Дима замер, ложка с борщом повисла в воздухе. Лицо побледнело, глаза забегали. Он открыл рот, но вместо слов вырвался только хрип, будто его ударили под дых.
— Ну, чего молчишь? — Наташа швырнула коробочку на стол, та подпрыгнула и покатилась к краю. — Я утром мусор выносила, накинулся твою куртку, а она из кармана выпала. Ты хоть понимаешь, как это выглядит?
— Наташ, ты не так поняла, — Дима наконец выдавил из себя слова, положил ложку на стол, вытер руки о штаны. — Это не то, что ты думаешь.
— А что я думаю, Дима? — она шагнула к нему, глаза сверкали от слёз. — Что ты мне десять лет назад дом обещал, а сам полгода назад в ломбард мою цепочку сдал, чтобы кредит закрыть? Или что ты каждый вечер «на работе задерживаешься», а я как идиотка борщ тебе варю?
— Да какой дом, Наташ? — он повысил голос, вскочив со стула. — Ты сама знаешь, какие времена! Я пашу как проклятый, а ты мне мозги выносишь своими фантазиями!
— Фантазии? — Наташа аж задохнулась. — Это ты мне про фантазии? А это что тогда? — она ткнула пальцем в коробочку. — Кольцо за тридцать тысяч — это фантазия? Ты мне на сапоги зимние в прошлом году три тысячи пожалел, а тут вдруг расщедрился?
Дима схватился за голову, прошёлся по кухне, чуть не опрокинув кастрюлю. Потом резко остановился, ткнул пальцем в её сторону.
— Ты меня достала, Наташ! Вечно ты всё переворачиваешь! Это не для бабы какой-то, если ты об этом! Это для дела, поняла?
— Для какого ещё дела? — она скрестила руки на груди, прищурилась. — Ты мне сейчас будешь рассказывать, что кольцо в карты проиграл?
Он осёкся, отвёл взгляд. Тишина повисла тяжёлая, только чайник на плите тихо посвистывал. Наташа смотрела на него и чувствовала, как внутри что-то рушится — медленно, с глухим треском.
Они поженились в две тысячи десятом, сразу после того, как Дима вернулся из армии. Наташе было двадцать два, ему двадцать четыре. Тогда он был весёлый, лёгкий на подъём, обещал ей золотые горы. «Вот увидишь, Наташка, — говорил он, обнимая её на скамейке у подъезда, — я на ноги встану, домик за городом купим, с садом. Будешь там свои огурцы солить». Наташа смеялась — она и правда любила солёные огурцы, могла банку за вечер умять, особенно если нервы шалили. А Дима подтрунивал: «Ты у меня как трактор, всё хрустишь».
Жили у её мамы, Ольги Ивановны, в двушке на окраине. Ольга Ивановна ворчала, что Дима «ветер в голове», но помогала — то суп наварит, то деньгами выручит. Наташа работала в детском саду воспитателем, Дима устроился водителем в автопарк. Копили на свою квартиру, даже задаток внесли за однушку в новостройке. Но потом стройку заморозили, деньги пропали, а Дима уволился — сказал, что зарплату задерживают, а он «не холоп, чтобы за бесплатно горбатиться».
С тех пор он мотался по подработкам: то таксовал, то в гаражах у знакомых движки перебирал, то на стройку ходил. Наташа терпела, хотя с каждым годом всё чаще замечала, как он меняется. Стал резким, чужим. А ещё у него появилась привычка — нервно теребить ремень на джинсах, когда врал. Она это давно подметила, но молчала.
Однажды, года два назад, Наташа нашла у него в кармане чек из бара — три тысячи рублей за вечер. Спросила, что за бар, если он «на смене был». Дима отмахнулся: «С мужиками после работы зашли, расслабились». Она поверила. А потом соседка, тётя Галя, обмолвилась: «Твой-то с какой-то крашеной блондинкой в машину садился, я из окна видела». Наташа тогда отшутилась, но в груди осело что-то тяжёлое, как камень.
***
На следующий день после ссоры Наташа решила выяснить всё до конца. Дима ушёл с утра, буркнув, что «по делам». Она дождалась, пока мама уйдёт к подруге, и полезла в его вещи. В ящике с инструментами, под старыми отвёртками, нашла конверт. Внутри — фотография: Дима с какой-то женщиной, лет тридцати, улыбаются, стоят у машины. На обороте надпись: «Спасибо за чудесный вечер. Ваша Л.». И дата — месяц назад.
Наташа сидела на полу, смотрела на снимок и не могла дышать. Потом встала, сварила себе кофе, открыла банку огурцов. Хрустела, пока слёзы не начали капать в кружку. Когда Дима вернулся, она встретила его в прихожей.
— Это кто? — Наташа протянула ему фото, голос был ровный, почти спокойный.
Дима побледнел, ремень на джинсах задёргался в пальцах.
— Наташ, это… Это сестра моя, Ленка, ты ж знаешь, — начал он, но голос сел.
— Сестра? — она усмехнулась. — У тебя сестра в Новосибирске живёт, а это где снято? У нас в городе. Ты мне лапшу на уши не вешай!
— Да какая разница, кто это? — он сорвался на крик. — Ты вечно в мои дела лезешь! Я для нас стараюсь, а ты…
— Для нас? — Наташа шагнула к нему. — Ты мне дом обещал, Дима! А сам этой Лене кольца даришь? Ты хоть понимаешь, как мне тошно?
Он молчал, только ремень теребил. А потом вдруг сказал:
— Это не кольцо было. Это серьги. Для тебя. Хотел на день рождения подарить, а ты всё испортила.
Наташа замерла. Посмотрела ему в глаза — и не поверила. Слишком гладко звучало.
— Где тогда серьги? — тихо спросила.
— Продал, — он отвёл взгляд. — Долг надо было закрыть. А коробку не выкинул, забыл.
Она кивнула, будто соглашаясь. А потом повернулась и ушла на кухню. Дима крикнул ей вслед:
— Ты чего, Наташ? Я ж правду говорю!
— Ага, правду, — она не обернулась. — Как всегда.
***
На следующий день Наташа пошла к подруге. Выпили чаю, поболтали. Ира, выслушав всё, хлопнула ладонью по столу:
— Да гони ты его, Наташ! Сколько можно? Он тебе всю жизнь сломал, а ты всё терпишь!
— Куда я его выгоню? — Наташа вздохнула. — У него своей крыши над головой нет. Да и… привыкла я, Ир.
— Привыкла она, — Ирка фыркнула. — Ты ещё молодая, тебе сорок нет. Найдёшь себе нормального мужика, а этого вышвырни!
Наташа промолчала. А вечером, когда вернулась домой, застала неожиданную картину. Дима сидел на кухне с Ольгой Ивановной, перед ними стояла бутылка коньяка и тарелка с нарезкой.
— Наташа, садись, — Ольга Ивановна похлопала по стулу. — Мы тут с Дмитрием поговорили. Он мне всё рассказал.
— Что рассказал? — Наташа нахмурилась, глядя на Диму. Тот выглядел смущённым, но не виноватым.
— Про Лену эту, — мама поджала губы. — Она его начальница, в автосервисе. Кольцо — это подарок от фирмы был, за хорошую работу. А он, дурак, продал, чтобы долг отдать. Я ему уже выговор сделала.
— Начальница? — Наташа посмотрела на Диму. — А фотка откуда?
— Да с корпоратива это, — он пожал плечами. — Все фоткались.
Наташа молчала. Ольга Ивановна добавила:
— Ты, дочка, не кипятись. Мужик он, конечно, с придурью, но тебя любит. А дом… Ну, может, ещё построите.
Дима кивнул, даже улыбнулся. Наташа смотрела на них и понимала: не верит. Ни одному слову. Но сил спорить уже не было.
***
Через неделю Дима принёс домой деньги — пятьдесят тысяч. Сказал, что премия. Наташа взяла, положила в тумбочку. А вечером, когда он уснул, достала ту фотку из ящика. Села на кухню, открыла банку огурцов. Хрустела и думала: уйти или остаться? Потом встала, порвала снимок на мелкие кусочки и выбросила в мусор. Но коробочку от кольца оставила. На память. Или на случай, если правда всё-таки всплывёт.
