— Ника, может быть, тебе положить салат с креветками? — мягко спросила Елена Сергеевна, стараясь, чтобы голос звучал радушно. — Я знаю, ты любишь, специально купила тот соус, который тебе нравится.
Вероника, не отрывая глаз от экрана, лениво протянула:
— Елена Сергеевна, я же говорила, что на диете. Майонез, соусы — это всё прошлый век. Я буду только нарезку и брют.
За окном бушевала настоящая декабрьская вьюга. Ветер швырял горсти колючего снега в оконные стекла, завывал в печной трубе, словно пытаясь прорваться внутрь, в тепло и уют просторного загородного дома. Но здесь, в гостиной, царил другой мир — мир запаха мандаринов, хвои и дорогого парфюма.
В камине мирно потрескивали дрова, отбрасывая золотистые блики на накрытый стол. Хрусталь сверкал, как и безупречная сервировка, над которой Елена Сергеевна трудилась с самого утра. Она поправила льняную салфетку, едва заметно дрожащей рукой, и бросила быстрый взгляд на невестку.
Вероника сидела в кресле, уткнувшись в телефон. Её пальцы с идеальным маникюром быстро бегали по экрану, а на лице застыло выражение скучающего превосходства. Казалось, её совершенно не интересовало ни то, как старалась свекровь, ни то, что вся семья наконец-то собралась вместе.
Дмитрий, муж Вероники и единственный сын хозяев дома, нахмурился, разливая вино по бокалам.
— Вероника, мама старалась. Можно хотя бы проявить уважение и попробовать ложку.
— Дим, не начинай, а? — Вероника наконец подняла глаза, в которых читалось плохо скрываемое раздражение. — Мы приехали праздновать, а не набивать желудки, как в советской столовой.
За столом повисла тяжелая пауза. Виктор Павлович, отец Дмитрия, громко кашлянул и поправил очки. Он был человеком немногословным, но очень проницательным. Его взгляд скользнул по натянутой улыбке жены, затем по капризному лицу невестки.
— Ну что ж, — басом произнес он, поднимая бокал. — Давайте проводим Старый год. Он был непростым, но мы все здоровы, и это главное.
Дмитрий благодарно кивнул отцу. Он видел, как напряжена мать. Третий год подряд они встречали Новый год в этом составе, и каждый раз сценарий повторялся: Вероника вела себя как королева в изгнании, которой приходится терпеть общество простолюдинов, хотя сама она была родом из крошечного провинциального городка, и всё, что имела сейчас, дал ей именно Дмитрий.
— Давайте выпьем за терпение, — двусмысленно произнесла Вероника, чокаясь с мужем. — Оно нам всем пригодится.
Дмитрий сжал ножку бокала так, что костяшки пальцев побелели. Он очень хотел, чтобы этот вечер прошел идеально. У него был заготовлен сюрприз, который, как он надеялся, покажет матери, насколько он ценит всё, что они с отцом для него сделали. Но глядя на жену, он чувствовал нарастающую тревогу.
Бой курантов заглушил свист ветра за окном. Грянуло радостное «Ура!», зазвенели бокалы, заиграла музыка. На несколько минут напряжение спало, уступив место искренней радости момента перехода в новый этап.
— С Новым годом! С новым счастьем! — Елена Сергеевна обняла сына, прижимаясь щекой к его плечу. — Сынок, как же я рада, что вы приехали.
— Я тоже рад, мам. Ты у меня самая лучшая, — прошептал Дмитрий и поцеловал её в висок.
Когда первые эмоции улеглись, наступил момент вручения подарков. Под высокой, пахнущей лесом ёлкой лежала гора коробок.
Дмитрий отошел к комоду и взял небольшую, обтянутую темно-синим бархатом коробочку. Он глубоко вздохнул, подошел к матери и, улыбаясь, протянул ей подарок.
— Мам, это тебе. От нас с Вероникой. Мы долго выбирали, и я очень надеюсь, что тебе понравится. Ты это заслужила как никто другой.
В комнате стало тихо. Вероника, которая до этого момента с интересом рассматривала свои ногти, вдруг насторожилась. Она выпрямила спину, хищно наблюдая за руками свекрови.
Елена Сергеевна смущенно улыбнулась, развязала шелковую ленту и открыла крышку.
В следующую секунду из её груди вырвался изумленный вздох.
— Боже мой… Дима…
На бархатной подушечке лежали золотые часы. Это была не просто вещь, а произведение искусства: тонкий, изящный браслет, циферблат из перламутра, а по ободку сверкала россыпь настоящих бриллиантов, переливаясь в свете гирлянд всеми цветами радуги.
— Это же… это целое состояние, — прошептала Елена Сергеевна, и в её глазах заблестели слёзы. — Сынок, зачем? Это слишком дорого! Я не могу такое принять!
— Мама, перестань, — твердо сказал Дмитрий, накрывая её руку своей. — Помнишь, как ты ходила в старом пальто пять лет, чтобы оплатить мою учебу? Помнишь, как вы с папой продали дачу, чтобы дать нам с Вероникой первый взнос на квартиру? Это малая часть того, что я могу для тебя сделать. Носи их и знай, что мы тебя любим.
Виктор Павлович одобрительно крякнул:
— Правильно, мать. Бери. Сын дело говорит. Заслужила.
Идиллию разрушил резкий звон. Вероника с силой опустила вилку на тарелку. Звук прозвучал как выстрел.
— Очень трогательно, — её голос сочился ядом. — Прямо до слез. А можно узнать, любимый муж, где мой подарок? Или весь семейный бюджет ушел на мамину мечту?
Дмитрий медленно повернулся к жене. Он ожидал реакции, но надеялся, что Вероника проявит хоть каплю такта при родителях.
— Твой подарок здесь, — он достал из-под елки объемный пакет с логотипом элитного бренда косметики. — Это полная уходовая линейка, о которой ты говорила месяц назад.
Вероника выхватила пакет, заглянула внутрь и скривилась, словно обнаружила там дохлую мышь.
— Крем? Серьезно? — она подняла на мужа глаза, полные ледяной ярости. — Ты даришь матери часы с бриллиантами за полмиллиона, а жене — банки с кремом?! Ты в своем уме, Дима?
— Вероника! — голос Дмитрия стал жестче. — Мы же обсуждали это.
— Что мы обсуждали?! — взвизгнула она, вскакивая со стула. — Что я буду выглядеть как нищебродка на фоне твоей мамы?
— Прекрати истерику, — Дмитрий схватил её за локоть и буквально потащил в коридор, подальше от ошарашенных родителей.
В прихожей он развернул её к себе лицом.
— Ты что творишь? Ты хочешь испортить праздник?
— Это ты его испортил! — шипела Вероника, вырываясь. — Ты унизил меня! Перед ними! Почему у неё бриллианты, а у меня — скраб для тела?!
— Потому что твой главный подарок — это новый кроссовер, который приедет в салон через три недели! — рявкнул Дмитрий, стараясь говорить шепотом, но срываясь. — Мы же договорились! Мы меняем твою трехлетнюю машину на новую, из салона, в максимальной комплектации! Это стоит в десять раз дороже часов! Ты сама сказала: «Не трать деньги на ерунду, лучше машину обновим»!
— Машина — это средство передвижения! — парировала Вероника, её глаза лихорадочно блестели. — А часы — это статус! Это подарок здесь и сейчас! Как я буду сидеть за столом? Она вся в золоте, а я с кремом? Ты понимаешь, как это выглядит? Ты любишь мамочку больше, чем меня!
— Она одалживала нам деньги, когда у меня бизнес горел! Она меня вырастила! Она никогда ничего не просила! — Дмитрий задыхался от возмущения. — Вероника, очнись! Ты ведешь себя как эгоистичный ребенок!
Они вернулись в гостиную через пять минут. Атмосфера была безнадежно испорчена. Елена Сергеевна сидела, опустив голову, и крутила в руках закрытую коробочку с часами. Виктор Павлович мрачно смотрел в свою тарелку.
— Простите нас, — натянуто улыбнулся Дмитрий, садясь за стол. — Небольшое недопонимание.
Вероника села молча, демонстративно отвернувшись от свекрови. Она налила себе полный бокал шампанского и залпом выпила половину.
Елена Сергеевна подняла на неё влажные, виноватые глаза.
— Ника, деточка… не сердись.
Вероника лишь фыркнула, уставившись в стену.
— Знаете что, — голос Елены Сергеевны дрожал, но в нем звучала решимость. Она протянула коробочку через стол в сторону невестки. — Возьми их себе.
— Мама, нет! — воскликнул Дмитрий, вскакивая.
— Тихо, сынок, — остановила его мать жестом. — Мне, старой, такие роскошества уже ни к чему. Куда мне в них ходить? В поликлинику? Или на рынок за картошкой? А Ника молодая, красивая, ей нужно блистать, в свет выходить. Ей они нужнее.
Вероника медленно повернула голову. Её взгляд упал на синий бархат. Жадность боролась в ней с остатками приличия ровно одну секунду. Жадность победила нокаутом.
— Вы серьезно? — спросила она, и в голосе уже не было злости, только предвкушение.
— Абсолютно, — кивнула Елена Сергеевна, грустно улыбаясь. — Пусть это будет подарок от нас с отцом. И от Димы. Главное, чтобы мир в семье был. Не ругайтесь, прошу вас. Моё сердце этого не выдержит.
Дмитрий смотрел на мать с болью. Он хотел закричать, запретить, забрать подарок обратно, но видел в глазах матери мольбу. Она жертвовала своей радостью ради его спокойствия. Как всегда.
— Ну, если вы так настаиваете… — Вероника протянула руку и цепко схватила коробочку. — Отказываться от подарка невежливо, правда? Спасибо, Елена Сергеевна. Вы очень мудрая женщина.
Она тут же открыла коробку, достала часы и застегнула их на своем запястье. Затем вытянула руку, любуясь игрой света на камнях.
— Смотрится потрясающе, — самодовольно заявила она. — Дима, видишь? Они мне действительно больше идут. На руке твоей мамы они смотрелись бы… ну, слишком пафосно для её возраста.
Виктор Павлович с шумом отодвинул стул и встал.
— Я пойду покурю, — бросил он и вышел на террасу, не глядя на невестку.
Дмитрий молча пил вино, чувствуя, как внутри закипает холодная, тяжелая ярость. Вероника сияла, болтала о пустяках, словно ничего не произошло, то и дело поглядывая на своё новое украшение. Для неё инцидент был исчерпан — она получила желаемое.
Утро первого января выдалось тихим и солнечным. Снег искрился так ярко, что было больно смотреть.
Дмитрий проснулся с тяжелой головой. Он почти не спал, ворочаясь и думая о вчерашнем вечере. Рядом на подушке мирно сопела Вероника. Во сне её лицо казалось ангельским, но Дмитрий знал, что это маска.
Он встал, накинул халат и спустился вниз. На кухне было пусто. Родители, видимо, еще спали или ушли гулять с собакой.
Дмитрий включил кофемашину. Аромат свежемолотых зерен немного привел его в чувство.
Через десять минут на кухню вплыла Вероника. Она была в шелковой пижаме, свежая, довольная жизнью. На её запястье, даже сейчас, с утра, блестели те самые часы.
— Доброе утро, милый! — пропела она, подходя к нему и пытаясь поцеловать. — Кофе варишь? Сделай мне капучино, пожалуйста.
Дмитрий отстранился, глядя на часы.
— Ты даже спала в них?
— Ну конечно! Я не хотела их снимать, они такие удобные, — щебетала Вероника, садясь за стол. — Знаешь, я подумала… Может, к этим часам мне нужны новые серьги? Те, что у меня есть, смотрятся простовато. Если мы не будем тратиться на зимнюю резину для новой машины…
Дмитрий поставил чашку на стол с таким стуком, что кофе выплеснулся на скатерть.
— Вероника, — тихо сказал он. — Ты правда не понимаешь, что ты наделала?
— О боже, опять ты начинаешь? — она закатила глаза. — Твоя мать сама отдала мне часы. Сама! Я её не заставляла. Это был её выбор.
— Ты вынудила её, — процедил Дмитрий. — Ты устроила сцену, ты шантажировала нас своим настроением, ты испортила праздник. Мама отдала их только чтобы ты заткнулась и не трепала мне нервы.
— Ну и отлично! В итоге все довольны. Она чувствует себя святой благодетельницей, я получила подарок. В чем проблема?
— Проблема в том, что ты чудовище, — отчетливо произнес Дмитрий.
Вероника замерла с чашкой у рта.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что ты эгоистичное, ненасытное чудовище. А ещё я спрошу тебя: что ты подарила мне?
Вероника моргнула.
— В смысле? Мы же договорились без подарков…
— Я подарил тебе косметику. Я заказал тебе машину. Я купил подарок маме. А ты? Ты хоть открытку мне подписала? Хоть носки купила?
— Дима, ты мелочный! Ты мужчина, ты должен обеспечивать и одаривать! — взвизгнула она.
— А ты только потреблять? — Дмитрий подошел к ней вплотную. — Знаешь, я всё это время оправдывал тебя. Думал, у тебя просто сложный характер, детские травмы, бедное детство… Но нет. Ты просто гнилой человек. Ты взяла подарок, предназначенный моей матери, которая, в отличие от тебя, отдала бы последнюю рубашку. И ты даже не чувствуешь вины.
Дмитрий глубоко вдохнул, словно перед прыжком в воду, и произнес слова, которые зрели в нем всю ночь:
— Значит так. Никакой машины не будет. Заказ я отменю сегодня же.
Лицо Вероники пошло красными пятнами.
— Ты не посмеешь! Ты обещал!
— Я много чего обещал. Обещал любить тебя вечно, например. Но ты сделала всё, чтобы убить эту любовь. Денег я тебе больше не дам ни копейки. Хочешь жить красиво — иди работай. Возвращайся в свой салон красоты, пили ногти, делай что хочешь. Содержать паразита я больше не намерен.
Вероника вскочила, опрокинув стул.
— Ах так?! Ты меня попрекаешь деньгами?! Да ты без меня никто! Я — украшение твоей жизни!
— Ты — ошибка моей жизни, — холодно отрезал Дмитрий. — Собирай вещи. Я вызываю такси. Ты уезжаешь в нашу городскую квартиру, а после праздников я подаю на развод.
На секунду в кухне повисла звенящая тишина. Вероника смотрела на него расширенными глазами, осознавая, что это не блеф. Он говорил спокойно, без истерики, и это пугало больше всего.
— Развод? — прошипела она. — Из-за каких-то часов? Из-за твоей мамаши?
— Из-за твоего отношения к людям. Из-за того, что внутри у тебя — пустота.
Ярость исказила красивое лицо Вероники. Она сорвала часы с руки, царапая кожу браслетом.
— Да подавитесь вы своими подачками! — заорала она не своим голосом. — На! Забирай свое золото! Мне от вас ничего не нужно!
Она с размаху швырнула часы в стену. Раздался тошный хруст. Тяжелые золотые часы ударились о кафельную плитку и с грохотом упали на пол. Стекло циферблата разлетелось вдребезги, браслет неестественно изогнулся, из механизма выскочили мелкие шестеренки.
Дмитрий побледнел. Он смотрел на груду искореженного металла, в которой ещё минуту назад угадывался изысканный подарок.
— Вон, — тихо сказал он, не поднимая глаз.
— Что?
— Вон отсюда! — заорал он так, что зазвенела посуда в шкафах. — У тебя пятнадцать минут, чтобы исчезнуть из моей жизни!
Вероника испуганно попятилась, затем развернулась и выбежала из кухни. Через минуту сверху послышался грохот чемодана и хлопанье дверей.
Дмитрий опустился на колени перед разбитыми часами. Он осторожно, как раненую птицу, поднял искореженный корпус. Бриллианты всё так же сверкали, но стрелки замерли навсегда.
Дверь кухни тихонько скрипнула. Вошла Елена Сергеевна, за ней стоял Виктор Павлович. Они всё слышали.
Вероника пронеслась мимо них в прихожей, бросив напоследок: «Ваш сын — психопат! Живите сами в своем болоте!». Хлопнула входная дверь, взревел мотор такси, и в доме снова стало тихо.
Дмитрий всё ещё сидел на полу, сжимая в ладони обломки.
Елена Сергеевна охнула, увидев часы, и прижала руку к губам.
— Лешенька… то есть, Димочка… — она опустилась рядом с сыном, обнимая его за плечи. — Ну зачем же так? Может, не надо было так резко? Она же жена твоя…
— Бывшая жена, мам, — глухо ответил Дмитрий, не разжимая кулака. — И слава богу. Прости меня. Я привел в наш дом врага. Я позволил ей унизить тебя. Я виноват.
Виктор Павлович подошел, кряхтя, и положил тяжелую руку на голову сына.
— Не кори себя, сын. Гнилое яблоко от здоровой яблони само падает. Лучше сейчас, пока детей не нажили. Ты мужчиной поступил. Я горжусь.
Дмитрий поднял глаза на отца, затем посмотрел на мать. По её щекам текли слезы, но она улыбалась — грустно и светло.
— Мам, — голос Дмитрия окреп. — Я всё исправлю.
— Да брось ты эти часы, сынок, железяки это всё, — махнула рукой она. — Главное, что ты у нас есть.
— Нет, — твердо сказал Дмитрий, поднимаясь с пола и бережно заворачивая обломки в салфетку. — Это не просто железяки. У меня есть знакомый ювелир, мастер от бога. Он соберет их заново. Вставит новый механизм, отполирует, стекло заменит. Они будут ходить, мам. Они будут лучше новых.
Он посмотрел в окно, где сквозь тучи наконец пробилось яркое зимнее солнце.
— Мы всё починим, мам. И часы, и жизнь. Всё будет хорошо.
Елена Сергеевна вытерла слезы и подошла к плите.
— Ну, раз всё будет хорошо… Давайте завтракать? Оладьи будете?
— Буду, — улыбнулся Дмитрий, чувствуя, как с души свалился огромный, тяжелый камень. — С вареньем. Как в детстве.
В доме снова запахло кофе и выпечкой. Старый год окончательно ушел, забрав с собой всё фальшивое и ненужное, оставив только то, что имеет настоящую цену — любовь, достоинство и семью.
