— Надь, готовь комнату, Тимурка мой у тебя поживет пару недель. В общаге у них какая-то фигня с трубами, — голос Ларисы в телефоне звучал, будто она была рядом. — Ты же не против? Он уж и чемодан собрал.
Надежда вздохнула и посмотрела на часы. Почти десять вечера, она только-только забралась под одеяло с новой книгой.
— Лар, а почему именно сейчас? — спросила она, уже понимая, что согласится.
— Ну блин, Надь! — возмутилась Лариса. — Парню жить негде! Он же твой племяш, не чужой человек. Ну неделю-две, не больше, честно. Сама знаешь, я слово держу.
Надежда потерла переносицу. Знала она, как Лариса слово держит. В прошлый раз один вечер посидеть с документами превратился в недельное пользование ее рабочим компьютером.
— А он сейчас где? — спросила она, уже надевая тапочки.
— Да тут, у подъезда твоего кукует.
У Надежды брови полезли на лоб.
— В смысле у моего подъезда? Лар, ты что, заранее его ко мне отправила?
— Ну я была уверена, что ты не откажешь, — хохотнула Лариса. — Мы ж свои, чего там, не выгонишь ребенка на улицу.
Ребенку было двадцать два. Рослый парень с почти законченным высшим образованием и вечным выражением скуки на лице. Надежда медленно выдохнула и встала с кровати. Прошлепала к окну и отодвинула штору. Внизу у подъезда действительно маячила знакомая фигура с рюкзаком.
— Хорошо, — сказала она. — Пусть поднимается. Квартира пятьдесят семь, он помнит.
— Надюш, ты прелесть! Люблю тебя! — воскликнула Лариса. — Я знала, что не подведешь. Надь, ты ему ключи дай, ладно? У него лекции, практика, сама понимаешь. Чтоб не дергать тебя.
Надежда сглотнула, но промолчала. Она стояла у окна и смотрела, как Тимур, ссутулившись от вечернего холода, нырнул в подъезд.
«Всего на пару недель», — подумала она и пошла ставить чайник.
Квартира Надежды всегда сияла чистотой. Одинокая жизнь научила ее ценить порядок — те самые маленькие детали, которые превращают жилье в дом. Кухня с ароматом свежей выпечки, спальня с идеально заправленной кроватью, гостевая комната, всегда чисто убранная, но редко используемая.
Тихие вечера с книгой, утренний кофе в любимой чашке. В этом мире Надежда была одна, без чужих голосов и ожиданий, без необходимости быть удобной для всех, кроме себя.
Последние капли воды с недавно вымытой посуды стекали в раковину. Надежда аккуратно протерла столешницу и вздохнула, глядя на часы. Тимур жил у нее уже второй месяц. О паре недель никто давно не вспоминал.
— Надь, прикинь, я у Генки фильтр для воды взял, — Тимур возник в дверном проеме с какой-то пластиковой конструкцией в руках. — Сейчас поставлю, будет вода как в Альпах!
— Спасибо, но у меня есть фильтр, — она указала на кувшин в углу кухни.
— Да ладно, этот круче! — Тимур уже полез под раковину, гремя инструментами.
Надежда прикусила губу. Это была ее кухня, дом. Но почему-то Надежда чувствовала себя гостьей, которой что-то любезно демонстрируют.
— Тимур, не надо, пожалуйста, — сказала она тихо.
— Да я мигом, — отмахнулся племянник, уже откручивая что-то.
Но тут ее отвлек домофон. Надежда вздрогнула и пошла открывать. Вскоре на пороге стояла Лариса с огромным чемоданом.
— Надюш, сюрприз! — она шагнула в прихожую. — Взяли меня на курсы повышения в вашу Москву, представляешь? На две недели! Ну чего мне гостиницу искать? У тебя же свободная комната.
— Еще на две? Тимур тут уже второй месяц обитает, а ты на какой срок планируешь? — Надежда сделала попытку осадить гостью.
— Ну чего ты, не родная нам, что ли? Общагу на ремонт закрыли, а на аренду знаешь сколько надо? Форс-мажор же, понимаешь?
— Свободная комната занята Тимуром, — попыталась возразить Надежда.
— Так Тимка на диване поспит, не барин, — хохотнула Лариса, уже затаскивая чемодан. — Надь, у тебя чаек есть? С дороги умираю.
Через час Лариса уже хозяйничала на кухне Надежды, бесцеремонно перебирая содержимое шкафчиков.
— Ну и запасы у тебя! — восхищенно присвистнула она. — Я всегда говорила, что сеструха молодец, живет одна, а холодильник полный.
В тот же вечер на кухонном столе появилась бутылка вина, а вскоре пришла соседка Ларисы по лестничной клетке, которая «случайно оказалась в Москве, не могла отказаться». Они громко смеялись и обсуждали общих знакомых. А Надежда сидела в углу собственной кухни, чувствуя себя все более невидимой.
Через три дня она, вернувшись с работы пораньше из-за мигрени, обнаружила на своем диване в гостиной спящих соседей Ларисы, тех самых, с вином, случайных приезжих.
— А… Это… Привет, — мужчина смущенно поправил футболку, когда Надежда застыла в дверях. — Мы это… С Любой… Временно. Лариса сказала, можно у вас перекантоваться пару дней.
— Что здесь вообще происходит? — Надежда смотрела непонимающе.
— А чего такого, мы у вашей тети уже две ночи так провели. Но теперь у нее ремонт. Лариска сказала…
Надежда не стала слушать дальше. Молча развернулась и пошла в свою спальню.
«Что происходит?» — мелькнуло в голове. — «Когда мой дом стал проходным двором? И почему я позволяю это?»
Вечером она застала Ларису и Тимура на кухне. Они что-то оживленно обсуждали и даже не заметили ее появления.
— Я просила бы вас не приглашать посторонних в мою квартиру без разрешения, — тихо сказала Надежда.
Лариса повернулась, не прекращая жевать.
— Надь, ну ты чего? Это же Любка, ты ее сто раз видела, своя девчонка.
— Она мне не своя, — Надежда скрестила руки на груди. — И ее муж тем более.
— Ой, да ладно тебе, — Лариса отмахнулась. — Ну поспят они пару ночей, и что? Места же хватает?
Надежда открыла рот, но не успела ничего сказать. У Ларисы зазвонил телефон.
— Але! Да, Тань, приезжай, конечно! — громко заговорила она. — Надежда только рада будет! Чего ей одной в такой огромной квартире?
Очередное утро началось с грохота. Посуда, музыка из комнаты Тимура, громкий смех Ларисы, разговаривающей по телефону.
Надежда лежала, уставившись в потолок. Впервые в жизни она не хотела выходить из собственной спальни. Кровать — последний оплот покоя в когда-то уютной квартире.
— Надюха, ты чего залегла? — без стука ворвалась Лариса. — Блинчики стынут!
— Я просила стучать, — Надежда села на кровати, стараясь говорить спокойно.
— Да ладно тебе, что я там не видела? — хохотнула Лариса. — Мы ж не чужие.
Это «не чужие» било под дых. Всю жизнь оно использовалось как отмычка к ее душе, жилью, жизни.
Надежда вдруг так отчетливо вспомнила детство. Их тесную квартиру, где вечно толпились какие-то родственники. Ее шкаф, куда вечно складывали вещи двоюродных сестер. «Надя поделится, она не жадная». Ее игрушки, которые нельзя было прятать от гостей. «Ты что, для своих жалеешь?»
Она медленно встала.
— Я не хочу блинчики, — сказала она. — Просто перестаньте орать, выключите музыку и оставьте меня в покое.
Лариса округлила глаза.
— Надь, ты чего? С утра уже не в духе? — она присела на краешек кровати. — Слушай, я тут Любке обещала твой синий свитер одолжить. У нее собеседование, а все вещи недостаточно пафосные для Москвы вашей. Ну ты же не против?
Это была последняя капля. Тот самый свитер, купленный после развода, когда она еле сводила концы с концами. Единственная дорогая вещь, которую позволила себе в сложный период.
— Против, — тихо сказала она.
— Да ладно тебе, она аккуратно с ним, — Лариса уже открывала шкаф Надежды. — О, вот он, ну красота!
Надежда молча наблюдала, как ее свитер исчезает в руках Ларисы. Хотела закричать, вырвать свою вещь. Но внутренний голос, тот самый, что годами шептал «для своих не жалко», снова парализовал.
Вечером Надежда нашла в ванной испачканное чем-то белье. На полке — пустую бутылку ее дорогого шампуня. Того, который она покупала раз в полгода, экономя на многом другом.
Тимур вломился в ванную без стука, когда она стояла и смотрела на полку со средствами для волос.
— О, теть Надь, а я думал, ты на работе, — он бесцеремонно взял ее расческу с полки. — Не могу свою найти.
Надежда молча смотрела, как он проводит ее расческой по волосам.
— Кстати, теть Надь, там мои пацаны вечером подтянутся. Типа поучиться, ну, ты не против? К семинару будем готовиться. Я им обещал, что накормишь. Твои пельмени — огонь!
Надежда просто кивнула и вышла из ванны. Ночью она не спала. В стенку стучала музыка из комнаты, где «учились» Тимур с друзьями. Лариса снова привела соседку с мужем — «просто поужинать». В холодильнике — шаром покати, в раковине громоздилась грязная посуда.
Надежда лежала в кровати и думала об абсурдности ситуации. Она, взрослая женщина, боялась выйти и сказать: «Выключите музыку, уходите».
Утром, красная от недосыпа, она столкнулась с Тимуром на кухне. Он невозмутимо жевал, листая что-то в телефоне. На столе — хлебные крошки, капли соуса, пустые упаковки.
— Доброе утро, — сказала Надежда, не узнавая свой голос. — Можешь убрать за собой?
Тимур оторвался от телефона.
— А? Да, ща… — он смахнул крошки на пол и снова уткнулся в телефон.
Надежда сделала глубокий вдох.
Вечером она пришла с работы и застыла в дверях кухни. Осколки. Ее любимая чашка. Подарок первой любви, чудом уцелевший при всех переездах. Синяя, с изящной ручкой.
Тимур невозмутимо сметал осколки в ладонь.
— Да ладно, фигня, — сказал он, заметив ее взгляд. — Купим тебе новую.
Лариса, сидевшая за столом, усмехнулась.
— Надь, ты как бабка с этими сантиментами. Что с лицом, расслабься!
Надежда молчала.
— Эй, ты чего? — Лариса подняла брови. — Подумаешь, чашка. Мы же не специально.
— Не специально, — эхом повторила Надежда.
Надежда не произнесла ни слова. Просто повернулась и вышла из кухни. Через пять минут пришла обратно, со списком.
— Вы съезжаете, когда соберетесь уходить, ключи можно оставить на полке в коридоре, — произнесла она, вернувшись на кухню. — А вот это то, что придется оплатить или купить на замену.
Лариса застыла с открытым ртом. Тимур перестал жевать, уставившись на тетку так, будто она внезапно заговорила на иностранном языке.
— Что? — наконец выдавила Лариса. — Ты серьезно?
— Более чем, — кивнула Надежда.
Она налила себе воды и села на стул. До того как увидела разбитую вдребезги чашку, Надежда бы стояла, переминаясь с ноги на ногу. Сейчас просто сидела, спокойно глядя на ошарашенных родственников.
— Надь, ты че, с ума сошла? — Лариса вскочила. — Это что — выселение?
— Нет, — Надежда покачала головой. — Это границы, просто раньше вы их не заметили.
Тимур фыркнул, как будто услышал глупую шутку.
— Теть Надь, ты это серьезно, что ли? Из-за какой-то чашки? — он откинулся на спинку стула. — Купим новую, сказал же.
— Дело не в чашке, — Надежда отпила воду. — Это мой дом. А после вашего переезда выходит, что я в нем — гость.
— Да при чем тут это? — взвилась Лариса. — Нашла из-за чего психовать! Мы ж не чужие!
Снова это «не чужие», но теперь оно не сработало.
— Именно поэтому, — тихо сказала она. — Потому что не чужие и решили, что мне не нужны границы. Что чужая жизнь, квартира, вещи — они общие, раз мы свои.
— Ты за столько лет впервые решила вспомнить про свои границы? — Лариса всплеснула руками. — Вот это новости! И куда нам, по-твоему, идти? Ты понимаешь, что у Тимура общежитие на ремонте? У Любки с мужем в Москве нет никого? У тебя же три комнаты!
— У меня квартира, а не общежитие, — голос Надежды звучал непривычно твердо. — И свои правила здесь.
Тимур смотрел на тетку так, будто видел ее впервые. В его взгляде читалось недоумение пополам с насмешкой.
— Теть Надь, ты чего? Мама права, ты реально психуешь из-за ерунды, — он попытался взять ее за руку, но она мягко отстранилась.
— Я не психую, — сказала Надежда. — Я просто больше не буду удобной. Вы поживете где-нибудь еще. Вон как много друзей и знакомых.
Лариса хлопнула ладонью по столу.
— Знаешь что? — она выглядела обиженно. — Я всегда говорила, что ты эгоистка. Только о себе и думаешь! Мать моя права была. Бездетная женщина — как кошка, только о своем комфорте заботится. Тебе не стыдно? Родная кровь на улице, а Надьке — комфорт подавай!
Раньше эти слова ранили бы Надежду до глубины души. Выбили почву из-под ног. Она бы расплакалась, извинилась, согласилась на все, что угодно.
Но сейчас она просто смотрела на Ларису и не боялась отстаивать свое мнение.
— Я не выгоняю вас на улицу, — сказала она. — Даю время собрать вещи и найти жилье. Я даже могу… Скажем, оплатить тебе хостел дня на три.
— Хостел, мне? — Лариса задохнулась от возмущения. — Да иди ты сама жить в хостел! Я думала, ты — семья! А ты…
Она поставила стакан в раковину и вышла из кухни, оставив Ларису с открытым ртом и изумленного Тимура, впервые потерявшего свою невозмутимость.
Утром Надежда проснулась от шума в прихожей. Голоса Ларисы и Тимура звучали приглушенно, но раздраженно. Она поднялась с кровати, надела халат и вышла из спальни.
Тимур запихивал вещи в рюкзак, а Лариса стояла, уперев руки в бока.
— Зачем ты сейчас собираешься? — шипела она на сына. — Я еще с ней поговорю!
— Мам, отстань, а? — огрызнулся Тимур. — Не хочу больше тут торчать. Если тетка не в себе, это ее проблемы.
Они замолчали, заметив Надежду. Лариса тут же сменила выражение лица на заискивающее, настороженное.
— Надюш, доброе утро! — она шагнула вперед. — Слушай, давай поговорим, а? Мы вчера погорячились все…
Надежда прошла мимо нее на кухню, включила чайник. Спокойно достала кружку — обычную белую, без рисунка. Насыпала кофе.
Лариса влетела следом.
— Надь, ты вообще нормальная? — она всплеснула руками. — Мы же семья! Ты в своем уме? Тимур еще ребенок!
Надежда развернулась. Сердце ее колотилось так, что, казалось, этот стук слышен в соседней комнате, но лицо оставалось спокойным.
— Тимуру двадцать два, — она заварила кофе и отпила. — А я не нянька. А хозяйка этой квартиры.
— Обидишься на всю жизнь? — Лариса сменила тактику, в ее голосе появились просительные нотки. — Надь, ну хочешь, мы твою чашку склеим? Или другую купим? Тимур извинится, правда, сынок?
Племянник появился в дверях кухни, хмуро глядя в пол.
— Ну извини, теть Надь, — буркнул он без тени раскаяния. — Я не нарочно разбил твою чашку.
Надежда отставила кружку и посмотрела на племянника. Впервые она видела его таким растерянным, даже слегка испуганным. «Все-таки мальчишка еще», — мелькнуло в голове.
— Дело не в чашке, Тимур, — сказала она мягче. — А в уважении. К моим вещам, к пространству, правилам.
— Ты с ума сошла со своими правилами, — вмешалась Лариса. — Не было никаких границ все эти годы, и вдруг они появились!
— Именно, — кивнула Надежда. — Не было, а теперь есть. И первое правило, это мой дом, и я решаю, кто и сколько здесь живет.
Что-то дрогнуло в лице Ларисы. Не обида, не гнев, а растерянность. Словно почва уходила из-под ног.
— Тебе Колька твой, что ли, мозги промыл? — она прищурилась. — Это он тебя научил семью выгонять?
— Мы с Николаем развелись восемь лет назад, — спокойно напомнила Надежда. — И нет, никто мне ничего не промывал. Я просто хочу, чтобы моя жизнь снова стала привычной.
— Теть Надь, — вдруг подал голос Тимур, — а может, я только буду ночевать, а? Я не помешаю. Мне правда в общагу сейчас нельзя.
Надежда посмотрела на племянника. Впервые в его глазах было что-то вроде просьбы, а не требования.
— Нет, Тимур, — она покачала головой. — Тебе двадцать два. Найди съемную квартиру.
— Ты… Ты издеваешься? — выпалила Лариса. — Да что с тобой такое?!
— Со мной все в порядке, — Надежда отвернулась, чтобы скрыть трясущиеся руки. — А с вами?
— Идем, Тимур, — Лариса схватила сына за руку. — Нам тут явно не рады! Живи одна в своей трешке, гоняй пыль по углам. Ты не сестра мне… Ехидна, вот кто!
Тимур неловко переминался с ноги на ногу.
— Теть Надь, — сказал он тихо, когда мать выскочила из кухни, — я не думал, что тебя это так… Ну, заденет. Извини, если что.
В другое время Надежда бы растаяла от этих слов, позволила остаться, забрала свои требования обратно. Но внутри что-то изменилось, и она просто кивнула:
— Спасибо, Тимур. Надеюсь, ты найдешь хорошее жилье.
Остаток дня прошел в напряженном молчании. Лариса демонстративно не разговаривала с Надеждой, громко хлопая дверями. Тимур собирал вещи, безуспешно пытаясь найти рассованные по всей квартире носки и зарядки.
К вечеру Лариса сделала последнюю попытку.
— Надь, — она зашла в спальню, где Надежда читала книгу, — может, хотя бы я останусь? Мне до конца курсов всего неделя. Клянусь, буду тихой как мышь!
Надежда подняла взгляд от книги.
— Нет, Лариса. Я не обязана, но могу оплатить тебе неделю в хостеле. Недорогом, рядом с курсами. Но мое решение не изменится. И это последнее предложение, действует один раз.
— Ты… Ты просто… — Лариса задохнулась от возмущения. — Ну и оставайся со своими границами! Одна, как и всегда!
Она выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.
Надежда закрыла книгу и откинулась на подушку. Внутри было непривычно, как-то слишком безмятежно. Как в комнате, из которой вынесли весь хлам, скопившийся за годы.
Ночью она слышала, как Лариса шептала Тимуру в коридоре:
— Завтра она передумает, вот увидишь. Поистерит и успокоится.
Прошел день, другой, сестра с сыном больше не донимали звонками — обиделись. Она начала привыкать, что в воздухе больше не витал запах чужих духов и сигарет. Надежда впервые за два месяца варила кофе в своей квартире, не вздрагивая от чужого присутствия.
Она достала новую чашку — бирюзовую, с серебряной каймой, купленную для себя. И никакого чужого присутствия.
Вчера она поменяла замки. И теперь чувствовала себя совершенно счастливой впервые за два месяца. Надежда отпила кофе, улыбнулась и достала из холодильника коробку с эклерами — только для себя.
