— Ты начитался пабликов про «мужское государство», уволился с работы и заявил, что я должна тебя содержать и обслуживать, потому что ты — «глава рода»? А мои деловые костюмы ты порезал, чтобы я носила только юбки в пол? Ты не глава рода, ты безработный тиран. Вон из моей квартиры! – голос Евы не срывался на визг, он звучал плоско и страшно, как скрежет лопаты о промерзший асфальт.
Она стояла посреди спальни, не выпуская из рук кожаную сумку, словно та была щитом. Под ногами, вперемешку с пылью, валялись ошметки её жизни. Темно-синий пиджак Hugo Boss, в котором она закрывала сделку года, теперь напоминал тряпку для мытья полов — рукава были грубо, с зазубринами, отхвачены ножницами по самые плечи. Брюки со стрелками, идеальные, строгие, превратились в бесформенные шорты. Шелковые блузки были исполосованы вдоль, будто их драл когтями дикий зверь. На полу лежало около трехсот тысяч рублей, превращенных в мусор.
Денис лежал на диване, закинув руки за голову. Он даже не потрудился встать, когда она вошла и застыла в дверном проеме. На его лице блуждала снисходительная, почти блаженная улыбка человека, который постиг высшую истину и теперь с жалостью смотрит на суетливых муравьев внизу. На нем были растянутые серые треники с вытянутыми коленями и футболка с жирным пятном от соуса на животе — парадная униформа новоиспеченного «патриарха».
— Ева, ты мыслишь слишком узко, — лениво протянул он, почесывая небритую щеку. — Ты сейчас видишь тряпки. А я вижу освобождение. Женщина в брюках перекрывает мужчине связь с космосом, блокирует его денежный канал. Брюки пережимают чакру женственности. Я почистил наше пространство. Теперь ты будешь носить юбки, ходить плавно, и энергия в доме восстановится.
Ева медленно наклонилась и подняла с пола то, что раньше было её любимой юбкой-карандаш. Разрез сзади был распорот до самого пояса. Ткань хрустнула в кулаке.
— Финансовые потоки? — переспросила она, чувствуя, как внутри, где-то в солнечном сплетении, закипает холодная, расчетливая злость. — Твои потоки перекрыты не моими брюками, Денис, а тем, что ты третий месяц имитируешь бурную деятельность. Денежный канал заблокирован твоей ленью, а не моей одеждой. Ты сегодня утром позвонил моему секретарю и сказал, что я не приду, потому что «женщине не место в офисе»? Ты хоть понимаешь, что я еле удержала контракт? Меня полчаса отпаивали водой, думали, у меня муж с ума сошел или в заложники меня взял.
— Я заботился о тебе, — Денис наконец сел, спуская босые ноги на пол. В его глазах горел тот самый опасный фанатичный огонек, который бывает у людей, попавших в секту или финансовую пирамиду. — Работа делает тебя мужиком. У тебя яйца стальные стали, Ева, это противоестественно. Я принял решение. Мужское, стратегическое. Я уволился из логистики сегодня в обед. Хватит горбатиться на дядю за копейки, унижаться перед начальством. Я теперь буду заниматься управлением. Мыслить масштабно. А твоя задача — обеспечить тыл. Быт, еда, уют. Ты должна наполнять меня энергией, а не растрачивать себя на переговоры с какими-то левыми мужиками.
Ева посмотрела на него так, словно видела впервые. Семь лет брака. Семь лет они строили быт, выплачивали эту треклятую ипотеку, ездили в отпуск в Турцию, смеялись над комедиями. И вот теперь перед ней сидел чужой человек, ментально изуродованный какими-то интернет-проповедниками. Он говорил лозунгами, в которые сам свято верил, оправдывая ими свою несостоятельность.
— Значит, ты уволился, — констатировала она, переступая через разорванную блузку. Каблук туфли вонзился в шелк. — И теперь ты будешь мыслить. А я должна работать, платить ипотеку за эту квартиру, покупать продукты, заправлять твою машину, оплачивать коммуналку и при этом носить юбку в пол и молчать? Ты предлагаешь мне содержать взрослого здорового лося, который считает себя императором дивана?
— Не утрируй, женщина, — поморщился Денис, и это слово — «женщина» — прозвучало как кличка собаки. — Ты будешь не работать, а служить семье. Деньги придут. Под мужчину всегда приходят деньги, если баба правильная. А ты была неправильная. Но я это исправил. Я избавил тебя от соблазна надеть это мужское тряпье. Я освободил тебя. Скажи мне спасибо.
Он встал и сделал шаг к ней. Ева инстинктивно отшатнулась, но не от страха, а от омерзения. От него пахло несвежим потом, застарелым табаком и той специфической затхлостью, которая появляется у людей, сутками не выходящих из комнаты и живущих в виртуальном мире.
— Ты уничтожил мой гардероб, — медленно, разделяя каждое слово, произнесла она. — Ты влез в мою жизнь своими грязными руками и решил, что имеешь право меня перекраивать. Ты не стратег, Денис. Ты вандал. И ты забыл одну маленькую, но очень важную деталь. Эта квартира куплена мной. Ипотеку плачу я. С моей карты. Ты здесь только прописан. Временно.
— Опять ты про своё «мое», «твое», — Денис закатил глаза, словно объяснял теорему Пифагора умственно отсталому ребенку. — В семье всё общее. Квартира — это территория рода. А я — глава. Поэтому квартира моя по праву иерархии. А бумажки эти юридические — для рабов системы. Ты должна понять, Ева: пока ты не подчинишься, счастья не будет. Я сегодня полдня потратил, чтобы вырезать всё это. Руки стер. А ты даже не оценила масштаб заботы.
Ева перевела взгляд на его руки. На большом и указательном пальцах действительно алели свежие мозоли от ножниц. Он трудился. Он старательно, с упорством маньяка, кромсал плотную шерсть костюмной ткани, веря, что совершает сакральный ритуал возвращения власти. Это было не просто бытовое хулиганство. Это был диагноз. Клиническая картина паразитизма, прикрытого великой идеей.
— Я оценила, — сказала она, и её взгляд стал тяжелым, давящим, как гранитная плита. Внутри неё что-то щелкнуло и выключилось. Любовь, жалость, привычка — всё сгорело в ту секунду, когда она увидела свой изуродованный пиджак. — Я очень хорошо оценила масштаб, Денис. Ты прав, счастья не будет. По крайней мере, у тебя. И уж точно не здесь.
Она развернулась на каблуках и пошла к выходу из спальни. Ей нужно было на воздух, в другое помещение, подальше от этого кладбища вещей и здравого смысла.
— Эй, ты куда пошла? — крикнул ей в спину Денис, в его голосе прорезались требовательные нотки капризного ребенка. — Я вообще-то голодный. Глава рода требует ужин! У нас там курица была в морозилке, давай, прояви женскую суть! Я весь день, считай, на ногах, устал как собака, пока порядки наводил!
Ева остановилась в дверном проеме. Она не обернулась. Её пальцы сжались в кулак так, что ногти вонзились в ладонь. Женская суть. Он хотел увидеть женскую суть? Он её увидит. Но это будет не та покорная хранительница очага с подносом в руках, которую он себе намечтал в своих больных фантазиях. Это будет хозяйка, которая обнаружила в своем доме жирного, наглого таракана.
— Ужин, — тихо повторила она, направляясь в кухню. — Будет тебе ужин. Стратегический. Такой, какой ты заслужил.
Ева прошла на кухню, стараясь не задевать плечами стены, словно квартира вдруг стала тесной, заполненной липким присутствием чужого безумия. Она не стала доставать курицу. Вместо этого она открыла свою сумку и достала пластиковый контейнер с салатом «Цезарь», который купила в кулинарии по дороге домой. Желудок сводило от голода, и это животное чувство было сейчас сильнее душевной боли. Она села за стол, сорвала крышку с контейнера и начала есть — молча, методично, глядя в темное окно.
Через минуту на пороге кухни нарисовался Денис. Он ожидал увидеть скворчащую сковородку, пар от духовки и суетящуюся жену, искупающую вину за свое «неправильное» поведение. Увидев Еву, спокойно жующую лист салата, он замер. Его лицо вытянулось, а брови поползли вверх, к линии начинающей редеть шевелюры.
— Я не понял, — протянул он, выдвигая стул и с грохотом усаживаясь напротив. — А где нормальная еда? Я же сказал: курица в морозилке. Или ты думаешь, что глава семьи должен питаться воздухом? Ты сейчас испытываешь мое терпение, Ева. Это очень плохая стратегия.
Он по-хозяйски протянул руку к её контейнеру, намереваясь подцепить кусок куриной грудки своими пальцами. Ева среагировала мгновенно. Она резко отодвинула салат в сторону и с громким стуком воткнула пластиковую вилку в стол, прямо перед его носом.
— Руки, — коротко бросила она. В её голосе не было истерики, только ледяное предупреждение. — Этот ужин куплен на мои деньги. Мной. Для меня.
Денис отдернул руку, словно обжегся, но тут же нацепил на лицо маску оскорбленного достоинства. Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, всем своим видом демонстрируя превосходство духа над бренной материей.
— Ты ведешь себя как мелочная торговка, — процедил он сквозь зубы. — Ты делишь кусок хлеба с мужем? Ты хоть понимаешь, как это низко? Я сейчас нахожусь в процессе глубокой внутренней трансформации. Я перестраиваю эгрегор нашей семьи. Мне нужна энергия. Твоя задача — обеспечить физический ресурс, пока я занимаюсь ментальным. Деньги — это просто бумага, Ева. А моя энергия — это валюта будущего. Ты инвестируешь в меня, чтобы потом мы жили как короли.
— Инвестиции предполагают отдачу, Денис, — Ева отправила в рот сухарик и громко хрустнула им. — А ты — пассив с отрицательной доходностью. Ты три месяца сидишь на моей шее, а сегодня уничтожил имущество на сумму, равную твоей годовой зарплате на той самой работе, с которой ты так гордо ушел. Ты не инвестиция. Ты черная дыра.
— Это временно! — рявкнул Денис, ударив ладонью по столу. — Ты читала вообще, что пишут умные люди? Мужчина должен сначала обнулиться, чтобы взлететь! Я сейчас на дне, чтобы оттолкнуться! А ты, вместо поддержки, гири мне на ноги вешаешь! Женщина должна вдохновлять, а не считать копейки! Твои деньги — это наши деньги, потому что я разрешаю тебе работать. Пока разрешаю. А мои деньги, которые скоро будут, — это мой капитал. Так работает патриархат.
Ева отложила вилку. Она достала телефон и разблокировала экран. Её лицо подсветилось холодным голубоватым светом.
— Отлично, — кивнула она. — Раз ты у нас теперь живешь по законам патриархата и домостроя, давай соответствовать. В традиционном обществе мужчина полностью обеспечивает женщину. Женщина не работает. Но раз я работаю, а ты нет, значит, наша модель немного сломалась. И я её починю. Прямо сейчас.
Она открыла приложение банка. Денис напрягся, вытягивая шею, пытаясь разглядеть экран.
— Что ты там делаешь? — в его голосе промелькнула первая нота тревоги.
— Ты привязан к моему счету, Денис. Дополнительная карта на твое имя. «На бензин и продукты», как мы договаривались. — Ева нажала несколько кнопок. — Лимит ноль. Блокировка карты. Причина: утеря доверия. Теперь ты не сможешь купить даже жвачку.
Телефон Дениса, лежащий на столе, звякнул уведомлением. Он схватил его, уставился в экран, и его лицо пошло красными пятнами.
— Ты что, совсем офонарела?! — заорал он, вскакивая со стула. — Там подписка на сервис! Там оплата за интернет! Ты мне кислород перекрываешь?! Это экономическое насилие!
— Нет, дорогой, — Ева даже не моргнула. — Это рыночные отношения. Обслуживание предоставляется только платежеспособным клиентам. А ты банкрот. И, кстати, насчет интернета.
Она переключилась на приложение провайдера. Палец завис над кнопкой «сменить пароль Wi-Fi».
— Ты же у нас теперь мыслитель. Стратег. Зачем стратегу деградировать в сети? Читай книги. У нас полная полка классики. Достоевский, Толстой. Почитай, как реально жили люди в патриархате. Они пахали в поле, Денис. А не лежали на диване с планшетом, изучая, как правильно угнетать бабу.
— Не смей! — взвизгнул он, бросаясь к ней, но Ева уже нажала кнопку.
Роутер в коридоре мигнул красным огоньком и перезагрузился. Денис лихорадочно тыкал в свой смартфон, обновляя страницу, но значок Wi-Fi исчез, сменившись на унылый значок мобильной сети, трафик которой у него тоже оплачивался с её карты, которую она заблокировала секунду назад.
— Ты… ты чудовище, — прошептал он, глядя на неё с неподдельным ужасом. Для него отключение от цифровой кормушки было страшнее голода. Это означало остаться наедине со своими мыслями, а там было пусто и страшно. — Я же муж твой! Я глава!
— Ты паразит, Денис, — Ева встала, забирая пустой контейнер. — И с этой минуты паразита сняли с довольствия. Хочешь есть? Иди заработай. Хочешь интернет? Оплати. Хочешь быть главой? Соответствуй. А пока ты просто безработный вандал в чужой квартире.
Она подошла к раковине и бросила туда вилку. Звук удара пластика о металл прозвучал как выстрел.
— И еще, — она повернулась к нему спиной, включая воду. — Завтра я меняю замки. Так что стратегическое планирование своего будущего жилья я советую тебе начать прямо сейчас. У тебя есть ночь.
Денис стоял посреди кухни, сжимая в руке бесполезный смартфон. Его мир, построенный на удобных пабликах и чужих идеях, рушился, сталкиваясь с железобетонной реальностью, где за всё нужно платить. Он посмотрел на Еву, на её прямую спину, обтянутую простой домашней футболкой, и впервые почувствовал не раздражение, а липкий, холодный страх. Кормушка захлопнулась.
Тишина в квартире, лишенной вай-фая, давила на уши. Для Дениса, привыкшего жить под фоновый бубнеж стримов и бесконечное перелистывание ленты, это было похоже на резкую декомпрессию. Он метался по кухне, как тигр в слишком тесной клетке, то и дело тыкая пальцем в экран телефона, надеясь, что интернет появится чудом, силой его желания. Но экран предательски показывал «Нет подключения».
— Ты понимаешь, что ты творишь? — наконец прошипел он, останавливаясь напротив Евы и опираясь кулаками о столешницу. Его лицо пошло некрасивыми пятнами, в уголках рта скопилась слюна. — Ты не просто интернет вырубила. Ты меня изолируешь! Ты ломаешь мужчину, чтобы сделать его удобным! Это классическая бабская манипуляция — кастрация через быт! Мне нужно учиться, мне нужно общаться с наставниками! У нас сегодня вебинар по построению личного бренда!
— Личного бренда? — Ева медленно подняла на него глаза. В них было столько усталости, что хватило бы на десятерых. — Денис, твой личный бренд — это дырка на диване и долги по коммуналке. О каком обучении ты говоришь? Ты три месяца смотришь, как другие мужики играют в «Танки» или рассказывают, как правильно бить жену.
— Не смей! — взвизгнул он, и голос его сорвался на фальцет. — Это закрытый клуб! Это элитное сообщество! Я, между прочим, заплатил за доступ к курсу «Путь Монарха» пятьдесят тысяч рублей! Это инвестиция в моё сознание! Там учат управлять реальностью!
Ева замерла. Она даже дышать перестала на секунду. Пятьдесят тысяч. У Дениса не было своих денег уже полгода. На карте, которую она ему выдала и только что заблокировала, лимит был строго на продукты — двадцать тысяч в месяц, и он их уже проел.
— Откуда? — очень тихо спросила она. — Откуда у тебя пятьдесят тысяч, Денис?
Он осекся. Понял, что сболтнул лишнее в порыве защитить свою «стратегию». Он отвел глаза, начал ковырять ногтем скатерть, весь его напускной пафос сдулся, обнажив напуганного подростка.
— Ну… я нашел ресурсы. Мужчина всегда найдет ресурсы, если цель великая.
— Ты взял микрозаймы? — голос Евы стал твердым, как алмазный резец. — Говори правду. Ты взял быстрые деньги под дикие проценты?
— Это на развитие! — заорал он, переходя в нападение, потому что лучшая защита для него была истерика. — Я отдам! Как только моя стратегия сработает, я отдам в десять раз больше! Ты мелочная! Ты думаешь только о своих бумажках, а я строю империю! Да, я взял три займа! И что? Я указал твой номер как контактный, потому что мы семья! Они позвонят, ты подтвердишь, что я надежный!
Ева медленно поднялась со стула. В ушах шумело. Он не просто паразит. Он раковая опухоль, которая начала давать метастазы в её финансовую историю. Он набрал кредитов в ларьках «Деньги сразу», повесил её телефон в базу коллекторов, и все это — ради курса какого-то инфоцыгана, который научил его резать одежду жены.
Она молча вышла из кухни.
— Эй! Я с тобой разговариваю! — Денис бросился за ней, чувствуя, что ситуация выходит из-под контроля, но не понимая, насколько сильно.
Ева вошла в гостиную. Её взгляд упал на тумбу под телевизором. Там, мигая синим огоньком в режиме ожидания, стояла черная, изящная PlayStation 5. Его гордость. Его «инструмент стратегического мышления». Его единственная любовь. Он купил её год назад, когда еще работал, в кредит, который, кстати, закрывала Ева, чтобы не капали проценты.
Она подошла к приставке и рывком выдернула шнур питания из розетки.
— Ты что делаешь? — Денис застыл в дверях. Его глаза расширились до размеров блюдец. — Не трогай! Это моя вещь! Поставь на место!
Ева не ответила. Она подняла консоль, ощущая её приятную тяжесть, и провода, как черные змеи, потянулись следом по полу. С этим грузом она двинулась обратно на кухню.
— Ева! — Денис кинулся к ней, пытаясь перехватить приставку, но она развернулась так резко, выставив локоть, что он налетел на него грудью. — Ты не посмеешь! Она стоит семьдесят штук! Это моя отдушина!
— Твоя отдушина, Денис, слишком дорого мне обходится, — сказала она, входя в кухню.
Она подошла к раковине. В ней еще стояла грязная посуда, которую он, конечно же, не помыл, ведь это «женское дело». Ева поставила консоль прямо в раковину, поверх жирной тарелки.
— Нет! Нет! Стой! — Денис понял. Он все понял. Он прыгнул через кухню, но было поздно.
Ева открыла кран на полную мощность.
Тугая, мощная струя холодной воды ударила в черный пластиковый корпус. Вода заливалась в вентиляционные отверстия, в дисковод, в порты USB. Послышалось шипение, словно змея умирала в агонии. Где-то внутри сложной электроники коротнуло, запахло паленым пластиком и озоном.
Денис завыл. Это был не человеческий крик, а вой раненого зверя. Он оттолкнул Еву, чуть не сбив её с ног, и дрожащими руками выхватил мокрую, капающую приставку из раковины. Из неё, как из утопленника, лилась вода, смешанная с грязью с тарелок.
— Ты убила её… — прошептал он, прижимая мокрый кусок пластика к своей футболке, не замечая, что вода течет ему на штаны. — Ты убила мою приставку… Сука! Тварь! Ты хоть понимаешь, что ты наделала?! Это же сердце моего досуга!
Он поднял на неё глаза, полные слез и ненависти. В этот момент он был готов ударить. Его кулаки сжались, вены на шее вздулись.
— Я смыла твою «стратегию» в канализацию, — спокойно ответила Ева, вытирая мокрые руки кухонным полотенцем. — А теперь слушай меня внимательно, «монарх». У тебя есть долги. У тебя нет работы. У тебя нет интернета. И теперь у тебя нет игрушки. Иллюзия кончилась.
— Я тебя уничтожу, — прохрипел он, трясясь от ярости. — Я заберу у тебя всё. Я отсужу половину квартиры! Я скажу, что ты меня била! Что ты неадекватная!
— Ты ничего не отсудишь, — Ева говорила так, будто забивала гвозди в крышку гроба их брака. — Квартира куплена до брака. Кредиты на тебе. А порча моего имущества зафиксирована на фото и видео, пока ты красовался на диване. Но это уже неважно. Потому что прямо сейчас ты уйдешь.
— Я никуда не пойду! — заорал он, швыряя мокрую приставку на пол. Она с глухим, хлюпающим звуком ударилась о плитку и раскололась. — Это мой дом! Я здесь власть! Ты не выгонишь меня на ночь глядя!
— Тогда я сделаю твою жизнь адом прямо здесь, — Ева подошла к окну. На улице был ноябрь. Противный, с ледяным дождем и ветром. Она рывком распахнула створку настежь. Ледяной вихрь ворвался в натопленную кухню, сдувая салфетки со стола. — Я открою все окна. Я выключу свет на щитке в подъезде. Я перекрою горячую воду. Ты замерзнешь, Денис. Ты будешь сидеть в темноте, в холоде, без еды и денег. И я буду смотреть на это. Хочешь проверить, у кого из нас больше выдержки?
Денис смотрел на неё, на распахнутое окно, в которое летели капли дождя, на расколотую консоль под ногами. Он вдруг отчетливо осознал: она не шутит. Перед ним стояла не его жена. Перед ним стоял враг. Безжалостный, расчетливый и абсолютно спокойный. В его патриархальных пабликах не писали, что делать, когда «ресурсная женщина» превращается в терминатора. Его карточный домик, его «империя» рухнули за один вечер. Осталась только холодная, мокрая реальность.
Ледяной ноябрьский ветер хозяйничал на кухне, как мародер. Он срывал со стола бумажные салфетки, раздувал тюль парусом и швырял в лицо мелкую, колючую морось. Температура в помещении падала с каждой секундой, выстужая стены, пропитанные годами тепла и компромиссов. Денис стоял посреди этого сквозняка, мокрый, с пятнами грязи на футболке, и его била крупная дрожь. Зубы начали выбивать дробь, но не столько от холода, сколько от неконтролируемого бешенства, смешанного с животным страхом.
— Закрой окно! — заорал он, перекрикивая гул ветра. — Ты меня убить хочешь? Я воспаление легких подхвачу! Ты совсем берега попутала, психопатка?!
Он ринулся к подоконнику, чтобы захлопнуть створку, но Ева не сдвинулась с места. Она стояла у проема, скрестив руки на груди, словно каменное изваяние. Ей тоже было холодно, гусиная кожа покрыла руки, но она этого не чувствовала. Адреналин работал лучше любого обогревателя.
— Отойди! — Денис замахнулся, но ударить не решился. В её глазах было что-то такое — пустое, черное, мертвое, — что останавливало руку лучше, чем полицейская дубинка. — Ева, прекрати этот цирк! Ну психанула, ну бывает! Давай поговорим! Я замерз!
— Тебе нужно привыкать к климату, — ответила она совершенно будничным тоном, будто обсуждала прогноз погоды. — На улице сейчас минус два. В подъезде чуть теплее, но там тоже сквозняки. У тебя нет выбора, Денис.
Она резко развернулась и быстрым шагом направилась в коридор. Денис, не понимая её маневра, побежал следом, шлепая босыми ногами по ламинату.
— Куда ты? Стой! Ты не можешь меня выгнать! Это незаконно! Я муж! У меня права! — он сыпал этими словами, как заклинаниями, надеясь, что хоть одно из них сработает и вернет реальность в привычное, удобное русло.
Ева подошла к вешалке в прихожей. Там висела его зимняя куртка — дорогая, пуховая, купленная ею в прошлом сезоне, чтобы «патриарх» не мерз, пока ходит до машины. Она сорвала её с крючка.
— Твои права закончились там же, где и мои деньги, — Ева открыла входную дверь.
Подъезд пахнул на них запахом жареной картошки соседей и старым бетоном. Этот запах обычной жизни сейчас казался издевательством. Ева размахнулась и швырнула куртку на лестничную площадку. Пуховик глухо шлепнулся на грязный кафельный пол, прямо к коврику соседей.
— Иди, — сказала она, указывая на дверь.
— Ты… ты серьезно? — Денис застыл. Он смотрел то на куртку, лежащую там, за порогом, то на Еву. Он все еще не верил. Его мозг отказывался принимать сценарий, в котором его, великого стратега и главу рода, вышвыривают как нашкодившего кота. — Я без обуви! Я в одних носках!
— Ботинки следом полетят, если успеешь поймать, — Ева сделала шаг к нему. — Считаю до трех. Раз.
Денис увидел её лицо очень близко. Там не было ни гнева, ни обиды. Там было абсолютное, стерильное равнодушие. Так смотрят на мусор, который нужно вынести. И это равнодушие испугало его сильнее любых криков.
— Ты пожалеешь! — взвизгнул он, пятясь к двери. — Ты приползешь ко мне! Ты сдохнешь одна со своей ипотекой! Кому ты нужна, старая, использованная баба?!
— Два, — произнесла Ева, нагибаясь за его ботинками.
Денис, движимый инстинктом самосохранения и жадностью (ботинки были итальянские), выскочил на площадку, чтобы подобрать куртку. Ему казалось, что он сейчас оденется, вернется и устроит ей настоящий разнос. Он нагнулся, схватил пуховик…
И услышал за спиной тяжелый, влажный удар металла о металл.
Дверь захлопнулась.
Денис резко обернулся, едва не упав. Он бросился к полотну, навалился на него всем весом, дернул ручку. Заперто.
— Ева! Открой! — заорал он, колотя кулаком в железо. — Открой, сука! У меня там телефон! У меня там ключи от машины! Ева!!!
В ответ раздался сухой, короткий скрежет. Это поворачивался верхний замок. Потом второй скрежет — нижний замок. И, как финальный аккорд, лязгнула ночная задвижка.
По ту сторону двери Ева прижалась лбом к холодному металлу. Она слышала его вопли, слышала, как он пинает дверь ногой, слышала поток грязных оскорблений, которыми он поливал её, свой «род» и весь женский пол. Но эти звуки доносились словно из другого мира. Из прошлого.
Она медленно сползла по двери на пол, но не заплакала. Слез не было. Было только гудящее опустошение и странная легкость в плечах, будто она только что сбросила мешок с камнями.
Денис в подъезде продолжал бесноваться. Он вдруг осознал весь ужас своего положения. Он стоял на грязном бетоне в одних носках, мокрых трениках и футболке. Его смартфон, его кошелек, его документы, его ключи от машины — все осталось там, в тепле. У него не было ни копейки, ни связи, ни возможности вызвать такси или позвонить друзьям. Он был голым королем, которого лишили даже фигового листка.
— Ева, ну пожалуйста! — его голос сменился с яростного на плаксивый. — Ну холодно же! Ну дай хоть телефон! Ева! Я все прощу!
Ева встала. Она не ответила. Она прошла на кухню, где все еще гулял ветер. Подошла к окну и с усилием захлопнула раму. Повернула ручку, отсекая шум улицы и холод. В квартире воцарилась тишина. Мертвая, звенящая, но своя.
Она посмотрела на раковину, где лежали останки игровой консоли, на изрезанные вещи в спальне, на пустой холодильник. Работы было много. Нужно было вызывать мастера менять замки, восстанавливать карты, подавать на развод и выписывать паразита через суд. Но это будет завтра.
А сегодня она просто выключила свет в прихожей, оставив бывшего «главу рода» наедине с темнотой подъезда и его собственными стратегическими мыслями…
