— Ты не против, если мы с мамой поживём у тебя? — я была, и очень

Кофе шипел на плите, пуская аромат по всей кухне. Я обожала эти минуты покоя — когда день уже истаял за окном, а ночь еще не вступила в свои права. Радио мурлыкало что-то из старых песен, которые мне когда-то напевала мама. Странно, как память цепляется за такие мелочи.

Тонкая струйка черной жидкости потекла в чашку. Любимую, с трещинкой у ручки. Муж говорил выбросить, а я все хранила. Теперь уже некому возражать. Пятый год как Петра нет, а я все не могу привыкнуть к тишине.

Телефон взорвался трелью так внезапно, что я вздрогнула. На экране высветилось «Наташа». Племянница звонила редко, обычно по праздникам или когда… что-то нужно.

— Тетя Галя? Привет, это я.

Её голос звучал обыденно, словно мы виделись вчера, а не полгода назад на дне рождения её матери.

— Наташенька, милая! Какими судьбами? — я старалась звучать радостно.

— Да вот, звоню узнать, как ты. — Пауза. Та самая, перед просьбой. — Слушай, тут такое дело… Ты не против, если мы с мамой поживём у тебя немного? Нам сейчас тяжело.

Сердце ёкнуло. В голове сразу пронеслось: «Нет, нет, только не это». А губы уже складывались в привычное:

— Что случилось-то?

— Да ничего страшного, просто… — снова пауза. — Мама с квартирантом поругалась, ему съехать надо. А я работу поменять хочу, пока без зарплаты. Мы ненадолго, правда.

Внутри всё скрутилось в тугой узел. Раиса, моя старшая сестра, последний раз гостила у меня три года назад. Перевернула весь дом, раскритиковала мою готовку, мой уклад, мою жизнь. А потом уехала, оставив после себя выжженную землю и мою раненую душу.

— А когда вы… — голос предательски дрогнул.

— Можно завтра? — Наташа произнесла это так буднично, словно спрашивала, не одолжу ли я ей сахар.

Я молчала, чувствуя, как внутри поднимается волна — смесь раздражения, страха и какой-то смутной вины. Ведь положено помогать родным. Ведь неудобно отказывать сестре. Ведь потом скажут: «Галка-то — черствая, своих не приютила».

— Тетя Галь, ты там? Мы правда ненадолго.

— Да, конечно, — выдавила я, ненавидя себя за эту слабость. — Конечно, приезжайте.

Положив трубку, я смотрела на остывающий кофе. Моя тихая жизнь только-только наладилась. И вот — снова под откос.

Непрошеные гости

Звонок в дверь прозвенел ровно в десять утра. Я еще в халате, с недопитым чаем, но они уже здесь — точные, как неизбежность.

— Галя, ну наконец-то! — Раиса протиснулась в прихожую первая, обдав меня запахом терпких духов. Следом вошла Наташа, нагруженная сумками.

— Да я не спала просто, заработалась вчера допоздна, — пробормотала я, отступая к стене.

— И что ж ты делаешь по ночам? — сестра окинула меня оценивающим взглядом. — Ой, а ты все полнеешь, гляжу. Двигаться-то надо больше!

Наташа бросила сумки у двери и уткнулась в телефон. Умница, правильная стратегия.

— Мам, мы только на пару недель, помнишь? — сказала она, не отрываясь от экрана.

— Конечно-конечно, — Раиса уже прошла в комнату. — Господи, Галя, у тебя тут пыльно-то как! Надо бы окна помыть, занавески постирать. Ты хоть раз в год уборку делаешь?

Я проглотила комок обиды. Еще вчера вечером натирала все до блеска, готовясь к их приезду. Но Раиса всегда найдет, к чему придраться.

— Сумки в гостиную поставьте, — сказала я. — Раскладушку вечером привезут, пока…

— Зачем раскладушку? — перебила Раиса, бесцеремонно сдвигая мои книги на журнальном столике. — Я на твоей кровати лягу, а ты с Наташкой на диване. Мне жестко нельзя, спина больная.

— А можно я вот тут, в кресле? — спросила я, указывая на свое любимое место у окна, где обычно читала перед сном.

— Не глупи, Галя, — отмахнулась сестра. — Вот сюда мы чемодан поставим. А ты чайник-то поставь, с дороги хочется чайку.

Наташа, не отрываясь от телефона, бросила:

— Я, кстати, на собеседование завтра, так что дома не буду.

— Как хорошо, что у тебя отпуск, Галя! — воскликнула Раиса, усаживаясь в мое кресло и закидывая ногу на ногу. — Поможешь нам тут обжиться.

Я стояла посреди собственной гостиной, чувствуя себя чужой. Словно меня вытеснили из моего кокона, из привычной жизни. Они внесли свои запахи, свои вещи, свой хаос. И всего за пять минут моя квартира стала другой.

— Галь, ты чего застыла? — Раиса смотрела на меня, как на непонятливого ребенка. — Где у тебя чай? Сахар? Господи, неужели трудно человека с дороги напоить?

Я побрела на кухню, чувствуя, как внутри нарастает тупая, глухая тревога. Две недели. Всего две недели. Я справлюсь. Должна справиться.

Четыре дня спустя

— Галя, ты опять пересолила! Кто ж так суп варит? — Раиса отодвинула тарелку и поморщилась. — У тебя желудок-то не болит от такой еды?

Я молча собрала посуду со стола. Четыре дня. Всего четыре дня прошло, а кажется, будто вечность. Моя кухня превратилась в поле боя, где каждое моё действие подвергалось критике.

— Я так не могу, — Раиса встала из-за стола. — Дай-ка я сама. Всю жизнь готовлю, знаю толк.

Она бесцеремонно оттеснила меня от плиты. Через полчаса кухня превратилась в полигон: мука на столе, разбросанные овощи, горы посуды.

— Вот, — сестра поставила передо мной тарелку с чем-то неопределённым. — Настоящая еда, а не твоя диетическая травка.

Я заставила себя проглотить несколько ложек. Жирно, тяжело, но не скажешь ведь.

— Вкусно, — выдавила я.

— То-то же, — кивнула Раиса. — Кстати, я твои специи выбросила. Срок годности прошёл, а ты и не заметила. И эти травки сушёные — от них только изжога.

Внутри всё оборвалось. Мои любимые прованские травы, которые я заказывала из специального магазина…

— Зачем? — только и смогла прошептать я.

— Да ладно тебе, чего жалеть? Всё равно готовить не умеешь, — Раиса махнула рукой. — Я теперь здесь, научу тебя нормальной еде.

В этот момент на кухню заглянула Наташа. Свежая, накрашенная, в новой блузке — моей, кстати.

— Я ушла, — бросила она. — На собеседование.

— Которое по счёту? — не удержалась я.

— Пятое, кажется, — пожала плечами племянница. — Но сегодня точно повезёт.

Дверь за ней захлопнулась, и мы с Раисой остались вдвоём. Сестра мыла руки, расплёскивая воду по всей раковине.

— Убери за собой, — не выдержала я.

— Чего? — Раиса вскинула брови. — Я тут готовлю на всех, стараюсь, а ты ещё недовольна? Эх, Галка, всегда ты была неблагодарной.

Я стиснула зубы и принялась молча убирать устроенный ею беспорядок. Как в детстве, как в юности — всегда за ней, за старшей сестрой, которая была центром вселенной.

— И вообще, — продолжала Раиса, усаживаясь в кресло с журналом, — что ты всё одна да одна? Нашла бы мужика, глядишь, повеселее стало бы. А то живёшь, как монашка.

Я терла сковородку, на которой пригорело что-то жирное и вязкое. В голове крутились колючие мысли. Я ведь уже не молодая девчонка, чтобы всё проглатывать. У меня своя жизнь, свой дом.

— Да и вообще, квартира хорошая, а живёшь, как в берлоге, — не унималась Раиса. — Ремонт бы сделать, мебель поменять. Эти твои книжные полки — такой прошлый век!

Я смотрела на свои руки в мыльной пене и чувствовала, как что-то внутри медленно, но верно закипает. И это было страшнее, чем гнев. Это была решимость.

Ужин с горьким привкусом

Наташа пришла к ужину неожиданно радостная. Впервые за неделю их пребывания.

— Меня взяли! — объявила она с порога. — Администратором в салон красоты. Правда, зарплата пока небольшая, но обещали повысить через месяц.

— Наконец-то! — фыркнула Раиса, расставляя тарелки. — А то сидишь на шее у тёти, как нахлебница.

Я отметила про себя это «на шее у тёти», а не «у нас». Будто Раиса была здесь полноправной хозяйкой, а не таким же гостем.

— Давайте отметим, — предложила я, доставая из шкафа бутылку вина, припасённую для особого случая. — Всё-таки хорошая новость.

Мы сели за стол. Наташа рассказывала о салоне, о своей новой начальнице, о перспективах. Раиса слушала со снисходительной улыбкой, изредка вставляя замечания вроде «смотри, не сглазь» или «главное, чтоб платили вовремя».

Я наблюдала за ними, чувствуя странное отчуждение. Они были моей семьёй, но такими далёкими, будто с другой планеты.

— А помнишь, Галя, — Раиса подлила себе вина, — как ты со своим Петром познакомилась? На танцах, кажется?

— В библиотеке, — поправила я. — Он просил «Тихий Дон», а я как раз сдавала.

— Да-да, ты же у нас всегда книжница была, — Раиса усмехнулась. — А он у тебя был тихий… как размазня. Я бы с таким с ума сошла. Мой Витька, конечно, выпивал, но зато какой мужик был! Огонь!

Я замерла с вилкой в руке. Петя. Мой Петя, который прожил со мной двадцать шесть лет. Который каждое воскресенье готовил мне завтрак. Который вытащил меня из депрессии после выкидыша. Который отдал мне свою почку, когда моя отказала.

А теперь его называют «размазнёй».

За столом повисла тишина. Наташа неловко ковыряла салат, избегая моего взгляда.

— Что не так? — Раиса посмотрела на меня с вызовом. — Я же правду говорю. Он всегда был тюфяком. Никогда слова поперёк не скажет.

Я медленно положила вилку. Внутри всё онемело. Не было ни гнева, ни обиды — лишь звенящая пустота.

— Мам, может хватит? — тихо сказала Наташа.

— А что такого? — Раиса пожала плечами. — Галя не обидится, мы же сёстры. Я всегда ей правду говорю, она знает.

Я встала из-за стола. Ноги двигались сами по себе. Дошла до комнаты, прикрыла за собой дверь. Села на край кровати — своей кровати, с которой меня вытеснили.

За стеной слышались приглушённые голоса. Наташа что-то выговаривала матери, та отмахивалась.

Я смотрела на фотографию Пети на тумбочке. Его добрые глаза, морщинки в уголках губ от частых улыбок. Моя опора. Моё счастье.

Слёзы подступили, но я не дала им пролиться. Хватит. Хватит позволять топтать самое дорогое. Хватит быть половиком, о который вытирают ноги.

Я расправила плечи и глубоко вздохнула. Впервые за долгие годы я точно знала, что скажу завтра. И это будет не извинение.

Утро перемен

Я проснулась рано, еще до шести. За окном только-только занимался рассвет, окрашивая небо в нежно-розовый. Впервые за последние дни я чувствовала удивительную ясность и спокойствие.

На кухне было тихо и пусто. Я заварила свой любимый чай — не крепкий черный, который пила Раиса, а легкий зеленый с жасмином. Его аромат наполнил комнату, возвращая мне ощущение дома.

Послышались шаги — Наташа, заспанная, в моем халате, который она присвоила без спроса.

— Доброе утро, — пробормотала она, потянувшись к кофеварке.

— Садись, — я кивнула на стул напротив. — Нам нужно поговорить.

Что-то в моем голосе заставило ее насторожиться. Она медленно опустилась на стул, сжимая в руках чашку.

— Ты сердишься из-за вчерашнего? Мама не хотела тебя обидеть, она просто…

— Я не об этом, — перебила я. — Вернее, не только об этом.

В этот момент на кухню вошла Раиса — в бигуди, с недовольным лицом.

— Чего вы тут шепчетесь? — она плюхнулась на стул, расплескав мой чай. — Галь, сделай мне яичницу, а? С колбаской, как вчера.

Я посмотрела на сестру — внимательно, словно впервые. Сколько лет я жила с оглядкой на нее? Сколько лет боялась ее осуждения, ее насмешек?

— Нет, — сказала я тихо.

— Что значит «нет»? — Раиса нахмурилась. — Ты же всегда готовишь завтрак.

— Я хочу, чтобы вы съехали, — слова вырвались сами собой, простые и четкие. — Вы можете остаться еще два дня. Но потом — я прошу вас уйти.

Тишина. Наташа замерла с чашкой у губ. Раиса смотрела на меня так, словно я заговорила на чужом языке.

— Ты это серьезно? — наконец выдавила сестра. — Выгоняешь родную кровь?

— Я не выгоняю, — мой голос звучал спокойно, как чужой. — Я прошу уважать мои границы. Я устала быть гостьей в своем доме.

— Да ты… — Раиса задохнулась от возмущения. — Да как ты смеешь? После всего, что я для тебя сделала!

— А что ты сделала, Рая? — я впервые назвала ее детским именем. — Ты выбросила мои вещи. Ты раскритиковала всю мою жизнь. Ты оскорбила память Пети.

— Пф, подумаешь! Я просто говорю, как есть!

— Нет, — я покачала головой. — Ты говоришь, как удобно тебе. Но это мой дом. И я имею право решать, кто и как в нем живет.

Наташа вдруг выпрямилась.

— Мам, тетя Галя права, — сказала она неожиданно твердо. — Мы обещали ненадолго, а сами… Я теперь работаю, могу снять комнату.

Раиса посмотрела на дочь с таким изумлением, будто та предала ее.

— И ты туда же? — она фыркнула. — Ну и ладно. Не больно и хотелось тут оставаться. У Верки поживем, она давно звала.

Я сделала глоток остывшего чая. Внутри разливалось странное ощущение — смесь облегчения, гордости и легкой печали. Но ни капли сожаления. Впервые за долгие годы я чувствовала, что делаю что-то исключительно для себя. И это было правильно.

Возвращение к себе

Тишина. Удивительная, глубокая тишина наполняла мою квартиру. Я сидела в любимом кресле у окна, прихлебывая горячий чай, и смотрела, как за стеклом кружатся в танце последние осенние листья.

Прошла неделя с тех пор, как захлопнулась дверь за Раисой и Наташей. Целая неделя покоя, свободы и — что странно — легкой, светлой грусти. Не той удушающей, что сжимала горло, когда они были здесь, а какой-то очищающей, похожей на дождь в жаркий день.

Я встала и подошла к окну. Занавески, свежевыстиранные, пахли лавандой. Кружевные, невесомые — мои, выбранные по моему вкусу. Расправила их, любуясь игрой света сквозь тонкую ткань.

Телефон на столике пиликнул, извещая о сообщении. Я не спешила проверять — наслаждалась моментом. Но любопытство взяло верх.

«Привет, тетя Галя. Как ты?»

Наташа. Мы не общались с того утра. Я смотрела на экран, пытаясь уловить свои ощущения. Не было горечи, обиды или злости — лишь спокойное принятие.

«Хорошо, Наташа. А ты как?»

Ответ пришел почти мгновенно:

«Ты была права. Мы сняли комнату. Я нашла подработку. Спасибо за урок».

Я улыбнулась. За каким уроком? За тем, что нужно уважать чужие границы? Или за тем, что иногда необходимо научиться стоять на своих ногах?

«Как твоя мама?» — набрала я, после паузы.

«Ворчит, конечно… Но, знаешь, кажется, и ей пошло на пользу. Стала помогать по дому. Даже готовит иногда».

Я хмыкнула. Раиса, помогающая по дому — это что-то новенькое. Возможно, моя твердость действительно стала для них уроком.

«Рада за вас», — ответила я искренне.

«Тетя Галя… Прости нас».

Три простых слова, от которых комок подкатил к горлу. Странно, но именно в этот момент последние крупицы обиды растаяли, как снег под весенним солнцем.

«Все хорошо, Наташенька. Я не сержусь».

Я отложила телефон и подошла к комоду. Открыла верхний ящик, достала глянцевый буклет. «Санаторий «Лесная сказка». Отдых для души и тела».

Я купила путевку три дня назад. Впервые за много лет решилась на поездку одна. Раньше всегда находились отговорки: то денег жалко, то кто же за квартирой присмотрит, то как же я одна?

А теперь — почему бы и нет? Я заслужила немного заботы — о себе, для себя.

Санаторий, море, прогулки по набережной. Новые люди, новые впечатления. И главное — возможность быть собой, без оглядки на чужие ожидания и требования.

Я провела пальцами по фотографии Пети, стоящей на полке.

— Знаешь, — прошептала я, словно он мог услышать, — кажется, я наконец научилась тому, чему ты всегда пытался меня научить. Жить для себя — это не эгоизм. Это любовь. К себе.

За окном порыв ветра сорвал с дерева последний желтый лист. Он закружился в воздухе, трепеща и переворачиваясь, словно танцуя свой собственный танец свободы.

Я улыбнулась. Никогда не поздно начать жить по-новому. Никогда не поздно сказать «нет» тому, что делает тебя несчастным, и «да» — себе настоящей.

Оцените статью
Добавить комментарии

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

— Ты не против, если мы с мамой поживём у тебя? — я была, и очень
«Репутация посыпалась, её скоро забудут»: Кончаловский о будущем Пугачёвой