— Светло-то как, — Галина Ивановна провела ладонью по гладкому подоконнику, словно проверяя его на прочность. — Не то что у меня, вечная тень от тополя.
Аня выдавила из себя улыбку. Месяц. Всего месяц они с Лёшей жили в своей собственной, выстраданной в ипотечных муках квартире, и это был уже третий визит свекрови. Каждый раз — с инспекцией.
— Мы специально выбирали солнечную сторону, мам, — Лёша с гордостью обвёл руками комнату. — Чтобы Аниным цветам нравилось.
— Цветам, — повторила Галина Ивановна, и в её голосе проскользнула нотка снисхождения.
Она подошла к новому дивану и критически его осмотрела. — Жёсткий, наверное. Для спины полезно. А вот я бы его к той стене поставила. Там и розетка удобнее.
Аня сжала губы. Они три дня двигали этот диван, пока не нашли идеальное место. Её место. Их с Лёшей.
— Нам и тут хорошо, Галина Ивановна.
Свекровь пропустила её слова мимо ушей, обращаясь исключительно к сыну.
— Лёшенька, а помнишь мой сервант? Старенький, конечно, но крепкий. Вот сюда бы он идеально вписался. И посуду было бы куда поставить.
Лёша замялся.
— Мам, ну какой сервант? У нас тут современный стиль, лофт, всё такое. Куда мы его?
Аня видела, как дёргается щека мужа.
Он разрывался между ней и матерью, и эта его нерешительность выводила из себя больше, чем все инспекции свекрови.
Галина Ивановна тяжело вздохнула, словно неся на своих плечах всю скорбь мира. Она медленно опустилась на тот самый диван, который только что раскритиковала.
— Да я же не для себя, сынок. Я же для вас стараюсь. Чтобы уютно было. Чтобы по-домашнему.
Она обвела взглядом просторную кухню-гостиную, задержалась на панорамном окне, и в её глазах мелькнуло что-то хищное, расчётливое. Аня почувствовала, как по шее пробежал неприятный холодок.
— А балкон у вас большой? — вдруг спросила она. — Рассаду можно было бы выставить.
— Мам, мы не сажаем рассаду, — терпеливо сказал Лёша.
— Вы не сажаете, — кивнула она. — А я сажаю. Мне бы очень пригодился. В моей конуре даже ящик поставить некуда. Всё заставлено.
Она говорила это так, будто они с Лёшей были виноваты в тесноте её квартиры. Будто их просторные двадцать пять метров гостиной были личным оскорблением для неё.
Аня больше не могла это выносить. Она подошла к окну, поворачиваясь к ним спиной. Смотрела на город внизу, на огни машин, на чужие жизни.
— Галина Ивановна, мы очень устали с переездом и ремонтом. Давайте в другой раз обсудим дизайн.
Это было сказано максимально вежливо, но свекровь восприняла это как объявление войны.
Она поджала губы, её лицо мгновенно стало жёстким и обиженным.
— Я тебе, Анечка, не дизайнер. Я мать. И вижу, что вы тут всё неправильно делаете. Не по-хозяйски.
Лёша попытался вмешаться, сгладить углы.
— Мам, ну хватит. Аня сама знает, как ей удобнее.
И тут плотину прорвало. Галина Ивановна встала, её голос задрожал от тщательно разыгрываемого горя.
— Конечно, она знает! Она теперь хозяйка! А я кто? Я всю жизнь на вас положила, на двух работах спину гнула, чтобы ты, Лёшенька, образование получил! Чтобы человеком стал! А теперь я вам не нужна, мешаю только.
Она сделала паузу, давая словам впитаться в воздух комнаты. Аня обернулась, готовая к любому удару.
— Аня, — свекровь посмотрела ей прямо в глаза, и в её взгляде не было ничего, кроме холодного расчёта.
— Ну что тебе стоит? Ты молодая — ещё заработаешь, а я всю жизнь пахала, неужели не заслужила пожить остаток лет по-человечески? Отдайте мне эту квартиру.
Воздух в комнате загустел, стал вязким. Аня на мгновение подумала, что ослышалась. Что это какая-то чудовищная, неуместная шутка. Но лицо свекрови было серьёзным, даже трагичным.
Первым опомнился Лёша. Он издал какой-то странный звук, среднее между смешком и всхлипом.
— Мам, ты чего? Совсем, что ли? Какую квартиру отдать? Мы за неё ипотеку двадцать лет платить будем.
Но Галина Ивановна смотрела только на Аню, игнорируя сына. Она ждала ответа от неё, словно это было женское дело, которое они должны были решить между собой.
— Аня? — повторила она, чуть мягче, вкрадчивее. — Ты же умная девочка. Ты же понимаешь.
Аня медленно выдохнула. Она почувствовала, как внутри зарождается холодная, острая ярость.
— Понимаю, Галина Ивановна. Я всё прекрасно понимаю. Вы предлагаете нам съехать из нашей квартиры, которую мы купили месяц назад, и отдать её вам. Я правильно поняла?
— Ну зачем же так грубо — «отдать», — свекровь поморщилась. — Мы же семья. Просто поменяемся.
Вы в мою переедете, а я сюда. Вам-то какая разница, где жить, молодые, притрётесь. А мне на старости лет — комфорт.
— Поменяемся? — Аня усмехнулась. — Ваша «двушка» в старом фонде на окраине против нашей новой квартиры у парка? Вы это серьёзно?
Лёша схватил её за руку, умоляюще глядя.
— Ань, перестань. Мама, давай закончим этот разговор. Мы ничего менять не будем.
— Ах, вот как! — Галина Ивановна снова сменила тактику. Её глаза наполнились слезами.
— Значит, не будете? Значит, мать на помойку? А я ведь, Лёшенька, не просто так прошу!
У меня трубу прорвало на прошлой неделе, весь стояк залило! Соседи в суд подавать собираются! А у меня денег нет на ремонт! Откуда у пенсионерки такие деньги?
Она говорила громко, с надрывом, явно играя на публику, которой не было. Лёша тут же растаял.
— Мам, ну что ж ты молчала? Мы бы помогли! Дали бы денег!
— Денег! — горько рассмеялась она. — Всё вы деньгами мерите! А мне не деньги ваши нужны, а забота! Участие! Я думала, сын родной в беде не оставит, а он…
Она достала из сумочки телефон и начала быстро нажимать на кнопки.
— Алло, Люда? Привет, сестра. Это я… Да вот, у сына в гостях. В новой квартире. Красиво тут, богато… А мать, говорят, пусть в своей развалюхе с прорванными трубами подыхает…
Лёша побледнел. Он попытался вырвать телефон у матери, но та ловко увернулась.
— Мама, прекрати! Зачем ты тёте Люде звонишь?
Аня смотрела на этот цирк с ледяным спокойствием. Она поняла правила игры. Её пытались выставить бессердечной, которая настраивает мужа против родной матери.
Любой крик, любая истерика с её стороны были бы сейчас на руку свекрови.
Она подошла к Галине Ивановне, заглянула ей в глаза и тихо, но отчётливо произнесла:
— Хорошо.
В комнате всё замерло. Лёша уставился на неё с ужасом. Галина Ивановна даже телефон от уха опустила, недоверчиво глядя на невестку.
— Что «хорошо»? — прошептал Лёша.
Аня улыбнулась. Это была самая фальшивая улыбка в её жизни.
— Я говорю, хорошо, Галина Ивановна. Ваше предложение заслуживает внимания. Нам с Лёшей нужно всё обдумать. Обсудить детали, так сказать. Переезд — дело серьёзное.
Как только за Галиной Ивановной закрылась дверь, Лёша взорвался.
— Аня, ты с ума сошла? Что это было? Какие детали? Ты что, и правда собралась отдать ей нашу квартиру?
Аня спокойно налила в стакан воды и сделала несколько медленных глотков. Руки слегка дрожали.
— Лёша, сядь. И послушай меня. Твоя мама играет в игру. И она только что проиграла, просто ещё не поняла этого.
Она села напротив мужа.
— Она хотела, чтобы я начала кричать, возражать, выгонять её. Чтобы ты увидел во мне монстра, а в ней — жертву. Я сделала то, чего она не ожидала. Я согласилась.
Лёша смотрел на неё, ничего не понимая.
— Но зачем?
— Затем, что теперь мы будем играть по моим правилам, — в глазах Ани появился стальной блеск.
— Завтра ты позвонишь ей и скажешь, что мы согласны на обмен. Но так как сделка очень серьёзная, мы хотим всё сделать по закону. С юристом.
Через два дня Галина Ивановна сидела в их гостиной, сияя от предвкушения победы. Рядом с Аней сидел её старый друг, Марк, в строгом костюме и с кейсом, изображавший непреклонного юриста.
— Итак, Галина Ивановна, — начал Марк, раскладывая на столе бумаги. — Мы подготовили предварительный договор обмена. Мои клиенты, — он кивнул на Аню и Лёшу, — готовы пойти вам навстречу.
Свекровь вся подобралась, жадно глядя на документы.
— Они готовы обменять свою квартиру на вашу. Более того, они берут на себя все расходы по переезду, а также готовы компенсировать вам стоимость ремонта, который требуется после прорыва трубы.
Нам нужна только официальная смета от управляющей компании.
Галина Ивановна слегка напряглась.
— Какая ещё смета? Там на словах договорились…
— Только официальные документы, — отрезал Марк. — Далее. Поскольку ваша квартира находится в залоге у совести, как вы выразились, мои клиенты готовы взять на себя и этот нематериальный актив.
В договоре будет пункт, что с момента обмена все ваши претензии, как материальные, так и моральные, к сыну и его жене считаются полностью погашенными. Пожизненно.
Лёша с изумлением смотрел на Аню. Он впервые видел её такой — собранной, жёсткой, просчитывающей ходы наперёд.
— И последнее, — Марк перешёл к главному. — Для чистоты сделки нам потребуется полная выписка из ЕГРН на оба объекта, справки об отсутствии задолженностей по коммунальным платежам и, конечно, независимая рыночная оценка обеих квартир.
Это стандартная процедура.
Лицо Галины Ивановны начало медленно меняться. Самодовольная улыбка сползла, уступая место растерянности.
— Зачем… зачем оценка? Мы же просто меняемся.
— Чтобы всё было по-честному, — мягко улыбнулась Аня. — Разницу в рыночной стоимости, разумеется, нужно будет компенсировать.
Ваша квартира, по предварительным данным, стоит около трёх миллионов. Наша — двенадцать. Разница всего девять миллионов. Для вас, как для матери, мы готовы сделать скидку.
Скажем, до восьми с половиной. Можете взять кредит.
Наступила оглушительная пауза. Галина Ивановна смотрела то на Аню, то на Марка, то на сына. Краска бросилась ей в лицо.
— Какой… какой кредит? Вы что, смеётесь надо мной? Вы же… вы же сами предложили!
— Мы предложили обмен, — поправила Аня. — А обмен подразумевает равноценность. Или компенсацию.
Мы же семья, всё должно быть по-честному. И про трубу не забудьте. Ждём смету. Как только получим все документы и компенсацию, сразу начнём переезд.
Галина Ивановна вскочила. Маска несчастной жертвы слетела, обнажив злое, перекошенное от ярости лицо.
— Да я знала! Знала, что ты змея! Настроила сына против меня! Ничего мне от вас не надо, подавитесь своей квартирой!
Она пулей вылетела из квартиры, громко хлопнув дверью.
Лёша сидел, ошарашенно глядя на закрытую дверь. Потом перевёл взгляд на жену. Он смотрел на неё так, будто видел впервые.
Восхищённо, с любовью и бесконечным уважением. Он подошёл, сел рядом и просто взял её за руку.
— Спасибо, — прошептал он.
Аня улыбнулась. На этот раз искренне.
— Мы — команда. Теперь ты это понял?
— Понял, — твёрдо сказал он. — Теперь понял.
В их новой квартире, залитой солнечным светом, впервые стало по-настоящему спокойно. Это была их территория. И они её отстояли.
