр», «а мама сегодня не придёт?» Игорь сглотнул.
— Мама занята, зайчик, — тихо сказал он. — Она скоро позвонит. А мы с тобой к бабушке, у нас сегодня… гречка.
— Я люблю гречку, — серьёзно кивнул Кирилл. — Пап, а ты тоже будешь дома?
— Буду, — сказал Игорь, не очень понимая, кому он обещает.
— Вынеси мусор, — напомнила Галина Петровна, не поднимая глаз от вязания.
— Я после…
— Сейчас. Ты же сын или постоялец?
— Мам, помягче можно?
— Нет.
Телефон Игоря ожил ночью. Сообщение: «Я в порядке. С Кириллом завтра созвонюсь. Л.» Он сто раз набрал ответ и сто раз стирал. «Прости» казалось дешёвым. «Вернись» — глупым. «Давай поговорим» — поздним. Он отложил телефон, но он тут же вернулся в ладонь — как привычка. Он написал: «Если тебе что-то нужно…» и не получил ответа.
На третий день Галина Петровна вошла в зал с мешком белья.
— Гладить умеешь?
— Ну… утюг видел.
— Хорошо. Будем учиться. Рубашки — твои. Постель — я. И, пожалуйста, перестань бросать носки где попало. Я за тобой бегать не собираюсь.
— Ты не Лена, — сорвался Игорь.
— Спасибо, что заметил, — сухо кивнула она. — Лена тебе жена. Была. Она устала быть за тебя взрослой. Теперь взрослым будешь ты. Или останешься мальчиком с мифическим «Серёгой» в приставке. Но тогда не удивляйся, что женщины уходят.
— Мам, я люблю её, — неожиданно для себя сказал Игорь.
— Любовь — это не смс «я у Серёги». Любовь — это когда ты дома в пятницу вечером и печёшь блины с ребёнком. Это когда ты звонишь, если задерживаешься. Это когда женщины не поливают цветы на ваших могилах отношений. Понимаешь?
— Понимаю, — шепнул он. И впервые ему стало нечем дышать.
Кирилл на ночь требовал сказку. Раньше это была «мамина территория» — Игорь сочинял неловко, путался, дети его сказок были чуть грубы, как он сам.
Теперь он учился заново: «Жил-был дракон, который всё время опаздывал…» — «Почему?» — «Потому что играл в приставку…» — «А другие драконы его ждали?» — «Ждали. А потом ушли…» — «Пап, а ты не уйдёшь?» — «Нет, малыш. Я никуда больше не уйду». Игорь знал: он говорит в пустоту комнаты, в потолок, в себя. Но слова легли на грудь тяжёлым обещанием.
Телефон зазвонил вечером, когда Кирилл собирал пазл. «Лена». Игорь вышел в коридор, сел на скамейку в прихожей, где вечно путались шарфы.
— Привет, — сказала она. Голос был ровный.
— Привет.
— Как вы?
— Нормально. Мама у нас. Кирилл скучает.
— Я завтра приеду, погуляем в парке.
— Хорошо… Лена, можно… пару слов?
— Скажи.
— Я был дурак.
— Это не слово. Это диагноз, — в её голосе мелькнула улыбка — лёгкая и незлая. — Но и диагнозы лечатся, если пациент хочет.
— Я хочу. Я не буду пропадать. Я…
— Игорь, — мягко остановила она, — я слышу тебя. Но я ушла не за тем, чтобы ты обещал. Я ушла, потому что мне нужно перестать быть «терпящей».
Я хочу быть женщиной, а не тенью. И это не про другого мужчину — он просто оказался рядом, когда я шла из твоей тени к себе. Понимаешь?
— Немного, — честно признался он. — Но пытаюсь.
— И ещё, — добавила Лена, — я не забираю у тебя сына. И не бросаю его на твою маму. Это временно. Через месяц я сниму квартиру и заберу Кирилла к себе. Мы будем жить так, как считаем правильным, а ты — так, как решишь ты. Я не закрываю дверь навсегда, Игорь. Я закрываю её на ключ от твоих привычек. Если ты найдёшь к ней другую связку — возможно, однажды мы поговорим по-другому.— А тот… — он сглотнул, — с кем ты сейчас?
— Он взрослый человек. И я сейчас — тоже.
— Я понял.
— Пойми главное: для меня важнее не «у кого я ночую», а «кто я утром». Я хочу просыпаться женщиной, а не диспетчером твоих пропаж.
— Прости, — выдохнул он.
— Это хорошее начало. До завтра.
Он ещё долго сидел в коридоре, слушая, как в комнате мама с Кириллом спорят о порядке цветов в пазле: «Сначала рамка!» — «Нет, сначала дом!» И думал, что его жизнь неожиданно приобрела рамку. Ужасно неудобную, но необходимую.
Квартира сменила дыхание. На кухне поселились кастрюли с супами, в шкафу — аккуратные стопки полотенец. Игорь научился гладить без заломов; не всегда получалось, но он упирался как школьник над прописями. Он стал приходить в садик вовремя. Он научился говорить «я задержусь» — не оправдываясь, а предупреждая.
Он понял, что гречка на ужин — не наказание, а способ не просыпаться с тяжестью в голове. Он перестал звонить Серёге по пятницам: «давай турнир».
В пятницу они с Кириллом пекли блины — получалось криво, но весело, и на тарелке из этих кривых, непрезентабельных блинов складывалась странная, настоящая картина: дом, в котором живут двое, а не один плюс тень.
Лена приезжала дважды в неделю. Они гуляли втроём. Она не спрашивала, не придиралась, не упрекала. Она просто была.
«Я снимаю квартиру,— сказала она однажды. — Кирилл будет со мной, но мы договоримся о графике. Ты — его папа, и это не меняется». Игорь кивнул и впервые почувствовал, что эти слова — не формальность и не жест, а конституция новой страны, в которую он только собирается въезжать с паспортом «отец, который учится».
Однажды вечером он задержался в офисе. Клиент «горел», начальник давил. В 19:20 телефон вспыхнул сообщением от мамы: «Мы в порядке. Кирилл после сада у меня. Но обещания — это валюта. Береги курс».
Он вышел из переговорки, посмотрел на стеклянные стены, в которых отражался усталый, но почему-то более взрослый мужчина, и сказал начальнику:
— Я уезжаю. Продолжим утром.
— Мы теряем сделку! — завёлся начальник.
— Мы её не теряем. Мы её завершим завтра. Сегодня у меня Кирилл.
— Ты стал семейным, что ли? — скривился тот.
— Я стал человеком, — спокойно ответил Игорь и выключил ноутбук.
Дома его ждали домашние пирожки — дело рук Галины Петровны — и Кирилл с новым динозавром.
— Пап, смотри, он умеет рычать! — Кирилл рычал так, что динозавр нервно бы покраснел, если б мог.
— Круто, — улыбнулся Игорь. — Давай рычать вместе, а потом зубы, книжка и спать.
— А сказку? — хитро прищурился сын.
— Конечно, — сдался Игорь. — Про дракона, который перестал опаздывать.
— Потому что у него был папа?
— Потому что он понял, что его ждут.
Поздно вечером он вышел на кухню. Мама сидела за столом, аккуратно складывая салфетки.
— Ну как ты? — спросила она.
— Я… по чуть-чуть. Как ты учила.
— Я тебя учила? — улыбнулась она. — Разве. Я просто напоминала, что у тебя есть руки и голова. Остальное ты сам.
— Мам, спасибо, что ты… здесь.
— Я не всегда буду здесь, — сказала она, убирая со стола. — И это хорошо. Дом — это не мама на кухне. Дом — это человек, который пришёл вовремя. Запомнил?
— Запомнил.
Телефон вибрировал коротко и не требовательно. «Новая квартира готова. В субботу перевожу вещи. Воскресенье — парк, 12:00. Л.» Игорь уставился в экран. Пальцы набрали: «Помочь с коробками?» — и он отправил.
Ответ пришёл почти сразу: «Если хочешь».
«Хочу», — написал он. И это «хочу» впервые за долгое время значило именно то, что значило: действие, а не желание «чтоб всё как-нибудь само».
В субботу он таскал коробки: книги, детские конструкторы, два пледа, пару чашек с голубыми полосками. Лена управляла процессом, умело, без нервов. Новый дом встретил их высокой белой стеной, просторными окнами и ещё пустыми полками.
— Сюда — игрушки, — сказала Лена. — Тут — кухня. Кириллу здесь будет удобно.
— Удобно будет всем, — поддержал Игорь. — Если что — куплю полки, повешу карниз.
— Ты умеешь?
— Научусь, — он улыбнулся, и они оба поняли, насколько это простая и важная фраза.
Кирилл носился по комнате с динозавром.
— Это наша крепость! — объявил он. — Пап, будешь сторожем?
— Буду, — сказал Игорь, — сколько скажешь.
На прощание Лена задержалась в дверях.
— Спасибо за помощь.
— Не за «спасибо», — покачал он головой. — За то, что ты… не закрыла дверь окончательно.
— Дверь — это тоже ответственность, — ответила она. — Закрывать или открывать — умеют взрослые. Мы учимся.
— Мы учимся, — подтвердил он.
В воскресенье они встретились в парке. Игорь пришёл вовремя — за пятнадцать минут до. Он ждал не из страха опоздать, а потому, что хотел быть там, где будет его сын, — чуть раньше, чем нужно. Они ходили по аллеям, кормили уток, смеялись над Кирилловыми рычаниями. В какой-то момент Лена остановилась и тихо сказала:
— Ты изменился.
— Я стараюсь.
— Это видно.
— Это не ради того, чтобы «вернуть». Это… чтобы быть.
— Вот это и важно, — кивнула она. — Посмотрим, как будет дальше.
— Без обещаний?
— Без. Только действия.
На обратном пути Игорь поймал себя на мысли, что впервые за много лет идёт не в квартиру, где его всё равно ждут, а в дом, куда он должен прийти вовремя — иначе там нарушится что-то хрупкое, как баланс в пазле. Он зашёл в подъезд, поднялся, открыл дверь своим ключом и услышал из кухни мамин голос:
— Сынок, посоли суп. И… спасибо, что пришёл вовремя.
— Всегда пожалуйста, — ответил он.
Поздно ночью он написал Лене: «Если тебе неудобно по средам с бассейном — могу забирать Кирилла и отвозить. График составим?»
Она прислала «да» и таблицу — аккуратную, понятную, без полутонов. Он сидел в темноте кухни, а из комнаты доносилось ровное детское дыхание. И вдруг понял — месть, действительно, подают холодной.
Но жизнь — тёплой не станет сама. Её придётся греть своими руками: варить суп, гладить рубашки, читать сказки, приходить вовремя и не исчезать по пятницам. И если однажды в дверь снова постучит женщина в синем платье — не для того, чтобы уйти, а чтобы остаться на чай — он будет дома.
Не потому что «обещал». Потому что хочет быть сторожем крепости, где спит его сын.
— Пап, — сонно пробормотал Кирилл из комнаты, — а дракон завтра опять не опоздает?
— Нет, малыш, — шепнул Игорь в ответ, — дракон теперь всегда приходит вовремя. И домой.
