Я сидела у зеркала, примеряя фату, которую только что купила. Тонкое кружево нежно обрамляло лицо, и я не могла сдержать улыбку. Через два месяца я стану женой Димы – человека, которого полюбила с первого взгляда в том шумном кафе, где мы случайно столкнулись у стойки.
Телефон завибрировал – сообщение от него: «Прости, сегодня задержусь на работе. Важный проект».
Я вздохнула, снимая фату. Третий раз за неделю. Что-то изменилось, я чувствовала это всем сердцем. Дима словно отдалялся, уходил в себя. В его глазах появилась какая-то тревога, которую он пытался скрыть за улыбкой и рассказами о сложностях на работе.
– Милый, может, съездим в выходные к твоим родителям? – предложила я во время нашего последнего ужина вместе. – Обсудим свадьбу, покажем им зал, который мы присмотрели…
Он дёрнулся, словно от удара током, и его вилка звякнула о тарелку.
– Не сейчас, – отрезал он непривычно резко. – У мамы… много дел. И отец занят.
Я замолчала, глядя, как он торопливо доедает, избегая моего взгляда. Что-то было не так. Совсем не так. Дима, который раньше часами мог говорить о наших планах, теперь будто боялся любого упоминания о свадьбе.
Вечерами я листала наши фотографии в телефоне – вот мы на море прошлым летом, вот празднуем Новый год, вот он делает мне предложение в том самом кафе, где встретились… Его глаза тогда светились таким счастьем. Куда оно делось? Почему между нами словно выросла стена?
Я не знала ответов на эти вопросы. Только сердце всё чаще сжималось от неясной тревоги, и счастливая улыбка всё реже появлялась на моём лице, когда я смотрела на обручальное кольцо.
– Анечка, постой! – окликнула меня Светлана Михайловна, когда я выходила из супермаркета. Наша общая с Димой знакомая, она была близка с его семьёй уже много лет. – Как свадьба? Готовитесь?
Что-то в её голосе заставило меня насторожиться. Словно она знала что-то, о чём я даже не догадывалась.
– Да, понемногу, – улыбнулась я, крепче сжимая пакет с продуктами. – Вот, готовлю ужин…
Светлана Михайловна как-то странно посмотрела на меня, будто решаясь. А потом тихо произнесла:
– Милая, я должна тебе кое-что сказать. Может, присядем?
Мы присели на облупившуюся скамейку около детской площадки. Я помню всё до мелочей: старые качели тихонько поскрипывали на ветру, в песочнице валялось забытое кем-то маленькое красное ведёрко.
Небо затягивало серыми тучами, они ползли так низко, что, казалось, цепляются за верхушки тополей. Холодный ветер трепал полы пальто и швырял в лицо сорванные листья. Я машинально поймала один – ярко-жёлтый кленовый лист с бурыми прожилками. Почему-то именно он застрял в памяти, словно последний привет уходящего тепла.
– Я вчера у Ларисы была, – Светлана Михайловна говорила как-то странно, будто через силу. У меня внутри всё оборвалось – она никогда не называла маму Димы просто по имени. – У мамы Димы в гостях сидела…
И знаешь… – она замялась, подбирая слова. – Они против вашей свадьбы. Категорически.
Земля словно ушла из-под ног. В ушах зазвенело.
– Что… что вы имеете в виду? – мой голос дрожал.
– Лариса Сергеевна прямо сказала: «Эта девушка нам не подходит». – Светлана Михайловна взяла мою похолодевшую руку. – Они считают… что ты не их круга. Что тебе будет сложно соответствовать их уровню.
Я сидела, оглушённая этими словами. Перед глазами пронеслись все странности последних недель – его отговорки, нежелание знакомить с родителями, напряжённое молчание при упоминании свадьбы…
– А Дима? – выдавила я. – Он знает?
Светлана Михайловна отвела взгляд:
– Они говорили с ним ещё месяц назад…
Месяц. МЕСЯЦ. Всё это время он знал. Знал – и молчал.
Я резко встала, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Пакет с продуктами выскользнул из рук, по асфальту покатились яблоки.
– Анечка… – Светлана Михайловна попыталась меня удержать.
– Спасибо, что сказали, – произнесла я. – Мне… мне нужно идти.
Я шла, почти бежала по улице, не разбирая дороги. В голове стучала одна мысль: «Он знал. Всё это время знал – и молчал».
Телефон в кармане завибрировал – сообщение от Димы: «Сегодня освобожусь пораньше. Приеду в семь?»
Я остановилась посреди улицы, глядя на эти будничные слова. Как он мог? Как мог делать вид, что всё нормально, когда за моей спиной…
Светлана Михайловна замолчала, теребя пуговицу на рукаве. Я смотрела на её руки – пальцы подрагивали, выдавая волнение.
– Что случилось? – мой голос прозвучал глухо, будто чужой.
Она тяжело вздохнула, посмотрела куда-то поверх моего плеча: – Анечка, девочка моя… Не знаю, как сказать… – она наконец решилась встретиться со мной взглядом. – Лариса… она против вашей свадьбы. Категорически.
Я моргнула, не сразу осознав смысл её слов. В голове зашумело, словно кто-то включил белый шум.
– Против? – переспросила я. – Но почему? Мы же даже не…
– «Эта девочка не для нашей семьи,» – процитировала Светлана Михайловна, и каждое слово било как пощёчина. – «Ей будет сложно соответствовать нашему уровню.»
Красное ведёрко в песочнице вдруг расплылось перед глазами. Я сжала в пальцах тот самый кленовый лист – он хрустнул, рассыпаясь.
– А Дима? – едва слышно спросила я, уже зная ответ.
– Они говорили с ним… – она запнулась. – Месяц назад.
Месяц. Тридцать дней притворства. Тридцать дней лжи.
Я резко встала. Ноги были как ватные, но нужно было идти. Куда угодно, только прочь отсюда.
– Анечка, постой! – Светлана Михайловна схватила меня за рукав. – Может, всё ещё…
– Спасибо, что рассказали, – перебила я. Собственный голос звучал откуда-то издалека. – Правда, спасибо.
Я почти бежала по аллее, спотыкаясь о собственные ноги. В кармане завибрировал телефон – сообщение от него: «Любимая, сегодня пораньше освобожусь. Поужинаем вместе?»
Экран телефона расплылся от слёз. «Любимая». Как легко это слово слетает с губ, когда за спиной уже всё решено. Когда целый месяц смотришь в глаза и врёшь.
Я стояла у его двери, не решаясь позвонить. За спиной лежал почти час бесцельных блужданий по улицам, впереди – разговор, который перечеркнёт два года нашей жизни. Часы в телефоне показывали 18:40. Он должен уже вернуться с работы.
Нажала на звонок. Внутри всё дрожало, но решение было принято.
– Любимая? – он открыл дверь с улыбкой. – А я как раз собирался… – осёкся, увидев моё лицо. – Что случилось?
Я молча прошла мимо него в квартиру. Знакомый до боли коридор, где мы столько раз целовались, прощаясь. Где он кружил меня на руках, когда сделал предложение…
– Аня? – в его голосе появилось беспокойство. – Ты меня пугаешь.
Я повернулась к нему. Он стоял в своей любимой домашней футболке – той самой, которую я подарила на прошлый день рождения. На рукаве – крошечное пятнышко от соуса, я ещё собиралась его вывести…
– Почему ты не сказал? – мой голос дрожал, но я заставила себя продолжать. – Почему я должна узнавать от чужих людей, что твои родители уже всё решили за нас?
Дима побледнел. Его рука, потянувшаяся ко мне, замерла в воздухе.
– Откуда ты…
– Это правда? – перебила я. В горле стоял комок, но плакать было нельзя. Только не сейчас. – Твоя мама считает, что я вам не подхожу?
Он опустил руку. На лице промелькнуло что-то похожее на стыд.
– Аня… Я не хотел тебя расстраивать…
– Расстраивать? – я почти рассмеялась. – Ты молчал целый месяц! Делал вид, что всё хорошо, что мы планируем свадьбу, а сам… – голос сорвался. – Ты даже не посчитал нужным сказать мне, что твои родители уже всё решили за нас.
– Я пытался найти правильный момент…
– Правильный момент? – во мне что-то надломилось. – А когда он должен был наступить? Когда я уже куплю платье? Или когда разошлю приглашения?
Дима устало потёр лицо: – Послушай, это сложно… Родители считают, что у нас разный уровень жизни, что тебе будет трудно вписаться…
– А ты? – я смотрела ему прямо в глаза. – Что думаешь ты?
Он отвёл взгляд, и в этот момент я поняла – всё кончено. Не из-за его родителей, нет. Из-за его молчания. Из-за того, что он даже не попытался бороться.
– То есть ты даже не попытался объяснить им? – я смотрела на человека, которого, как мне казалось, знала наизусть. Теперь он выглядел почти чужим. – Не попытался сказать, что любишь меня? Что я – твой выбор?
Дима нервно провёл рукой по волосам: – Ты не понимаешь… Это не так просто. У нас семья, определённые традиции…
– Традиции? – я почувствовала, как внутри поднимается волна горечи. – А как же наши традиции? Наши воскресные завтраки? Наши планы? Или это всё было ненастоящим?
– Конечно, настоящим! – он шагнул ко мне. – Просто…
– Просто что? – мой голос звенел от напряжения. – Просто мама сказала «нет», и ты решил, что так даже удобнее? Не нужно принимать решение самому?
Он замер, и я увидела в его глазах то, чего боялась больше всего – согласие. Молчаливое, стыдливое признание моей правоты.
– Знаешь, что самое страшное? – я говорила тихо, но каждое слово било, как пощёчина. – Не то, что твои родители меня не приняли. А то, что ты… ты даже не попытался за меня постоять. За нас постоять.
На кухне тикали часы – те самые, что мы выбирали вместе. Тик-так. Тик-так. Отсчитывали последние минуты нашей любви.
– Я думал… – он запнулся. – Может, со временем они поймут…
– Со временем? – я сняла кольцо. Оно легко соскользнуло с пальца, будто тоже хотело уйти. – А что бы ты делал всё это время? Продолжал делать вид, что всё хорошо? Врал мне в глаза?
Кольцо тихо звякнуло о столик в прихожей. Такое красивое. Такое пустое.
– Аня, пожалуйста… – в его голосе появились умоляющие нотки. – Давай всё обсудим…
– Знаешь, – я вдруг почувствовала странное спокойствие, – мне кажется, тебе стоит поговорить не со мной. А с собой. И решить наконец, чего ты действительно хочешь. Кем хочешь быть – мужчиной, который борется за своё счастье, или мальчиком, который всё ещё боится маму расстроить.
Я развернулась к двери. Ноги подкашивались, но я держалась прямо. У порога обернулась в последний раз:
– Только знаешь… Когда решишь – не ищи меня. Потому что женщина, которая любила тебя несмотря ни на что, сейчас уйдёт. А та, которая вернётся домой… она уже никогда не сможет тебе верить.
Прошло три недели. Я сидела в том самом кафе, где мы когда-то встретились. Дима позвонил вчера – в десятый, наверное, раз. Я не хотела идти, но что-то внутри требовало закончить эту историю правильно. Не убегать, а поставить точку.
Он опоздал на пятнадцать минут. Я смотрела, как он идёт через зал – похудевший, с кругами под глазами. Сердце кольнуло, но уже не той острой болью, а чем-то похожим на сожаление.
– Привет, – он сел напротив, нервно одёргивая рукава пиджака. – Спасибо, что пришла.
Я молча кивнула, отпивая остывший кофе. Раньше я бы обязательно заказала горячий взамен, но сейчас… сейчас это было уже неважно.
– Я поговорил с родителями, – он смотрел мне в глаза почти умоляюще. – Серьёзно поговорил. Сказал, что это мой выбор, моя жизнь…
– И как они отреагировали? – спросила я спокойно.
– Мама плакала. Отец молчал. Но… – он протянул руку через стол, но я своей не шевельнула. – Но я готов. Готов бороться за нас.
Я смотрела на его руку – знакомые длинные пальцы, маленький шрам на костяшке. Когда-то я знала историю каждой чёрточки на этих руках.
– Знаешь, что я поняла за эти недели? – я наконец подняла глаза. – Когда любишь, не нужно готовиться к борьбе. Ты просто борешься, потому что иначе не можешь.
– Аня…
– Нет, послушай, – я покачала головой. – Три недели назад я ушла от тебя другим человеком. И дело даже не в твоих родителях или их мнении обо мне. Дело в тебе. В том, что ты предпочёл промолчать, чем встать на мою сторону.
– Я исправлюсь, – он сжал кулаки. – Клянусь, я всё исправлю…
– Дима, – я грустно улыбнулась, – ты правда не понимаешь? Нельзя исправить предательство. Можно только… отпустить.
За окном шёл дождь – первый в этом октябре. Капли стекали по стеклу, размывая очертания города. Как слёзы размывают картинку прошлого, делая его всё более далёким.
– Я ведь правда тебя любила, – я встала, накидывая пальто. – И знаешь… я благодарна тебе.
– За что? – он смотрел снизу вверх потерянными глазами.
– За урок. Я поняла, что достойна большего. Достойна человека, который будет гордиться мной, а не стыдиться. Который выберет меня, не сомневаясь.
Я застегнула последнюю пуговицу: – Прощай, Дима. Надеюсь, ты тоже извлечёшь из этого урок. И в следующий раз, когда полюбишь, найдёшь в себе смелость бороться за своё счастье.
Дождь встретил меня прохладными каплями. Я не стала открывать зонт – хотелось чувствовать эту свежесть на лице. Впереди была целая жизнь, и я впервые за долгое время чувствовала себя по-настоящему свободной. Свободной от иллюзий, от чужих ожиданий, от страха быть недостаточно хорошей.
Я шла по улице, и дождь смывал последние следы той наивной девочки, которая боялась потерять недостойную любовь. Той, которая не знала главного – иногда потерять означает найти себя.
