— …а потом Ленка из бухгалтерии принесла торт, представляешь? У её кошки день рождения. Мы всем отделом смеялись. Свечки даже были, маленькие такие, для именинного пирога.
Голос Андрея, привычно-бодрый и наполненный дневными впечатлениями, затих на полуслове, едва он переступил порог кухни. Он ожидал увидеть жену у плиты, услышать привычный вопрос про то, как прошёл день, почувствовать запах чего-то жарящегося или запекающегося. Но запаха не было. Конфорки на плите были холодны и темны. Олеся сидела за идеально чистым кухонным столом, сложив руки перед собой. Она была похожа не на уставшую после работы жену, а на следователя, ожидающего начала допроса. Перед ней, на сверкающей поверхности столешницы, лежал один-единственный лист бумаги, отпечатанный на принтере.
— Устала сегодня? — осторожно спросил он, ставя портфель на пол и ослабляя узел галстука. Атмосфера в кухне была неправильной, чужой. — Что-то случилось?
Она не ответила. Она просто медленно, подчёркнуто медленно, не отрывая от него взгляда, подвинула к нему этот лист. Бумага легко заскользила по гладкой поверхности и остановилась прямо перед ним. Андрей перевёл взгляд с её лица на документ. Это была выписка из личного кабинета банка. Знакомая шапка с логотипом, её полное имя — «Кравцова Олеся Викторовна», а ниже — строки, от которых у него внутри всё похолодело и сжалось. «Потребительский кредит №7458… Сумма: 150 000 рублей. Дата оформления: 14.05.2024. Статус: Просроченная задолженность».
— Что за бред? — он попытался изобразить недоумение, даже заставил себя усмехнуться. Голос прозвучал фальшиво. — Опять мошенники какие-то? Или ошибка в банке? Нужно им позвонить, наехать как следует. Совсем уже обнаглели, шлют всякую ерунду.
Он говорил, а сам не сводил глаз с её лица, пытаясь найти там хоть какую-то зацепку, хоть намёк на то, что она ему верит. Но её лицо было абсолютно непроницаемым. Ни злости, ни обиды, ни удивления. Просто холодное, отстранённое наблюдение, словно она изучала редкое насекомое, попавшее под стекло микроскопа. И от этого её спокойствия ему стало по-настоящему страшно. Его наигранная бодрость испарилась, слова застряли в горле.
— Андрей, — произнесла она, и её голос был таким же ровным и холодным, как её взгляд. — Я уже позвонила. И в банк, и на горячую линию по безопасности. Ошибки нет. Кредит оформлен онлайн. С подтверждением через СМС-код. Код был отправлен на телефон, номер которого привязан к моим паспортным данным. То есть на мой телефон. Месяц назад.
Она сделала паузу, давая ему возможность осознать каждое слово, каждую деталь этого выверенного, убийственного факта. Он молчал, лихорадочно соображая, что говорить дальше. Все пути к отступлению были отрезаны. Ложь больше не работала.
— Рассказывай.
Это был не вопрос. Это было требование. И он сломался, как сухая ветка под ногой.
— Лесь, послушай… Я хотел тебе всё рассказать, честное слово! — залепетал он, его голос мгновенно стал жалким и просящим. Он шагнул к столу, опираясь на него руками. — Это… это для Витьки. Ну, у него же свадьба была. Помнишь? Я не мог прийти с пустыми руками или подарить какую-то мелочь. Он мой лучший друг с детства! У него там все такие солидные гости были, с большими подарками в конвертах. Я не хотел, чтобы он выглядел бедно на фоне остальных из-за моего скромного подарка. Я просто… я взял немного. Я собирался всё выплачивать сам, потихоньку, со своей зарплаты, с премии. Ты бы даже и не узнала ничего, клянусь! Я просто первый платёж случайно пропустил, замотался на работе, отчёты… Это чистое недоразумение. Я завтра же всё оплачу.
Несколько секунд в кухне стояла абсолютная, мёртвая тишина, нарушаемая лишь тихим гудением холодильника. Андрей смотрел на Олесю с надеждой, как утопающий смотрит на брошенный ему спасательный круг. Он выложил всё: причину, мотив, раскаяние, обещание. Он ждал, что сейчас лёд тронется. Что она, может, и покричит для порядка, но потом поймёт. Ведь он же для друга старался, не для себя.
Но вместо крика она рассмеялась.
Это был не весёлый смех. И даже не истерический. Это был короткий, сухой, презрительный смешок, который прозвучал в тихой кухне как щелчок хлыста. Она откинулась на спинку стула, и в её глазах впервые за весь вечер появилось что-то живое — холодное, ядовитое веселье.
— Не узнала бы? — переспросила она, смакуя каждое слово. — Ты серьёзно считаешь, что главная проблема в том, что я узнала? Не в том, что ты за моей спиной влез в мой паспорт, в мой телефон, в мою жизнь, а в том, что я, какая досада, об этом пронюхала?
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она не дала ему. Она выпрямилась, и её спокойствие окончательно треснуло, выпуская на волю нечто острое и опасное. Её голос перестал быть ровным, он стал режущим, как осколок стекла.
— Ты не хотел, чтобы твой друг выглядел бедно? Твой друг? Андрей, это ты не хотел выглядеть бедно рядом с ним! Это твоё эго, твоя гордыня, твоё желание пустить пыль в глаза, которые ты решил оплатить из моего кармана! Ты подставил под удар мою кредитную историю, моё имя, моё будущее финансовое спокойствие ради того, чтобы какой-то там менеджер на свадьбе твоего Витьки не подумал, что ты нищеброд!
Она резко, одним отточенным движением, встала из-за стола. Теперь она возвышалась над ним, ссутулившимся и опирающимся на столешницу. Вся его жалкая поза кричала о вине, но в глазах уже зарождалось упрямство.
— То есть ты взял кредит на моё имя, подделав мою подпись, чтобы твой друг не выглядел бедно на своей свадьбе?! Ты вообще соображаешь, что ты натворил, Андрей?
Она почти выкрикнула эту фразу ему в лицо, и каждое слово было ударом.
— Прекрати! — он наконец нашёл в себе силы ответить, и его голос сорвался на обиженный крик. — Ты ничего не понимаешь! Это дружба! Это вещи, которые вам, женщинам, не понять! Я должен был его поддержать! А ты всё сводишь к деньгам, к каким-то бумажкам! Я же сказал, я всё верну! Что ты устроила трагедию из-за ста пятидесяти тысяч?
Он сам не заметил, как перешёл от оправданий к обвинениям. Ему отчаянно нужно было сделать её виноватой — в чёрствости, в меркантильности, в чём угодно.
— К деньгам? — она снова тихо рассмеялась, но теперь в этом смехе не было и тени веселья, только чистая, дистиллированная ярость. — Да, Андрей, я всё свожу к деньгам. К моим деньгам. Которые ты украл. Ты не «взял немного». Ты украл. Ты вор, который обокрал самого близкого человека. И не для того, чтобы спасти чью-то жизнь, а чтобы купить дорогой билет в свой жалкий театр тщеславия. И не смей прикрывать свою трусость и комплексы высокими словами о дружбе.
Слово «вор» повисло в воздухе кухни, тяжёлое и липкое, как смола. Оно не просто оскорбило Андрея — оно пригвоздило его к месту, лишив последней возможности защищаться. Он смотрел на жену, и в его взгляде обида боролась с растерянностью. Он ожидал чего угодно: криков, упрёков, даже скандала с битьём посуды. Но он не ожидал этого холодного, юридически точного клейма.
— Леся, перестань… Как ты можешь так говорить? Мне? — он сделал шаг вперёд, его голос дрогнул, но не от раскаяния, а от возмущения. Он попытался использовать последнее оружие — их общее прошлое. — Мы же семья. Восемь лет вместе. Мы дом этот обустраивали, плитку на кухне вместе выбирали, помнишь? Как ты можешь называть меня вором? Я же не чужой тебе человек!
Он надеялся, что упоминание об их совместной жизни, о тёплых и светлых моментах, смягчит её. Что она вспомнит не только мужа-неудачника, стоящего перед ней сейчас, но и того парня, которого когда-то полюбила. Но он просчитался.
— Не смей, — отрезала она. Её голос был тихим, но в нём было столько стали, что Андрей невольно отступил. — Не смей впутывать сюда то, что было. Ты сам только что сжёг эти восемь лет, чтобы подкинуть пепла в костёр тщеславия твоего дружка. Семья? Семья — это доверие. А ты обманул моё доверие самым грязным способом. Ты использовал меня, как безликий финансовый инструмент. Так что не надо мне про плитку на кухне. Это больше не работает.
Она обошла стол, останавливаясь у окна. Она не смотрела на улицу, её взгляд был устремлён в тёмное стекло, в котором отражалась их кухня, ставшая полем битвы.
— Ты считаешь, что это трагедия из-за ста пятидесяти тысяч? Хорошо. Раз для тебя это не деньги, то вернуть их не составит никакого труда.
— Конечно! — с готовностью подхватил он, увидев призрачный шанс на спасение. — Я займу, перезайму, возьму на себя кредит! Я всё решу, Лесь, только дай мне немного времени…
— У тебя нет времени, — она резко обернулась. — У тебя есть ровно пять минут. Вот что ты сейчас сделаешь. Ты возьмёшь свой телефон. Наберёшь номер своего лучшего друга Виктора. И скажешь ему, дословно: «Витя, прости, произошла чудовищная ошибка. Тот конверт, что я подарил вам на свадьбу, — это не подарок. Это деньги, взятые в долг мошенническим путём. Их нужно немедленно вернуть».
Андрей застыл, его лицо начало медленно бледнеть. Он смотрел на неё так, будто она предложила ему выпрыгнуть из окна.
— Ты… ты с ума сошла? — прошептал он. — Никогда. Я не буду этого делать. Опозорить себя? Опозорить его? Сказать ему, что его лучший друг — мошенник и нищеброд? Унизить его жену, заставив их пересчитывать свадебные деньги? Да никогда в жизни!
— То есть унизить свою жену, повесив на неё кредит, для тебя нормально? — уточнила она с ледяным любопытством. — А унизить друга, который веселится на украденные у твоей семьи деньги, — это табу? Я поняла твою систему ценностей, Андрей. Она очень показательна.
— Это другое! Это мужское дело! Ты просто не можешь понять, что такое честь, дружба! — выкрикнул он в отчаянии.
— Хорошо, — кивнула она так спокойно, будто соглашалась с прогнозом погоды. — Я поняла. Ты не хочешь звонить Виктору. Я уважаю твою трепетную заботу о его чувствах. Тогда звонить буду я. Только не ему. Зачем беспокоить твоего друга по таким пустякам? Я позвоню его молодой жене. Марине. И очень вежливо, по-женски, объясню ей, что щедрый подарок от семьи Кравцовых, на который они, возможно, уже строят планы, нужно вернуть. Потому что он взят на моё имя. Без моего ведома. И если деньги не вернутся, то следующим моим звонком будет заявление о мошенничестве. Уже на тебя. Выбирай, Андрей. Чей звонок они услышат сегодня вечером? Твой, с нелепыми извинениями? Или мой, с полным раскладом?
Андрей смотрел на неё, как на сумасшедшую. Ультиматум был не просто жестоким — он был невыполнимым, абсурдным. Он, Андрей, должен был позвонить лучшему другу, почти брату, и, мямля, признаться в собственном ничтожестве, требуя назад подарок. Это было хуже, чем просто унижение. Это было социальное самоубийство.
— Я не буду этого делать, — повторил он, на этот раз твёрдо, с упрямством загнанного в угол зверя. — Леся, ты требуешь невозможного. Найдутся другие способы. Я… я продам машину! Да, к чёрту её, продам машину и закрою этот дурацкий кредит. И ещё останется.
Он вцепился в эту идею, как в спасательный плот. Она казалась ему разумной, мужской, решающей проблему. Жертва, принесённая ради сохранения чести. Но Олеся даже не моргнула.
— Продашь машину? — она смерила его взглядом, полным ледяного снисхождения. — А сколько времени это займёт, гений? Неделя? Две? Месяц? Просрочка по кредиту идёт уже сейчас. Каждый день капают проценты и портится моя, не твоя, репутация в банке. Твоя машина — это потом. А деньги нужны сейчас. Сегодня.
— Я возьму микрозайм! Прямо сейчас, онлайн! Закрою просрочку, а потом спокойно продам машину и погашу всё! — его мозг лихорадочно генерировал варианты, один безумнее другого.
— Ещё один кредит, чтобы закрыть первый? — она изогнула бровь. — Андрей, ты вообще слышишь себя? Ты предлагаешь залить пожар бензином. Я не позволю тебе втянуть нас в долговую яму только потому, что ты боишься потерять лицо перед своим Витей. Твоё лицо меня сейчас волнует в последнюю очередь.
Он молчал, тяжело дыша. Все его аргументы разбивались о её непробиваемую логику. Он понял, что это не просто ссора. Это был конец. Но он всё ещё не мог поверить, что она способна на последний, самый страшный шаг. Он смотрел на неё и видел свою жену, женщину, с которой засыпал и просыпался, и не мог совместить этот образ с той хладнокровной мстительницей, что стояла перед ним. Она блефует. Она не сможет.
Видя, что он не собирается двигаться с места, Олеся молча достала из кармана джинсов свой телефон. Её движения были спокойными и будничными. Она разблокировала экран большим пальцем, провела по нему, открывая приложение социальной сети. Андрей следил за её руками, и его сердце колотилось где-то в горле. Он видел, как она открыла список друзей, набрала в поиске «Марина Бельская», и на экране появилась улыбающаяся аватарка жены Виктора.
— Леся, не надо… — прохрипел он, делая шаг к ней. — Пожалуйста… не делай этого.
Она проигнорировала его. Её палец завис над кнопкой «Написать сообщение», а затем сместился на страницу профиля, где был указан номер телефона. Она скопировала его, вставила в набор номера и нажала на зелёную кнопку вызова. И сразу же, глядя ему прямо в глаза, включила громкую связь.
— Нет! — он в панике бросился к ней, пытаясь вырвать телефон.
Но она была готова. Она сделала резкий шаг в сторону, выставив руку и упираясь ему в грудь. Он, потеряв равновесие, отшатнулся назад. В тот же момент из динамика телефона раздались длинные гудки, а затем весёлый, ничего не подозревающий женский голос.
— Алло?
Андрей замер, глядя на телефон в её руке с ужасом обречённого. Он слышал голос Марины, жены своего лучшего друга, и понимал, что это всё. Конец дружбе. Конец его репутации. Конец всему.
Олеся не отрывала от него взгляда. В её глазах не было ни триумфа, ни злорадства. Только холодная, пустая констатация факта. Приговор был приведён в исполнение.
— Марина, добрый вечер, — произнесла она ледяным, убийственно вежливым тоном. — Это Олеся, жена Андрея Кравцова. Звоню по одному неприятному, но очень срочному делу, которое касается свадебного подарка от нашей семьи…
