— Маш, ты сама всё прекрасно понимаешь, — Артём снял очки и положил их на стол. — Ну не могу я сейчас помочь. У меня на работе завал.
Маша замолчала. Она стояла у окна, сжимая в руках счёт за детский сад. Глаза слипались: младший, Тошка, снова не спал ночью, а старшая Настя разболелась и просила, чтобы мама не уходила утром.
И всё бы ничего, если бы Артём хоть как-то участвовал в этом хаосе. Но он только приходил поздно вечером, ел ужин в тишине и уходил в спальню, уткнувшись в ноутбук.
— Там две с половиной тысячи, — всё же сказала Маша. — У меня на карте триста рублей. Я бы и не просила, но мне за газ и свет на этой неделе тоже платить.
— Маша, я тебе ещё в прошлом месяце давал сверх бюджета, — вздохнул Артём, как будто она просила его о чём-то возмутительном. — Ты же сама согласилась, что мы в бюджет вкладывается в равной степени. Сколько ты, столько и я. Я не могу каждый раз вытаскивать деньги из своего кармана просто потому, что ты мало зарабатываешь.
— Я мало зарабатываю, потому что у меня на руках маленький ребенок, да и старшая тоже все время на мне. Готовить, убирать, в магазин ходить — это все не работа, да?
Он помолчал, потом встал и подошёл к комоду. Из ящика достал тысячную купюру.
— Вот. Возьми. Больше нет, — он протянул ей деньги с таким лицом, будто отдавал последнее.
Маша кивнула. Сердце стучало медленно, гулко. Не от злости, скорее, от усталости.
— А как же твоя поездка на выходных? — вдруг спросила она. — Ты говорил, вы с ребятами в лес хотите. Там же аренда, мясо, бензин…
— Не твоё дело, — отрезал он. — Мои друзья, мои деньги. А тебе я дал. Всё.
Она даже не удивилась. Просто села на диван, держа в руке эту тысячу, как подачку.
— А если я заболею, Артём? — тихо произнесла она. — Кто тогда всё будет оплачивать?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Надеюсь, не заболеешь.
Этой ночью Маша не плакала. Плакать — это когда надеешься. А она уже не надеялась. Всё стало понятно. Не за один вечер, не за один разговор, а за год, может, больше.
Как он стал чужим. Как исчезла поддержка, как осталась только обязанность. В его глазах она не партнёр, не мать его детей, не человек, с которым вместе строили быт. А просто соседка, которая вечно просит денег.
На следующее утро Маше позвонила Светлана, у которой та убиралась раз в неделю, и сказала, что есть вариант подработать в субботу — большая квартира, оплата сразу. Маше показалось это даже чем-то символичным — пока Артём будет жарить шашлыки с друзьями, она будет мыть чужой пол, чтобы заплатить за сад.
Но главное — она начала думать. Не о том, как выжить. А о том, как выбраться.
В субботу с утра Маша собрала волосы в пучок, надела старую футболку и выскользнула из дома, пока Артём ещё спал. Дети ночевали у бабушки, которой она сказала, что надо съездить по делам.
Маша поехала убирать элитную квартиру в новостройке, где жил какой-то айтишник с котом и кучей техники.
Жилье оказалось пугающе безжизненным. Белые стены, мебель по каталогу, холодильник, полный еды, но ни одной живой мелочи. Маша чистила плитку в ванной и думала о себе.
Ей вдруг стало ясно, что в какой-то момент всё, что она делала, было ради стабильности, спокойствия. Но ведь спокойствия-то нет. Есть вечный страх. Страх остаться без копейки, быть виноватой во всём, стать уставшей тенью самой себя.
После уборки хозяин квартиры оставил ей четыре тысячи. Четыре. За утро. Он даже поблагодарил — «приятно было иметь дело». Маша кивнула, спрятала деньги в задний карман джинсов и ушла, ощущая себя не уставшей, а свободной.
На обратном пути зашла в «Пятёрочку», купила фруктов детям, кофе себе и мимоходом — блокнот. Обычный, в клетку, с плотной обложкой. Вечером, когда дети уснули, она достала блокнот и написала сверху: «План выхода».
Она не была уверена, что сможет уйти. Но быть уверенной не обязательно. Главное — начать.
— Маш, — окликнул её Артём из гостиной, — ты ужин не приготовила?
— Не успела, — спокойно ответила она. — Можешь сам. Я работала.
Он пробурчал что-то, но в кухню так и не пошёл. Через полчаса заказал себе пиццу. Маше стало почти весело: вот он, самостоятельный муж, который на словах — добытчик и опора, а на деле — обиженный мальчик с промокодом на доставку.
На следующий день она пошла к Светлане. Уборка, окна, холодильник. Потом — ещё одна квартира, где работала по вечерам, пока дети были с бабушкой. Деньги откладывала — не все, но хоть что-то. Подумывала, не вернуться ли к удалённой работе — раньше, до Тошки, она вела пару соцсетей. Подруга как раз предлагала ей написать посты для салона. Маша согласилась.
Однажды вечером, закинув ноги на табурет и потягивая чай, она заметила, что больше не ждёт. Ни помощи, ни перемен, ни ласковых слов. Она просто делает.
И в этом была вся разница.
С мужем они почти не разговаривали. Всё свелось к коротким фразам: «где ключи», «куда ушла Настя», «передай соль». Иногда он смотрел на неё как на чужую: с настороженностью, будто не узнаёт. Видимо, чувствовал, что она меняется. Становится другой. Неподвластной.
И однажды он спросил:
— У тебя кто-то появился?
Маша удивилась. Засмеялась даже.
— Нет, Артём. Просто у меня появилась я.
Он не понял. Только фыркнул и снова ушёл в свою комнату.
А она снова открыла блокнот. И на следующей странице написала: «Что мне нужно, чтобы уйти». Впервые — не с болью, не с жалостью к себе. А с холодной, практичной ясностью. Куда, на что, когда.
К середине весны всё изменилось, хотя снаружи всё выглядело по-прежнему. Те же будни, те же завтраки наспех, те же мультики по утрам и крики «мама, где мои носки?». Но внутри Маша уже не была той женщиной, что жила ожиданием.
Она больше не просила, не объясняла, не ждала. У неё появился план.
Она нашла ещё две квартиры на уборку по выходным. Это означало, что пришлось отказаться от отдыха, но деньги шли в отдельную копилку. «Резерв», как она её называла, с чёткой целью — депозит на съём жилья.
С подругой детства, Леной, они договорились: если вдруг станет совсем плохо, то на первое время можно с детьми пожить у неё, в двухкомнатной квартире. Лена только развелась и сама воспитывала сына. Они понимали друг друга с полуслова. Маша надеялась, что до этого не дойдёт, но знать, что есть куда пойти, было радостно.
Всё окончательно рухнуло внезапно, в один день.
Маша пришла с работы позже обычного. Тошка спал, Настя сидела в своей комнате, делала поделку из цветной бумаги. В квартире пахло картошкой — Артём, видимо, всё же решил поесть «по-домашнему».
— Где ты была? — встретил он её, с этой своей интонацией, как будто она ему чем-то обязана.
— Работала, — спокойно ответила Маша, раздеваясь. — Сказала же, что буду поздно.
— Что за работа такая, чтоб до девяти шляться?
Она посмотрела на него. В его голосе звучало что-то новое — не раздражение и даже не злость, а контроль. Как будто он почувствовал, что теряет власть, и начал хватать за поводок.
— Артём, я взрослая. Тебе не стоит спрашивать, где я была, можешь разве что поинтересоваться, не устала ли. Но тебе же всё равно.
Он шагнул ближе.
— Ты как разговаривать со мной начала. С каких пор ты вообще…
— С тех пор как поняла, что чувства в этом доме ничего не значат.
— А ты что думала, у нас вечная любовь? — вдруг зло усмехнулся он. — Я тебе крышу над головой дал, дети при мне, что тебе ещё надо?
Маша замерла.
Вот и оно.
— Спасибо, что наконец сказал, — прошептала она. — Теперь я точно знаю, что ухожу.
Он рассмеялся. Презрительно.
— Уходи. Под мост, что ли? Где ты жить будешь, с двумя детьми?
— Уж точно не под одной крышей с тем, кто считает, что дал мне приют, как кошке.
Артём вышел, хлопнув дверью. У Маши внутри всё сжалось. Страх был, куда же без него. Но и облегчение тоже.
На следующее утро она записалась к юристу — проконсультироваться по поводу развода и алиментов.
Вечером забрала детей, обняла их и впервые за долгое время не чувствовала себя беспомощной. Они смеялись, лепили вареники, Настя рассказывала, как мальчик из её класса влюбился в одноклассницу. Тошка ковырялся в муке.
А в комнате за стеной Артём пил пиво. Молча. Один.
Он не знал, что уже проиграл.
Через две недели она съехала.
Не было громкой сцены, не было скандала. Просто один вечер — и такси под окном, сумки, детские рюкзачки, пакет с игрушками и папка с важными документами. Маша заранее договорилась с Леной, и та открыла им дверь как родным.
— Ну, здравствуй, новая жизнь, — сказала Лена, когда дети устроились на полу с планшетом и яблоками.
Маша кивнула. Она не плакала. Её слёзы закончились раньше. Сейчас внутри была пустота, но не страшная, а светлая. Как новая квартира без мебели — пока ничего нет, но всё можно устроить по-своему.
Она оставила Артёму короткую записку:
«Мы ушли. Не звони. Все вопросы через юриста.
Маша».
Он не позвонил. Не написал. Только один раз пришло сообщение:
«Ты всё испортила».
Маша посмотрела на экран и выключила телефон. Испортила? Нет. Она просто перестала быть удобной, перестала быть тенью. Начала дышать.
Суд тянулся несколько месяцев. Артём пытался выкручиваться: то доходов «нет», то с детьми видеться хочет, то алименты «буду переводить напрямую, а не по решению». Но Маша больше не вела себя мягко. Её вел юрист — женщина с холодным голосом, но с доброй улыбкой.
— Ты не первая. И не последняя. Но главное — ты уже не та, что пришла ко мне, — сказала она после последнего заседания.
Они выиграли. Алименты назначили официально, право проживания детей с матерью подтвердили без споров.
К лету Маша сняла небольшую двухкомнатную квартиру. Светлую, с балконом и старенькой мебелью. Она повесила над столом табличку, которую сделала Настя в школе:
«У нас дома уютно, потому что мы любим друг друга».
Она смеялась, когда Тошка намазал вареньем подоконник. Она ругалась, когда Настя забывала выносить мусор. Она уставала. Часто. Иногда сильно. Но она знала — это всё её. Это не клетка, а пространство. Где можно ошибаться, расти, жить.
Работы было много. Уборка, тексты, иногда — помощь в агентстве, которое искало нянь и сиделок. Вечерами она сидела с чашкой чая и писала. Не в блокнот — в компьютер. Писала истории женщин, таких, как она сама. Хотела сделать сайт, назвать его «Женщины с голосом».
Однажды Артём всё же пришёл. Неожиданно. Стоял у подъезда, с пакетом игрушек.
— Привет, — неловко сказал он. — Можно увидеться?
Маша вышла на улицу. Дети были у Лены на ночёвке.
— Зачем?
Он пожал плечами.
— Просто… не знаю. Хотел узнать, как вы. Я скучаю по ним.
— По ним пожалуйста. По мне уже поздно.
Он кивнул. Потом поднял глаза и тихо произнёс:
— Прости, если…
— Не надо. Мы просто увидели друг друга такими, какие есть. Я — сильнее, чем думала. А ты — слабее, чем казался.
Он опустил глаза. И ушёл.
Маша вернулась домой и закрыла дверь.
Потом достала свою старую кружку, включила свет и села писать новый текст:
«Женщина, которая вышла из дома. И больше туда не вернулась. Потому что дом — это там, где тебя любят. А не там, где тебя терпят».
