— Оля, не начинай, мама просто попросила помочь… — Витя замялся, но в его взгляде мелькнула тень вины.
— Помочь? Она тобой вертит, как хочет, а я тут одна с ребёнком — тебе вообще не стыдно?!
Оля сидела на старом диване в своей маленькой гостиной, глядя на потёртый ковёр с выцветшим узором. Квартира была их с Витей — двушка на пятом этаже панельного дома, с узким балконом, где сохло бельё, и маленькой кухней. Здесь они жили уже шесть лет, здесь родился их сын Никита, которому недавно исполнилось четыре.
Оля была невысокой, с тёмными волосами, собранными в небрежный хвост, и усталыми глазами. Ей было тридцать два, и она работала воспитателем в детском саду — вставала в пять утра, чтобы успеть сдать Никиту в ясли и не опоздать в свою группу. Витя, её муж, был на три года старше — крепкий, с короткой стрижкой и привычкой щурить глаза, когда нервничал. Он работал электриком на стройке.
Они были обычной семьёй — пока в их жизнь не вмешивалась его мать, Галина Петровна.
Галина Петровна жила в получасе езды, в старом кирпичном доме с облупившейся краской на стенах. Ей было шестьдесят, но энергии в ней было на троих — громкий голос, властные манеры и привычка хлопать дверями, если что-то шло не так. После смерти мужа она осталась одна, и Витя, как единственный сын, стал её опорой. Оля поначалу не возражала — свекровь ведь уже не молода, надо помогать. Но со временем помощь превратилась в зависимость, а Галина Петровна — в угрозу их семье.
***
Всё началось с мелочей. Галина Петровна звонила Вите постоянно: то кран потёк, то лампочку поменять, то дров на дачу привезти. Он срывался с работы, ехал к ней, а Оля оставалась одна с Никитой. Она терпела, пока это не стало системой. Однажды вечером, когда Витя вернулся совсем поздно, Оля спросила:
— Где был?
— У мамы, — он бросил сумку у порога. — Забор чинил, покосился.
— Забор? — Оля отставила тарелку с ужином. — А я тут с Никитой весь день, он температурит, я с работы отпрашивалась. Ты хоть позвонить мог?
— Оленька, я не успел, — Витя потёр виски. — Мама одна, ей тяжело.
— А мне не тяжело? — голос Оли задрожал. — Я одна с ребёнком, а ты у мамы заборы чинишь!
Витя промолчал, ушёл в ванную. Оля осталась на кухне, глядя на остывающий суп, и думала: «Почему я всегда вторая?»
Конфликт назревал медленно, как собирается буря над морем. Галина Петровна начала требовать больше. В субботу утром она позвонила, пока Оля пекла блины для Никиты:
— Витя, приезжай, мне картошку копать надо, спина болит.
— Мам, у меня выходной, я с Никитой хотел… — начал он, но она перебила:
— А я что, сама должна? Ты сын или кто?
Витя вздохнул, положил трубку и сказал Оле:
— Я ненадолго, пару часов.
— Пару часов? — Оля швырнула лопатку на стол. — Ты мне муж или мамин сынок? Она тобой вертит, а я тут одна!
— Оля, не кричи, — Витя нахмурился. — Это моя мама, я должен.
— Должен? — Оля шагнула к нему. — А мне кто должен? Никите? Мы тебе не семья, что ли?
Витя молча взял ключи и ушёл. Оля осталась стоять, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Никита выглянул из комнаты:
— Мам, а папа где?
— Ушёл, — она вытерла лицо. — К бабушке.
***
С того дня всё покатилось под откос. Галина Петровна звонила всё чаще: то крышу починить, то телевизор настроить, то денег занять. Витя отдавал ей половину зарплаты, а Оля тянула коммуналку и садик на свою. Однажды она нашла в его куртке чек — двести грамм сырокопченой колбасы и бутылка коньяка, купленные в день, когда он «помогал маме».
— Это что? — она сунула чек ему под нос, когда он вернулся домой.
— Маме купил, — Витя отвёл взгляд. — Она попросила.
— Коньяк? — Оля задохнулась. — Я Никите йогурт купить не могу, а ты маме коньяк таскаешь?!
— Оля, не начинай, — он прошёл на кухню. — Ей плохо, а я единственный сын.
— А мне ты единственный муж, только вот ты об этом забыл, кажется! — Оля кричала, не сдерживаясь. — Я устала, Витя!
Витя замер, глядя в пол. Потом сказал тихо:
— Я поговорю с ней.
Но Оля уже не верила. Она ушла в спальню, хлопнув дверью, и полночи плакала в подушку, чтобы Никита не слышал.
***
Кульминация случилась через неделю. Галина Петровна позвонила в воскресенье утром:
— Витя, приезжай, у меня давление скачет, меня в больницу чуть не увезли.
Он сорвался, даже не позавтракав. Оля осталась с Никитой, который снова приболел и от того капризничал. Вечером Витя вернулся, бледный, голодный.
— Где был? — спросила Оля, чистя картошку.
— У мамы, — он сел за стол. — Ей плохо было, утром в больницу хотели увезти, я с ней сидел.
— В больницу? — Оля прищурилась. — А почему мне соседка сказала, что видела её с утра в магазине и весьма бодрую?
Витя побледнел.
— Она… ей, наверное, после магазина и стало плохо, — промямлил он.
— Ты совсем дурак? — Оля швырнула нож в раковину. — Она тобой манипулирует, а ты слепой! Я ухожу, Витя. С Никитой.
— Оля, не надо, — он вскочил. — Я разберусь.
— Разбирайся, — она ушла в комнату, собирать вещи.
Витя остался стоять, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Он понял: пора выбирать.
***
На следующий день он поехал к матери. Галина Петровна сидела в кухне, пила чай, на столе стояла та самая бутылка коньяка.
— Мам, нам поговорить надо, — Витя сел напротив.
— Что случилось? — она подняла брови. — Опять Оля твоя недовольна?
— Мам, хватит, — он посмотрел ей в глаза. — Ты меня каждый день дергаешь, я семью теряю.
— Семью? — Галина Петровна фыркнула. — Я твоя мать, я важнее!
— Нет, — Витя стукнул кулаком по столу. — Оля с Никитой — моя семья. Я больше не буду бегать по первому зову.
— Ты что, бросить меня решил? — её голос задрожал.
— Не бросить, — он встал. — Но помогать буду, когда смогу. А не когда ты захочешь.
Он ушёл, оставив мать в шоке. Дома Оля собирала чемодан, Никита сидел на полу с машинкой.
— Оля, подожди, — Витя шагнул к ней. — Я с мамой поговорил. Она больше не будет.
— Не будет? — Оля усмехнулась. — Ты пять лет это обещаешь.
— Теперь точно, — он взял её за руку. — Я выбрал вас.
Оля молчала, глядя на него. Потом убрала чемодан.
***
Но Галина Петровна не сдалась. Через неделю она явилась к ним сама, с сумкой солений.
— Оля, я к вам, — сказала она, ставя банки на стол. — Мир?
— Мир? — Оля скрестила руки. — После всего?
— Я старая, ошибалась, — Галина Петровна опустила глаза. — Не гоните меня.
Оля посмотрела на Витю. Он кивнул:
— Мам, заходи. Но по нашим правилам.
Свекровь осталась на чай, но Оля видела: это не конец. Через месяц Галина Петровна снова позвонила — «кран течёт». Витя ответил:
— Мам, вызывай сантехника. У меня выходной с семьёй.
Она ворчала, но сделала. Оля сидела на кухне, глядя на мужа, и думала: он выбрал. И этот выбор стоил каждой слезы. Никита смеялся, а она впервые за годы почувствовала — они настоящая семья.
