— Ты точно всё? Может, перерыв сделаешь? В глазах уже, наверное, не пиксели, а кубики Рубика плавают.
Виктор заглянул в комнату, привалившись к дверному косяку. Он держал в руке чашку с остывшим чаем и смотрел на жену с той ленивой, немного снисходительной нежностью, с какой смотрят на человека, увлечённого непонятным, но, видимо, очень важным делом. На его лице играла расслабленная улыбка — улыбка человека, чей день прошёл беззаботно и размеренно.
Жанна не обернулась. Она сидела, сгорбившись над своим ноутбуком, и её силуэт почти сливался с офисным креслом. Тонкий серебристый корпус «макбука» отбрасывал на её сосредоточенное лицо холодный белый свет, подчёркивая тёмные круги под глазами. Её пальцы порхали над трекпадом, совершая выверенные, почти микроскопические движения. На огромном внешнем мониторе, подключённом к ноутбуку, разворачивался сложный, многослойный макет будущего сайта — хитросплетение блоков, сеток, анимаций и тщательно подобранных шрифтов. Это был её мир. Мир, где она была демиургом, создающим из хаоса кода и графики гармонию и функциональность.
— Почти, — не отрываясь от экрана, ответила она. Голос был уставшим, но в нём звучали нотки азарта. — Ещё пара штрихов. Нужно добить мобильную адаптацию футера, и можно отправлять заказчику на финальное согласование. Как же он меня вымотал, этот проект…
Она откинулась на спинку кресла и потёрла глаза. Этот проект был её личным Эверестом последних месяцев. Крупный зарубежный заказ, который она выгрызла у десятка конкурентов. Сотни тысяч рублей, которые должны были не просто покрыть ипотеку за несколько месяцев вперёд, но и дать им возможность наконец-то съездить в нормальный отпуск, а не к его маме на дачу. Все полгода она жила в этом ноутбуке. Он был её офисом, её инструментом, её вторым мозгом. В его гладкой алюминиевой утробе хранились десятки гигабайт её труда: исходники, правки, переписки с клиентами, наработки для будущих заказов. Он был не просто вещью, он был её кормильцем, её репутацией и её профессиональной гордостью.
— Ну так бросай ты этот свой «футер», — Виктор подошёл ближе, поставил чашку на край стола, опасно близко к разложенным эскизам. — Давай закажем роллы, откроем вино. Отметим твой трудовой подвиг. Ты же сама говорила, что завтра последний день.
Жанна машинально отодвинула чашку подальше. Она посмотрела на мужа. Добрый, симпатичный, совершенно не приспособленный к её миру дедлайнов и рендеринга. Для него её работа была чем-то абстрактным — она просто «сидела за компьютером». Он не видел разницы между её драгоценным «макбуком», купленным в кредит и стоившим как подержанный автомобиль, и его стареньким игровым ноутбуком, который пылился под диваном и годился только для просмотра сериалов. Он не понимал, что такое «исходники», почему нельзя просто «взять картинку из интернета» и что значит сорвать сроки по проекту такого уровня. Он жил в простом и понятном мире, где любую проблему можно было решить, «просто починив» её или отложив на завтра.
— Не могу, Вить. Нужно сегодня. Чтобы у них было утро на проверку. Если сейчас отправлю, завтра к обеду получу ответ и, может быть, даже деньги. А вино… давай. Только я сбегаю в магазин, возьму то самое, белое, которое мы любим. И сыра с плесенью. Заслужила ведь?
Она с довольной улыбкой посмотрела на экран, где почти готовый проект сиял выверенным совершенством. Чувство выполненного долга было лучшей наградой. Она сохранила файл, аккуратно закрыла крышку ноутбука, оставив его подключённым к монитору и сети. Он тихо гудел, уходя в спящий режим. Её верный, надёжный партнёр.
— Конечно, заслужила! — обрадовался Виктор. — Давай, беги, моя героиня. А я пока тут… приберусь немного.
Жанна чмокнула его в щёку, схватила с вешалки лёгкую куртку и выскользнула из квартиры. Она шла по улице, вдыхая свежий вечерний воздух, и чувствовала огромное облегчение. Работа была сделана. Впереди — заслуженный отдых, деньги и признание. Она представляла, как они будут сидеть на кухне, пить холодное вино, и она будет рассказывать Виктору, как сложно ей дался этот проект, а он будет кивать, хоть и не до конца понимая, но радуясь за неё. В тот момент она была абсолютно счастлива, не подозревая, что её профессиональный мир, тщательно выстраиваемый полгода, уже отсчитывает последние минуты своего существования.
Жанна отсутствовала не больше двадцати минут. Этого времени хватило, чтобы рай превратился в ад. Когда она входила в квартиру, её левая рука была занята пакетом, в котором приятно позвякивали бутылка вина и лежали упаковки с деликатесами, а правая уже тянулась к выключателю в прихожей. Она ещё не успела нажать на него, как из комнаты донёсся незнакомый, раздражающе-звонкий детский голос, на который накладывался приглушённый, но отчётливо узнаваемый звук — звуковая дорожка какого-то мультфильма про разноцветных поющих монстров. Жанна замерла. В их доме не было детей.
— Витя? — позвала она, и её голос прозвучал напряжённо.
Из комнаты выглянула Лена, сестра Виктора. На её лице была нарисована дежурная, слегка виноватая улыбка. За её ногу цеплялся Никита, её пятилетний сын, который смотрел на Жанну с тем недружелюбным любопытством, с которым маленькие дети смотрят на чужих тёток.
— Ой, Жанночка, привет! А мы тут к вам на огонёк заскочили, мимо ехали, — затараторила Лена. — Витя сказал, ты в магазин отошла. Мы буквально на пять минуточек.
Жанна молча кивнула, снимая куртку. Настроение, такое приподнятое и праздничное, мгновенно испарилось, сменившись глухим раздражением. Она не любила сестру мужа с её вечной манерой появляться без предупреждения, а её неуправляемого сына просто не выносила. Она прошла в комнату, и её сердце пропустило удар.
На диване, развалившись среди подушек, сидел Виктор. Он лениво листал ленту в телефоне. А рядом с ним, прямо на диванных подушках, стоял её ноутбук. Её серебристый, драгоценный «макбук». На его светящемся экране скакали те самые поющие монстры. Возле ноутбука стоял большой стакан, до половины наполненный тёмно-коричневой шипучей жидкостью. Кока-колой.
— Это что такое? — спросила Жанна ледяным тоном, останавливаясь посреди комнаты. Пакет с вином и сыром показался вдруг нелепым и тяжёлым.
Виктор оторвался от телефона и беззаботно улыбнулся.
— А, это мы Никитке мультики включили. Он тут расхныкался, что ему скучно. Твой всё равно спал, ну я и подумал…
Он не договорил. Никита, увлечённый погоней одного монстра за другим, радостно взвизгнул и взмахнул руками. Его локоть ударил по высокому стакану. Дальше всё произошло как в замедленной съёмке, кошмарном сне, который Жанна будет прокручивать в голове сотни раз. Стакан накренился. Коричневая, липкая, шипучая волна хлынула прямо на клавиатуру. На мгновение экран моргнул, показав хаотичные разноцветные полосы, а потом погас. Звук мультипликационных монстров оборвался на пронзительной ноте. В комнате стало тихо.
Первые несколько секунд никто не двигался. Лена ахнула, прикрыв рот рукой. Никита, испугавшись внезапной тишины и погасшего экрана, насупился, готовый разреветься. А Виктор… Виктор просто смотрел на тёмную лужу, растекавшуюся по серебристому корпусу, с выражением лёгкого недоумения на лице.
— Вот чёрт, — произнёс он наконец, и в его голосе не было ни паники, ни ужаса. Только досада, с какой говорят о пролитом на скатерть супе.
Он вскочил, схватил с журнального столика какую-то салфетку и начал неуклюже протирать клавиатуру. Из-под его пальцев, из щелей между клавишами, сочилась липкая жижа. — Ну-ну, ничего страшного, — бормотал он, больше для себя, чем для остальных.
— Сейчас протрём, и всё будет нормально. Техника, она ж железная.
Жанна медленно опустила пакет на пол. Она подошла к дивану. Её лицо было белым как полотно. Она взяла ноутбук в руки. Он был тёплым и липким. Она перевернула его. Из вентиляционных отверстий на дне тонкими струйками потекла кола. Она нажала на кнопку включения. Один раз. Второй. Третий. Никакой реакции. Экран оставался мёртвым, чёрным, безжизненным. Абсолютно чёрным. Как и её будущее на ближайшие несколько месяцев. Внутри этого куска металла, залитого сахарным сиропом, умирала её работа. Её репутация. Её деньги. Её полгода жизни.
Виктор всё ещё возился с ноутбуком, пытаясь тряпкой впитать остатки колы. Он с деловитым видом нажимал на разные клавиши, будто это могло что-то исправить, и бормотал успокаивающие фразы, адресованные в основном своей сестре, которая испуганно замерла у стены.
— Да ничего, Лен, не переживай. Высохнет, и всё заработает. Ну, в крайнем случае, в ремонт отнесём. Там почистят, делов-то. Мастера сейчас что угодно чинят.
Жанна молча смотрела на него. Её шок начал трансформироваться в нечто иное — в холодную, звенящую в ушах ярость. Она видела его лицо — расслабленное, без тени осознания масштаба катастрофы. Он не понимал. Он просто не был способен понять. Для него это был всего лишь испорченный прибор, досадная неприятность. Он не видел в этом чёрном, липком куске металла уничтоженные недели бессонных ночей, сотни правок, тысячи строк кода. Он не видел горящих дедлайнов и гневных писем от заказчика, которые посыплются на неё завтра утром. Он видел просто сломанную железку.
— Ты отдал мой профессиональный ноутбук, на котором все мои проекты и исходники, своему племяннику поиграть, и он залил его колой! Ты уничтожил мой труд за полгода! Клади ключи на тумбочку и проваливай к племяннику, пусть он тебя и кормит!
Виктор вздрогнул от её тона и наконец поднял на неё глаза.
— Ну чего ты орёшь? Я же сказал, починим! Что, конец света, что ли? Никита же не специально, он ребёнок.
Эта фраза — «починим» — стала детонатором. Она взорвала последнюю преграду, сдерживавшую её ярость. Жанна сделала шаг к нему. Лена инстинктивно выставила руку, будто пытаясь защитить брата.
— Жанночка, ну что ты, в самом деле… Витя же помочь хотел, чтобы ребёнок не плакал. Мы заплатим, если что…
— Заплатите? — Жанна медленно повернула голову в сторону золовки. Её взгляд был таким, что Лена тут же сжалась. — Вы заплатите за ноутбук? Допустим. А вы заплатите мне неустойку по контракту? А за потерю клиента, который приносит мне восемьдесят процентов годового дохода? А за мою репутацию, которую я выстраивала годами и которую твой брат спустил в унитаз за пять минут, чтобы твой сынок не хныкал? Что ты мне заплатишь, Лена?
Она снова развернулась к Виктору, который растерянно смотрел на неё, всё ещё не понимая, почему нельзя просто «починить» ситуацию. Он открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, что-то такое же бессмысленное и глупое, как и всё, что он говорил до этого. Но не успел.
Жанна увидела на журнальном столике ту самую тряпку, которой он пытался «спасти» ноутбук. Она была мокрой и липкой от колы. Не думая ни секунды, она схватила её. Это было не спонтанное, истеричное движение. Это было обдуманное, взвешенное действие. Она замахнулась и с силой отхлестала его по лицу.
Мокрый, тяжёлый шлепок прозвучал в тишине комнаты оглушительно. На щеке Виктора мгновенно расплылось красное пятно. Липкие капли колы брызнули во все стороны. Он отшатнулся, его лицо исказилось от унижения и боли.
— Ты… ты что себе позволяешь?! — зашипел он, прижимая руку к щеке.
Но Жанна уже не слушала. Она бросила тряпку на пол. Вся её ярость, весь её гнев выплеснулись в этом одном ударе. Теперь в ней не осталось ничего, кроме ледяного, абсолютного презрения.
— Это чтобы ты хоть что-то почувствовал, — произнесла она ровным, безжизненным голосом. — Хоть какое-то подобие того, что сейчас чувствую я. Ты не просто сломал вещь. Ты показал, кто ты есть. Безответственный, инфантильный идиот, который тупее пятилетнего ребёнка. Потому что даже ребёнок понимает, что если сломать чужое — будет плохо. А ты не понимаешь. Ты до сих пор думаешь, что всё можно «починить».
Она перевела взгляд на свои руки, потом на мёртвый ноутбук. И вдруг с ужасающей ясностью осознала, что чинить тут действительно больше нечего. Ни ноутбук. Ни её работу. Ни её жизнь с этим человеком.
— Я сказала: клади ключи на тумбочку и проваливай к племяннику, — сказала она так же тихо, но в этой тишине было больше угрозы, чем в любом крике. — Пусть он тебя и кормит.
Тишина, наступившая после её слов, была плотной и тяжёлой, как мокрая земля. Виктор стоял посреди комнаты, всё ещё прижимая руку к горящей щеке. Его лицо, обычно такое беззаботное, теперь было искажено смесью обиды, недоумения и запоздалого страха. Он смотрел на жену, словно видел её впервые — не уставшую, но любимую Жанну, которая что-то там делает в своём компьютере, а чужого, холодного и безжалостного человека, вынесшего ему приговор.
— Что? — переспросил он шёпотом. — Какие ключи? Ты в своём уме? Из-за какой-то железки?
Жанна медленно подняла на него глаза. В них не было больше ни ярости, ни боли. Только выжженная дотла пустыня. Она была похожа на хирурга, который смотрит на ампутированную конечность — с сожалением о потере, но с полным осознанием необходимости операции.
— Это не железка, Витя. Это моя жизнь. Та самая жизнь, которая оплачивает эту квартиру, еду, которую ты ешь, и твою беззаботность. И ты эту жизнь только что смыл в унитаз вместе с кока-колой. Ты даже не понял, что ты сделал. И никогда не поймёшь. В этом вся проблема.
Лена, до этого стоявшая в оцепенении, наконец очнулась. Она схватила за руку своего сына, который уже начал хныкать, и шагнула вперёд. — Жанна, прекрати! Ты не можешь так с ним разговаривать! Он твой муж! Мы разберёмся, мы всё компенсируем! Витя, пойдём отсюда, она не в себе.
— Нет, — голос Жанны прозвучал твёрдо. Она достала из кармана джинсов свой телефон, игнорируя их обоих. Пальцы быстро забегали по экрану. Она открыла калькулятор, что-то быстро посчитала, затем сделала скриншот. Открыла мессенджер, нашла контакт Лены и отправила ей картинку с короткой подписью. Телефон золовки пиликнул в её сумке.
— Что это? — настороженно спросила Лена.
— Это счёт. Стоимость нового ноутбука в максимальной комплектации, потому что аналог моему уже не выпускают. И минимальная сумма неустойки по моему текущему контракту. Можете платить в рассрочку. Мне всё равно. Номер моей карты ты знаешь. А теперь вы оба — вон.
Виктор смотрел то на сестру, то на жену. В его голове эта сцена никак не укладывалась в привычную картину мира. Ну, поругались, ну, разбила она что-то, ну, покричала бы, поплакала. Потом бы он её обнял, сказал, что она у него самая лучшая, и всё бы наладилось. Но этого не происходило. Не было ни слёз, ни битой посуды. Была только эта жуткая, спокойная жестокость.
— Жанна, я никуда не пойду, — упрямо сказал он, пытаясь вернуть себе хоть какое-то подобие контроля. — Это и мой дом тоже. Ты успокоишься, и мы поговорим.
— Это мой дом, — поправила она его, не повышая голоса. — Квартира куплена на мои деньги, заработанные вот на этом, — она кивнула на мёртвый ноутбук, — за два года до того, как ты вообще появился в моей жизни. Твоего здесь — игровая приставка под телевизором и половина одежды в шкафу. Можешь забрать их прямо сейчас. Или потом. Но сам ты уйдёшь немедленно.
Она подошла к тумбочке в прихожей и взяла его связку ключей. Она не швырнула их, не бросила. Она просто протянула их ему. Этот жест был страшнее любого крика. Он был окончательным.
Виктор посмотрел на ключи в её руке. Потом на её лицо. Он искал там хоть что-то — сомнение, злость, обиду, которую можно было бы использовать, за которую можно было бы зацепиться. Но не нашёл ничего. Только пустоту. Он наконец понял. Понял, что это не спектакль. Что это конец. Что она не «успокоится», и они не «поговорят». Он проиграл. Проиграл не в ссоре, а в чём-то гораздо большем.
Он молча взял ключи. Его рука дрогнула.
— И это всё? — спросил он глухо. — Вот так просто?
Жанна ничего не ответила. Она просто смотрела на него, ожидая. Лена потянула брата за рукав.
— Витя, пойдём. Пойдём, я сказала. Поживёшь пока у нас.
Он, как сомнамбула, позволил сестре увести себя. На пороге он обернулся в последний раз. Жанна стояла на том же месте, в центре своей разрушенной вселенной. Она не смотрела ему вслед. Её взгляд был прикован к липкому, чёрному прямоугольнику на диване. К обломкам своей жизни, которые ей теперь придётся разгребать в одиночку. Виктор вышел, и дверь за ним тихо закрылась, не хлопнув.
Жанна осталась одна. Она медленно опустилась на пол, прямо там, в прихожей. Она не плакала. Она просто сидела, обхватив колени руками, и смотрела в одну точку. Праздничный пакет с вином и сыром одиноко лежал на полу. Вечер, который должен был стать праздником, превратился в руины. И где-то глубоко внутри, под слоем опустошения и боли, шевелилось крошечное, но отчётливое чувство. Чувство страшного, горького, но необходимого освобождения. Она потеряла всё. Но, возможно, впервые за долгое время у неё появился шанс построить что-то заново. Без балласта…
