Марина впервые заметила это в марте, когда Игорь положил трубку и сказал, что маме нужно помочь с холодильником. Старый сломался, новый стоит пятьдесят тысяч. «Ну, мы же можем?» — спросил он, и в его голосе была такая непринуждённость, словно речь шла о покупке хлеба.
Могли. Марина зарабатывала в три раза больше мужа — работала коммерческим директором в крупной строительной компании, тащила на себе контракты, переговоры, командировки. Игорь преподавал в техническом колледже, получал свою скромную зарплату и особо не парился. Холодильник купили. Потом была история с племянницей Настей — та поступала в университет, нужны были деньги на репетиторов. Двадцать пять тысяч в месяц, полгода. Марина согласилась. Настя была хорошей девочкой, старалась.
Летом сестра Игоря Людмила попросила помочь со свадьбой дочери — той самой Насти. «Ну вы же понимаете, у нас с Вадимом не особо», — говорила она, попивая чай на их кухне. Марина понимала. Людмила работала воспитательницей в детском саду, муж — прорабом, деньги у них были, но на пышную свадьбу не хватало. Марина выделила двести тысяч. Людмила расплакалась от благодарности, обняла её, называла сестрой.
На свадьбе Марину посадили за дальний стол. Рядом с коллегами Вадима, которых она не знала. Игорь сидел за столом молодых, со своей роднёй, смеялся, чокался. Людмила подходила к их столику целовать всех, благодарить, а когда дошла до Марины, кивнула натянуто: «Спасибо, что пришла». Марина тогда подумала, что, возможно, ошиблась, не расслышала. Но ощущение неловкости осталось.
Осенью свекровь, Валентина Петровна, сломала руку. Нужен был платный травматолог, хорошая клиника, потом реабилитация. Ещё тридцать тысяч. Марина отдала без разговоров. Валентина Петровна позвонила поблагодарить, но в её голосе была не благодарность, а что-то вроде признания должного. «Ты у нас молодец, Мариночка, — сказала она. — Игорёк удачно женился».
Удачно женился. Не «мы рады, что ты в нашей семье», не «спасибо за помощь». Удачно женился.
В ноябре нагрянула вся семья. Валентина Петровна, Людмила с Вадимом, Настя с молодым мужем Артёмом. Уселись на кухне, Марина поставила чайник, выложила печенье. Говорили о чём-то незначительном — о погоде, о телевизоре, о соседях Валентины Петровны. Потом разговор перешёл на планы.
— А мы вот тут с Людой думаем, — начал Вадим, — может, на Новый год в Турцию махнуть? Настька с Артёмкой хотят, мы бы с ними. Но дорого, конечно.
Он посмотрел на Марину. Все посмотрели. Игорь молчал, изучал узор на скатерти.
— Почему бы не поехать? — осторожно сказала Марина.
— Ну так денег нет особо, — пояснил Вадим, и улыбка его была абсолютно бесстыдной. — Думали, может, вы с Игорьком поможете? Ну, как обычно.
Как обычно. Будто это была её обязанность — оплачивать их желания. Марина посмотрела на мужа. Игорь по-прежнему молчал.
— Это не «как обычно», — сказала Марина. — Мы помогали в сложных ситуациях. Холодильник, учёба, свадьба, лечение. Отдых в Турции — это не сложная ситуация.
Воздух на кухне как будто сгустился. Валентина Петровна поджала губы.
— Вот как, значит, — произнесла она. — А мы-то думали, что ты за семью.
— Я за семью, — ровно ответила Марина. — Но быть за семью — не значит быть банкоматом.
— Вот видите, — Людмила обратилась к остальным, игнорируя Марину. — Я же говорила. Чужая она, чужая и осталась. Гордыня у неё. Деньги заработала и возомнила о себе чёрт-те что.
Марина почувствовала, как поднимается не гнев, а холодная ясность. Она встала, прошла в комнату, закрыла дверь. Сидела на кровати, слушая приглушённые голоса из кухни. Игорь что-то говорил, возражал вяло. Потом семья ушла. Хлопнула входная дверь.
Игорь вошёл в спальню минут через десять. Выглядел усталым.
— Маринка, ну зачем ты так?
— Так как?
— Ну, резко. Могла бы помягче.
— Помягче? — Марина посмотрела на него. — Игорь, они попросили меня оплатить им отпуск. Не лечение, не учёбу. Отпуск. И когда я сказала «нет», твоя мать назвала меня чужой.
— Мама эмоциональная, ты же знаешь.
— Твоя мама решила, что я обязана содержать всю вашу родню. И ты молчал. Ты даже не попытался меня защитить.
Игорь сел рядом, потёр лицо ладонями.
— Я не знал, что сказать. Они действительно привыкли, что мы помогаем.
— Помогаем или я помогаю? Игорь, это мои деньги. Я зарабатываю, я отдаю. А они даже спасибо толком не говорят. Твоя сестра на свадьбе дочери посадила меня за дальний стол. Твоя мать сказала, что ты «удачно женился».
— Ну что ты, — Игорь попытался обнять её, но Марина отстранилась. — Они просто не умеют выражать благодарность.
— Они умеют требовать.
— Ладно, ладно. Больше не будем. Договорились?
Марина не ответила. В груди всё ещё жгло.
Через неделю Валентина Петровна позвонила Игорю. Марина слышала обрывки разговора — он говорил тихо, но радостно. Положил трубку и улыбнулся виноватой улыбкой.
— Мама напомнила про юбилей. Пятнадцатого декабря. Ей шестьдесят.
Марина знала. Валентина Петровна заикалась об этом ещё летом. «Хочется красиво отметить, — говорила она. — Всю жизнь работала, никогда себе не позволяла. Хочется ресторан, красивый торт, родных всех собрать».
— Я ей обещал, что устроим праздник, — сказал Игорь. — Ресторан, человек тридцать, ведущий, музыка. Ну, ты понимаешь. Мама ждёт.
— Сколько это стоит?
— Ну, тысяч двести, наверное. Может, чуть больше.
Марина медленно кивнула.
— И ты обещал.
— Да, я обещал. Это же мама. Ей шестьдесят.
— За мой счёт обещал?
Игорь замялся.
— Маринка, ну мы же семья…
— Твоя родня больше не получит ни копейки, — сказала Марина.
Голос её был спокоен, но Игорь побледнел, словно услышал что-то страшное.
— Что?
— Ты слышал. Ни копейки. Ни на юбилей, ни на что другое.
— Маринка, это мама. Её юбилей. Я уже всё обещал.
— Обещать можно много чего. Ты обещал, ты и выполняй.
— У меня нет таких денег!
— Тогда у твоей мамы не будет ресторана.
Игорь встал, прошёлся по комнате. Марина сидела на диване, держала в руках чашку остывшего чая. Внутри неё было странное спокойствие. Решение уже приняли за неё — там, на кухне, когда Людмила назвала её чужой. Когда Валентина Петровна сказала про удачную женитьбу. Когда Игорь молчал.
— Ты не можешь так, — сказал Игорь. — Это жестоко.
— Жестоко — это считать меня банкоматом. Жестоко — требовать денег на отпуск. Жестоко — обещать за чужой счёт.
— Но как же мама? Что я ей скажу?
— Это твоя проблема.
— Марина!
Она посмотрела на него. В его глазах была паника — не за мать, не за праздник. За себя. Он понимал, что теперь именно на него обрушится недовольство родни. Именно ему придётся объяснять, почему жена отказалась платить.
— Ты хочешь выставить меня виноватым, — сказал он.
— Не я хочу тебя выставить. Ты сделал это сам, когда пообещал за мой счёт. Когда молчал, пока твоя семья меня оскорбляла. Когда решил, что мои деньги — это общая касса, из которой можно черпать бесконечно.
— Но я же не специально…
— Именно специально, Игорь. Ты просто привык. Привык, что я заплачу, решу, организую. Что я не буду возражать, потому что мы же семья. Но знаешь, что я поняла? Для твоей семьи я не родная. Я кошелёк на ножках. Удобный, молчаливый. И ты это позволил.
Игорь сел на стул, опустил голову. Молчал долго. Потом сказал тихо:
— Ну хорошо. А что мне теперь делать?
— Это твоя мать. Придумай.
Следующие две недели были тяжёлыми. Валентина Петровна звонила ежедневно — Игорю, не Марине. Марина слышала его разговоры — виноватые, запутанные. Он пытался объяснить, что денег нет, что ситуация сложная. Валентина Петровна не понимала. Вернее, не хотела понимать.
«Как это нет? У Марины же есть! Что она, жадничает? На свою мать не жадничает, поди?» Голос свекрови был слышен даже на расстоянии — резкий, обиженный.
Игорь пытался сопротивляться, но слабо. Марина видела, как он сжимается под напором материнского недовольства. Несколько раз он подходил к ней, пытался заговорить.
— Маринка, может, хоть немного? Ну хотя бы тысяч пятьдесят? На скромный банкет?
— Нет.
— Но мама…
— Игорь, нет.
Он приуныл, ушёл звонить знакомым. Пытался занять денег. Удалось собрать тысяч тридцать — с друзей, с коллег. Для ресторана мало. Валентина Петровна предложила отметить дома, скромно. Игорь согласился, но мать была недовольна. Марина слышала их разговор по телефону.
«Я всю жизнь мечтала о красивом празднике, — говорила Валентина Петровна, и в голосе её звучали слёзы. — Всю жизнь на всех работала, себе ничего не позволяла. Думала, сын устроит, побалует на старости лет. А он не может. Вернее, жена ему не даёт».
— Мам, это не так…
— Это именно так! Деньги у неё есть, Игорь. Все знают, что она зарабатывает. Просто она жадная. Чужая.
Игорь попытался возразить, но голос его был слаб. Потом он положил трубку, сел на диван, уронил лицо в ладони. Марина стояла в дверях, смотрела на него.
— Тяжело? — спросила она.
— Ты слышала?
— Слышала.
— Мама считает, что ты виновата.
— Знаю.
— И Людка тоже звонила. Говорит, что я подкаблучник. Что мною крутит.
Марина подошла, села рядом.
— А ты что думаешь?
Игорь долго молчал. Потом сказал тихо:
— Я думаю, что они правы. Отчасти.
— В чём правы?
— Что я слабый. Что не смог постоять за мать.
— Постоять за мать — это требовать от жены денег на чужие прихоти?
— Это не прихоть. Это её праздник.
— Игорь, — Марина повернулась к нему, — давай честно. Когда в последний раз твоя мать интересовалась мной? Не тобой, не деньгами. Мной. Как у меня дела, не устала ли, не нужна ли помощь?
Он молчал.
— Никогда, — ответила за него Марина. — Ни разу. Я для неё — источник финансирования. И для Людмилы тоже. И ты это видел, но молчал. Потому что так удобнее. Мне платить, тебе хвалу получать. «Игорёк такой заботливый, маму не забывает».
— Я не хотел…
— Знаю. Ты не хотел конфликта. Хотел, чтобы всем было хорошо. Но знаешь, что получилось? Получилось, что хорошо было всем, кроме меня. Я платила, молчала, терпела. А когда сказала «хватит», я стала виновата. Чужая. Жадная.
Игорь закрыл лицо руками.
— Что мне делать?
— Выбирать. Твоя семья или я.
— Это нечестно.
— Почему?
— Нельзя заставлять выбирать между матерью и женой.
— Можно, если мать требует, чтобы жена содержала всю родню. Если мать оскорбляет жену, а сын молчит. Игорь, я не прошу тебя отказаться от матери. Я прошу тебя защитить меня. Встать на мою сторону. Сказать им, что я не банкомат.
— А если они обидятся?
— Пусть обижаются.
Он смотрел на неё долго. Потом кивнул — медленно, неуверенно.
Юбилей отметили дома, у Валентины Петровны. Пришли Людмила с семьёй, несколько соседок, пара дальних родственников. Игорь купил торт, шампанское, нарезки. Скромно. Марину не пригласили. Точнее, Валентина Петровна сказала: «Ты, Игорь, приходи. А Марина пусть остаётся, если не хочет помогать».
Игорь поехал один. Вернулся поздно, пьяный и мрачный. Рухнул на кровать, закрыл глаза.
— Как прошло? — спросила Марина.
— Ужасно.
Она не стала расспрашивать. Легла рядом, выключила свет. Игорь лежал неподвижно, но она чувствовала — он не спит.
— Они весь вечер говорили о тебе, — сказал он вдруг. — Мама, Людка, Вадим. Говорили, что ты испортила праздник. Что я слабак, раз позволил жене командовать. Настя молчала, но видно было, что согласна. И я сидел, слушал. И понял, что они никогда не остановятся. Что для них ты всегда будешь виновата, если не даёшь денег. А я — если не заставлю тебя дать.
Марина промолчала.
— Я пытался объяснить, — продолжал Игорь. — Сказал, что ты много помогала. Холодильник, учёба, свадьба. Мама отмахнулась: «Ну и что? Раз помогла, значит может помогать. Мы же семья». Я спросил: «А она для вас семья?» Мама посмотрела на меня, как на идиота. «Она жена твоя, — сказала. — Обязана».
Марина повернулась к нему. В темноте видно было только силуэт.
— И что ты ответил?
— Ничего. Встал и ушёл. Мама кричала вслед, Людка пыталась остановить. Но я ушёл.
Он замолчал. Потом добавил тихо:
— Прости.
— За что?
— За то, что не понимал. За то, что молчал. За то, что позволил им обижать тебя. Я думал, что если подождать, всё как-то само рассосётся. Но не рассосалось. Стало хуже.
Марина протянула руку, нашла его ладонь. Сжала.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что понял. Не сразу, но понял.
Они лежали в тишине. Потом Игорь сказал:
— Я позвоню маме завтра. Скажу, что так больше нельзя. Что ты моя жена, и я на твоей стороне. Что если она хочет общаться, она должна уважать тебя. Иначе… иначе не знаю что. Но так нельзя.
— Они обидятся.
— Пусть. Может, поймут со временем. А может, нет. Но я больше не буду молчать.
Марина не ответила. Просто лежала рядом, держала его за руку. За окном падал снег — медленный, декабрьский. Год подходил к концу.
Утром Игорь позвонил матери. Марина не слушала специально, но голоса были громкие. Валентина Петровна кричала, Игорь не отступал. Разговор длился минут двадцать. Когда он закончился, Игорь вышел на кухню бледный, но спокойный.
— Ну вот, — сказал он. — Мама обиделась. Сказала, что я предал семью. Что выбрал чужую женщину вместо родной матери.
— Я же не чужая, — тихо произнесла Марина. — Мы десять лет женаты.
— Знаю. Я ей так и сказал. Она не услышала. Или не захотела слышать.
— Что будешь делать?
Игорь пожал плечами.
— Подожду. Может, остынет. А может, нет. Но по-другому уже не могу. Прости, что так долго тянул.
Марина обняла его. Впервые за много недель почувствовала, что он действительно рядом. Не между ней и родней. Рядом с ней.
Валентина Петровна не звонила месяц. Потом позвонила Людмила — не Марине, Игорю. Говорила долго. Игорь слушал, иногда кивал, иногда возражал. Повесил трубку и сказал:
— Людка сказала, что я вырос. Что раньше был маменькиным сынком, а теперь стал мужиком. Странно это слышать от старшей сестры.
— Она права?
— Наверное. Хотя мне не нравится, что нужно было выбирать. Лучше бы все просто поняли.
— Не всегда так бывает.
— Знаю. К сожалению.
Они сидели на кухне, пили чай. За окном шёл снег. Скоро Новый год. Марина подумала, что впервые за долгое время не боится праздников. Не боится, что появится кто-то из родни Игоря, попросит денег, назовёт её жадной или чужой. Не боится, что Игорь промолчит, согласится, попросит помочь «ещё разочек».
— Знаешь, — сказал Игорь вдруг, — я никогда не говорил, но горжусь тобой. Тем, как ты работаешь. Тем, сколько зарабатываешь. Тем, какая ты сильная. Просто мне было неудобно это говорить, когда мама и Людка постоянно требовали денег. Боялся, что подумаешь, будто я тоже из-за этого с тобой.
— А ты не из-за этого?
— Нет, — он посмотрел ей в глаза. — Я женился на тебе, потому что ты умная, смешная, и с тобой мне хорошо. А то, что ты ещё и зарабатываешь — это просто мне повезло. Но это не главное. Главное, что ты — это ты. И прости, что забыл об этом на какое-то время.
Марина улыбнулась.
— Ты знаешь своё место теперь?
— Знаю. Рядом с тобой. Не между тобой и ими.
— Правильный ответ.
Они допили чай. Игорь встал, обнял её со спины, прижался щекой к её волосам.
— Спасибо, что не ушла. Когда я был идиотом.
— Я думала об этом.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Но решила дать шанс. Последний.
— Не подведу.
Марина не ответила. Просто прикрыла глаза, чувствуя его тепло за спиной. За окном падал снег, город готовился к Новому году, и впервые за долгое время Марина чувствовала себя не уставшей, не вымотанной чужими претензиями. Просто спокойной. Защищённой. Дома.
А где-то в другом конце города Валентина Петровна сидела на кухне, смотрела в окно и думала о том, что сын изменился. И, возможно, впервые за много лет задумывалась — правильно ли она вела себя все эти годы. Но это была уже её проблема, её размышления. Марина же просто жила дальше — со своим мужем, который наконец стал мужем, а не послушным сыном. И этого было достаточно.
