— Мишенька, сынок, передай-ка мне тот салат с креветками, — пропела Светлана Борисовна, одаривая сына таким взглядом, будто он в одиночку выиграл целое сражение.
Миша, мой муж, тут же подорвался, загораживая мне весь стол. Я отодвинулась, едва заметно усмехнувшись в свою чашку с соком.
Вся эта сцена повторялась на каждом семейном сборище последний год. Миша — герой. Миша — спаситель.
А я — просто его жена, удобное приложение, которое должно вовремя улыбаться и подливать гостям напитки.
Свекровь перехватила у сына салатницу и водрузила ее в центр стола с таким видом, словно это был кубок победителя.
— Настоящий мужчина, опора семьи! — громко заявила она, обводя взглядом всех собравшихся родственников. — Не то что некоторые, кто только и умеет, что юбками крутить. Всё на его плечах, всё он тянет.
Я сделала вид, что поправляю салфетку. «Её плечи» — это моя зарплата, с которой я втайне от всех закрыла дыру в её прогоревшем бизнесе.
Почти три миллиона. Сумма, от которой у Миши до сих пор дрожали руки, когда мы переводили последний транш.
«Пусть думают, что это я, — сказал он тогда. — Маме так будет проще принять. А то женщина-добытчица… ты же знаешь её взгляды».
Я знала. И согласилась. Какая разница, кто получит медали, если семья спасена от позора и коллекторов? Тогда мне казалось, что это неважно.
— Алина, ты чего застыла? — голос свекрови выдернул меня из мыслей. — У дяди Вити тарелка пустая. Положи ему мяса.
Я молча взяла его тарелку. Дядя Витя виновато улыбнулся, но спорить со Светланой Борисовной не решился никто и никогда.
Пока я накладывала горячее, она продолжала свой монолог, адресованный вроде бы всем, но нацеленный точно в меня.
— Вот смотрю я на вас, молодежь, и диву даюсь. Миша мой работает не покладая рук, крутится как белка в колесе. А всё для чего? Чтобы в доме достаток был. Чтобы жена ни в чём не нуждалась.
Она сделала паузу, давая словам впитаться в сознание гостей.
— А какая отдача? Где поддержка? Я вот в его годы и работала, и дом вела, и дети уже были. А сейчас? Сидят на шее у мужиков, а взамен — ничего.
Я поставила тарелку перед дядей Витей. Руки слегка подрагивали, но я заставила себя улыбнуться. Миша поймал мой взгляд, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на извинение. Но он промолчал. Как и всегда.
Вечер катился по накатанной колее. Хвалебные оды Мише сменялись упреками в мой адрес, завуалированными под «житейскую мудрость».
Я чувствовала себя экспонатом под стеклом, который все рассматривают и оценивают.
Когда дело дошло до десерта, я пошла на кухню за тортом. Миша увязался за мной.
— Лин, ты не обижайся, — зашептал он, прикрыв дверь. — Мама просто… ну, она так радуется за меня. За то, что я её спас.
— Я не обижаюсь, Миш. Я всё понимаю.
Но я уже не понимала. Эта игра в скромную жену при «герое-муже» начинала меня душить.
Мой стартап по разработке приложений, который все считали «милым хобби», приносил в три раза больше, чем его должность начальника отдела. Это я настояла, чтобы мы скрывали мои доходы.
Чтобы никого не злить, не провоцировать зависть. Чтобы Миша чувствовал себя комфортно.
Комфортно ему было. А мне — уже нет.
Я вернулась в гостиную с тортом. Светлана Борисовна как раз жаловалась двоюродной тетке на цены.
—…и вот скажи, как молодой семье на всё это накопить? Никак! Если, конечно, у мужа голова на плечах есть. А если рядом с ним не помощница, а дыра в бюджете, то всё, пиши пропало.
Я начала разрезать торт.
И тут кто-то из дальних родственников спросил:
— Свет, а чего твои не на море в этом году? Миша ведь так вкалывал.
Светлана Борисовна поджала губы и бросила на меня испепеляющий взгляд, будто это я отменила поездку.
А потом произнесла фразу, медленно и ядовито, чтобы услышал каждый.
— Какое море? Ему бы отдохнуть от вечной ноши. Ты обуза, а не жена, — бросила она мне через весь стол. — Только и знаешь, что на готовом сидеть.
Нож в моей руке замер. Воцарилась неловкая пауза, которую нарушил только дядя Витя, громко кашлянувший в кулак. Все взгляды метнулись ко мне. Ждали реакции. Взрыва, слёз, ответного хамства.
Я медленно опустила нож на тарелку. Подняла глаза на свекровь и улыбнулась. Не дрогнув, не показав и капли унижения. Просто пустая, холодная улыбка.
— Вам с каким кусочком, Светлана Борисовна? С орешками или без?
Она явно не ожидала такого. Растерялась, моргнула.
А я, не дожидаясь ответа, отрезала ей самый большой и красивый кусок и поставила тарелку перед ней. Потом спокойно продолжила раскладывать торт остальным, будто ничего не произошло.
Вечер закончился быстро. Гости, чувствуя напряжение, ретировались один за другим. В машине Миша завёл знакомую песню.
— Лин, ну мама погорячилась, с кем не бывает. Ты же знаешь, у нее характер…
— Знаю, — ровно ответила я, глядя в окно на проносящиеся огни города. Мой голос звучал чужим и безжизненным.
— Она не со зла. Просто переживает за меня. За то, что я так устаю.
— Да, конечно, — я кивнула. — Переживает.
В его голосе не было злости или раскаяния. Только усталое раздражение, что ему снова приходится быть буфером между двумя женщинами.
И ни грамма понимания того, что произошло на самом деле. Он не видел оскорбления. Он видел лишь мамину «особенность характера».
Следующие несколько дней прошли в гнетущем спокойствии. Мы почти не разговаривали.
Я с головой ушла в работу, заключала новый контракт с иностранными инвесторами. Миша ходил по дому тенью, обиженный моим молчанием.
А потом раздался звонок. Конечно же, от Светланы Борисовны. Миша долго говорил с ней на кухне, а потом вошел в комнату, где я работала за ноутбуком.
— Лин, тут такое дело… — начал он неуверенно.
Я сняла очки и посмотрела на него.
— У мамы машина совсем разваливается. Представляешь, сегодня чуть в аварию не попала. Говорит, тормоза отказали.
Я молчала, ожидая продолжения. Оно не заставило себя ждать.
— В общем, я подумал… Мы же можем ей помочь. Купить новую. Не самую дорогую, конечно, но надежную. Чтобы мы за нее не переживали.
Он смотрел на меня с надеждой. С той самой надеждой, с которой просил помочь закрыть её долги. С уверенностью, что я снова всё пойму и соглашусь.
— Мы? — уточнила я, медленно закрывая крышку ноутбука.
— Ну да, мы. Я один не потяну, ты же знаешь. А вместе…
— Нет, Миша, — сказала я тихо, но так, чтобы он услышал каждое слово. — «Мы» не можем.
Он замер.
— В смысле? Алина, это же моя мама!
— Это твоя мама. Вот именно. Поэтому машину ей будешь покупать ты. Со своей зарплаты.
Миша смотрел на меня так, будто я заговорила на неизвестном ему языке. В его глазах плескалось недоумение, переходящее в гнев.
— Ты издеваешься? Из-за того, что она тебе сказала? Детский сад, Лин! Я думал, ты выше этого!
— Я выше этого, Миша. Настолько выше, что больше не позволю вытирать об себя ноги. Ни ей, ни тебе. Банк закрыт. Финансирование проекта «Спасение семьи» прекращено.
Он схватил телефон и выскочил на балкон, яростно жестикулируя. Я слышала обрывки фраз: «…совсем с ума сошла!», «…из-за какой-то ерунды!», «…да, приезжай, конечно!». Я не пошевелилась. Я ждала.
Светлана Борисовна примчалась через сорок минут. Она влетела в квартиру без стука, готовая к бою. Миша семенил за ней, как оруженосец.
— Что здесь происходит? — с порога заявила она. — Алина, почему ты доводишь моего сына? Он из-за тебя весь больной!
Я медленно повернулась к ней.
— Здравствуйте, Светлана Борисовна. Я никого не довожу. Я просто отказалась покупать вам новую машину.
— Что?! — она посмотрела на Мишу, потом снова на меня. — Ты отказалась помочь семье? После всего, что мой сын для тебя делает?
Это был тот самый момент. Сцена была готова, главные актеры в сборе.
— А что именно ваш сын делает для меня? — спросила я спокойно, глядя ей прямо в глаза. — Он даже не закрыл ваши долги по бизнесу на три миллиона рублей в прошлом году.
Свекровь застыла с открытым ртом. Миша побледнел как полотно.
— Что ты несешь? Какие долги? Миша всё оплатил! Он мне сам сказал! Он спас меня!
— Миша? — я перевела взгляд на мужа, который вжался в стену. — Миша, расскажи маме, откуда у тебя, у начальника отдела с зарплатой в сто тысяч, вдруг взялись три миллиона? Может, ты ограбил банк? Или нашел клад?
Он молчал, не в силах поднять глаза.
— Я скажу вам, откуда, — продолжила я, и мой голос набрал силу. — Эти деньги — мои. До копейки.
Заработанные моим «милым хобби», как вы любите говорить. Моей IT-компанией, которую вы считаете безделушкой.
Я заплатила за ваши ошибки, чтобы спасти вашу семью от позора. А взамен получила клеймо «обузы».
Светлана Борисовна медленно оседала на пуфик в прихожей. Грим героической матери сползал с ее лица, обнажая растерянность и унижение.
Она смотрела то на меня, то на своего сына-героя, который оказался обманщиком.
— Я согласилась на эту ложь ради Миши. Чтобы не ранить его самолюбие. Чтобы он оставался для вас героем. Я думала, это правильно. Но я ошиблась.
Я взяла с кресла свою сумку с ноутбуком.
— Так вот, Светлана Борисовна. Машину вам купит ваш сын. Если сможет. Или вы сами. Учитесь решать свои проблемы без моего кошелька.
Я направилась к двери, Миша сделал шаг ко мне.
— Лин… постой…
— Нет, — я остановилась на пороге. — С меня хватит. Я слишком долго была для вас удобной. Пора стать для себя счастливой.
И я вышла, закрыв за собой дверь. Я не знала, куда иду. Но впервые за долгое время я чувствовала, что иду в правильном направлении.
***
Прошло полгода.
Я стояла посреди своей новой квартиры — светлой, просторной, с огромными окнами, выходящими на деловой центр города.
Солнечные лучи играли на паркете, пахло свежей краской и кофе. Моей была каждая деталь в этом пространстве: от минималистичного дивана до абстрактной картины, которую я купила на первом в своей жизни аукционе.
После той последней сцены я сняла номер в отеле, а через неделю арендовала эту квартиру. Развод прошел на удивление гладко.
Миша не спорил. Казалось, из него вынули стержень.
Он был сломлен, но не моим уходом, а разоблачением. Его образ героя, так тщательно выстраиваемый годами, рассыпался в пыль.
Телефон на кухонном острове завибрировал. Сообщение от Миши. Они приходили раз в неделю, как по расписанию. Сначала это были гневные тирады, потом — жалобные мольбы, теперь — нечто среднее.
«Лин, я все понимаю. Я был неправ. Но может, мы можем хотя бы поговорить? Мама очень больна, она постоянно плачет. У нее давление. Она винит себя. И меня. Нам обоим очень плохо без тебя».
Я отложила телефон, не отвечая. Я знала, что Светлана Борисовна не больна. Дядя Витя, единственный из всей родни, кто позвонил мне после того вечера, чтобы просто спросить, как я, изредка докладывал обстановку.
Свекровь не плакала — она злилась. Злилась на сына, который не оправдал надежд, на меня, посмевшую вынести сор из избы, на весь мир, который оказался несправедлив к ней.
Они так и не купили ей машину. Теперь они жили вдвоем в ее квартире, и, по словам дяди Вити, атмосфера там была мрачная.
Постоянные упреки, ссоры из-за денег, взаимные обвинения. Герой и его спасенная мать оказались просто двумя несчастными людьми, не способными позаботиться даже о себе, не то что друг о друге.
Он так и не понял главного. Он писал, что им «плохо без меня», но не потому что они скучали по мне как по человеку.
Им было плохо без моих денег, без моей поддержки, без той невидимой силы, что держала их мир на плаву, пока они пели дифирамбы самим себе.
Мой бизнес, тем временем, взлетел. Контракт с иностранцами принес не только деньги, но и известность в узких кругах.
Я наняла еще пятерых разработчиков, мы сняли шикарный лофт под офис. Я работала много, но эта работа приносила мне радость, а не глухое раздражение.
Я больше не прятала свои успехи, не притворялась «милым хобби». Я была владелицей процветающей компании, и это было мое главное достижение.
Раздался еще один звонок. На этот раз — мой заместитель.
— Алина Игоревна, инвесторы подтвердили встречу в Китае. Через две недели. Они хотят лично отпраздновать запуск. Билеты брать?
Я посмотрела в окно. На город, который лежал у моих ног. На небо, чистое и безграничное.
— Да, Кирилл, — ответила я, улыбаясь. — Берите. И забронируйте мне отель с видом на море. Пора наконец отдохнуть.
