— И надо же было моему сыну так вляпаться.
Голос ударил наотмашь, заставив выпрямиться. Я крепче сжала ручку швабры, медленно оборачиваясь.
Тамара Павловна, моя свекровь, стояла посреди коридора, скрестив руки на груди. Дорогой брючный костюм, идеальная укладка, презрительная складка у губ.
Она работала главным бухгалтером у одного из наших крупнейших арендаторов.
— Ты бы хоть голову поднимала, когда полы моешь. Вдруг кто из начальства увидит, что у тебя лицо кислое. Уволят в два счета.
— Здравствуйте, Тамара Павловна.
Она фыркнула, оглядывая меня с ног до головы.
— Здравствуй, здравствуй… Орлова. Фамилия-то какая, аристократическая. А сама с тряпкой.
Я молчала. Всего месяц в браке с Димой, и всего третья неделя моего социального эксперимента.
Эксперимента, который я затеяла после смерти отца. Он оставил мне этот сияющий бизнес-центр — дело всей его жизни.
А я, почти не бывавшая в России последние годы, не знала о его детище ничего, кроме цифр в отчетах. Меня никто не знал в лицо. И я решила, прежде чем сесть в его кресло, увидеть все его глазами. С самого низа.
Мне было важно понять, как все работает изнутри. Увидеть людей без масок. Особенно новую родню.
— Слушай сюда, Орлова. — Тамара Павловна понизила голос и подошла ближе, обдав меня волной приторного парфюма.
— У вас тут химия для полов немецкая, дорогая. Мне домой такой концентрат нужен. Ты же можешь отлить немного?
Она подмигнула.
— В бутылку из-под колы. Никто и не заметит. А я тебя не обижу.
Я смотрела на ее идеальный маникюр, на золотое кольцо с внушительным камнем.
Дима говорил, что его мама — человек старой закалки, прямолинейный, но справедливый. Он просил дать ей шанс.
«Это просто эксперимент, Ксюша, — повторяла я про себя. — Два месяца. Ты просто наблюдатель».
— Я не могу, Тамара Павловна. Это воровство.
Свекровь расхохоталась. Громко, на весь коридор.
— Воровство! Девочка, да кто тут считать будет эти капли? Ты о сыне моем подумай! Ему нужна нормальная жена, а не та, что в нищете прозябает и за мораль цепляется.
Она вытащила из сумочки несколько смятых купюр.
— Вот, возьми. На первое время хватит. Считай это моим вложением в благополучие семьи.
Деньги полетели на свежевымытый пол.
Я смотрела на них, потом перевела взгляд на свекровь. Она ждала. Ждала, что я сейчас униженно брошусь их подбирать.
В ее глазах плескалось неприкрытое торжество.
— Что молчишь? Для тебя это, наверное, целое состояние. С твоим-то положением за любую копейку цепляться надо.
Она брезгливо оглядела мой синий рабочий халат.
— Не понимаю, что Дима в тебе нашел. Абсолютно пустая.
Я медленно выпрямилась, глядя свекрови прямо в глаза. Мой взгляд был спокойным, изучающим. Словно у энтомолога, разглядывающего особенно мерзкое насекомое.
— Я подумаю над вашим предложением, Тамара Павловна.
Она явно ожидала другой реакции. Слез, истерики, мольбы. Но точно не этого холодного, взвешенного тона.
— Ну-ну, думай, — бросила она через плечо, уходя. — Только недолго. Такие шансы на дороге не валяются. Особенно для таких, как ты.
Вечером я рассказала все Диме. Без эмоций, просто перечислила факты: просьба украсть моющее средство, брошенные на пол деньги, оскорбления.
Он нахмурился, помешивая остывший ужин в тарелке.
— Ксюш, ну ты же знаешь маму. Она своеобразный человек. У нее было тяжелое детство, она всего сама добивалась. Она ненавидит бедность, и иногда… перегибает палку, когда видит ее в других.
— Это дает ей право унижать людей? Дима, она предлагала мне воровать на рабочем месте.
— Она не это имела в виду, — он потер переносицу. — Это… ее искаженный способ проверить тебя на прочность. Хочет убедиться, что ты не слабачка. А деньги… может, она просто хотела помочь, но не знала, как это сделать деликатно.
Я смотрела на него и не узнавала. Мой добрый, понимающий Дима сейчас транслировал чужие, ядовитые мысли.
Он не был с ней согласен, я видела это по его глазам. Но он панически боялся конфликта с матерью.
— Она назвала меня нищей, Дима.
— Да брось, это просто слова. Пожалуйста, Ксюш, попробуй найти к ней подход, будь мудрее. Она сложная женщина, ей внимание нужно. Улыбнись, поговори с ней о ее работе. Она оттает.
Разговор зашел в тупик. Он выбрал не меня, а свой привычный комфорт. Он не хотел видеть правду, потому что эта правда разрушала его уютный мир.
На следующий день Тамара Павловна подкараулила меня у подсобки.
— Ну что, надумала? Бутылку принесла?
— Я не буду этого делать.
Ее лицо окаменело.
— Понятно. Значит, гордая. Ну что ж, гордость — это единственное, что остается таким, как ты.
Давление нарастало с каждым днем. Она начала «случайно» сталкиваться со мной в коридорах, когда шла с коллегами.
Громко здоровалась, подчеркивая мой статус. «А вот и наша Ксения! Чистота — залог здоровья, правда, девочки?». Коллеги смущенно кивали, а я чувствовала, как щеки заливает краска.
Однажды она принесла мне пакет.
— Вот, держи. Это мои старые вещи, но еще вполне приличные. Тебе нужнее. А то ходишь как чучело.
В пакете лежала полинявшая блузка и стоптанные туфли.
Она пыталась заставить меня ощутить себя ничтожеством. И у нее почти получалось.
Компромиссы не работали. Логика — тоже. Мои попытки поговорить с ней по-человечески натыкались на стену из сарказма и нравоучений.
Она видела во мне невестку, члена семьи. Она видела грязь под ногами, которую можно пнуть и пойти дальше.
Точкой кипения стал обеденный перерыв. Она сидела с подругами в кафетерии на первом этаже. Я протирала стеклянные двери неподалеку.
И тут Тамара Павловна, громко рассмеявшись какой-то шутке, неловко взмахнула рукой и опрокинула на пол стакан с вишневым соком.
— Ой, какая неприятность! — воскликнула она так, чтобы слышали все. — Ксения! Милочка! Иди-ка сюда, у нас тут небольшое ЧП.
Все взгляды обратились на меня. Я подошла с ведром и тряпкой.
Она смотрела на меня сверху вниз, и в ее глазах было чистое, незамутненное удовольствие.
— Давай-давай, пошевеливайся. А то засохнет, потом не ототрешь. Работа у тебя, конечно, не пыльная, но и ее надо делать хорошо.
Я опустилась на колени, собирая липкую жижу. Вокруг стояла звенящая атмосфера унижения. Я подняла голову. Наши взгляды встретились. И в этот момент я поняла, что эксперимент пора заканчивать. Наблюдение окончено. Пора действовать.
Я спокойно закончила уборку, убрала инвентарь и уже шла к выходу, когда меня окликнула наша начальница, Валентина Петровна.
— Орлова, зайди на минуту.
В ее крохотной каморке, заложив ногу на ногу, сидела Тамара Павловна. Победительница.
— Ксения, тут жалоба на тебя поступила, — тяжело вздохнула Валентина Петровна. — Тамара Павловна утверждает, что ты пыталась вынести из подсобки дорогостоящую химию. И грубила ей.
Я смотрела на свекровь. Она даже не пыталась скрыть улыбку. Это был ее финальный удар.
— Это ложь.
— Она все будет отрицать! — тут же взвилась Тамара Павловна. — Таким людям верить нельзя! Говорю вам, она воровка! Мой сын с ней намучается еще!
— Ксения, — поморщилась Валентина Петровна, — Тамара Павловна — главный бухгалтер крупнейшего арендатора. Ее слово имеет вес. Пиши заявление по собственному. Тихо, без скандала.
Внутри меня что-то щелкнуло. Громко и окончательно. Все. Хватит.
Я молча достала из кармана телефон. Нашла в контактах «Сергей Борисович (ГД)». Он был правой рукой моего отца и единственным, кто знал о моем плане.
Я нажала кнопку вызова, включив громкую связь.
— Сергей Борисович, добрый день. Это Ксения Орлова. Пора.
— Понял вас, Ксения Александровна! — голос в трубке был бодрым и деловым. — Буду через три минуты.
Я отключила вызов. На лице Тамары Павловны отразилось недоумение.
— Ксения… Александровна? — прошептала Валентина Петровна.
Я не ответила. Я просто смотрела на свою свекровь. На то, как в ее глазах зарождается страх.
Игра окончена, Тамара Павловна. Теперь играем по моим правилам.
Дверь распахнулась без стука. Генеральный директор, Сергей Борисович, влетел в каморку.
— Ксения Александровна. Вызывали?
Он полностью игнорировал двух других женщин.
— Да, Сергей Борисович. Присаживайтесь. — Я указала на стул Валентины Петровны. Та вскочила.
— Ксения… что здесь происходит? — голос Тамары Павловны дрожал.
Я медленно повернулась к ней.
— Происходит то, Тамара Павловна, что мой социальный эксперимент подошел к концу. Я хотела узнать изнутри, как работает бизнес моего отца. И заодно познакомиться с новой семьей.
— Что значит… «твоего отца»? — пролепетала она.
— Это значит, что этот бизнес-центр принадлежит мне. Орлова — моя девичья фамилия.
Тамара Павловна побледнела. Она хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
— А вы, Валентина Петровна, — я перевела взгляд на начальницу клининга, — только что пытались уволить своего работодателя по ложному доносу.
— Я не знала! Ксения Александровна, простите! Меня ввели в заблуждение!
— Сергей Борисович, — я проигнорировала ее лепет. — Подготовьте уведомление о досрочном расторжении договора аренды с компанией «Велес-Капитал».
Причина — неоднократное нарушение деловой этики и попытка вовлечения наших сотрудников в преступную деятельность со стороны их главного бухгалтера.
— Какого договора? — взвизгнула Тамара Павловна. — Ты не можешь! Меня уволят!
— Именно на это я и рассчитываю.
Она рухнула на стул, ее спесь осыпалась прахом.
— Ксюша… деточка… мы же семья. Дима…
— О, Диму мы сюда тоже пригласим. — Я снова взяла телефон.
Муж приехал через двадцать минут. Он ворвался в кабинет, увидев бледную мать и меня.
— Ксюша, что случилось? Мама звонила, кричала, что ты ее…
— Что я ее увольняю? Нет. Я просто указала ей на дверь. Из моего здания и, вполне возможно, из нашей жизни.
Я спокойно, глядя ему в глаза, пересказала все. И про сок, и про клевету.
— Мама? Это правда? — он посмотрел на нее.
Тамара Павловна разразилась рыданиями.
— Она все врет! Она меня ненавидит! Хочет тебя у меня отнять!
Дима смотрел то на нее, то на меня. В его глазах была мучительная борьба.
— Дима, — я произнесла тихо, но твердо. — Весь этот месяц я ждала от тебя одного — защиты. Ты сделал свой выбор, когда советовал мне «быть мудрее». Теперь мой черед делать выбор.
Я не требую, чтобы ты перестал любить свою мать. Но я требую, чтобы ты уважал свою жену. Наш дом — это наша территория. И правила там устанавливаем мы. И первое правило — никто не имеет права меня унижать.
Я посмотрела на Тамару Павловну.
— Ваш пропуск, — обратилась я к Сергею Борисовичу, — будет заблокирован через десять минут.
Я вышла из душной каморки в просторный холл моего бизнес-центра. Я не знала, пойдет ли Дима за мной. Но я точно знала, что больше никогда не позволю никому заставить меня чувствовать себя нищей.
Эпилог. Шесть месяцев спустя.
За моей спиной раздались шаги. Я не обернулась, продолжая смотреть через панорамное окно своего кабинета на вечерний город.
— Задержалась?
Дима подошел и обнял меня за плечи.
— Утверждала новый проект по реновации парковки. Хочу сделать там зарядные станции и зеленую зону.
— Звучит как что-то, что сделает Орлова Ксения Александровна, — усмехнулся он. — Ты так и не вернула мою фамилию.
— Она мне нравится, — я пожала плечами. — Напоминает, кто я.
Он молча поцеловал меня в висок. В тот день он вышел за мной. Догнал у самого выхода и просто взял за руку. Всю дорогу домой мы ехали молча. И только на пороге нашей квартиры он произнес: «Прости меня. Я был слеп».
Те слова не исправили все в одночасье. Нам потребовались недели тяжелых разговоров.
Он учился видеть свою мать не как идеал, а как реального человека. А я училась заново ему доверять.
Тамару Павловну уволили. Первые недели она обрывала телефон Димы, чередуя мольбы с проклятиями.
Дима выдержал. Он отправил ей крупную сумму «на первое время», но твердо сказал, что больше помощи не будет, пока она не извинится передо мной. Извинений не последовало.
— Она звонила сегодня, — сказал Дима.
Я напряглась.
— Просила помочь найти работу. Говорит, ее никуда не берут. Спрашивала, не можешь ли ты… снять «черную метку».
Я горько усмехнулась.
— Я не ставила никаких меток. Это сделала ее собственная репутация.
— Я так и сказал. Она снова кричала, что ты разрушила ее жизнь.
— А что ты ответил? — я повернулась и посмотрела ему в глаза.
Он выдержал мой взгляд.
— Я ответил, что она сама разрушила свою жизнь, когда решила, что имеет право разрушать чужую.
Но конечно же я ей помогу найти новую работу, но в начале пусть посидит неделю и подумает о своём поведении.
В его голосе не было злости. Только холодная констатация факта. Это был мой муж.
— Спасибо.
Мой эксперимент дал жестокие, но необходимые плоды. Я поняла, что бизнес — это не только цифры.
Это люди. И я поняла, что семья — это не кровь. Это ежедневныйчто семья — это не кровь.
Это выбор. Ежедневный выбор быть на стороне того, кого любишь.
— Поехали домой? — спросил Дима. — Я ужасно голоден.
— Поехали, — улыбнулась я. — Сегодня моя очередь готовить.
И мы пошли к выходу. Не оглядываясь.
