— Костя, почему приложение пишет «ошибка валидации пассажира»? Ты паспортные данные точно правильно вбил, когда я просила проверить? — Арина, не отрываясь от экрана ноутбука, нервно постукивала пальцами по тачпаду.
В комнате царил тот специфический, суетливый хаос, который всегда предшествует большим поездкам. На широкой кровати, словно распотрошенное брюхо огромного зверя, лежал раскрытый чемодан. Вокруг него пестрыми холмами громоздились стопки футболок, купальники и крема для загара. В воздухе пахло нагретым утюгом и сладковатым ароматом антистатика. Арина, уставшая после закрытия квартального отчета, мечтала только об одном: как через двадцать четыре часа она опустит ноги в соленую воду.
Костя стоял у зеркала в прихожей, примеряя новые солнцезащитные очки, которые купил буквально час назад. Он вертел головой, рассматривая свое отражение с разных ракурсов, и выглядел неестественно бодрым, даже возбужденным.
— Да глючит сайт, наверное, Ариш, — бросил он легкомысленно, не оборачиваясь. — Ты же знаешь этих туроператоров, у них вечно серверы падают за сутки до вылета. Не парься, в аэропорту на стойке зарегистрируемся. Какая разница, где сидеть, лишь бы лететь.
— Разница есть, Костя. Я хочу у окна, я полгода на стены офиса смотрела, — Арина нахмурилась. Интуиция, отточенная годами работы в аудите, царапнула где-то под ребрами. Что-то было не так. Не в сайте дело.
Она обновила страницу. Система снова мигнула красным полем, выдавая ошибку при попытке выбрать место для пассажира номер два. Арина глубоко вздохнула, стараясь подавить раздражение, и решила зайти с другой стороны — через просмотр маршрутной квитанции. Файл грузился предательски долго, кружок загрузки вращался, гипнотизируя и нагнетая тревогу.
Наконец, документ открылся. Арина пробежала глазами по строчкам. Дата вылета — верная. Отель — тот самый, пятизвездочный, за который она отдала всю свою годовую премию. Рейс — без изменений. Первый пассажир: Константин Воронов. Всё верно. Она опустила взгляд ниже, на вторую графу, где должно было стоять её имя.
Буквы расплылись, а затем сложились в четкую, невозможную картину. Там не было «Арины Вороновой». Там, черным по белому, в строгом шрифте официального бланка, значилось: «Валентина Ивановна Воронова».
Арина замерла. В ушах на секунду возник тонкий, неприятный звон. Она моргнула, надеясь, что это галлюцинация от переутомления, но имя свекрови никуда не исчезло. Оно нагло смотрело на неё с экрана, подтвержденное статусом «Оплачено» и «Выписано».
— Костя, — её голос прозвучал неожиданно тихо и ровно, совсем не так, как билось сердце. — Подойди сюда.
— Ну что там? — муж вошел в спальню, все еще держа в руках очки. На его лице играла легкая, блуждающая улыбка, которая мгновенно погасла, стоило ему встретиться взглядом с женой. Он остановился в двух шагах от кровати, словно наткнулся на невидимую стену.
— Объясни мне, пожалуйста, что это такое, — Арина развернула ноутбук экраном к нему. — Почему в моем билете, купленном на мою карту, значатся данные твоей матери?
Костя шумно выдохнул, почесал затылок и, вместо того чтобы испугаться или удивиться, вдруг расслабил плечи. Вид у него стал такой, будто он наконец-то решился признаться в чем-то, что считал не преступлением, а гениальной идеей, которую просто недооценили. Он прошел мимо Арины, сел на край кровати, прямо рядом со стопкой её летних платьев, и посмотрел на неё с выражением снисходительного терпения.
— Ариш, ну не делай такие круглые глаза, — начал он мягко, почти ласково. — Я хотел сделать сюрприз. Ну, в смысле, поставить перед фактом, чтобы ты не начала спорить раньше времени. Ты же у нас вечно всё контролируешь, тебе сложно расслабиться.
— Сюрприз? — переспросила она, чувствуя, как холод расползается по спине. — Ты называешь замену пассажира без моего ведома сюрпризом?
— Послушай, давай рассуждать логически, — Костя подался вперед, включив свой фирменный тон «рационального мужчины», которым он обычно объяснял, почему не помыл посуду. — Ты последние три месяца работала как лошадь. Ты сама говорила, что у тебя мигрени, что ты видеть никого не хочешь. Какой тебе перелет? Это же стресс, акклиматизация, жара под сорок градусов. Тебе врачи покой прописывали, тишину, сон. А маме… Ну ты же знаешь, у неё суставы, давление скачет. Ей морской воздух жизненно необходим именно сейчас. Врач в поликлинике так и сказал: «Валентине Ивановне нужен йод и прогревания».
Арина смотрела на него и не узнавала. Этот человек, с которым она делила быт семь лет, сейчас сидел на её вещах и совершенно серьезно пытался убедить её в том, что украсть её отпуск — это акт заботы.
— То есть ты решил, что мне полезнее остаться в пыльном городе, а твоей маме — полететь на море за двести тысяч рублей, которые заработала я? — медленно проговорила она, пытаясь нащупать дно этой бездны наглости.
— Ну зачем ты сразу про деньги? — поморщился Костя, словно она испортила воздух. — Мы же семья, у нас общий бюджет. Какая разница, с чьей карты списалось? Сегодня ты, завтра я. Я просто переоформил билет. Это было непросто, кстати, пришлось доплачивать за смену данных, я свои добавил. Так что я тоже вложился. А ты… Ариш, ну посмотри на себя. У тебя синяки под глазами. Тебе реально лучше дома отлежаться. Детей в школу соберешь спокойно, выспишься, сериалы посмотришь. А мы с мамой быстренько, на десять дней всего. Я за ней присмотрю, ей одной страшно лететь.
Он говорил так уверенно, так складно, будто репетировал эту речь перед зеркалом вместе с примеркой очков. Он действительно верил, что Арина сейчас должна кивнуть, согласиться с его железной логикой и, возможно, даже поблагодарить за то, что он избавил её от утомительного перелета.
Арина перевела взгляд на чемодан. Теперь она заметила то, на что не обратила внимания раньше. Поверх её любимого шелкового парео лежал какой-то незнакомый сверток в целлофане. Присмотревшись, она увидела сквозь прозрачный пакет цветастый халат гигантского размера и упаковку лекарств от давления.
— Ты уже и вещи её положил? — спросила она, кивнув на чемодан.
— Ну да, — Костя пожал плечами. — Мама вчера заезжала, пока ты на работе была. Привезла самое необходимое. Твои вещи я хотел сейчас выложить, просто момента подходящего не было.
Внутри Арины что-то щелкнуло. Громко, сухо, как ломающаяся ветка. Жалость к себе, усталость, обида — всё это сгорело в одну секунду, уступив место ледяной, кристальной ясности.
— Выложить мои вещи? — повторила она, пробуя эти слова на вкус. Они горчили. — Значит, вы всё спланировали. За моей спиной. Вчера.
— Да не спланировали, а организовали! — Костя начал раздражаться, видя, что «логика» не работает. — Что ты трагедию устраиваешь на ровном месте? Маме семьдесят лет, Арина! Имей совесть. Ты молодая, заработаешь еще на десять таких поездок. А для неё это, может, последний шанс море увидеть. Не будь эгоисткой.
Арина молча закрыла ноутбук. Щелчок крышки прозвучал в тишине комнаты как выстрел стартового пистолета.
— Не будь эгоисткой, — повторила Арина, будто пробуя это словосочетание на зуб. Оно оказалось на удивление твердым и безвкусным, как галька, которую она мечтала перебирать на пляже в Кемере.
Она встала с кровати и подошла к открытому шкафу, где висело зеркало в полный рост. Из отражения на неё смотрела уставшая женщина тридцати двух лет, с тенями под глазами, которые действительно напоминали синяки. Но это были следы не болезни, а трех месяцев работы без выходных, когда она закрывала два проекта параллельно, чтобы получить тот самый бонус. Бонус, который теперь превратился в путевку для Валентины Ивановны.
Костя, заметив, что жена молчит, воспринял это как знак согласия или хотя бы капитуляции. Он оживился, соскочил с кровати и подошел к чемодану, начиная по-хозяйски перебирать вещи.
— Вот видишь, ты сама всё понимаешь, — его голос зазвучал увереннее, в нем появились менторские нотки. — Ты же у меня умница, Ариш. Подумай сама: ну куда тебе лететь в таком состоянии? Тебе нужен постельный режим, тишина, родные стены. А там что? Жара, дети орут в бассейне, пьяные туристы, шведский стол этот жирный. Ты же желудком маешься. А маме врач прописал прогревания. У неё артрит, она ночами не спит, стонет. Ты бы слышала, как она плакала вчера, когда говорила, что снова зиму в городе не переживет.
Арина наблюдала за его руками. Костя действовал быстро и безжалостно. Он вытащил её новый купальник — ярко-бирюзовый, с биркой, которую она даже не успела срезать, — и небрежно бросил его на кресло. На освободившееся место он тут же, с какой-то маниакальной аккуратностью, уложил стопку хлопковых панталон внушительного размера.
— И потом, — продолжал он, не поднимая глаз, увлеченный процессом переупаковки, — мы же не могли детей одних оставить. Я думал, бабушку попросим посидеть, но раз уж так вышло, что бабушка летит лечиться, то сам бог велел тебе с ними побыть. Им с матерью спокойнее будет. Сашка вон кашляет вторую неделю, ему режим нужен, ингаляции. Кто ему там в Турции ингаляции делать будет? Я? А тут ты, дома, в комфорте. И тебе отдых, и детям присмотр.
Арина почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Картинка складывалась в идеальный пазл. Значит, он всё продумал до мелочей. Не просто украл её отпуск, а ещё и назначил её бесплатной няней и домработницей на эти десять дней. Пока он будет «лечить маму» коктейлями у бассейна, она должна будет лечить Сашкин кашель и наслаждаться «тишиной» в четырех стенах.
Она подошла к чемодану вплотную и перехватила руку мужа, когда он потянулся за её любимым льняным костюмом. Ткань была приятной на ощупь, прохладной. Арина покупала этот костюм специально для ужинов на закате.
— Убери руки, — тихо сказала она.
Костя дернулся, выронил вешалку. Костюм мягко осел на груду вещей, наполовину прикрыв собой упаковку мази для суставов.
— Арин, ну не начинай, — он поморщился, как от зубной боли. — Ну что ты вцепилась в эти тряпки? Я же объясняю: маме нужнее. Она меня вырастила, ночей не спала, всю жизнь на заводе гробила. Я сын или кто? Я обязан ей обеспечить достойную старость. И если для этого нужно немного подвинуться — значит, мы подвинемся. Мы семья, Арина. В семье не делят на «твоё» и «моё», в семье помогают тем, кому тяжелее.
— Помогают за свой счет, Костя, — Арина смотрела ему прямо в глаза, пытаясь найти там хоть каплю стыда. Но там было только раздражение и убежденность в собственной правоте. — Ты не помогаешь. Ты берешь моё. Ты вынимаешь из чемодана мои мечты и засовываешь туда мамины панталоны.
— Ой, ну всё, понеслась, — он закатил глаза и картинно всплеснул руками. — Мечты у неё! Драма на пустом месте. Ты ведешь себя как мелочная торговка. «Я оплатила, я заработала». Да какая разница? У нас общий котел. Я в прошлом месяце на ремонт машины сколько отвалил? Я тебе хоть слово сказал? А тут святое дело — мать на море вывезти, а ты считаешь копейки.
— Святое дело, — повторила Арина, чувствуя, как внутри закипает ледяная ярость. — А почему это святое дело должно делаться моими руками, Костя? Почему ты не взял кредит? Почему не накопил сам? Почему ты просто зашел в мой личный кабинет и переписал билет, даже не спросив меня?
— Потому что я знал, что ты устроишь вот это! — он ткнул пальцем в её сторону, и лицо его исказилось злобой. — Потому что ты вечно ноешь про экономию. Если бы я спросил, ты бы начала: «Ой, дорого, ой, давай на дачу». А я, как мужчина, принял решение. Волевое решение. Мама едет. Точка. И мне плевать, что ты там себе нафантазировала про закаты. Ты жена, ты должна поддерживать мужа, а не ставить палки в колеса его благородным порывам.
Он снова потянулся к чемодану, демонстративно отодвинул Арину плечом и вытащил её косметичку.
— Это, кстати, тоже выложи. Тяжелая, перевес будет. Мама свои кремы возьмет, они легче. И вообще, освободи полку в ванной, она просила свой шампунь лечебный с собой дать, он у тебя где-то там стоял.
Арина смотрела, как её косметичка, полная тщательно подобранных средств для защиты от солнца и увлажнения кожи, летит на пол, к ногам. Звук удара был глухим и мягким, но для Арины он прозвучал как пощечина.
В этом жесте было всё отношение Кости к ней. Она была не партнером, не любимой женщиной. Она была ресурсом. Удобным, функциональным ресурсом, который можно использовать, а потом задвинуть в угол, как старый пылесос, когда в доме появляется новый, более важный гость.
— Ты правда считаешь, что я останусь здесь? — спросила она, и голос её стал предательски твердым, лишенным эмоций. — Ты думаешь, я проглочу это, буду сидеть с детьми и ждать, пока вы вернетесь, загорелые и довольные?
Костя фыркнул, застегивая молнию на внутреннем кармане чемодана, где теперь лежали документы его матери.
— А куда ты денешься? — он усмехнулся, даже не глядя на неё. — Билет уже переоформлен. Деньги не вернут, штрафы огромные. Лететь ты не можешь — места нет. Так что да, Арина, ты останешься здесь. Смирись и получи удовольствие. Отдохни от суеты. И прекрати этот цирк, мне еще маму надо проинструктировать по поводу лекарств.
Он повернулся к ней спиной, считая разговор оконченным. Для него всё уже было решено. Арина была лишь досадной помехой, которую нужно было просто перетерпеть, как плохую погоду. Он был уверен в своей безнаказанности, уверен, что её привязанность, её ответственность перед семьей и детьми не позволят ей сделать резких движений.
Арина медленно вдохнула. Воздух в комнате казался спертым, пропитанным запахом предательства и дешевой мужской самоуверенности. Она посмотрела на валяющийся на полу купальник, на свою косметичку, на довольную спину мужа, который уже что-то напевал себе под нос, укладывая мамины вещи.
Внутри неё больше не было усталости. Там, где еще пять минут назад жила надежда на отдых, теперь разгоралось холодное, чистое пламя. Она молча развернулась и пошла к тумбочке, где лежал её телефон.
Арина разблокировала экран смартфона. Пальцы двигались автоматически, по мышечной памяти, набирая номер, который за последние недели она выучила наизусть — горячая линия туроператора. Гудки в трубке казались неестественно длинными, словно время растянулось, давая ей последний шанс передумать. Но передумывать было нечего. Взгляд её скользнул по комнате: вот лежит её сброшенная на пол косметичка, вот валяется бирюзовый купальник, а вот — довольное лицо мужа, который, насвистывая какой-то мотивчик, аккуратно укладывал в чемодан мамины шерстяные носки.
— Кому звонишь? Подружкам жаловаться будешь? — хмыкнул Костя, не оборачиваясь. — Давай-давай, поплачься. Скажи, какой у тебя муж тиран, маму любит. Только не громко, я музыку хочу включить.
— Добрый день, — произнесла Арина в трубку, игнорируя его реплику. Голос её был спокойным, деловым, таким же, каким она общалась с проблемными клиентами на работе. — Меня зовут Арина Воронова. У меня оформлен тур в Кемер, вылет завтра в шесть утра. Номер бронирования…
Костя замер. Рука с шерстяным носком зависла над чемоданом. Он медленно повернул голову, и на его лице, еще секунду назад выражавшем полное самодовольство, проступило недоумение.
— Эй, ты чего? — спросил он, нахмурившись. — Зачем ты им звонишь? Подтвердить время вылета? Я всё проверил, не позорься.
— Номер брони: восемь-четыре-два-девять-альфа, — четко продиктовала Арина, глядя мужу прямо в глаза. — Да, всё верно. Отель «Мираж Парк». Два человека. Константин Воронов и Валентина Воронова. Да, я вижу изменения в составе гостей. Нет, я не подтверждаю эти изменения.
Костя выронил носок. Он поднялся с колен, и его расслабленная поза сменилась напряжением хищника, почуявшего опасность.
— Арина, положи трубку, — его голос упал на октаву ниже. — Что ты несешь? Какие изменения? Мы же всё решили.
— Я хочу оформить полный возврат средств и аннуляцию тура, — произнесла Арина в трубку, чеканя каждое слово. — Причина? Мошеннические действия со стороны второго участника поездки. Изменение данных пассажира было произведено без согласия плательщика. Плательщик — я. Карта привязана моя.
— Ты сдурела?! — заорал Костя, бросаясь к ней через всю комнату. — Какая аннуляция?! Завтра вылет! Штрафы сто процентов! Ты деньги потеряешь!
Он подлетел к ней, пытаясь выхватить телефон, но Арина резко отступила к окну, выставив вперед локоть. В её глазах, обычно теплых и уступчивых, сейчас горел такой холодный огонь, что Костя невольно отшатнулся.
— Девушка, я вас прекрасно слышу, — сказала Арина оператору, не сводя взгляда с побледневшего мужа. — Да, я понимаю условия. У меня оформлена страховка от невыезда, она покрывает этот случай. Я требую вернуть деньги на карту, с которой была произведена оплата. Прямо сейчас.
— Арина! Стой! — Костя затрясся, его лицо пошло красными пятнами. — Ты что творишь?! Мама уже чемодан собрала! Она такси вызвала на четыре утра! Ты не можешь так поступить! Это же двести тысяч! Это же море!
Арина отвела телефон от уха и, наконец, высказала всё, что накипело внутри, выплеснула ту ледяную ярость, которая скопилась за этот час.
— Ты аннулировал мой билет на самолет в Турцию, который я оплатила со своей премии, чтобы взять вместо меня свою маму! Ты решил, что я должна остаться дома с детьми, пока ты греешь пузо на пляже с мамочкой за мой счет? Да ты не просто наглец, ты вор и подлец! Я звоню в турфирму и отменяю всю бронь полностью, так что купаться вы будете в городской луже, а жить ты теперь будешь у мамы!
— Ты блефуешь… — прошептал Костя, и в его глазах появился настоящий ужас. Он вдруг осознал, что это не истерика, не женский каприз, а казнь. — Ты не сделаешь этого. Ты же жадная, ты удавишься за эти деньги. Отмени сейчас же! Скажи, что ошиблась!
— Да, подтверждаю, — снова заговорила Арина в трубку, глядя, как мужа начинает трясти мелкой дрожью. — Аннулируйте оба билета и бронь в отеле. Да, я понимаю, что восстановлению не подлежит. Да, я уверена. Спасибо. Жду чек о возврате на почту.
Она нажала «отбой» и опустила руку с телефоном. В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая только тяжелым, сиплым дыханием Кости. Он смотрел на неё, как смотрят на рухнувший потолок — с неверием и шоком. Его идеальный план, его «мужское волевое решение», его красивый жест для мамы — всё рассыпалось в прах за одну минуту.
— Ты… Ты понимаешь, что ты наделала? — прохрипел он, хватаясь за голову. — Как я маме скажу? Она же всем подругам растрезвонила! Она уже купальник купила! Ты понимаешь, что ты её убила сейчас? У неё сердце слабое!
— У твоей мамы сердце крепче, чем у космонавта, переживет, — спокойно ответила Арина. Ей было удивительно легко. Страх ушел. Жалость ушла. Осталось только брезгливое чувство, будто она только что вынесла из дома мешок с гниющим мусором. — А как ты ей скажешь — это твои проблемы, Костя. Можешь соврать, как ты любишь. Скажи, что самолет сломался. Или что Турцию закрыли. Тебе не привыкать врать.
Костя рухнул на кровать, прямо на разворошенный чемодан, сминая мамины вещи.
— Верни всё назад, — простонал он, глядя в пол. — Позвони им. Скажи, что пошутила. Мы полетим. Я возьму кредит, отдам тебе эти деньги. Только не отменяй. Это позор. Это такой позор…
— Позор — это воровать у жены и считать её дурой, — отрезала Арина. — Деньги вернутся мне на карту в течение трех дней. Оператор подтвердил. А теперь вставай.
— Зачем? — он тупо посмотрел на неё.
— Затем, что шоу окончено. Чемодан собирай. Свой. И мамин. И выметайся.
— Куда? — он всё еще не мог поверить в реальность происходящего. Ему казалось, что сейчас она, как обычно, покричит, поплачет, а потом начнет искать выход, спасать ситуацию, жалеть его.
— Туда, куда ты так хотел, — Арина усмехнулась, и улыбка эта была страшнее крика. — К маме. У вас теперь будет много времени обсудить её здоровье и морской воздух. В квартире её как раз, говорят, отличная вентиляция.
Костя сидел на краю кровати, бессмысленно глядя на потухший экран своего телефона. Его лицо, еще недавно лоснившееся от предвкушения «all inclusive», теперь напоминало сдувшийся воздушный шар — серое, мятое, с отпечатком глубокого, почти детского испуга. Но испуг этот быстро трансформировался в злобу — ту самую, липкую и ядовитую, которая рождается у слабых людей, когда их ловят за руку.
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила, дура? — прошипел он, поднимая на жену налитые кровью глаза. — Ты не просто отпуск сорвала. Ты сейчас семью разрушила. Из-за каких-то денег! Из-за бумажек!
Арина не ответила. Она молча подошла к шкафу, рывком открыла его створку и начала выгребать с полок оставшиеся вещи мужа. Джинсы, рубашки, свитера — всё это летело в одну кучу, прямо на пол, рядом с тем самым чемоданом, в котором так уютно устроились мамины панталоны.
— Что ты делаешь? — Костя вскочил, но подойти побоялся. В движениях Арины была такая механическая, безжалостная сила, что ему стало не по себе. — Арина, прекрати истерику! Я никуда не пойду. Это и мой дом тоже!
— Твой дом там, где твоя прописка, Костя, — спокойно ответила она, не прерывая своего занятия. — А прописан ты, если мне не изменяет память, у Валентины Ивановны. Вот и езжай. Утешишь маму. Скажешь ей, что злая невестка украла море. Выпьете валерьянки, обсудите, какая я меркантильная тварь. Вам будет о чем поговорить долгими вечерами.
Она сгребла охапку его носков и нижнего белья и швырнула их прямо поверх аккуратно сложенного маминого халата в открытом чемодане. Гармония была нарушена. Хаос в чемодане теперь идеально соответствовал хаосу в их жизни.
— Ты не посмеешь меня выгнать, — голос Кости сорвался на визг. — У нас дети! Что ты им скажешь? Что папа ушел, потому что мама пожалела денег на бабушку?
— Я скажу им правду, — Арина остановилась и посмотрела на него так, словно видела впервые. — Я скажу, что папа хотел бросить их и маму, чтобы развлекаться. Что папа украл у нас деньги. Дети не глупые, Костя. Сашка уже всё понимает. Он слышал, как ты вчера по телефону хвастался другу, что «спихнул жену и летишь отрываться».
Костя побледнел. Он открыл рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Он не знал, что Арина была дома раньше и слышала тот разговор.
— Ах ты… Ты следила за мной? — он попытался перейти в нападение, хватаясь за последнюю соломинку. — Ты всё это специально подстроила! Ждала момента, чтобы унизить меня перед матерью!
— Я просто хотела отдохнуть, Костя. Просто по-человечески отдохнуть, — устало произнесла Арина. — Но теперь я отдохну по-настоящему. От тебя. От твоего вранья. От твоей мамы, которой я вечно что-то должна.
Она подошла к чемодану, с силой захлопнула крышку, придавив рукав какой-то рубашки, торчащий наружу, и застегнула молнию. Чемодан раздулся, став похожим на перекормленную гусеницу. Арина поставила его на колесики и толкнула в сторону мужа.
— Забирай. Это всё твое. И мамино. Там как раз полный комплект для счастливой жизни: твои трусы и её лекарства от давления. Живите долго и счастливо.
Костя смотрел на чемодан с ненавистью. Он понимал, что это конец. Никаких переговоров не будет. Арина не кричала, не плакала, не била посуду — и это было страшнее всего. Если бы она устроила скандал с битьем тарелок, был бы шанс помириться бурной ночью. Но этот ледяной, спокойный разрыв означал одно: она всё решила.
Он схватил ручку чемодана, дернул его так, что тот едва не опрокинулся, и потащил к выходу. Колесики противно заскрипели по ламинату. В прихожей он кое-как натянул кроссовки, даже не развязывая шнурков, ломая задники. Ему хотелось ударить её, сделать больно, оставить последнее слово за собой.
Уже в дверях, сжимая ручку чемодана до белых костяшек, он обернулся. Его лицо перекосило от злобы.
— Ты пожалеешь, Арина. Ты приползешь ко мне, когда поймешь, что одна с двумя детьми ты никому не нужна. Ты старая, уставшая баба. А я найду себе нормальную. И маму мою ты ещё вспомнишь, когда сама загнешься без помощи! Живи теперь со своими деньгами, подавись ими!
— Ключи, — коротко сказала Арина, протянув ладонь.
Костя замер. Он хотел швырнуть связку ей в лицо, но в последний момент, наткнувшись на её тяжелый взгляд, просто с силой бросил ключи на тумбочку. Они со звоном ударились о зеркало, оставив на стекле крошечную царапину.
— Вон, — тихо произнесла она.
Костя вывалился на лестничную площадку, волоча за собой тяжеленный чемодан, набитый вещами двух людей, чьи планы рухнули в одночасье. Он выглядел жалко и нелепо в своих пляжных шортах и городской футболке.
Арина не стала ждать, пока он вызовет лифт. Она взялась за ручку двери и начала медленно её закрывать. Костя стоял у лифта и смотрел на сужающуюся щель. В этот момент он осознал, что ему сейчас придется ехать через весь город к маме, тащить этот проклятый чемодан на пятый этаж без лифта в хрущевку, а потом… потом объяснять Валентине Ивановне, почему она никуда не летит. Объяснять, глядя в её глаза, полные надежды и укора. Этот разговор пугал его больше, чем развод.
Дверь захлопнулась. Щелкнул замок — один оборот, второй. Звук металла о металл прозвучал как приговор.
Арина прислонилась лбом к холодной поверхности двери. В квартире было тихо. Никто не бубнил телевизором, не давал ценных указаний, не требовал еды. Дети спали в своей комнате. На полу в спальне валялся её бирюзовый купальник.
Она медленно сползла по двери на пол, но слез не было. Было странное, звенящее чувство пустоты, которое постепенно, капля за каплей, начало заполняться невероятным, пьянящим ощущением свободы. Деньги вернутся через три дня. Море никуда не денется. А самое главное — паразитов в её жизни больше нет. Она подняла с пола купальник, отряхнула его и, впервые за этот вечер, улыбнулась…
