— Кира, иди скорее сюда! Только не падай в обморок, тут такое!
Голос Антона, пробившийся через входную дверь, был полон такого неприкрытого, детского восторга, что Кира на мгновение замерла на лестничной клетке. Ключ в её руке показался вдруг свинцовым. Она провернула его в замке, толкнула дверь и вошла в квартиру, прислонившись спиной к косяку. Сумка с контейнером от обеда и формой для второй работы — официантки в ночном баре — оттягивала плечо. Ноги гудели тупой, монотонной болью после двенадцати часов на ногах. Сначала в офисе, потом в прокуренном полумраке заведения. Всё, чего ей хотелось — это сползти по стенке прямо здесь, в коридоре, и не двигаться.
— Ну где ты там? Я в спальне! Давай, это надо видеть!
Она с усилием заставила себя выпрямиться. Запах в квартире был странным. К привычной смеси из остывшего кофе, пыли и его парфюма примешивался резкий, химический аромат нового пластика и чего-то горелого, как будто перегрелась проводка. Она прошла в спальню и остановилась на пороге, словно наткнувшись на невидимую стену. Их комната, её убежище, место, где она падала без сил на кровать, превратилась в филиал какого-то киберклуба.
Посреди комнаты, на месте, где раньше стоял её уютный комод, возвышался монстр. Огромный чёрный системный блок, похожий на деталь инопланетного корабля, гудел, как трансформаторная будка. Сквозь прозрачную боковую стенку виднелись трубки с какой-то жидкостью и всё это переливалось агрессивно-радужной подсветкой, пульсируя в полумраке. Рядом на новом, широком столе стоял изогнутый монитор, на котором застыла какая-то фантастическая заставка. Антон сидел перед этим алтарём в новом игровом кресле, похожем на сиденье пилота болида, и сиял.
— Как тебе моя прелесть? А? Зверь-машина! Я его три часа собирал и настраивал!
Кира молчала. Она смотрела не на компьютер. Она смотрела на мужа. На его счастливое, раскрасневшееся лицо, на его горящие глаза. Он был так поглощён своей радостью, что совершенно не замечал её состояния: ни серых кругов у неё под глазами, ни того, как тяжело она дышит.
— Что это? — её голос прозвучал глухо, как будто из-под воды.
— Что это? Кир, это будущее! Это наш билет в нормальную жизнь! — он вскочил с кресла и подбежал к ней, обнимая за плечи. — Я всё продумал! Это не просто комп, это мой рабочий инструмент теперь! Киберспорт! Ты знаешь, какие там призовые? Миллионы! Плюс стримы, донаты… Мы закроем все долги за полгода, я тебе обещаю!
Она медленно высвободилась из его объятий. Её взгляд был прикован к системному блоку, который тихо и утробно гудел, пожирая электричество.
— Откуда… Откуда это, Антон?
— Взял! В лучшем магазине города! По самой выгодной программе! — он выпалил это с гордостью, словно совершил подвиг. — Я всё рассчитал, не смотри так на меня. Это вложение в наше будущее, я же говорю.
Её губы едва шевелились.
— Сколько?
— Триста. Всего-то. С монитором и всей периферией. Для такой машины — это копейки! Нам ещё и скидку сделали!
— Триста… — повторила она, и это слово повисло в воздухе, тяжёлое и уродливое. — Ты взял кредит? Ещё один?
— Ну да. Но там платёж вообще смешной, мы даже не заметим! — он беззаботно махнул рукой.
Внутри Киры что-то оборвалось. Тонкая нить, на которой держалось её терпение, её вера, её силы, просто лопнула. — Какой платёж, Антон?
Он на секунду замялся, его улыбка стала чуть менее уверенной.
— Ну… около двадцатки в месяц. Но я же говорю, я это отобью на первом же турнире! Это вложение, Кира, пойми! Вложение!
Двадцать тысяч. Она мысленно прибавила их к платежу по кредитной карте, который она пыталась закрыть, работая без выходных. К ипотеке. К коммуналке. Цифра, которая получилась, была чудовищной. А он стоял перед ней, тридцатилетний мужчина, и с восторгом описывал их будущее, не понимая, что в эту самую секунду оно для неё закончилось.
— Двадцать тысяч… — повторила Кира, и это были не просто слова, а звук лопающейся реальности. — Антон, у нас по кредитке долг почти в двести тысяч. Я беру смены по выходным, чтобы хотя бы проценты гасить. Ты это помнишь? Я тебе вчера говорила, что у нас до зарплаты осталось семь тысяч. На двоих.
Антон досадливо отмахнулся, словно она говорила о какой-то мелочи, о пролитом чае. Его мозг, опьянённый мечтами о славе и лёгких деньгах, отказывался воспринимать эти приземлённые, скучные цифры.
— Кир, это всё тактическое мышление! Ты мыслишь тактически, а надо — стратегически! Понимаешь? Это всё мелочи, крысиные бега. А я предлагаю вырваться из них! Раз и навсегда! Я уже всё изучил. Есть такая игра, там турниры чуть ли не каждую неделю. Я соберу команду, мы начнём тренироваться…
Он говорил быстро, сбивчиво, жестикулируя так, будто уже стоял на сцене с огромным чеком в руках. Его глаза блестели лихорадочным огнём.
— Ты думаешь, это просто? Люди годами этим живут, это их работа. Они тренируются по десять часов в день.
— И я буду! — с готовностью подхватил он. — Я же теперь могу! У меня есть инструмент! Ты посмотри на эту машину! Она потянет любую игру на максималках! Никаких лагов, фризов! Плюс я заведу каналы везде, где только можно, буду стримить. Люди за это платят, понимаешь? Просто за то, чтобы смотреть, как я играю! Это же гениально!
Кира медленно обвела взглядом комнату. Её комод, купленный на первую премию, сиротливо ютился в углу, заваленный пустыми коробками от видеокарты и процессора. Вся их маленькая спальня теперь была подчинена этому гудящему, светящемуся идолу. Она сделала шаг к нему, потом ещё один. Провела пальцем по холодному металлу корпуса. Ровный, ненавязчивый, но всепроникающий гул вентиляторов уже начинал действовать ей на нервы.
— Сколько ты заработал на играх в прошлом месяце, Антон?
Он запнулся. Вопрос был слишком конкретным, слишком реальным.
— Ну… пока ничего. У меня же не было нормального компьютера. Мой старый ноутбук даже меню не прогружал. А теперь…
— А позапрошлом? Ты же играл и на старом ноутбуке. Сколько ты заработал?
— Да что ты прицепилась! — его голос стал раздражённым. Восторг начал сменяться обороной. — Я же тебе объясняю, это было хобби, а теперь будет работа! Это разные вещи! Почему ты не можешь просто порадоваться за меня? Поддержать?
— Поддержать? — она резко развернулась к нему. Её голос оставался тихим, но в нём появилась сталь. — Я поддерживаю нас двоих уже полгода, работая как проклятая. Я отказываю себе в новой куртке, потому что старая ещё не развалилась. Я ем в столовой самый дешёвый суп, чтобы сэкономить сто рублей. Я поддерживаю тебя, пока ты «искал себя» и жаловался на усталость. И вот что ты нашёл? Новый долг в триста тысяч?
Его лицо исказилось обидой. Он перешёл в наступление, как делал всегда, когда чувствовал свою неправоту.
— Я знал, что ты так отреагируешь! Вечно ты всё портишь! У тебя нет ни капли веры в меня! Я тебе предлагаю решение всех наших проблем, а ты мне про какую-то куртку! Да я тебе этих курток сотню куплю, когда всё получится! Ты просто не способна мыслить масштабно! Ты убиваешь мою мечту, вот что ты делаешь!
Он стоял посреди комнаты, оскорблённый в лучших чувствах, искренне считая себя жертвой её непонимания. Кира смотрела на него, и её гнев начал остывать, превращаясь в нечто холодное и тяжёлое, как кусок льда в груди. Она смотрела на тридцатилетнего мужчину, который только что пробил огромную дыру в их тонущем корабле и теперь обвинял её в том, что она не восхищается красотой этой пробоины.
— Убиваю твою мечту? — из горла Киры вырвался короткий, сухой смешок, лишенный всякого веселья. Этот звук подействовал на Антона хуже пощёчины. Он ожидал криков, слёз, чего угодно, но не этого холодного, презрительного смеха. — Какую мечту, Антон? Мечту сидеть в тёплой квартире, пока я пашу, и нажимать на кнопки? Мечту о том, что деньги свалятся с неба прямо тебе в руки?
Она сделала шаг вперёд, и её тихий голос начал набирать силу, превращаясь в режущий металл. Лёд в её груди раскололся, выпуская наружу раскалённую ярость, которую она так долго сдерживала.
— То есть на ЭТО ты взял кредит?! На игрушку за триста тысяч, пока я на двух работах вкалываю, чтобы нашу кредитку закрыть?! Ты не мужчина, ты ребёнок! Игрушки свои можешь забрать, когда будешь съезжать!
Последние слова она выкрикнула ему прямо в лицо. Ярость, копившаяся месяцами, ярость от бессонных ночей, от унизительной экономии на себе, от его вечного нытья и бездействия — всё это выплеснулось в одном этом крике. Радужная подсветка компьютера, пульсирующая на стене, казалась теперь уродливой и издевательской.
Антон отшатнулся, его лицо побагровело от гнева и оскорблённого самолюбия. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. В его мире он был непризнанным гением, а она — его музой и поддержкой. И сейчас эта поддержка рушила его пьедестал.
— Ах вот как ты заговорила! Съезжать?! Это и моя квартира тоже! Я тебе не позволю меня выгонять! Ты просто ничего не понимаешь! Ты застряла в прошлом веке со своей работой «от звонка до звонка»! Люди сейчас делают деньги из воздуха! На идеях! А у меня есть идея!
— У тебя нет идеи, у тебя есть долг! — отрезала она. — Новый долг, который повешен на нас обоих! Или ты думаешь, банк придёт только к тебе, если ты перестанешь платить? Они придут ко мне, Антон! Потому что я работаю официально, у меня есть доход! В отличие от тебя, мечтателя!
Это был удар ниже пояса, и он это почувствовал. Его защита рухнула, сменившись чистой, детской злобой.
— Да я тебе ненавистен, потому что ты сама скучная! Твоя жизнь — это работа-дом-работа! Ты разучилась радоваться, мечтать! Я пытаюсь принести в нашу жизнь что-то новое, яркое, а ты это втаптываешь в грязь! Да, я взял этот компьютер! И знаешь что? Я не жалею! Это единственная радость в этой серой, унылой жизни с тобой!
Он выпалил это и замолчал, тяжело дыша. Слова повисли в густом, наэлектризованном воздухе. И Кира поняла, что это конец. Не просто ссора, не очередной скандал, после которого они надуются и помирятся. Это была точка. Он не просто совершил ошибку. Он оправдывал её, гордился ею и обвинял в этой ошибке её.
Крики внутри неё стихли. Ярость выгорела дотла, оставив после себя лишь холодный, звенящий пепел и абсолютную ясность. Она больше не смотрела на него. Её взгляд скользнул по его «инвестиции». По гудящему чёрному ящику. По изогнутому монитору. По креслу, которое стоило больше, чем вся её зарплата на второй работе за месяц. Она смотрела на материальное воплощение его предательства.
Антон, видя, что она замолчала, воспринял это как свою победу. Он самодовольно хмыкнул, собираясь продолжить свою тираду. Но Кира не слушала. Она медленно, как во сне, развернулась и молча пошла к светящемуся монстру. Её движения стали плавными и какими-то пугающе целенаправленными. В них больше не было ни гнева, ни обиды. Только холодная, выверенная решимость.
Антон, видя её молчание и это странное, медленное движение к его сокровищу, ошибочно принял это за начало примирения. Он решил, что она остыла, поняла свою неправоту и сейчас, возможно, даже захочет посмотреть на его «рабочее место» поближе. Он уже приготовился снисходительно прочитать ей небольшую лекцию о мощностях видеокарты.
— Вот видишь, а ты кричала, — начал он с самодовольной ухмылкой. — Тут система охлаждения жидкостная, поэтому он так тихо работает. И подсветку можно настроить как угодно, хоть под цвет…
Он не договорил. Кира, не удостоив его даже взглядом, наклонилась за системным блоком. Её пальцы нащупали пучок проводов, идущих к задней панели. Она не стала аккуратно вынимать коннекторы. Она просто с силой дёрнула на себя всю связку. Раздался резкий треск пластика и скрежет металла. Штекеры питания, HDMI, USB — всё вырвалось из гнёзд с мясом. Антон издал какой-то сдавленный, хриплый звук, словно это из его спины вырвали позвоночник.
— Ты что делаешь?! Ты сдурела?!
Но она его не слышала. Она выпрямилась, обошла стол и так же грубо выдернула сетевой фильтр из розетки на стене. Радужная подсветка, пульсировавшая внутри корпуса, мгновенно погасла. Гудение вентиляторов стихло. Чёрный ящик стал просто мёртвым куском железа и пластика. Тишина, наступившая в комнате, была плотной и тяжёлой.
Антон смотрел на неё, не в силах пошевелиться. Его мозг отказывался обрабатывать происходящее. Это было за гранью его понимания. Он ожидал ссоры, обид, бойкота, но не этого методичного, холодного разрушения.
Кира обошла системный блок, присела на корточки, обхватила его руками. Он оказался тяжелее, чем она думала. Она кряхтя, с видимым усилием, оторвала его от пола. Мышцы на её руках и спине напряглись до предела. Она сделала один шаткий шаг, потом второй, медленно двигаясь в сторону открытого окна. В её глазах не было ничего, кроме мрачной, тяжёлой пустоты. Она несла его, как несут гроб.
— Кира, поставь! — просипел Антон, наконец обретая голос. — Поставь, я сказал! Ты не посмеешь! Это же… это же деньги!
Она дошла до окна. Вечерний воздух, пахнущий выхлопными газами и пылью, ворвался в комнату. Она с трудом перевалила тяжёлый корпус на подоконник, уперев его в раму. Секунду она стояла, тяжело дыша от напряжения, собираясь с силами для последнего толчка. Антон сделал шаг к ней, но замер. Он увидел её лицо в свете уличного фонаря и понял, что она посмеет. В ней не было сомнений. Не было колебаний.
Она упёрлась обеими руками в холодный металл и с глухим рычанием толкнула его вперёд. Корпус на мгновение завис на краю, а затем рухнул вниз. Они оба невольно проследили за его полётом — три этажа вниз, кувыркаясь в воздухе, как уродливый чёрный гроб.
Глухой, сочный удар с улицы прозвучал как приговор. Звук ломающегося металла, трескающегося пластика и чего-то ещё, окончательного и безвозвратного. Он не был громким, но в тишине комнаты прозвучал оглушительно.
Кира не смотрела вниз. Она медленно повернулась к своему застывшему мужу. На её лице не было ни злости, ни торжества, ни сожаления. Только бесконечная, выжженная усталость. Её голос был ровным и безжизненным, как будто она зачитывала служебную инструкцию.
— Собирай свои вещи и убирайся. Зарабатывать на свой кредит будешь сам…
