Ксения лежала на верхней полке плацкартного вагона и смотрела в потолок. Она то представляла, как встретится с Никитой, как он обнимет её, то считала стук колёс на стыках рельс, чтобы уснуть. Где-то в конце вагона снова заплакал ребёнок, и женщина на нижней полке заворочалась, завздыхала нарочито громко, словно ребёнок мог услышать этот недовольный вздох и замолчать.
Наконец, плач смолк, и вагон погрузился в сон. Кроме Ксении.
— Та-да-дам, та-да-дам, — стучали колёса.
— Триста двадцать шесть, триста двадцать семь, — вторила им Ксения.
«А вдруг он забыл меня? — от этой внезапной мысли она сбилась со счета. — Целый год прошёл. Он звонил всего раз, успел сказать пару фраз ни о чём. Но если бы не любил, вообще не позвонил бы…» — Ксения поёрзала на жёсткой полке, успокаиваясь.
«Жалко, что в армии не дают пользоваться сотовыми телефонами. Если не звонить, то хоть переписываться бы разрешали. Это больше похоже на живой разговор, чем бумажные письма. Ничего. Совсем скоро мы увидимся и наговоримся…» Ксения широко зевнула и закрыла глаза.
Поезд мчался без остановок, врезаясь в темноту ночи. Вагон покачивало из стороны в сторону. В такт его движению покачивалась на полке и Ксения. Ещё раз зевнув, она, наконец, провалилась в долгожданный сон.
Её разбудил шум. Снова плакал ребёнок, по вагону ходили пассажиры, приглушённо разговаривая. Ксения приподнялась на локте и посмотрела вниз.
— Проснулась? Я уж будить тебя хотела. Вставай, через полчаса приедем, — сказала женщина с нижней полки. Она сидела за столом и пила воду из пластиковой бутылки.
Ксения легко спрыгнула вниз и выглянула в проход. В туалет выстроилась приличная очередь. Она решила, что полчаса потерпит. Надела сапоги, куртку, взяла сумку с вещами и пошла в тамбур. Здесь ещё никого не было. Ксения смотрела окно, на всё чаще мелькающие деревни, станции. А сердце рвалось вперёд, опережая поезд…
После окончания школы Ксения уехала в Саратов учиться в мединститут. Можно было и поближе найти место учёбы, но в Саратове жил двоюродный брат матери, который согласился принять на первое время Ксению. Да и сам институт считался не хуже столичных.
С Никитой она начала встречаться в одиннадцатом классе. Жили в одном дворе. Из невзрачного белобрысого подростка он за одно лето вытянулся и превратился в красивого парня. У него была смуглая кожа и волосы цвета пшеницы, серые глаза и красиво очерченные губы. Один уголок их вечно был чуть приподнят, словно в усмешке. Ксения влюбилась в него сразу и бесповоротно. Она даже готова была пожертвовать своей мечтой и никуда не уезжать, но он всё равно уходил в армию. У его отца была автомастерская, где Никита тоже пропадал по вечерам. Будущее его было предопределено и понятно.
Учиться было сложно, латынь, постоянные зачёты… Ксения не смогла приехать на проводы Никиты. Простились по телефону. Писать Никита не обещал. Кто их сейчас пишет, бумажные письма? Да и год пролетит быстро. Пообещал, что будет звонить по возможности. Позвонил всего один раз, поздравил с днём рождения. Ничего особенного не сказала, но она две недели ходила счастливая.
***
Постепенно в тамбур набился народ, всем хотелось скорее покинуть душный вагон. За окном замелькали огни и очертания родного города.
Мама обрадовалась, крепко обняла Ксению.
— Папа уже ушёл на работу, не знает, что ты приехала. Раздевайся. Я сейчас тоже уйду, отпрошусь и вернусь. Ты отдохни пока. Чайник ещё горячий, — сбивчиво и суетливо говорила мама, то и дело, обнимая Ксению.
— Я не устала, всю ночь на полке провалялась. А ты Никиту видела? – спросила Ксения.
— В одном дворе живём, как не видеть, — вздохнула мама.
То, как она сказала и вздохнула, Ксении не понравилось.
— Мам, что? – спросила она.
— Каждый день вижу, как Светка к нему шастает. Глаза б мои её не видели. Мне она всегда не нравилась. Прилипала какая-то. То всё к тебе липла. Никогда не понимала вашей дружбы. Теперь вот к Никите прилипла. — Мама не заметила, как изменилось лицо дочери, как болью наполнились её глаза, и продолжала.
— Видела мать его в магазине. Набрала три пакета, еле потащила домой. Куда, спрашиваю, столько всего набрала, половину города на Новый год пригласить решила? А она и выдала, что свадьба у них намечается. Вот прямо завтра. Перед самым Новым годом. Так что, нет у тебя, доченька, больше ни парня, ни подруги. Не стала тебе говорить по телефону, расстраивать. Хотела даже отговорить приезжать к нам, да отец не позволил.
Ксения словно окаменела. Она так спешила, так мечтала… Слёзы закапали с ресниц. Мама обняла, прижала к себе, что-то говорила, успокаивая. Только Ксения ничего не слышала. «Свадьба завтра. Нет у тебя ни парня, ни подруги...» — звучали в ушах слова матери.
— Не плачь, не стоит он тебя. Ты врачом будешь, а он механик, вечно в масле ходи. Вот сокровище Светка отхватила. Не будет им счастья, помяни моё слово. Значит, не любит, если женится на другой. Ты прости, что ещё больнее тебе сделаю, только лучше уж сразу… Беременная вроде как Светка. Вот зараза, прости меня, господи.
Мама ушла, а Ксения немного пришла в себя и позвонила Светке, своей бывшей теперь уже подруге.
— Привет, Ксюш. Ты приехала? А я замуж выхожу! Приходи завтра в пять в кафе «Белочка»… Алло, ты здесь?
Ксения не ответила и отключилась.
В десять утра к подъезду дома напротив подъехали две белые иномарки. Какие-то парни в костюмах стали наряжать их цветами и шарами. Ксения всматривалась, надеясь увидеть Никиту. Он вышел позже, вместе с отцом и матерью. Ксения всё ждала, что он глянет в сторону её дома, но нет. Все расселись по машинам и уехали. За Светкой. В соседний двор.
Ксения то плакала, то металась по квартире, не зная, что делать. Потом решительно открыла шкаф. Все наряды остались в Саратове. На глаза попалось платье, которая она надевала на выпускной вечер. Ксения надела его.
— Ты куда собралась? Не на свадьбу ли? – в комнату вошла мама.
— Хочу посмотреть им в глаза, — сказала зло Ксения.
— Не ходи, не рви себе душу. Уже ничего не изменишь. Послушай меня…
Но Ксения не слушала. Она надела ботинки на толстой подошве, куртку, из-под которой выглядывал подол платья, замотала шею длинным шарфом в бело-красную полоску. Взглянув на себя в зеркало, ужаснулась.
— Доченька, ты что, так пойдёшь? – всплеснула руками мама.
Ксения подумала, что нужно переодеться в джинсы и тонкий свитер, но если она хоть на минуту задержится, то мама уговорит её остаться.
— Да, мама, именно так и пойду, — сказала Ксения и быстро вышла из квартиры. На улице она решительно пошла в сторону кафе «Белочка».
— Извините, кафе закрыто на спецобслуживание. – Преградил ей дорогу охранник.
— Так и я на свадьбу, — сказала Ксения, еле шевеля замёрзшими губами.
Мужчина внимательно посмотрел на неё и впустил. Ксения сняла куртку и прошла в зал с накрытым свадебным столом. Она ничего не чувствовала, кроме холода, её трясло. Ксения встала к батарее у большого окна, пытаясь согреться. Проходившие мимо официанты удивлённо косились на неё. Она понимала, что выглядит смешно и нелепо, но ей было всё равно.
Вскоре стали приходить гости. Ксения оторвалась от батареи и встала напротив дверей. Фотограф и ещё несколько человек вошли в зал и уставились на неё. В грубых ботинках, в нежно-зеленом лёгком платье, с растрёпанной после капюшона причёской, она была похожа на сумасшедшую. Гости стали перешёптываться, обходить её. И тут Ксения увидела Никиту в строгом темно-синем костюме, а рядом с ним какое-то белое облако. Она не сводила глаз с Никиты. Он остановился, побледнел, с его лица сползла счастливая улыбка…
— Девушка, вы мешаете, отойди в сторонку, — тихо сказал ей фотограф и потянул её за руку.
Ксения вырвала руку и бросилась вон из зала. Никита и белое облако едва успели отступить в разные стороны, пропуская её.
Ксения не помнила, как дошла до дома. К вечеру у неё поднялась высокая температура, и все новогодние праздники она провела в постели. Мама сказала, что приходила Света, но она её не впустила. Как только температура спала, Ксения уехала в Саратов.
Летом она приезжала домой. Мама сказала, что отец Никиты купил молодым квартиру, здесь они появляются редко. Но Ксения всё равно уехала в Саратов, пробыв у мамы всего неделю. Она устроилась в больницу санитаркой, чтобы заработать немного. Там и познакомилась с интерном, и на последнем курсе вышла за него замуж.
Отец сильно болел и они с мамой на свадьбу не приехали. Получив диплом, Ксения поехала к родителям.
— А ты что же одна? Мы тебя с мужем ждём, — сказала мама.
— Он хирург, больные ждать не могут. Через неделю выйдет его коллега из отпуска, и он приедет. Не переживайте, скоро увидите зятя. А папа как?
— Плохо. Ой, дочка, чувствую, недолго ему осталось, — мама беззвучно заплакала.
Онкология, чем тут поможешь. Отец угасал, похудел сильно, почти ничего не ел.
Однажды Ксения вышла из дома и чуть не попала под колёса внедорожника, въехавшего во двор. Хотела наорать на водителя, что нельзя так ездить, во дворе много детей. Машина остановилась, и из неё вышел Никита.
— Ксюш, привет! Вот так встреча. Я не узнал тебя в первую минуту. Хотел наорать на тебя, что под колёса кидаешься. Какая ты стала.
— И ты изменился. – Ксения чувствовала, что лицо заливает краска, а сердце рвётся из груди наружу.
— Ты насовсем вернулась или в отпуск? Окончила институт? – спросил Никита.
— Ты помнишь? – обрадовалась Кения. — Извини…
Никита не дал ей договорить.
— Я так просто тебя не отпущу. Слушай, садись в машину, а то стоим тут на глазах у всего двора.
И она села. Только когда немного успокоилась, спросила, куда они едут.
— Подальше отсюда. Не бойся, верну в целости и сохранности. Знаешь, я часто тебя вспоминаю. Ну и шороху ты навела тогда в кафе. Я долго в себя прийти не мог. Только потом Светка призналась, что пригласила тебя.
Машина свернула к заправке, объехала колонки и здание, остановилась перед железной дверью с другой стороны.
— Выходи из машины. Здесь нам никто не помешает разговаривать.
Он открыл дверь, и они вошли в небольшую комнату. Тумба с телевизором, шкаф, стол и узкий диван. Вот и всё убранство комнаты.
— Моё временное убежище. Здесь я часто скрываюсь от Светки, когда сил нет терпеть. Она не знает про него.
— Никита, я замужем и…
— Да мне ничего от тебя ничего не надо, прошу только, выслушай. Чай будешь? Кофе? Я сейчас принесу. Не бойся, сюда никто не войдёт. — Он вышел через дверь в стене и минут через десять вернулся с кофе и вкусно пахнущим пакетом.
Они сидели на диване, ели бургеры, запивая кофе. И вспоминали школу. Никита рассказал, как за него вцепилась Светка, когда он вернулся из армии, проходу не давала…
— Это наша с отцом заправка. А Светке всё мало. Дома сидит, не работает, только тряпки покупает. Дочь у бабушки живёт почти постоянно. Мы не разговариваем, только ругаемся. Она от ревности совсем свихнулась. А когда мне гулять? Я практически живу на работе. Честно говоря, домой и не тянет. Бегу, как конь по манежу, остановиться не могу, подумать, а зачем бегу?
Я часто думаю, почему я тогда повёлся на неё? Ведь не нравилась она никогда. Прилипла ко мне, как рыба прилипала. Глазом моргнуть не успел, как увяз по самые уши. Стыдно было видеть тебя. Знал, что нет мне оправдания, потому и не приходил. А ты как?
— Нормально. Замуж вышла, отец умирает. Мне казалось, родители будут жить вечно. Не ценила, что они есть у меня, редко приезжала. Нам пора. – Ксения поднялась с дивана.
— Ксюш, я не видел тебя столько лет… — Он потянул её за руки к себе.
От поцелуев закружила голова. Исчезло время, люди, события. Ничего не осталось, кроме них двоих…
— Не нужно было нам… — сказала Ксения, тесно прижимаясь к Никите на узком диване, теребя лежавший на его груди армейский жетон. Он взял её руку, поцеловал.
— Я так счастлив сейчас. Ради этих минут и стоило жить. У нас со Светкой всё очень плохо. Может, ну его, бросить всё, уехать куда-нибудь…
— Никита, пора. Мама меня потеряла, наверное. Я в аптеку вышла за лекарствами. – Ксения села, ожидая, когда встанет Никита.
— Да, поедем. Мы увидимся ещё? – спросил он, одеваясь.
— Нет. Послезавтра приезжает мой муж. Не надо, Никита. – Она отстранилась, когда он хотел снова её поцеловать.
Назад ехали молча. Ксения ни о чём не жалела. Всё произошло естественно, словно так и должно было быть.
— Ты где была? – Мама пристально смотрела на дочь. — С ним? Так я и думала. Что ты творишь?
— Мам, не начинай. Я все эти годы будто не жила, заледеневшая была, а теперь могу жить, дышать, понимаешь?
— Понимаю, дочка. Ох, как понимаю. А как же Родион?
— А что Родион? От отчаяния вышла за него. Я так счастлива. Ой, мама, что теперь будет? – Ксения уткнулась в плечо матери и заплакала.
Когда она поняла, что беременная, промелькнула мысль, что если бы от Никиты, была бы этому только рада. Осталась бы память об этой сумасшедшей встрече. «Да нет, вряд ли».
Она родила мальчика. Только когда он подрос и стал отчаянно напоминать Никиту, Ксения поняла, чей он сын. Сначала хотела признаться Родиону.
Но у Никиты своя жизнь, семья, дочь. Родион любил сына. Стоит ли говорить правду? Пусть всё останется как есть. Тем более, муж никогда ничего не узнает. Он не видел Никиту, не усомнится в отцовстве. У них даже группы крови совпадают. Она узнала об этом ещё тогда, на заправке, когда лежала рядом с Никитой на тесном диване и разглядывала армейский жетон на цепочке. Третья положительная. От этого ей всегда становилось тошно. Словно этот факт помогал ей скрыть её грех. А может, и не было никакого греха. Она получила то, что всегда принадлежало ей. Теперь она будет любить сына, а в нём Никиту.
Прошло почти четырнадцать лет.
Родион уехал на международный симпозиум, а Ксения с сыном поехала в свой родной город. Платон упирался и ныл, что ему нечего там делать, он большой и прекрасно мог бы остаться дома. Но Ксения была непреклонна.
— Бабушка и так тебя не видит. Всего на неделю. Потом за нами приедет папа.
— Господи, как вырос, совсем взрослый. А красивый какой, — охала бабушка и все старалась обнять внука, который был выше её на голову. Платон недовольно морщился, но терпел.
— А ты основа одна? – спросила мама у Ксении.
— Родион в Швеции. Вот и решила тебя проведать. Мам, как же я соскучилась. Как ты одна? Прости, что редко приезжаем.
— Да я привыкла. Сейчас чайник поставлю.
— Мам, сядь, не суетись, Посиди, расскажи, что тут у вас, — удержала её Ксения.
— Всё по-старому. Нечего рассказывать. Хотя… есть кое-что. – Мама покосилась на Платона. Он сидел в наушниках, уставившись в телефон.
— Отец у Никиты умер, он стал владельцем заправки. А Светка завела себе любовника из местных авторитетов. Он ли, или кого наняли, только избили Никиту, еле выжил. И убили бы, если бы не переписал всё на неё, змею эту. Всё имущество отобрала у него и выгнала на улицу. Живёт он заправке, работает там, заправляет машины. Вот так-то вот. Сам виноват, нечего было с ней связываться. Владеет теперь она заправкой и мастерской вместе со своим любовником. У вас всё хорошо? Родион ни о чём не догадывается? – понизив голос, спросила мама.
— Нормально, мам. Как у всех.
Они уезжали поздним вечером.
— Храни вас, Бог. – Мама перекрестила их на прощание.
— На заправку заедем, — сказал Родион, выехав из города.
— Давай не здесь. — Беспокойно заёрзала на сиденье Ксения.
— А где? До другой мы можем не дотянуть. Чем тебе эта не нравится?
Родион остановил машину у колонки, вышел, сказав кому-то номер, каким заправить машину, и направился в здание.
Ксения оглянулась. Платон сидел в наушниках и слушал музыку, прикрыв глаза. Она вышла из машины. В обросшем и сутулом мужчине с трудом узнала Никиту.
— Никита?!
Он вздрогнул.
— Как ты? Слышала о твоих бедах, — сказала Ксения.
— Всё хорошо. Это муж твой? – Он мотнул головой в сторону здания, куда ушёл Родион.
— Мам, где папа? – из окна выглянул Платон.
— Твой сын? – Голос Никиты дрогнул.
Ксения замерла, видя, как напряжено Никита всматривается в лицо подростка. Заправка хорошо освещалась.
— Папа идёт, — бросил Платон, и его голова исчезла из окна. Ксения выдохнула.
— Садись в машину, — сказал Родион, протягивая Никите сторублёвку.
Выезжая с заправки, Ксения видела в боковое зеркало Никиту, стоявшего на дороге.
— Знакомый? – спросил Родион.
— Город небольшой, здесь все друг друга знают. Это бывший одноклассник.
— Бывший владелец? Слышал эту историю. Не повезло мужику.
«Ещё как не повезло», — подумала Ксения, глядя на освещённую фарами ленту дороги, бегущую ей навстречу…
«Несчастная любовь – это как… боль в горле. Вполне совместимая с жизнью, просто неприятно, но и не думать о ней невозможно. Помогает ненадолго чай с лимоном и медом, а еще – время и молчание. Когда говоришь, только больнее становится – даже дыхание перехватывает»
Эльчин Сафарли «Если бы ты знал»
