— Ты отдал ключи от нашей новой машины, которую мы взяли в кредит, своему брату, чтобы он, как ты говоришь, потаксовал и заработал, а он разбил ее в первую же ночь! Вадим, ты будешь платить за груду металлолома пять лет! Ты чем думал, доверяя руль человеку без прав? — кричала жена, узнав о ДТП.
Но это был не тот крик, от которого звенят бокалы в серванте. Ирина говорила голосом, в котором не было ни истеричных нот, ни слезливой дрожи. Это был голос прокурора, зачитывающего смертный приговор, сухой и твердый, как асфальт, о который этой ночью размазали их семейный бюджет. Она стояла в дверном проеме кухни, сжимая в руке телефон, экран которого еще светился фотографией, присланной с места аварии: смятый капот, выстрелившие подушки безопасности, похожие на сдувшиеся грязные паруса, и лужа антифриза на мокрой дороге.
Вадим сидел за кухонным столом, ссутулившись над чашкой остывшего растворимого кофе. Выглядел он скверно. Лицо одутловатое, серое, под глазами залегли глубокие тени — результат бессонной ночи, проведенной не в постели с женой, а в отделении ГИБДД, вытаскивая брата из передряги. От него несло перегаром — видимо, стресс он снимал уже под утро, когда вернулся домой и понял масштаб катастрофы. На столе перед ним лежал обломок ключа зажигания. Пластиковый корпус треснул, обнажив зеленую микросхему, и этот жалкий кусок пластмассы выглядел сейчас самым дорогим мусором в мире.
— Ир, ну не начинай, а? Голова раскалывается, — Вадим поморщился, словно от зубной боли, и потер виски. — Ну случилось и случилось. Главное, все живы. Железо — это просто железо. Олег сам напугался до смерти, его трясло так, что он сигарету в зубах удержать не мог.
Ирина медленно прошла к окну. Шторы были раздвинуты, и утреннее солнце безжалостно освещало двор. Она посмотрела вниз, на то самое место у трансформаторной будки, которое они расчищали от снега всю зиму, считая своим. Сейчас там было пусто. Только масляное пятно от соседской «Волги» чернело на асфальте. Их новенький китайский кроссовер цвета «глубокий океан», которым они владели ровно три недели, там больше не стоял. Он стоял на штрафстоянке, превращенный в дорогую недвижимость.
— Железо, говоришь? — Ирина повернулась к мужу. В её глазах не было сочувствия к его головной боли. — Это «железо» стоило два с половиной миллиона. И два из них — это деньги банка. Вадим, ты хоть понимаешь, что произошло? Ты не просто дал брату покататься. Ты фактически взял пачку пятитысячных купюр, мою годовую зарплату, и сжег её в пепельнице ради развлечения Олега.
— Какого развлечения? — взвился Вадим, но тут же осел, встретившись с ледяным взглядом жены. — Я же объяснял. У него сложная ситуация. Кредиторы наседают, коллекторы звонят. Пацану деньги нужны были срочно. Он хотел за ночь пару тысяч поднять в такси, «эконом» повозить. Кто же знал, что там дорога скользкая будет? Дождь прошел, резина новая, еще не притерлась… Это несчастный случай, Ира. Стечение обстоятельств.
— Стечение обстоятельств — это когда дерево падает на крышу во время урагана, — отчеканила Ирина, подходя к столу и опираясь на него руками. Она нависла над мужем, заставляя его вжаться в стул. — А когда ты отдаешь ключи от машины человеку, лишенному прав за пьянку полгода назад, — это идиотизм. Ты даже в страховку его не вписал. Ты хоть понимаешь, что это значит? КАСКО не будет. Страховая уже, считай, послала нас прямым текстом. Пункт 4.2 договора: управление лицом, не имеющим права управления и не вписанным в полис. Мы будем платить кредит за воздух, Вадим. За воздух и за твою «братскую любовь».
Вадим нервно дернул плечом, пытаясь сбросить с себя груз её слов. Ему казалось, что жена намеренно сгущает краски. В его картине мира всё еще можно было исправить: договориться, подшаманить в гаражах, занять денег. Он не привык отвечать за свои поступки по-взрослому, всегда находился кто-то, кто решал проблемы — мама, друзья, а в последние годы — Ирина.
— Да починим мы её! — воскликнул он, пытаясь придать голосу уверенность, которой не чувствовал. — Лонжероны на месте, двигатель, вроде, не задет. Ну, бампер, ну, фары, ну, подушки… Купим с разборки, Олег сказал, у него есть знакомые жестянщики, сделают конфетку, не отличишь. Чего ты сразу про пять лет заладила? Ну, ошибся человек. С кем не бывает? Он же не специально в столб въехал.
— Ошибся? — переспросила Ирина тихо, и от этой тишины Вадиму стало по-настоящему жутко. — Вадим, твой брат не ошибся. Он украл у нас будущее. Мы собирались в отпуск. Мы планировали ремонт. Теперь всего этого не будет. Будет только кредит и твой брат-уголовник, который даже спасибо не скажет. Ты видел машину? Я видела фото. Там «тотал», Вадим. Там нечего восстанавливать. Передней части просто нет. Радиатор в салоне. О каких жестянщиках ты говоришь?
Она отошла от стола, чувствуя, как внутри закипает холодная, расчетливая ярость. Не было обиды, не было жалости к разбитой мечте. Было четкое понимание: рядом с ней сидит не партнер, не муж, а инфантильный дурак, который ради прихоти своего непутевого родственника пустил под откос их жизнь.
— Знаешь, что самое страшное? — спросила она, глядя на профиль мужа, который усердно рассматривал остатки кофейной гущи в чашке. — Ты даже не чувствуешь вины. Ты сидишь тут, жалеешь себя, жалеешь Олега, придумываешь оправдания про мокрый асфальт. А о том, что мне теперь придется работать на двух работах, чтобы закрыть эту дыру, ты даже не подумал. Ты просто добрый братик. За чужой счет.
— Не надо делать из меня монстра! — огрызнулся Вадим. — Я хотел помочь родному человеку. Для тебя деньги важнее семьи, я это давно понял. Тебе лишь бы шмотки да комфорт, а то, что у парня жизнь рушится, тебе плевать.
Ирина посмотрела на него так, словно увидела на своей кухне гигантского таракана. В этот момент в её голове что-то звонко щелкнуло, и механизм, который годами удерживал этот брак на плаву, окончательно сломался.
— Семья? — переспросила Ирина, и это слово в ее устах прозвучало как ругательство. Она отодвинула стул и села напротив мужа, глядя ему прямо в глаза. Тот попытался отвести взгляд, но деваться было некуда. — Давай поговорим о твоем понимании семьи, Вадим. В твоем мире семья — это когда я работаю ведущим аналитиком, беру подработки на выходные, чтобы мы могли позволить себе нормальную жизнь, а ты и твой брат эту жизнь методично проедаете?
Вадим скривился, словно проглотил лимон. Его пальцы нервно теребили скатерть, собирая ткань в мелкие складки.
— Ты опять начинаешь? «Я работаю, я зарабатываю». Да, ты у нас успешная, молодец. Медаль тебе на грудь повесить? А Олегу просто не везет. У парня черная полоса затянулась. Его с завода поперли ни за что, потом этот бизнес с криптовалютой прогорел… Ему поддержка нужна, а не твое высокомерие. Он, между прочим, машину попросил не от хорошей жизни.
— Не от хорошей жизни, говоришь? — Ирина прищурилась. — А давай-ка уточним детали. Ты сказал, он поехал таксовать. В три часа ночи? На машине без шашечек, без лицензии, без приложения агрегатора? Кого он возил, Вадим? Призраков?
Вадим заерзал на стуле. Его лицо пошло красными пятнами, и он потянулся к пачке сигарет, забыв, что Ирина запрещает курить на кухне.
— Ну… он хотел просто подкалымить. От бордюра. Знаешь, как раньше, руку подняли — подвез. Живые деньги сразу на карман.
— Не ври мне, — тихо, но угрожающе произнесла Ирина. — Я видела протокол, который ты привез. Там написано про пассажиров. Две девушки, Вадим. Две пьяные девицы на заднем сиденье, которые, к счастью, отделались синяками. Он их «от бордюра» взял? Или он поехал в клуб клеить баб, используя мою машину как наживку?
Вадим замер с незажженной сигаретой во рту. Повисла тяжелая пауза, нарушаемая лишь гудением холодильника. Его поймали, и он это понимал. Но признать поражение для него означало потерять остатки авторитета главы семьи, которым он так дорожил, несмотря на то что этот авторитет держался на честном слове и зарплате жены.
— Ну и что? — наконец выдавил он, бросая сигарету на стол. — Да, он познакомился с девчонками. Хотел произвести впечатление. У парня полгода никого не было, он в депрессии! А тут красивая тачка, кожаный салон… Он просто хотел почувствовать себя человеком, Ира! Не неудачником, который стреляет у брата на проезд, а нормальным мужиком. Ты хоть представляешь, как это бьет по самолюбию — ездить на автобусе в тридцать лет?
Ирина слушала этот бред и чувствовала, как внутри нее что-то умирает. Последние крупицы уважения к человеку, с которым она делила постель, рассыпались в прах.
— То есть, — медленно проговорила она, раскладывая ситуацию по полочкам, как финансовый отчет, — ты прекрасно знал, что он не будет работать. Ты знал, что он возьмет машину, чтобы пустить пыль в глаза каким-то случайным девицам. Ты знал, что у него нет прав. Ты знал, что он любит выпить. И ты все равно отдал ему ключи. Почему, Вадим?
— Потому что он мой брат! — выкрикнул Вадим, и в этом крике была смесь отчаяния и детской обиды. — Потому что он смотрел на меня такими глазами… Просил: «Вадик, дай тачку, я только круг сделаю, девчонок до дома подброшу, и всё». Я не мог отказать. Я хотел, чтобы у него всё получилось. Я думал, он аккуратно.
— Ты хотел быть добрым за мой счет, — отрезала Ирина. — Ты хотел потешить свое эго. «Смотри, братан, какой я крутой, какую тачку купил, бери катайся». Только ты забыл упомянуть, что тачку купила я. А ты просто рядом стоял.
— Это наша общая машина! Мы в браке! — Вадим снова попытался перейти в наступление. — Хватит делить всё на «твое» и «мое». Как деньги тратить — так вместе, а как проблемы решать — так я один виноват?
— Виноват тот, кто принял решение, — Ирина встала из-за стола. Ей стало душно в этой маленькой кухне, пропитанной запахом перегара и ложью. — Ты распорядился имуществом, которое тебе фактически не принадлежит, доверив его человеку, который не способен отвечать за свои поступки. Это логика паразита, Вадим. Вы с Олегом — два сапога пара. Один живет иллюзиями и разбивает чужие машины, чтобы казаться крутым, а второй потакает ему, чтобы чувствовать себя благодетелем.
Вадим вскочил следом, его лицо исказилось от злости.
— Замолчи! Не смей называть меня паразитом! Я работаю! Да, я получаю меньше тебя, но я вкладываюсь в этот дом! Я полки прибил, я кран починил…
— Полки прибил? — Ирина горько рассмеялась. — Вадим, этот автомобиль стоил как пять тысяч твоих полок. Ты уничтожил результат моего труда за три года. И сейчас, вместо того чтобы сказать: «Ира, я идиот, я всё исправлю, я продам почку, но верну деньги», ты сидишь и объясняешь мне, что у Олега депрессия и ему надо было покатать девочек. Ты понимаешь, насколько это ничтожно звучит?
— Да понял я уже, понял! — Вадим махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху. — Машину жалко, да. Но это дело наживное. Главное, что мы вместе. Мы выкрутимся. Я уже придумал, как всё разрулить. У меня есть план.
Ирина посмотрела на него с нескрываемым скепсисом. Словосочетание «план Вадима» обычно означало начало новых неприятностей, но ей стало даже интересно, до какой степени абсурда он может дойти в своих попытках оправдать происходящее.
— Ну давай, — сказала она, скрестив руки на груди. — Озвучь свой гениальный план. Как ты собираешься возвращать банку два с половиной миллиона за то, чего больше не существует?
— Ну, смотри, — Вадим оживился, почувствовав, что его готовы слушать. Он даже расправил плечи, словно собирался презентовать бизнес-стратегию совету директоров, а не объяснять жене, как они будут выбираться из долговой ямы, которую он сам же и вырыл. — Ситуация неприятная, но не смертельная. Я тут прикинул на калькуляторе. Остатки машины мы сдадим на разборку. Олег уже узнавал, там тысяч триста можно выручить, если повезет. Это покроет проценты за первые пару месяцев.
Он сделал паузу, ожидая одобрения, но Ирина молчала. Её лицо превратилось в непроницаемую маску, за которой шла бурная, болезненная работа мысли.
— Дальше, — продолжил Вадим, водя пальцем по невидимому графику на клеенчатой скатерти. — У нас отложены деньги на отпуск. Турцию придется отменить, понятное дело. Я позвоню туроператору, попробую вернуть хотя бы часть, но даже если штрафы вычтут, тысяч сто пятьдесят мы вытащим. Плюс твоя квартальная премия на подходе. Если мы всё это сложим и закинем как досрочное погашение, ежемесячный платеж немного уменьшится. Ну и, конечно, придется затянуть пояса. Никаких доставок еды, маникюр ты можешь и сама делать, ты же умеешь. Я от спортзала откажусь.
Ирина слушала его, и у неё медленно, но верно отвисала челюсть. Воздух в кухне стал густым и вязким, как кисель. Она смотрела на рот мужа, из которого вылетали эти «гениальные» решения, и не могла поверить, что этот человек живет с ней в одной реальности.
— Подожди, — прервала она его поток сознания ледяным тоном. — Давай я переведу с твоего языка на человеческий. Ты предлагаешь продать остатки МОЕЙ машины за копейки. Ты предлагаешь МНЕ отказаться от единственного отпуска за два года, о котором я мечтала и на который я откладывала с каждой зарплаты. Ты уже посчитал МОЮ премию, которую я еще даже не получила. И ты великодушно разрешаешь мне самой делать себе маникюр, чтобы сэкономить на оплату кредита за металлолом?
— Ну зачем ты так утрируешь? — поморщился Вадим, словно от яркого света. — Мы же одна команда. Бюджет у нас общий.
— А где в этом уравнении твой брат? — тихо спросила Ирина, и в её голосе зазвенела сталь. — Я услышала про свои жертвы. Я услышала, как я буду жить без отпуска и денег. А что будет делать Олег? Каков его вклад в спасение «команды»?
Вадим отвел глаза и начал с остервенением ковырять заусенец на пальце. Его уверенность мгновенно улетучилась, уступив место привычной защитной агрессии.
— У Олега сейчас нет денег, ты же знаешь! — воскликнул он с ноткой истерики. — Что я с него возьму? Почку вырежу? Он пообещал, что как только устроится на нормальную работу, будет нам отдавать по пять-десять тысяч в месяц. Может, больше, если получится. Но сейчас у него пустые карманы! Ему даже за эвакуатор заплатить было нечем, я свои последние отдал. Не могу же я душить родного брата, когда он и так на дне!
— Ах, он пообещал… — протянула Ирина, и этот звук был страшнее любого крика. — По пять тысяч в месяц. Знаешь, сколько нам нужно платить банку, Вадим? Сорок восемь тысяч. Каждый месяц. Пять лет. Если твой ненаглядный братец будет платить по пять тысяч — это даже инфляцию не покроет. А остальные сорок три тысячи, получается, ложатся на меня?
— Почему сразу на тебя? На нас! — Вадим вскочил со стула и начал нервно расхаживать по маленькой кухне, задевая локтями холодильник. — Я тоже буду вкладываться! Буду брать переработки, если надо. Но сейчас реальные деньги есть только у тебя. На твоем накопительном счете. Я знаю, там лежит сумма на твое обучение. Ну, отложим учебу на год, ничего страшного не случится!
Ирина почувствовала, как внутри неё поднимается волна горячей, ослепляющей ярости. Он не просто распорядился машиной. Он уже мысленно залез в её личные сбережения, которые она копила на курсы повышения квалификации, чтобы уйти на более высокую должность. Он уже расписал её жизнь на годы вперед, превратив её в тягловую лошадь, которая должна везти на своем горбу и его, и его великовозрастного брата-неудачника.
— Ты считаешь это нормальным? — спросила она, вставая. Теперь они стояли друг напротив друга, разделенные кухонным столом, который внезапно превратился в линию фронта. — Ты всерьез предлагаешь мне отказаться от карьеры, от отдыха, от нормальной жизни ради того, чтобы покрыть долг человека, который разбил мою машину, катая пьяных девиц? Вадим, ты себя слышишь?
— Я слышу только то, что ты меркантильная эгоистка! — взорвался Вадим. Его лицо побагровело, жилка на шее вздулась. — Тебе деньги дороже людей! Да, Олег накосячил, но он свой! А ты считаешь каждую копейку. «Моя машина, моя премия, моя учеба»… А где «мы»? Где поддержка? В нормальных семьях, когда приходит беда, люди сплачиваются, а не выставляют счета! Ты должна понять его положение!
— Понять его положение? — Ирина усмехнулась, но глаза её оставались сухими и жесткими. — Я прекрасно понимаю его положение. Он паразит, который привык, что за него всё решают другие. А ты — его главный спонсор. Только раньше ты спонсировал его своими мелкими подачками, а теперь решил спонсировать моей жизнью. Ты предлагаешь мне пять лет платить дань твоей глупости и его наглости.
— Это не дань! Это помощь семье! — заорал Вадим, брызгая слюной. — Если бы ты любила меня, ты бы даже вопросов таких не задавала! Ты бы молча достала деньги и закрыла проблему, чтобы я не нервничал! Но нет, тебе надо устроить показательную порку! Тебе надо унизить меня и Олега!
Ирина смотрела на мужа и видела перед собой совершенно чужого человека. Жалкого, слабого мужчину, который пытается манипулировать чувством вины, чтобы прикрыть свою безответственность. «Чтобы я не нервничал» — вот она, ключевая фраза. Ему было плевать на машину. Ему было плевать на то, как Ирина будет пахать на двух работах. Главное для него — чтобы его не трогали, чтобы он оставался «хорошим братом» и чтобы жена молча решала все проблемы, подтирая за ним и его родственниками.
— Знаешь, Вадим, — сказала она тихо, и этот тон заставил его замолчать на полуслове. — Я тебя услышала. Твой план предельно ясен. Ты хочешь, чтобы я заплатила за этот банкет. Чтобы я взяла на себя ответственность за то, что ты отдал ключи человеку без прав. Ты считаешь, что «семья» — это когда я плачу за твои ошибки.
— Ну наконец-то, — выдохнул Вадим, решив, что она сдалась. — Да, Ир, так и должно быть. Мы же вместе. Я обещаю, я буду стараться, мы выплывем…
— Нет, Вадим, — перебила она его, качая головой. — Ты не понял. Я услышала твой план. И он мне не подходит. Я не буду продавать свои мечты, чтобы оплачивать развлечения твоего брата. И я больше не буду частью этой вашей уродливой «команды».
Вадим замер, не понимая. На его лице застыла глупая, растерянная улыбка, которая медленно сползала, уступая место страху. Он вдруг осознал, что привычные рычаги давления — «ты же жена», «мы же семья», «надо терпеть» — больше не работают. Механизм сломался окончательно, и шестеренки со скрежетом полетели в разные стороны.
Вадим замер, глядя на жену так, будто она вдруг заговорила на неизвестном ему языке. Его губы дрогнули в неуверенной, жалкой улыбке, словно он всё ещё надеялся, что это какая-то извращённая шутка, проверка на прочность или просто эмоциональный всплеск, который можно погасить объятиями и обещаниями. Но Ирина не дала ему этого шанса. Она молча развернулась и вышла из кухни, даже не взглянув на него.
Поступь её была лёгкой и решительной. Вадим, чувствуя, как холодок дурного предчувствия ползёт по позвоночнику, поплёлся следом. В коридоре он споткнулся на ровном месте и застыл. У входной двери, выстроившись в аккуратный ряд, стояли его вещи. Большой чемодан на колёсиках, с которым они летали в свадебное путешествие, спортивная сумка для тренировок и пара пакетов с обувью. Они стояли там как безмолвный приговор, подготовленный и исполненный, пока он спал пьяным сном.
— Это что? — спросил он севшим голосом, указывая трясущимся пальцем на багаж. — Ира, это что за цирк? Ты что, выгоняешь меня? Из-за машины?
Ирина стояла, прислонившись плечом к косяку двери в гостиную. Её поза выражала абсолютное спокойствие, граничащее с безразличием. Никаких заламываний рук, никаких истерик. Только холодный расчёт хирурга, ампутирующего гангренозную конечность.
— Это не цирк, Вадим. Это твоя новая реальность, — произнесла она ровно. — Я собрала твои вещи, пока ты приходил в себя после ночных возлияний с братом. Там всё: одежда, документы, ноутбук. Зубную щётку я положила в боковой карман сумки. Проверь, ничего не забыла?
Вадим почувствовал, как кровь приливает к лицу. Смесь унижения и ярости ударила в голову. Он шагнул к ней, сжимая кулаки, но остановился, наткнувшись на её ледяной взгляд.
— Ты не можешь меня выгнать! — выплюнул он. — Это и мой дом тоже! Мы здесь живём три года! Ты что, забыла? Я здесь обои клеил! Я плинтуса прибивал! Ты не имеешь права выставлять меня на улицу как собаку только потому, что у меня возникли трудности!
— Трудности? — переспросила Ирина, и в её голосе скользнула злая ирония. — Трудности — это болезнь или потеря работы. А то, что сделал ты, называется предательством семейных интересов в особо крупных размерах. И насчёт дома ты ошибаешься. Эта квартира куплена мной до брака. Ипотеку плачу я. Ты здесь только прописан, и это вопрос времени. Обои ты можешь забрать с собой, если отдерёшь.
Она подошла к входной двери и распахнула её настежь. С лестничной площадки потянуло сквозняком и запахом чужой жареной картошки.
— Куда я пойду? — растерянно спросил Вадим, и вся его агрессия вдруг сдулась, как проколотый шарик. Он выглядел сейчас маленьким, испуганным мальчиком, которого злая мама наказывает ни за что. — У меня до зарплаты две тысячи. Мама на даче. Ира, ну хватит, правда. Ну проучила, я понял. Давай поговорим нормально.
— А мы уже поговорили, — отрезала Ирина. — Ты же сам сказал: «Олегу нужна поддержка», «мы семья». Вот и иди к своей семье. К тому, ради кого ты пожертвовал нашим благополучием. Вот вместе с ним и выплачивайте кредит. А я подаю на развод и раздел долгов через суд.
Вадим побледнел. Слово «суд» подействовало на него отрезвляюще.
— Какой раздел долгов? — просипел он. — Машина же на тебе… Кредит на тебе…
— Машина куплена в браке, милый, — улыбнулась Ирина, но улыбка эта была страшнее оскала. — Кредит тоже взят в браке. По закону, долги делятся пополам. Я найму хорошего юриста, поверь, на это денег я не пожалею. Половину долга — полтора миллиона с процентами — суд присудит тебе. Будут вычитать из твоей зарплаты пятьдесят процентов следующие десять лет. Будешь знать цену своей доброты.
Вадим смотрел на неё с ужасом. Он вдруг осознал, что перед ним не та удобная, понимающая жена, которой можно вешать лапшу на уши про «сложный период». Перед ним стоял враг. Умный, расчётливый и беспощадный враг.
— Ты… ты стерва! — заорал он, хватая сумку. — Меркантильная тварь! Я знал, что ты такая! Тебе только бабки нужны! Ты никогда меня не любила! Да ты сгниешь одна со своей квартирой и своими принципами! Кому ты нужна такая, сухарь в юбке!
Он лихорадочно начал вытаскивать чемодан на лестничную клетку, задевая углы и чертыхаясь. Пакет с обувью порвался, и один кроссовок сиротливо вывалился на коврик. Вадим пнул его ногой в сторону лифта.
— Вали к своему брату, Вадим, — спокойно сказала Ирина, наблюдая за его жалкими сборами. — Пусть он тебя кормит, поит и спать укладывает. Вы стоите друг друга. Два инфантильных идиота, уверенных, что мир им что-то должен.
Вадим выпрямился, красный, потный, с перекошенным от ненависти лицом.
— Ты пожалеешь! — крикнул он, уже стоя у лифта. — Ты приползёшь ко мне, когда поймёшь, что осталась одна! Но я тебя не приму! Слышишь? Не приму!
— Я переживу, — Ирина взялась за ручку двери. — Зато я буду спать спокойно, зная, что мои ключи, мои деньги и моя жизнь принадлежат мне. А в моем доме идиотам места нет.
Она захлопнула дверь перед его носом. Щелкнул замок. Два оборота. Глухой металлический звук, отрезавший прошлое.
Ирина прислонилась лбом к холодной поверхности двери. Сердце колотилось где-то в горле, руки мелко дрожали — адреналин всё-таки взял своё. В квартире повисла тишина, но это была не та гнетущая, «звенящая» тишина, о которой пишут в романах. Это была тишина очищения. Тишина после того, как из дома вынесли мусор, который долгое время отравлял воздух.
Она медленно прошла на кухню. На столе всё ещё стояла чашка Вадима с недопитым кофе и лежал обломок ключа от машины. Ирина взяла этот обломок, повертела в руках. Странно, но она не чувствовала боли утраты. Машина была железом. Деньги были бумагой. А вот чувство собственного достоинства, которое она только что спасла, выставив паразита за дверь, было бесценным.
Она смахнула обломок ключа в мусорное ведро, туда же отправила чашку с остатками кофе. Затем открыла окно, впуская в прокуренную кухню свежий весенний воздух. Внизу, во дворе, заурчал мотор чьей-то машины. Жизнь продолжалась. И впервые за долгое время эта жизнь принадлежала только ей. Ирина достала телефон, нашла контакт знакомого юриста и нажала кнопку вызова. Ей предстояла долгая битва за свои деньги, но главную победу она уже одержала…
