— Катюш, солнышко, у меня для тебя просто потрясающая новость! – Голос Олега, вибрирующий от плохо сдерживаемого восторга, ворвался в утреннюю тишину их небольшой кухни. Он буквально влетел в комнату, едва не сбив со стола вазочку с цветами, и заключил жену в такие крепкие объятия, что у Кати на мгновение перехватило дух.
Она как раз заканчивала свой второй кофе, лениво пролистывая на планшете какую-то статью о путешествиях, и совершенно не была готова к такому бурному проявлению чувств.
Олег отстранился, его лицо сияло так, словно он только что выиграл в лотерею как минимум автомобиль. Глаза блестели, на щеках играл румянец.
— Ты сейчас просто упадёшь от счастья, честное слово! Даже не представляешь, какой сюрприз!
Катя отставила чашку, стараясь придать своему лицу выражение заинтересованности, хотя внутри уже шевельнулось нехорошее предчувствие. «Потрясающие новости» от Олега слишком часто означали какую-то очередную его спонтанную идею, реализация которой ложилась тяжёлым грузом на её плечи, в то время как сам он наслаждался ролью инициатора и генератора «позитива».
— Ну, не томи, выкладывай, что там за сюрприз, от которого я должна упасть? – она постаралась, чтобы голос звучал ровно, без тени того сарказма, который уже начинал зарождаться в глубине души.
— К нам едут мои! – победоносно выпалил Олег, расплываясь в ещё более широкой улыбке. – Мама с папой! И это ещё не всё! Серёга с Иришкой и их спиногрызами тоже! Вся наша банда в сборе! Представляешь, на целых три недели! Соскучились, говорят, сил нет, хотят и нас проведать, и сами немного отдохнуть, развеяться. Ну, разве не здорово? Наконец-то все вместе, как в старые добрые времена!
Слова Олега обрушились на Катю, как ледяной душ. Три недели. Его родители, Пётр Степанович и Валентина Сергеевна, люди, в общем-то, неплохие, но со своими устоявшимися привычками и твёрдым убеждением, что их мнение – единственно верное, особенно в вопросах ведения хозяйства и воспитания (пока ещё гипотетических) внуков.
Его старший брат Сергей – шумный, любящий «погудеть» и считающий, что домашние дела – это сугубо женская прерогатива. Жена брата, Ирина, вечно уставшая и недовольная, проводящая большую часть времени с телефоном в руках, пока её двое детей – пятилетний гиперактивный Миша и трёхлетняя капризная Анечка – разносят всё вокруг.
И всё это великолепие – в их скромной «двушке», где одна комната служила им спальней, а вторая, гостиная, едва вмещала диван, телевизор и Олегов рабочий стол.
Перед Катиным мысленным взором мгновенно развернулась удручающая панорама: горы немытой посуды после каждого приёма пищи (а кормить придётся семерых взрослых и двоих детей, причём с учётом гастрономических предпочтений каждого), бесконечная стирка и глажка, разбросанные по всей квартире игрушки, липкие следы на мебели, вечный шум и гам, споры за пульт от телевизора, невозможность уединиться хотя бы на пять минут.
Она, Катя, в роли бесплатной кухарки, уборщицы, прачки и аниматора для племянников, в то время как мужская часть семейства будет «отдыхать» и «общаться», а женская – снисходительно наблюдать за её суетой, изредка делясь «ценными» советами. Три недели персонального ада под вывеской «семейного воссоединения».
Она молча встала, положила планшет на кухонный стол экраном вниз. Олег, ослеплённый собственным восторгом, не заметил, как побледнело её лицо и как напряглись её плечи. Он продолжал фонтанировать идеями:
— Надо будет подумать, чем их занять! Может, в зоопарк сходим, детишкам понравится. Или на речку съездим, если погода будет хорошая, шашлыков пожарим. Иришка ещё просила по магазинам её поводить, говорит, у нас тут выбор лучше, чем у них в Зареченске…
Катя, не говоря ни слова, прошла в коридор. На антресолях, под слоем старых газет, пылился её дорожный чемодан – не новый, но надёжный, переживший с ней несколько коротких, но таких желанных поездок к морю. Она с трудом стащила его вниз, проволокла в гостиную и с глухим стуком опустила на пол.
Щёлкнули замки. Затем она направилась в спальню, открыла дверцы своего платяного шкафа и начала вынимать оттуда лёгкие летние платья, сарафаны, футболки, шорты.
Олег, увлечённый своими планами, не сразу обратил внимание на её манипуляции. Но когда она вернулась в гостиную с охапкой вещей и начала аккуратно укладывать их в раскрытый чемодан, он наконец замолчал. На его лице появилось удивлённое, немного растерянное выражение.
— Катюш, ты чего это? Решила генеральную уборку затеять перед их приездом? Так они же только через неделю, успеем ещё сто раз всё прибрать, – он подошёл ближе, всё ещё не понимая сути происходящего. – Ты лучше скажи, что на стол поставим, когда они приедут? Мама так хвалила твой пирог с капустой, может, его испечёшь?
Катя, не поднимая головы, сложила пару футболок и лёгкие брюки. Затем достала из шкафа свою объёмную косметичку, критически осмотрела её содержимое, что-то отложила, что-то решительно упаковала.
— Ань, а ты, собственно, куда-то намылилась? – в его голосе уже отчётливо слышались нотки недоумения и зарождающейся тревоги. – Я что-то не въезжаю…
Катя молча застегнула косметичку, положила её в боковой карман чемодана. Потом извлекла из ящика комода свой любимый купальник, яркое парео и лёгкие пляжные шлёпанцы.
— Я лечу в Турцию, милый, – её голос прозвучал на удивление спокойно, даже как-то отстранённо, пока она методично размещала пляжные атрибуты среди других вещей. – Как раз на три недельки. Сегодня утром совершенно случайно наткнулась на горящую путёвку, отель «всё включено», первая линия.
Вылет через пять дней. Так что, боюсь, встречать своих многочисленных родственников и обеспечивать им культурно-массовые мероприятия тебе придётся в гордом одиночестве.
Лицо Олега вытянулось. Восторг моментально улетучился, сменившись сначала полным, абсолютным непониманием, а затем – медленно наползающей на скулы багровой краской. Он несколько раз открыл и закрыл рот, словно рыба, выброшенная на берег, но не смог произнести ни звука.
Его взгляд ошалело метался от невозмутимого лица Кати к раскрытому чемодану, который с каждой минутой наполнялся всё новыми свидетельствами её чудовищного, по его мнению, плана. Наконец, голос к нему вернулся, сорвавшись на фальцет:
— Ты… ты что, с ума сошла?! Издеваешься, да?! – он почти задыхался от захлестнувшего его возмущения.
— Вовсе нет!
— Ты не можешь вот так взять и уехать, когда к нам скоро приедут мои родители, Катя! Это будет неуважительно!
Катя медленно закрыла одну половину чемодана, щёлкнула внутренними ремнями. Потом выпрямилась и посмотрела прямо в покрасневшие от гнева глаза мужа. Её собственный взгляд был холодным, как сталь.
— Неуважительно, Олег, – произнесла она отчётливо, разделяя каждое слово, – это, не поставив меня в известность, не спросив моего мнения, приглашать в нашу крошечную двухкомнатную квартиру на три долгих недели целый цыганский табор. Неуважительно – это заведомо обрекать меня на роль бесплатной прислуги, кухарки и уборщицы, даже не задумываясь о моём комфорте, моих планах или моём элементарном желании отдохнуть.
Так что, дорогой мой, встречай своих горячо любимых родственников сам. Проявляй к ним уважение в полном объёме. А я лечу набираться сил и положительных эмоций. Я это заслужила. И, возможно, вернувшись, я увижу, что ты наконец-то понял: со мной, моими желаниями и моим личным пространством тоже необходимо считаться.
Слова Кати, произнесённые с ледяным спокойствием, подействовали на Олега сильнее, чем если бы она кричала или билась в истерике. Его лицо, только что багровое от гнева, на мгновение растерянно обмякло, глаза недоверчиво уставились на неё, словно он пытался понять, не ослышался ли.
Но Катя невозмутимо продолжала перебирать вещи, аккуратно складывая очередной топ рядом с уже упакованными шортами. Эта её методичность, это демонстративное спокойствие выводили Олега из себя гораздо больше, чем любой скандал.
— Ты… ты серьёзно? – его голос всё ещё был полон возмущения, но в нём уже проскальзывали нотки отчаяния. – Катя, это же мои родители! Мои мама и папа! Они едут к нам, они хотят нас видеть! Как я им объясню, что ты… что ты просто сбежала?!
Он шагнул к ней, его руки непроизвольно сжались в кулаки. Ему хотелось схватить её за плечи, встряхнуть, заставить одуматься.
— Что я им скажу, а? Что моя жена решила, что ей важнее погреть пятую точку на турецком пляже, чем встретить мою семью? Ты представляешь, в каком свете ты меня выставляешь? Они же подумают… они подумают, что у нас тут чёрт-те что творится!
Катя положила в чемодан солнцезащитные очки в футляре и только после этого медленно подняла на него глаза. В её взгляде не было ни капли сочувствия, только холодная, отстранённая оценка.
— А что они должны подумать, Олег? – её голос оставался таким же ровным и бесстрастным. – Что у тебя есть жена, которая имеет собственные желания и планы?
Что она не готова жертвовать своим отпуском, своим здоровьем и своими нервами ради того, чтобы три недели обслуживать твою многочисленную родню в условиях, совершенно для этого не приспособленных? По-моему, это вполне нормальные мысли для адекватных людей.
Она снова отвернулась к чемодану, достала лёгкий халатик. Олег смотрел на её спину, на то, как она методично продолжает свои сборы, и чувствовал, как внутри него закипает новая волна ярости, смешанной с бессилием.
— Адекватных людей?! – взвился он. – Ты сейчас называешь моих родителей неадекватными? Да они для меня… они для нас всегда всё! Ты забыла, как они нам помогали, когда мы только поженились? Кто нам денег на первый взнос дал, а? Кто с ремонтом тут возился, пока мы на работе пропадали?
— Я ничего не забыла, Олег, – Катя повернулась, её лицо было непроницаемо. – И я им благодарна за помощь. Но их помощь в прошлом не даёт тебе права превращать мою жизнь в ад в настоящем. И уж тем более не означает, что я должна безропотно соглашаться на роль бесплатной прислуги всякий раз, когда твоим родственникам вздумается осчастливить нас своим визитом.
Напомнить тебе, как в прошлом году тётя Галя из Саратова решила «погостить недельку», а в итоге прожила у нас почти месяц, потому что ей так у нас понравилось? И кто тогда выслушивал её бесконечные жалобы на здоровье, готовил ей диетические блюда и бегал по аптекам, пока ты с невозмутимым видом пропадал на работе, а вечерами «отдыхал» с друзьями?
Олег поморщился, словно от зубной боли. Воспоминание было не из приятных.
— Ну, тётя Галя – это другое… Она пожилой человек, ей нужно было внимание…
— А мне оно не нужно? – Катя слегка усмехнулась, но усмешка эта была горькой. – Мне, по-твоему, не нужно внимание, отдых, личное пространство? Или моя роль в этой семье сводится исключительно к тому, чтобы обеспечивать комфорт всем остальным, забывая о себе?
Знаешь, Олег, наша двухкомнатная квартира, при всём желании, не способна комфортно вместить семерых взрослых и двоих маленьких детей на такой длительный срок. Это будет не отдых, а коммунальный кошмар. И я в этом кошмаре участвовать не намерена.
Она решительно застегнула основной отсек чемодана. Звук молнии прозвучал в напряжённой тишине комнаты почти как выстрел.
— Семья – это святое, Катя! – Олег перешёл на почти отчаянный крик, пытаясь найти хоть какой-то аргумент, который мог бы её пронять. – Как ты этого не понимаешь? Это же… это же основы! Ты просто эгоистка! Думаешь только о себе, о своих хотелках!
— Возможно, я и эгоистка, – спокойно согласилась Катя, проверяя, всё ли взяла. – Но я научилась этому у тебя, дорогой. Когда ты в прошлом месяце, не посоветовавшись со мной, потратил нашу общую заначку на новый навороченный спиннинг, хотя мы договаривались отложить эти деньги на ремонт балкона, это было не эгоизмом?
Когда ты каждые выходные уезжаешь на рыбалку с ночёвкой, оставляя меня одну разбираться с накопившимися домашними делами, это проявление альтруизма? Когда твоя мама приезжает «помочь» и начинает переставлять вещи в моих шкафах, критикуя мой выбор продуктов и методы уборки, а ты стоишь рядом и согласно киваешь, это забота о моих чувствах?
Олег отступил на шаг, словно её слова были физическими ударами. Он не привык к такому отпору. Обычно Катя либо молча дулась, либо высказывала свои претензии мягко, почти извиняясь. А сейчас она говорила жёстко, безжалостно, вскрывая старые, казалось бы, забытые обиды.
— Ты сейчас всё в одну кучу валишь! – возмутился он, пытаясь защититься. – Моя рыбалка, мама… Это вообще не то! Речь идёт о моих родителях, которые едут издалека! О брате с семьёй!
— А речь идёт о моём праве на отдых и уважение, Олег, – отрезала Катя. Она подошла к тумбочке, взяла свой паспорт и авиабилет, который успела распечатать. – И я этим правом воспользуюсь. Так что у тебя есть целых пять дней, чтобы подготовиться к приезду родни и придумать, как ты будешь им всё это объяснять.
Можешь сказать, что я внезапно заболела и уехала на срочное лечение в санаторий с морским климатом. Или что меня похитили инопланетяне. Выбирай любую версию, которая покажется тебе наиболее убедительной. Меня это уже не волнует.
Она положила документы в сумочку, которую собиралась взять с собой в самолёт. Олег смотрел на неё широко раскрытыми глазами, в которых злость боролась с каким-то новым, незнакомым ему чувством – возможно, это был страх. Страх перед её решимостью, перед тем, что он теряет контроль над ситуацией, над ней. Но признаться в этом он, конечно, не мог.
Тишина, наступившая после ультиматума Кати, была плотной, почти осязаемой. Олег стоял посреди комнаты, всё ещё пытаясь переварить услышанное. Его лицо горело, а в груди клокотала смесь обиды, злости и какого-то непонятного, незнакомого ему ранее чувства – возможно, растерянности.
Он привык считать себя правым по умолчанию, а тут его так бесцеремонно, так аргументированно ткнули носом в его собственные промахи, в его двойные стандарты, которые он сам предпочитал не замечать. Катя же, с видом человека, принявшего окончательное и бесповоротное решение, задвинула собранный чемодан под стену и вышла из гостиной, направившись на кухню. Вскоре оттуда донёсся характерный звук работающей кофемашины.
Олег тяжело опустился на диван, который через несколько дней должен был превратиться в спальное место для его родителей. Он провёл рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Картина предстоящего «семейного отдыха» без Кати рисовалась ему в самых мрачных тонах. Он отчётливо представил себе разочарованные лица родителей, недоумённые взгляды брата и золовки, бесконечные вопросы, на которые у него не было вразумительных ответов.
И самое главное – весь груз бытовых проблем, который обычно незаметно для него несла Катя, теперь должен был обрушиться на него одного. Готовка на такую ораву, уборка, развлечение племянников… Он с ужасом понял, что совершенно не представляет, как со всем этим справится.
Мысль о том, чтобы позвонить матери и отменить их приезд, мелькнула в его голове, но он тут же её отогнал. Это было бы равносильно признанию собственного поражения, да и как объяснить матери причину? Сказать, что Катя взбунтовалась и улетает в Турцию?
Мать его не поймёт, скорее всего, обвинит во всём Катю, назовёт её эгоисткой и неблагодарной, а потом ещё и ему достанется за то, что «распустил жену». Нет, этот вариант не годился.
Он встал и прошёл на кухню. Катя сидела за столом, спокойно попивая кофе и читая что-то в телефоне. Её безмятежный вид бесил его до невозможности.
— И ты вот так просто будешь сидеть и пить кофе, как будто ничего не произошло? – не выдержал он. – Тебя совершенно не волнует, что ты рушишь всё? Наши отношения, мою репутацию перед семьёй?
Катя оторвалась от телефона и посмотрела на него долгим, изучающим взглядом.
— Наши отношения, Олег, начали рушиться задолго до сегодняшнего дня, – её голос был спокойным, но в нём слышались стальные нотки. – Они начали рушиться тогда, когда ты перестал считаться с моим мнением, когда мои желания и потребности стали для тебя чем-то второстепенным, чем-то, что можно легко проигнорировать ради твоего удобства или прихотей твоих родственников.
А что касается твоей репутации… Боюсь, тебе придётся самому позаботиться о ней. Придумай что-нибудь. Ты же у нас мастер находить оправдания своим поступкам.
— Но это не мой поступок! – вскипел Олег. – Это ты устраиваешь этот цирк! Ты ставишь меня в такое положение! Ты же понимаешь, что они приедут, увидят пустую квартиру, спросят, где ты… Что я должен буду им врать?
— А почему ты должен врать? – Катя изогнула бровь. – Скажи правду. Скажи, что твоя жена решила взять отпуск и улетела отдыхать, потому что устала быть бесплатным приложением к твоей замечательной семье.
Скажи, что она наконец-то поняла, что её самоуважение стоит дороже, чем твоё желание выглядеть идеальным сыном и братом. Может быть, это заставит их задуматься. Хотя, честно говоря, я в этом сомневаюсь.
Олег почувствовал, как его захлёстывает волна бессилия. Он понял, что все его аргументы, угрозы, мольбы разбиваются о стену её непоколебимой решимости. Она не шутила. Она действительно собиралась улететь. И ему придётся как-то выкручиваться. Он снова вернулся в гостиную, сел на диван и обхватил голову руками. В голове царил хаос.
Он перебирал в уме различные варианты, один нелепее другого. Сказать, что Катя срочно уехала к больной бабушке? Но у Катиной бабушки, слава богу, со здоровьем всё было в порядке, и его родители об этом знали. Сказать, что её отправили в незапланированную командировку? Слишком неубедительно, особенно учитывая, что Катя работала фрилансером и сама распоряжалась своим временем.
Время шло. Катя занималась своими делами, периодически выходя из спальни, чтобы взять что-то на кухне или в ванной. Она не обращала на него никакого внимания, словно его не существовало. Это молчаливое игнорирование было хуже любого скандала. Олег чувствовал себя загнанным в угол.
Ближе к вечеру ему позвонила мать.
— Олежек, сынок, привет! Ну что, вы там готовитесь к нашему приезду? Мы уже чемоданы почти собрали! Иришка детям новые костюмчики купила, представляешь, Мишка будет пиратом, а Анечка – принцессой! – голос Валентины Сергеевны лучился радостью и предвкушением.
Олег сглотнул подступивший к горлу ком.
— Да, мам, готовимся потихоньку, – соврал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более беззаботно.
— Катюша там что-нибудь вкусненькое придумала? Я так соскучилась по её пирогам! И передай ей, чтобы она не сильно утруждалась, мы же не в гости, а к себе домой едем, поможем во всём!
Сердце Олега упало. «Поможем во всём» в исполнении его матери означало, что она будет руководить процессом, а Катя – исполнять. И сейчас, когда Кати не будет…
— Да, мам, конечно, всё будет, – пробормотал он, чувствуя, как потеет лоб. – Катя… Катя сейчас немного занята, я ей потом передам.
Он быстро свернул разговор, сославшись на срочные дела. Положив трубку, он почувствовал приступ паники. До приезда родни оставалось всего четыре дня. Четыре дня, чтобы придумать, как разрулить эту катастрофическую ситуацию.
Он снова подошёл к Кате, которая сидела на балконе с книгой.
— Кать, я тебя умоляю, – его голос был уже не требовательным, а просящим. – Давай не будем доводить до этого. Ну, хочешь, я поговорю с мамой, скажу, чтобы они приехали на меньший срок? Или чтобы брат с семьёй приехал в другой раз? Ну, найдем какой-то компромисс!
Катя оторвалась от книги, посмотрела на него так, будто видела впервые.
— Компромисс, Олег? – в её голосе прозвучала усталая ирония. – Ты предлагаешь мне компромисс сейчас, когда я уже купила билеты и собрала чемодан? А где ты был раньше, когда я неоднократно пыталась поговорить с тобой о том, что мне тяжело принимать у себя всю твою родню на такие длительные сроки? Где ты был, когда я просила тебя хотя бы предупреждать меня заранее о таких «сюрпризах»?
Ты всегда отмахивался, говорил, что я преувеличиваю, что это же «семья». Так вот, дорогой, теперь это твоя семья, и ты будешь с ней разбираться сам. А я лечу отдыхать. И это не обсуждается.
Она снова уткнулась в книгу, давая понять, что разговор окончен. Олег понял, что это конец. Она не отступит. И ему придётся встречать своих родственников одному, выслушивать их упрёки, оправдываться, и, что самое ужасное, самому заниматься всем тем, что раньше делала Катя, даже не задумываясь, каких усилий это ей стоило. Холодное отчаяние охватило его. Он был в ловушке, которую сам себе и устроил.
— И ты всё-таки это делаешь? – Голос Олега, лишённый вчерашней истеричности, звучал глухо, почти обречённо. Он стоял в дверном проёме гостиной, наблюдая, как Катя, уже одетая для выхода, проверяет содержимое своей небольшой сумочки: паспорт, телефон, кошелёк.
Чемодан, уже не казавшийся таким уж большим, одиноко примостился у входной двери, словно верный пёс, ожидающий команды. — Решила, значит, окончательно и бесповоротно?
Катя подняла на него глаза. Её лицо было спокойным, пожалуй, даже слишком спокойным для женщины, только что поставившей свой брак на грань коллапса. На губах играла едва заметная, чуть ироничная улыбка.
— Такси будет через десять минут, Олег, – сообщила она будничным тоном, словно речь шла о походе в магазин. – Есть какие-то последние ценные указания или напутствия перед моим трёхнедельным погружением в мир солнца, моря и беззаботности?
Эта её холодная ирония, это демонстративное равнодушие к его внутренним терзаниям взорвали Олега. Все те остатки самообладания, которые он с таким трудом пытался сохранить в последние дни, разлетелись вдребезги. Он шагнул к ней, его лицо исказилось гримасой гнева и отчаяния.
— Ты не можешь вот так взять и уехать, когда к нам скоро приедут мои родители, Катя! Это будет неуважительно! – выкрикнул он, повторяя фразу, которая стала лейтмотивом их последних дней, но теперь она звучала не как возмущение, а как вопль утопающего.
– Ты хоть понимаешь, что ты творишь?! Ты разрушаешь всё! Всё, что мы строили! Ты плюёшь на мою семью, на меня! Ты просто… просто эгоистичная дрянь!
Катя не отступила, не дрогнула. Она смотрела на него прямо, и в её глазах он не увидел ни страха, ни сожаления – только холодную, усталую констатацию.
— Что именно мы строили, Олег? – её голос был ровным, но каждое слово било точно в цель. – Иллюзию идеальной семьи, где жена – это удобное приложение, которое должно молча исполнять все прихоти мужа и его многочисленной родни?
Мир, в котором мои желания, моё мнение, моё элементарное право на отдых и личное пространство ничего не значат? Если это ты называешь «мы строили», то да, я с удовольствием это разрушаю. Потому что я не хочу жить в таком мире.
Она сделала шаг к двери, но Олег преградил ей путь, расставив руки.
— Ты не уйдёшь! – его голос сорвался. – Я не позволю тебе так со мной поступить! Ты останешься здесь и будешь встречать моих родителей, как положено нормальной жене!
Катя усмехнулась, и эта усмешка была полна презрения.
— Нормальной жене, Олег? А что ты знаешь о нормальности? Для тебя нормально – это когда женщина безропотно тащит на себе весь быт, забывая о себе? Когда её можно использовать как бесплатную рабочую силу, не считаясь с её чувствами?
Когда её можно унижать, игнорировать, а потом требовать от неё «уважения» к тем, кто этого уважения к ней никогда не проявлял? Знаешь, я слишком долго играла в эту игру. С меня хватит.
Она попыталась обойти его, но он снова преградил ей дорогу. Его лицо было в нескольких сантиметрах от её, он тяжело дышал, глаза его лихорадочно блестели.
— Ты пожалеешь об этом, Катя! – прошипел он. – Ты ещё приползёшь ко мне, когда поймёшь, что натворила! Мои родители… они никогда тебе этого не простят! И я… я тоже!
— Твои родители, Олег, – Катя говорила тихо, но её слова впивались в него, как иглы, – это твои родители. И твоя проблема. Ты так хотел быть для них идеальным сыном – вот и будь им. Встречай, размещай, развлекай, готовь, убирай. Почувствуй на своей шкуре, каково это – быть ответственным за всё и за всех. Может быть, тогда до тебя что-нибудь дойдёт.
Хотя, если честно, я в этом сильно сомневаюсь. Ты слишком привык, что всё всегда делается за тебя. Ты инфантильный, Олег. Незрелый эгоист, который до сих пор не понял, что брак – это партнёрство, а не обслуживание одного другим.
Её слова были как пощёчины. Олег отшатнулся, словно его ударили. Инфантильный. Незрелый. Эгоист. Эти определения, брошенные с таким холодным спокойствием, ранили его гораздо сильнее, чем любые крики и обвинения.
— Ты… ты просто ненавидишь мою семью! – выдавил он, пытаясь найти хоть какое-то оправдание её поступку, хоть как-то защитить свою рушащуюся картину мира. – Всегда ненавидела! Притворялась, а сама…
— Я не ненавижу твою семью, Олег, – спокойно возразила Катя, делая последнюю попытку достучаться до него, хотя и без особой надежды на успех. – Я просто хочу, чтобы уважали меня и мой дом. Чтобы со мной считались. Чтобы меня не воспринимали как данность, как бесплатное приложение к тебе.
Я устала быть фоном для твоего самолюбования и удобной обслугой для твоих родственников. Я хочу жить своей жизнью. И я буду.
Она решительно отстранила его руку, которой он всё ещё пытался преградить ей путь, взяла чемодан.
— А ты… ты оставайся здесь, в своей «идеальной» семье, – её голос на прощание обрёл ледяную твёрдость. – Готовься встречать гостей. Они, кажется, вот-вот будут.
С этими словами она открыла входную дверь и вышла на лестничную площадку, не оглянувшись. Дверь за ней закрылась, не хлопнув, а как-то обыденно, буднично, отчего Олега пробрала дрожь.
Он остался один посреди прихожей, оглушённый, раздавленный. Слова Кати эхом отдавались в его голове. Инфантильный. Незрелый. Эгоист. Он смотрел на пустое место, где только что стоял её чемодан, и чувствовал, как внутри него всё обрывается. Ярость, обида, отчаяние смешались в какой-то невыносимый коктейль. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.
И в этот самый момент, когда он пытался осознать всю глубину произошедшей катастрофы, в дверь пронзительно и требовательно позвонили. Один раз, потом второй, настойчивее. Олег замер. Это они. Его родители. Его брат с семьёй. Они приехали. Он стоял неподвижно, не в силах сделать ни шагу, ни вздоха. Звонок прозвучал в третий раз, настойчивый и уже немного раздражённый.
А он просто стоял и смотрел на дверь, за которой его ждал не семейный праздник, а объяснения, упрёки и начало его персонального, собственноручно устроенного ада. И Кати, которая всегда как-то умудрялась сглаживать углы, рядом не было. Теперь он был один на один с последствиями своих решений…
