Я сидела на кухне, глядя, как за окном лупит серый питерский дождь, оставляя разводы на стекле. Руки дрожали, сердце колотилось, а голос, кажется, еще звенел от злости после того как я выпалила Сергею:
— Твоя сестра переходит все границы. Чтобы ноги ее больше в моей квартире не было!
Сергей, как всегда, уткнулся в телефон, делая вид, что не слышит. Его молчание било по нервам сильнее, чем все выходки его сестры Марины. Я ждала, что он хоть что-то скажет, хоть как-то отреагирует, но он только вздохнул и ушел в спальню. Вот так всегда. Словно я кричу в пустоту.
Все началось не сразу, а постепенно, как трещина в стекле, которая сначала почти незаметна, а потом разрастается и рушит все. Мы с Сергеем жили в нашей двушке на Васильевском три года. Квартира была не ахти какая — старый фонд, с высокими потолками, но без лифта, и с воспоминаниями о виде на залив.
Я работала в логистической фирме, занималась организацией поставок, а Сергей чинил машины в автосервисе. Жизнь была спокойной, предсказуемой. Мы даже шутили, что у нас все как у всех: работа, дом, планы на отпуск, который вечно откладывается.
А потом появилась Марина. Его младшая сестра, двадцать семь лет, на пять лет младше меня. Она была как вихрь, который врывается в дом, сносит все на своем пути и оставляет после себя хаос. Марина жила в Выборге, но это не мешало ей регулярно появляться у нас без предупреждения.
У нее был ключ — Сергей сам дал, когда она однажды приехала «на пару дней» из-за какой-то ссоры с соседкой по квартире. Эти «пару дней» растянулись на недели, а потом и на месяцы.
Марина была из тех людей, которые считают, что весь мир крутится вокруг них. Она могла заявиться в субботу утром, когда мы с Сергеем еще валялись в постели, и начать рассказывать, как ей не везет. То с работой проблемы, то с парнем, то с деньгами. Я пыталась быть вежливой, слушала, кивала, предлагала помощь.
Но каждый ее визит заканчивался бардаком: грязные тарелки в раковине, ее вещи на моем кресле, а однажды — пятно от красного вина на светлом ковре, который я только что купила.
— Сереж, поговори с ней, — просила я. — Она же не у себя дома.
Он только отмахивался:
— Наташ, ну она же моя сестра. Потерпи, она скоро уедет.
Но Марина не уезжала. Она приходила снова и снова, каждый раз с новыми идеями, которые почему-то всегда касались нашей квартиры. То ей хотелось повесить свои картины на стены, то переставить мебель, то завести у нас кота, потому что «у вас же места полно». Я терпела, потому что любила Сергея. Но внутри копилось раздражение.
Тот день, когда я выдала свой ультиматум, стал последней каплей. Утро началось как обычно: я собиралась на работу, Сергей уже уехал в сервис. Я вышла из душа, завернувшись в полотенце, и услышала, как хлопнула входная дверь.
— Наташка, привет! — раздался голос Марины.
Я замерла. Она даже не позвонила, просто вошла, как к себе домой. В руках у нее был огромный пакет из супермаркета, из которого торчали банки, бутылки и какие-то пакетики.
— Ты чего? — спросила я, стараясь держать себя в руках. — Мы же договаривались, что ты предупреждаешь.
— Ой, да ладно, я на минутку, — отмахнулась она, скидывая кроссовки прямо посреди прихожей. — Сережка сказал, можно заскочить.
Я сжала зубы. Сережка. Конечно. Он всегда ее покрывал, даже не спрашивая меня.
Марина плюхнулась на диван, будто это была ее собственная квартира, и начала рыться в своем пакете.
— Слушай, я тут подумала, у вас же балкон пустой, да? Можно я там свои цветы поставлю? У меня в Выборге им тесно, а у вас тут светло.
Я чуть не задохнулась от возмущения. Цветы? Серьезно? На нашем балконе и так едва хватало места для сушилки и старого стула, а она хочет устроить там оранжерею?
— Марин, у нас нет места, — сказала я, стараясь говорить спокойно. — И вообще, ты не можешь просто так вваливаться и решать, что тут будет.
Она посмотрела на меня с таким видом, будто я ее смертельно обидела.
— Ну, Наташ, не начинай. Я же для уюта. У вас тут как в казарме, никакого тепла.
Это было уже слишком. Я почувствовала, как внутри все задрожало от злости.
— Уют? — переспросила я. — Это ты называешь уютом? Когда ты приходишь, оставляешь бардак и командуешь, как будто это твоя квартира?
Марина закатила глаза, будто я несу чушь.
— Ой, Наташ, ты нормальная? Я же не каждый день тут.
— Да ты тут каждую неделю! — сорвалась я. — И каждый раз что-то ломаешь, пачкаешь или переставляешь! Я устала это терпеть!
Она фыркнула, встала, поправила свою яркую кофту и бросила:
— Знаешь, если тебе так тяжело, скажи Сереже, пусть он решает. Я его сестра, а не твоя.
И ушла, громко хлопнув дверью.
Когда Сергей вернулся домой, я была на взводе. Я рассказала ему все: про цветы, про бардак, про то, как Марина ведет себя, будто это ее территория. Он слушал, хмурился, но молчал. А потом я не выдержала:
— Твоя сестра переходит все границы. Чтобы ноги ее больше в моей квартире не было.
Сергей посмотрел на меня, как будто я ударила его.
— Наташ, она же семья, — тихо сказал он. — Ты не можешь просто так взять и запретить ей приходить.
— Могу, — отрезала я. — Это и моя квартира тоже. И я не хочу, чтобы она тут хозяйничала.
Он покачал головой и ушел в спальню. Я осталась на кухне, глядя на дождь. В тот момент я поняла, что дело не только в Марине. Это было про нас с Сергеем. Про то, что он всегда выбирает ее, а не меня. Про то, что я для него — не на первом месте.
Следующие дни были как в тумане. Сергей со мной почти не разговаривал, я тоже не лезла, боясь, что сорвусь. Марина, к моему облегчению, не появлялась, но я знала, что это ненадолго. Она всегда возвращалась, как будто чувствовала, когда я начинаю расслабляться.
В пятницу вечером я вернулась с работы вымотанная. Хотела просто упасть на диван и посмотреть что-нибудь легкое, чтобы отвлечься. Но в прихожей меня ждал сюрприз: огромная картонная коробка с надписью «Марина» маркером. Я открыла ее — внутри были горшки с цветами, какие-то вазы, светильники и даже пара старых рамок для фотографий.
Я схватила телефон и набрала Сергея.
— Это что? — спросила я, едва сдерживая дрожь в голосе.
— Марина попросила оставить, — буркнул он. — Сказала, что заберет, когда будет место у нее.
— А ты не подумал, что мне это может не нравиться? — я почти кричала. — Ты вообще меня спрашивал?
— Наташ, хватит, — оборвал он. — Она моя сестра. Я не могу просто взять и вычеркнуть ее из нашей жизни.
Я бросила трубку.
Через неделю Марина все-таки объявилась. Я была дома одна, когда услышала, как ключ поворачивается в замке. Она вошла с улыбкой, как ни в чем не бывало, будто нашей ссоры и не было.
— Наташ, привет! Слушай, я тут подумала, может, мы с тобой помиримся? Я не хотела тебя обидеть.
Я смотрела на нее и не знала, что сказать. Она выглядела искренней, но я уже не верила. Слишком много раз она обещала «измениться», а потом все повторялось.
— Марин, — начала я, стараясь говорить ровно, — я не хочу ссориться. Но ты должна понять, что это мой дом. И я хочу, чтобы тут было комфортно мне, а не только тебе.
Она кивнула, но я видела, что она не слушает. Она уже начала рассказывать про свою новую идею — открыть маленький магазинчик с handmade-вещами. Я слушала вполуха, а внутри росло чувство, что ничего не изменится. Что она будет приходить, оставлять бардак, занимать мое пространство, а Сергей будет молчать.
Прошел месяц. Марина появлялась реже, но каждый ее визит был как проверка на прочность. Она приносила свои вещи, оставляла их у нас «на время», а потом забывала забрать. Однажды я нашла в ванной ее шампунь и гель для душа — она даже не удосужилась убрать их в пакет. Сергей, как всегда, не видел в этом проблемы.
— Наташ, ну что ты цепляешься? Это же мелочь, — говорил он, когда я пыталась поднять тему.
— Это не мелочь, — отвечала я. — Это мой дом. И я хочу, чтобы он оставался моим.
Но он не понимал. Или не хотел понимать.
Однажды вечером я вернулась домой и застала их вместе. Марина сидела на нашем диване, а Сергей показывал ей что-то на телефоне. Они смеялись, как будто я была чужая в собственной квартире. Я молча прошла на кухню, закрыла дверь и сидела там, пока Марина не ушла.
Когда Сергей зашел, я сказала:
— Я больше так не могу.
Он посмотрел на меня, и в его глазах было что-то новое. Не злость, не раздражение, а усталость.
— Наташ, если тебе так тяжело, может, нам стоит подумать, что делать дальше, — сказал он тихо.
Я замерла. Это был первый раз, когда он намекнул, что наш брак под угрозой. И я поняла, что он прав. Мы оба устали. Не только от Марины, но и друг от друга.
Мы прожили вместе еще пару месяцев, но все было уже не то. Разговоры стали короче, прикосновения — реже. Я ловила себя на мысли, что мне легче одной, чем с ним. А он, кажется, думал так же.
Однажды вечером я собрала вещи. Не все, только самое нужное: одежду, ноутбук, пару книг. Сергей смотрел, как я укладываю сумку, и не сказал ни слова. Я уехала к маме, в ее маленькую квартиру в Купчино.
Сидя на стареньком диване, я смотрела в окно. Дождь все еще шел, как будто ничего не изменилось. Но я знала, что назад пути нет. Не потому, что я ненавидела Марину или Сергея. А потому, что я устала быть не на первом месте в своей собственной жизни.
Я ждала, что он позвонит. Что скажет: «Наташ, вернись, я все исправлю». Но телефон молчал. Дни шли, а он не звонил. Я сидела, слушая, как дождь стучит по стеклу, и понимала, что это конец.
Мама пыталась меня подбодрить, но я видела, что она сама не знает, что сказать. Она просто сидела рядом, молча гладила меня по плечу. Я начала новую жизнь: сняла маленькую студию недалеко от работы, стала больше времени проводить с коллегами, даже записалась в спортзал, хотя раньше ненавидела тренажеры. Но внутри оставалась пустота.
Однажды, через пару месяцев, я случайно встретила Марину в торговом центре. Она стояла у витрины с украшениями, такая же яркая и шумная, как всегда. Увидев меня, она улыбнулась, но я прошла мимо. Не потому, что злилась. Просто не хотела возвращаться в прошлое.
Я узнала от общих знакомых, что Сергей переехал в другой город. Говорили, что он устроился на новую работу, начал все с нуля. Я не спрашивала, не звонила. Но иногда, глядя на дождь за окном, я вспоминала нашу квартиру на Васильевском. И думала, что, может, если бы мы с Сергеем поговорили раньше, все могло бы быть иначе.
Но теперь уже поздно.
