— Ты издеваешься? Я сказала, что не надену бахилы в салоне за пять миллионов! И вообще, зачем мы поперлись в эту глушь в такой буран?
Карина резко отвернулась к окну, демонстративно скрестив руки на груди. Тонкая ткань дизайнерского платья, скрытая под распахнутой шубой из рыси, натянулась.
Андрей тяжело вздохнул, крепче сжимая руль. «Гелендваген» уверенно рассекал снежную кашу, но видимость была почти нулевой. Метель, разыгравшаяся полчаса назад, превратила загородную трассу в белый коридор без начала и конца.
— Карина, прошу тебя, успокойся. Это Рождество. Мои родители очень ждут нас. Отец редко бывает в стране, ты же знаешь. Это единственный шанс познакомить вас до свадьбы.
— Могли бы встретиться в «Марио» или «Сахалине», как все нормальные люди! — огрызнулась девушка, сверкнув глазами, в которых отражалась подсветка приборной панели. — Нет же, надо тащиться в какой-то родовое поместье за двести километров от Москвы. Ты хоть представляешь, во что превратится моя укладка, пока я дойду от машины до крыльца?
— Там есть крытый подъезд, — терпеливо ответил Андрей, хотя в голосе уже звенели металлические нотки раздражения. — И вообще, это семейная традиция. Мы всегда собираемся в «Лесном» на праздники.

— Традиция… — передразнила она, доставая из сумочки зеркальце, чтобы проверить безупречный макияж. — Надеюсь, твой отец оценит, что я ради него рискую жизнью на этой скользкой дороге. Кстати, ты говорил, он подарит нам квартиру на Остоженке? Или это пока только разговоры?
Андрей поморщился, словно от зубной боли.
— Карина, мы едем знакомиться, а не делить имущество. Отец — человек старой закалки. Ему важно понять, что мы за пара, какие у нас ценности.
— Мои ценности очень просты, милый: я хочу жить так, как я этого заслуживаю. В комфорте и роскоши. И раз уж я выхожу замуж за наследника империи, я имею право рассчитывать на соответствующие бонусы.
Она снова отвернулась, всем своим видом показывая, что разговор окончен. В салоне повисла тяжелая тишина, нарушаемая лишь гулом климат-контроля и шуршанием дворников, сражающихся с мокрым снегом.
Андрей смотрел на профиль своей невесты и вдруг поймал себя на мысли, что впервые за полгода отношений видит её такой… настоящей. И это «настоящее» ему совсем не нравилось. Раньше её капризы казались милыми, требовательность — признаком высокой самооценки. Но сейчас, в замкнутом пространстве, на фоне бушующей стихии, её слова звучали пугающе цинично.
— Тормози! — вдруг вскрикнул он, резко ударяя по педали.
Машину повело, сработала АБС, ремень безопасности больно врезался в плечо.
— Ты что творишь?! — завизжала Карина, хватаясь за ручку двери. — Ты хочешь нас убить?!
Андрей не ответил. Он вглядывался в белесую мглу за лобовым стеклом. Там, на обочине, едва различимый в свете фар, кто-то был.
— Там человек, — выдохнул он, отстегивая ремень.
— Где? — Карина прищурилась. — О господи, Андрей, поехали! Это какой-то алкаш свалился в сугроб. Не хватало еще время терять.
Но Андрей уже не слушал. Он рванул дверь, и в салон ворвался ледяной ветер вместе с колючим снегом.
— Сиди здесь!
Он выскочил на дорогу, проваливаясь в сугроб по щиколотку в своих дорогих ботинках.
На обочине действительно сидел человек. Старик, сжавшийся в комок, в каком-то нелепом драном тулупе. Рядом с ним, дрожа всем телом, жалась к ноге крупная дворняга. Старик пытался закрыть собаку полой своей одежды, но ветер безжалостно срывал ткань.
Андрей подбежал к ним, хватая мужчину за плечо.
— Эй! Вы живы? Слышите меня?
Старик медленно поднял голову. Лицо его было красным от мороза, борода покрылась инеем, а глаза слезились.
— Сынок… — прохрипел он, едва шевеля губами. — Помоги… Не дойдем мы… Полкан совсем замерз…
— Вставайте! Давайте, я помогу.
Андрей подхватил старика под мышки, пытаясь поднять. Тот оказался на удивление легким, словно высохшим изнутри. Собака глухо зарычала, но сил гавкать у неё не было.
— Тихо, тихо, я свой, — Андрей протянул руку к псу, рискуя быть укушенным. — Пойдемте в машину. Быстро!
Кое-как, скользя и падая, они добрались до автомобиля. Андрей распахнул заднюю дверь.
— Давай, отец, залезай.
Из салона раздался истеричный крик:
— Андрей! Ты с ума сошел?! Не смей! Не смей сажать этого бомжа в мою машину!
— Это моя машина, Карина! — рявкнул Андрей так, что она на секунду осеклась. — Заткнись и подвинь сиденье!
Он буквально запихнул старика на заднее сиденье из бежевой кожи. Следом, скуля и оставляя грязные следы на ковриках, запрыгнул пес.
Андрей захлопнул дверь и быстро вернулся за руль, отряхиваясь от снега. Его трясло от адреналина и холода.
— Ты… ты нормальный вообще? — прошипела Карина, вжимаясь в дверь, словно старик за спиной был заразным. — Ты посмотри на него! Он же воняет! А собака? Это блоховоз! Андрей, высади их немедленно!
— На улице минус двадцать и метель, Карина! Они умрут через полчаса! — Андрей включил обогрев задних сидений на полную мощность. — Мы довезем их до ближайшего поселка или до нашего дома. Там разберемся.
Он посмотрел в зеркало заднего вида. Старик сжался в углу, стараясь занимать как можно меньше места. Собака положила голову ему на колени.
— Простите, барин, — тихо сказал старик, и его голос дрожал. — Не хотели мы… Машина попутная высадила, сказали, дальше не повезут, денег мало дал… А до деревни еще верст десять…
— Молчите уж, — брезгливо бросила Карина, не оборачиваясь, но глядя на него через зеркало в козырьке. — «Барин»… Ты из какого века вылез, дед? И чем это от тебя несет? Перегаром?
— Карина! — предостерегающе произнес Андрей.
— Что «Карина»? Что?! Я говорю правду! — её голос сорвался на визг. — Я еду на встречу всей своей жизни, я надела платье за триста тысяч, а ты устраиваешь здесь приют для бездомных! Вонь невыносимая! У меня сейчас мигрень начнется!
Она демонстративно достала флакон духов и начала распылять тяжелый, сладкий аромат прямо в салоне.
Старик закашлялся, прикрывая рот варежкой, из которой торчал палец.
— Простите, дочка… Дух у меня тяжелый, старческий… А пес мокрый просто…
— Я тебе не дочка! — отрезала она. — И не смей ко мне обращаться. Сиди тихо и молись, чтобы я не заставила Андрея выкинуть тебя на первом же повороте.
— Не выкинет, — вдруг спокойно и с какой-то странной уверенностью произнес старик, поглаживая мокрую шерсть собаки. — У парня сердце доброе. Видно сразу. Не чета некоторым.
Карина резко развернулась всем корпусом назад. Её лицо исказилось от ярости.
— Ты что сказал, старый хрыч? Ты решил меня жизни учить? Ты, который в жизни ничего не добился, кроме как побираться на трассе? Да ты знаешь, кто я?
— Знаю, — кивнул старик, глядя ей прямо в глаза. Взгляд у него был удивительно ясный, пронзительный, совсем не старческий. — Ты красивая обертка. А внутри — пустота. Звенящая.
— Ах ты… — Карина задохнулась от возмущения. — Андрей! Останови машину! Прямо сейчас! Либо он выходит, либо я!
Андрей молча вел машину, вцепившись в руль до побеления костяшек. Внутри у него всё кипело. Слова старика, странные и дерзкие, почему-то отозвались в нем гулким эхом. Он вдруг посмотрел на Карину и увидел не будущую жену, не мать своих детей, а чужого, злобного человека.
— Мы никого высаживать не будем, — твердо сказал он. — Мы уже подъезжаем. Потерпи десять минут.
— Я не буду терпеть! — она ударила кулаком по панели. — Этот запах впитается в мои волосы! Как я покажусь твоей матери? Что она подумает, если от меня будет нести псиной?
— Моя мать умерла пять лет назад, Карина, — тихо сказал Андрей. — Я тебе говорил.
В салоне повисла пауза. Карина на секунду смутилась, но тут же вернула себе агрессивный тон.
— Ну, отцу! Какая разница! Ты меня позоришь! Ты подбираешь всякий сброд, вместо того чтобы думать о комфорте своей невесты. Это неуважение! Это… это предательство!
— Предательство — это бросить человека умирать на морозе, — глухо отозвался Андрей.
— Ой, не надо мне этой морали! — фыркнула она. — Естественный отбор. Если он к старости не заработал на такси и теплую куртку, значит, он сам виноват. Почему я должна страдать из-за чужой глупости и лени? Вот скажи мне, дед, — она снова обернулась, — ты вообще работал когда-нибудь? Или всю жизнь на шее у государства сидел?
Старик грустно усмехнулся в бороду.
— Работал, красавица. Много работал. Всю жизнь пахал, как вол. Да вот, видишь, как судьба повернулась. Бывает, что всё есть, а потом раз — и ты на дороге, один, и никому не нужен. И только собака верная рядом.
— Потому что пить надо меньше, — вынесла вердикт Карина. — И головой думать.
— А ты, значит, головой думаешь? — спросил старик.
— Я — да! Я выбрала правильного мужчину. Я обеспечила себе будущее. Я знаю, чего хочу.
— А если у парня твоего деньги кончатся? Если, не дай Бог, беда случится, и он вот так же, как я, в одном тулупе останется? Бросишь?
— Андрей не останется, — уверенно заявила она. — У него ум есть. И наследство. А ты не каркай! И вообще, закрой рот. Твой голос меня раздражает.
Она снова отвернулась к окну, демонстративно надев наушники, чтобы не слышать ни дыхания старика, ни поскуливания собаки.
Андрей молчал. Он чувствовал, как внутри него рушится какой-то огромный, красивый замок, который он строил в своих фантазиях последние полгода. Он думал, что Карина просто капризна, что это «женские штучки». Но сейчас он видел жестокость. Холодную, расчетливую жестокость.
Впереди показались огни. Огромные кованые ворота с вензелями выплыли из снежной пелены. За ними угадывались очертания величественного особняка, сияющего праздничной иллюминацией.
Андрей нажал на пульт. Ворота медленно, торжественно поползли в стороны.
— Наконец-то! — Карина сорвала наушники. — Слава богу! Андрей, высади этого у будки охраны. Пусть сторожа с ним возятся. Я не хочу, чтобы он заходил в дом.
Машина въехала на широкую подъездную аллею, расчищенную до асфальта. По бокам стояли вековые ели, украшенные гирляндами. В конце аллеи, у парадного входа с колоннами, уже суетились люди.
Андрей остановил машину прямо у ступеней. К двери тут же подбежал дворецкий в ливрее и двое охранников.
— Андрей, ты слышишь? — Карина уже открывала свою дверь. — Скажи охране, чтобы убрали бомжа!
Она вышла из машины, картинно поежившись, и тут же натянула на лицо сияющую улыбку, готовясь встретить «хозяев жизни».
— Добрый вечер! — пропела она, обращаясь к строгому мужчине в костюме — управляющему домом, который спустился к машине. — У нас там… небольшое недоразумение на заднем сиденье. Андрей, добрая душа, подобрал бродягу. Вы уж разберитесь, пожалуйста, чтобы он нам праздник не портил.
Управляющий, которого звали Семен Ильич, даже не взглянул на неё. Его глаза расширились от ужаса, когда он посмотрел на заднее стекло автомобиля.
Он рванулся к задней двери, отталкивая охранников.
— Виктор Петрович! — выдохнул он, распахивая дверь. — Господи, что случилось?! Почему вы в таком виде? Мы с ума сходим, связь пропала, водитель ваш сказал, вы вышли прогуляться и исчезли!
Карина застыла с открытым ртом. Её улыбка медленно сползала с лица, превращаясь в гримасу непонимания и страха.
Из машины, кряхтя, вылез тот самый «бомж». Только теперь он держался иначе. Он выпрямился, и в его осанке, несмотря на драный тулуп, появилось что-то властное, тяжелое.
— Да вот, Семен, решил проверить, как нынче на дорогах к людям относятся, — громко сказал старик, и голос его зазвучал раскатисто, без всякой старческой дрожи. — Эксперимент, так сказать, провел. Социальный.
— Папа? — Андрей вышел из машины, глядя на отца с шоком и, одновременно, с каким-то облегчением. — Ты… ты это специально?
— Полкан сбежал, я за ним в лес, да заблудился немного, — подмигнул старик, ласково трепля пса по холке, который тут же бодро завилял хвостом, словно и не замерзал пять минут назад. — Вышел на трассу, думаю, дай-ка погляжу, кто остановится. Пять машин мимо проехали. Шестая — твоя.
Виктор Петрович медленно повернулся к Карине. Девушка стояла ни жива ни мертва. Её лицо слилось по цвету со снегом.
— В… Виктор Петрович… — пролепетала она, делая неуверенный шаг вперед. — Я… я не знала… Это такое недоразумение… Вы так загримировались… Я думала…
— Ты думала, милочка, что человек стоит ровно столько, сколько на нем надето, — жестко перебил её миллионер. — Ты думала, что можно вытирать ноги о тех, кто слабее. Я всё слышал. Каждое слово. И про «вонь», и про «естественный отбор».
Он шагнул к ней, и она попятилась.
— Я не пущу тебя в свой дом, — отчеканил он. — В моем доме бахилы надевать не обязательно, зато обязательно иметь совесть. А у тебя её нет. Даже в зачаточном состоянии.
— Андрей! — взвизгнула Карина, бросаясь к жениху. — Андрей, скажи ему! Это же шутка, да? Мы же жениться собираемся! Я же твоя невеста! Ну ошиблась, с кем не бывает, я же на нервах была!
Андрей смотрел на неё, и ему казалось, что он видит незнакомку. Красивую, дорогую, но абсолютно чужую куклу.
— Нет, Карина, — тихо сказал он. — Отец прав. Свадьбы не будет.
— Что?! — она задохнулась. — Ты бросаешь меня? Из-за этого спектакля? Да вы… вы оба сумасшедшие! Семейка психопатов! Я в суд подам! За моральный ущерб!
— Семен Ильич, — спокойно обратился Виктор Петрович к управляющему. — Вызовите девушке такси до города. Эконом-класс. Пусть прочувствует, так сказать, близость к народу. И счет оплатите, мы же не звери.
— Слушаюсь, Виктор Петрович.
— А вы, — миллионер повернулся к сыну и положил тяжелую руку ему на плечо, — пойдемте в дом, молодой человек. Тебе есть чем гордиться. Тест ты прошел. А вот с женщинами тебе учиться и учиться разбираться. Ну ничего, опыт — он, знаешь ли, дорого стоит.
Андрей кивнул, не глядя на бывшую невесту, которая уже кричала что-то проклинающее в спину управляющему. Он обнял отца, и они вместе, в сопровождении мокрого, но довольного пса, поднялись по широким ступеням к теплым, сияющим дверям особняка.
Внутри пахло хвоей, мандаринами и настоящим, живым теплом. Андрей вдохнул этот воздух и почувствовал, как ледяной ком в груди наконец-то начинает таять. Он был дома. И он был свободен.
За спиной, на улице, хлопнула дверь дешевого такси, увозя из его жизни самую большую ошибку, которую он едва не совершил.






