Ключ провернулся в замке с привычным щелчком, и я толкнула дверь плечом, таща за собой чемодан. Турция оказалась именно такой, какой я ее себе представляла: жара, море, шведский стол и Андрей, целыми днями залипающий в телефон на шезлонге. Впрочем, две недели пролетели быстро, и вот мы дома.
— Света, ты обувь сразу сними, — пробормотал Андрей за моей спиной, возясь со вторым чемоданом в коридоре.
Я сделала шаг в прихожую и замерла.
Мое любимое зеркало в бронзовой раме, которое висело напротив входной двери, исчезло. На его месте зияла голая стена с двумя торчащими шурупами. Тумбочка, на которой всегда стояла ваза с искусственными цветами, тоже куда-то делась.
— Андрей, — я почувствовала, как горло сдавливает. — Андрей, посмотри.
— Что? — он протиснулся мимо меня с чемоданом и поднял голову. На его лице отразилось недоумение, которое тут же сменилось чем-то похожим на испуг. — Блин…
Я рванула в гостиную. Телевизор на месте, слава богу. Диван тоже. Но журнальный столик пропал. И торшер. И — я зажмурилась, открыла глаза снова, не веря — мое кресло! Бархатное изумрудное кресло, которое я выбирала три месяца, заказывала из Италии!
— Андрюша, — я обернулась к мужу, который застыл посреди комнаты с каким-то странным выражением лица. — Нас ограбили. Надо звонить в полицию. Немедленно.
— Подожди, — он поднял руку. — Света, подожди секунду.
— Какую секунду?! — я уже летела в спальню, и то, что я там увидела, заставило меня вскрикнуть.
Шкаф распахнут настежь. Моя норковая шуба — исчезла. Сумка Gucci, которую Андрей подарил мне на юбилей свадьи — нет. Вторая сумка, Prada, та, что я сама себе купила в Милане — тоже нет. Я рывком выдвинула ящик комода, где хранила украшения. Золотая цепочка с подвеской — на месте. Серьги с бриллиантами от мамы — на месте. А вот браслет, который достался мне от бабушки, жемчужное колье и мои любимые серебряные кольца — всё пропало.
— Что происходит? — я вернулась в гостиную, где Андрей стоял неподвижно, уставившись в телефон. — Андрей, я звоню в полицию. Сейчас же.
— Не надо, — он не поднял головы.
— Как это — не надо?! Ты что, не видишь? Нас обчистили! Причем часть оставили! Спугнул их кто-то, что ли. Взяли мои вещи, мою шубу за триста тысяч, мои сумки!
— Света, нас не ограбили, — он наконец посмотрел на меня, и в его взгляде я прочитала такое количество вины, что мгновенно похолодела.
— Что?
Он глубоко вздохнул, провел рукой по лицу.
— Это Лена.
— Какая Лена? — я не понимала. — Твоя сестра? Причем здесь она?
— Я дал ей ключи от квартиры.
Несколько секунд я просто смотрела на него, пытаясь осмыслить услышанное. Лена. Его младшая сестра, вечная студентка, которой уже двадцать три, а она до сих пор на шее у родителей. Лена, которая постоянно что-то берет у нас и «забывает» отдать — то косметику, то одежду, то деньги «в долг».
— Ты дал ей ключи, — медленно повторила я. — От нашей квартиры. Пока мы в отпуске.
— Ну да, она просила, сказала, что им с подругами надо где-то собраться, у неё тесно же…
— И что? — я почувствовала, как внутри начинает закипать ярость. — Она устроила у нас тусовку? Вынесла половину квартиры?
— Не совсем так, — Андрей сжал телефон в руке. — Она написала мне пару дней назад. Сказала, что решила помочь нам разгрузиться от лишнего хлама. Выставила кое-что на досках объявлений. Типа, и нам пользу, и себе процент заработала.
Я опустилась на диван, потому что ноги вдруг перестали держать.
— То есть, — я говорила очень медленно, будто разговаривала с ребенком, — нас не ограбили? Это твоя сестра устроила распродажу в нашей квартире? — я не верила своим глазам, не верила тому, что происходит.
— Ну, в общем, да, — Андрей избегал смотреть на меня. — Но послушай, она же деньги переводит! Смотри, вот, — он ткнул телефоном мне в лицо, показывая историю переводов. — Сорок пять тысяч за какую-то сумку, тридцать за кресло, двадцать за зеркало…
— За какую-то сумку?! — я сорвалась на крик. — Это была Gucci за сто двадцать тысяч! А вторая — за девяносто! Андрей, ты в своем уме?!
— Света, ну я же не знал, сколько они стоят…
— Не знал?! Я же тебе говорила! — я вскочила, уже не в силах сидеть спокойно. — А шуба? Где моя норковая шуба за триста тысяч?
Андрей снова уткнулся в телефон.
— Тут пишет… восемьдесят тысяч за шубу.
— Восемьдесят тысяч, — я захохотала, истерично, зло. — Восемьдесят! За норку, которую я выбирала полгода! Которую в салоне за триста покупали! Твоя сестричка продала ее за восемьдесят!
— Ну, она же не профессионал, — начал было Андрей.
— Профессионал?! — я чувствовала, как начинаю трястись. — Андрей, она продала МОИ вещи! Не твои, не общие — мои! Где твои костюмы? Где твои часы? Где твой ноутбук?
Повисла тишина. Андрей молчал.
— Я так и думала, — я пошла на кухню, надеясь, что хоть там всё цело.
Но нет. Кофемашина, которую я выпрашивала у Андрея два года, исчезла. Блендера нет. Мультиварки нет. Только вот микроволновка почему-то осталась. И чайник.
— Она и технику продала, — я вернулась в гостиную, чувствуя, как ярость заполняет меня полностью. — Кофемашину за сорок тысяч. Блендер. Мультиварку. Что еще?
— Света, послушай, — Андрей попытался взять меня за руку, но я сделала шаг назад. — Я не думал, что она так… Я думал, она, ну, может, пару старых вещей…
— Старых?! Какие из моих вещей старые?! Шубу я купила в прошлом году! Сумки — в позапрошлом! Кресло — полгода назад!
— Ну, я не разбираюсь в этом, — он развел руками. — Мне Лена написала, что хочет помочь. Что вещей много, квартира захламлена, а на вырученные деньги можно что-то полезное купить.
— Что-то полезное, — повторила я. — Например?
Андрей замялся.
— Ну, я думал… Квадроцикл на дачу. Давно хотел. А тут как раз…
Я просто смотрела на него. На моего мужа, с которым прожила восемь лет. Который только что признался, что дал своей сестре карт-бланш на распродажу моего имущества, чтобы купить себе игрушку.
— Квадроцикл, — я кивнула. — На мои деньги. Вместо моей шубы, моих сумок, моих украшений.
— Света, ну технически это общее имущество…
— Общее?! — я сорвалась на крик. — Шубу я покупала на свои деньги! На те, что от бабушки остались! Сумки — часть ты дарил, часть я сама покупала! Кресло — я выбирала, я заказывала, я ждала три месяца доставки из Италии! Это МОЕ!
— Ну хорошо, хорошо, — он попятился. — Я понял. Я сейчас Лене позвоню, она всё вернет.
— Как она вернет?! — я почувствовала, что сейчас взорвусь. — Она же продала! Разным людям! По объявлениям! Ты думаешь, она записывала, кому что? У нее есть контакты покупателей?
Андрей схватил телефон и начал набирать сообщение. Я смотрела, как он быстро печатает, потом ждет ответа. Прошла минута, вторая.
— Она пишет, — пробормотал он, — что у нее где-то записано. Что можно попробовать связаться с покупателями.
— Попробовать, — я засмеялась. — Замечательно. И что ты им скажешь? «Извините, моя сестра по ошибке продала чужие вещи, верните обратно»?
— Ну, предложим выкупить, — Андрей говорил всё тише. — За те же деньги, что они заплатили.
— За те же?! — я подошла к нему вплотную. — Андрей, ты понимаешь, что моя шуба стоила триста тысяч? А твоя сестричка слила ее за восемьдесят! Даже если мы найдем покупателя, даже если он согласится вернуть — мы заплатим больше и потеряем деньги! А сумки? Кресло?
— Я компенсирую, — быстро сказал он. — Я всё верну. Куплю новые.
— На что?! — я чувствовала, как истерика подступает к горлу. — На деньги, которые твоя сестра перевела тебе за мои же вещи?! Это же абсурд!
— Света, ну что я могу сделать? — он развел руками. — Я не знал! Я думал, она продаст какой-нибудь старый хлам!
— Ты не спросил! — я кричала уже не сдерживаясь. — Ты дал ключи от нашей квартиры своей сестре и даже не поставил меня в известность! Даже не подумал, что надо со мной посоветоваться!
— Я же хотел как лучше…
— Лучше?! Для кого лучше? Для себя? Для своей сестрички? А я что, не часть этой семьи?! Мое мнение не имеет значения?!
Он молчал, и это молчание говорило больше любых слов. Я поняла вдруг, четко и ясно: он действительно не подумал. Просто не счел нужным спросить. Потому что Лена — сестра, родная кровь, а я — всего лишь жена. Которая, видимо, должна радоваться, что ее вещи пошли на благое дело — на квадроцикл для мужа.
— Знаешь что, — я говорила очень спокойно, и этот внезапный холод в голосе заставил Андрея встрепенуться. — Собирай вещи.
— Что?
— Собирай вещи и уходи. К родителям, к своей замечательной сестричке — мне всё равно. Но сейчас я не хочу тебя видеть.
— Света, ты же не серьезно…
— Я абсолютно серьезно, — я открыла дверь. — Уходи. И не возвращайся, пока не выкупишь мои вещи обратно. Все. До единой.
— Но это же невозможно! — он всплеснул руками. — Люди уже пользуются! Они не захотят возвращать!
— Тогда покупай новые. Такие же. Шубу за триста тысяч, сумку Gucci за сто двадцать, Prada за девяносто, кресло на заказ из Италии. Кофемашину. Блендер. Украшения. Всё, что твоя сестрица продала.
— Там на миллион наберется! — он побледнел.
— Вот именно, — я кивнула. — Миллион моего имущества. Которое ты позволил распродать ради своего чертового квадроцикла.
— Света, будь разумной…
— Я разумная, — я бросала слова ему в лицо. — Настолько разумная, что понимаю: если ты можешь так поступить с моими вещами, значит, ты не уважаешь ни меня, ни мой труд, ни мои деньги. И мне нужно время подумать, хочу ли я дальше жить с человеком, который даже не спросил разрешения, прежде чем впустить в наш дом кого-то, кто устроит тут распродажу.
— Это моя сестра! — почти крикнул он.
— И что? — я посмотрела ему в глаза. — Это отменяет то, что она сделала? Или то, что ты ей позволил это сделать?
Он открыл рот, потом закрыл. Потом снова открыл:
— А где я буду жить?
— У родителей. Они любят, когда ты приходишь, — я говорила ровно, хотя руки тряслись. — Или у Лены. Раз она такая предприимчивая, пусть и тебя приютит. На деньги от продажи моих вещей.
— Света…
— Уходи, Андрей. Пожалуйста.
Он постоял еще минуту, потом развернулся и пошел в спальню. Я слышала, как он копается в шкафу, запихивает что-то в сумку. Потом вышел, сумка через плечо, вид растерянный и жалкий.
— Я позвоню, — сказал он у двери.
— Позвони, когда разберешься с этой ситуацией, — ответила я и закрыла за ним дверь.
Потом прислонилась к косяку и закрыла глаза. Тишина в квартире была оглушающей. Я медленно пошла по комнатам, заново осматривая пустые места. Зеркала нет. Кресла нет.
Я присела на диван и вытащила телефон. Открыла «Авито», начала листать объявления. Может, кто-то купил, чтобы перепродать. Найду хоть что-то. Шубы, сумки… Вряд ли, конечно. Продали уже, разошлось по рукам. Мои вещи, мой труд, мои накопления.
На телефон пришло сообщение. От Андрея: «Лена говорит, что у нее не все контакты сохранились. Но она постарается найти покупателей».
Я хмыкнула и не стала отвечать. Еще одно сообщение: «Мама интересовалась, что у нас произошло. Она хочет поговорить с тобой».
Конечно, хочет. Защитить своего сыночка и любимую дочурку. Объяснить мне, что семья — это святое, что надо прощать, что подумаешь, какие-то вещи.
Я положила телефон экраном вниз и снова огляделась. Квартира казалась чужой. Выпотрошенной. Словно в ней побывали не воры, а что-то похуже — люди, которые считали, что имеют право распоряжаться моей жизнью.
Может, это и к лучшему, подумала я. Может, этот абсурдный случай — знак. Знак того, что я слишком долго закрывала глаза на то, как в этой семье принимаются решения. Как Андрей всегда советуется с родителями, но не со мной. Как Лена постоянно «забывает» вернуть долги. Как свекровь вечно намекает, что я недостаточно хорошая хозяйка.
Я встала и пошла на кухню. Поставила чайник — хоть он остался. Села за стол и посмотрела в окно. Вечерело. Город зажигал огни. Где-то там, в этом городе, кто-то носил мою шубу. Кто-то — мою сумку Gucci. Кто-то радовался удачной покупке, не зная, что это не просто вещь, а часть чьей-то жизни.
А я сидела в полупустой квартире и думала о том, что, возможно, потеря вещей — это меньшее из зол. Главное, что я потеряла сегодня — это иллюзия. Иллюзия того, что в браке бывают границы, которые нельзя переходить. Что есть «мое» и «твое», даже внутри «нашего».
Телефон снова завибрировал. Андрей: «Лена нашла контакт женщины, которая купила шубу. Можем попробовать договориться».
Я посмотрела на сообщение и набрала ответ: «Хорошо. Но это ты будешь договариваться. И ты будешь платить. Из своих денег, не из тех, что Лена получила за мои вещи. И возвращаешься, только когда вернешь всё. Я серьезно».
Отправила, выключила звук и положила телефон на стол. И впервые за весь этот кошмарный день я почувствовала что-то похожее на облегчение. Пустая квартира. Пустота, в которой можно начать заново. Подумать о том, чего я действительно хочу. И с кем.
А Андрей пусть пока учится уважать чужие границы. На практике. Пусть ищет покупателей, выкупает вещи, объясняет сестре, что чужое имущество — это не хлам для распродажи.
Я отпила чай и усмехнулась. Квадроцикл. Он хотел квадроцикл.
Что ж, посмотрим, захочется ли ему теперь этот квадроцикл. Когда он поймет, во сколько ему обошлась «помощь» его сестрички.
Я допила чай, встала и пошла в спальню. Надо было разобрать чемоданы. Жизнь продолжалась. И, как ни странно, несмотря на весь этот абсурд, я чувствовала себя немного свободнее.
