Лена впервые заметила это через месяц после свадьбы. Они стояли в мебельном салоне, выбирая диван для гостиной. Она уже определилась с моделью — серый, лаконичный, скандинавский стиль, который так хотела воплотить в их новой квартире. Алексей кивал, соглашался, но когда продавец ушёл оформлять заказ, он достал телефон.
— Мам, привет. Слушай, мы тут диван выбираем. Ты как думаешь, серый практично будет?
Лена замерла. Серьёзно? Диван? Он советуется о диване с мамой?
— Ага… Ну да, светлый… Понятно. Хорошо, спрошу.
Алексей опустил телефон и виновато улыбнулся:
— Мама говорит, что серый быстро затрётся. Может, коричневый лучше?
— Лёш, но мы же уже решили, — осторожно начала Лена.
— Ну да, но мама права же. Она в этом разбирается, у неё всегда дома идеально.
Лена прикусила губу. Не хотелось начинать спор из-за дивана. Они взяли коричневый.
Потом были занавески. Потом посудомоечная машина. Потом страховка на машину. Каждый раз — звонок. Каждый раз — «мама сказала», «мама посоветовала», «мама считает».
Валентина Петровна была женщиной импозантной, ухоженной, с железной хваткой и абсолютной уверенностью в собственной правоте. Она вырастила сына одна, после того как муж бросил её, когда Алексею было всего три года. Она работала как проклятая, отказывала себе во всём, чтобы дать сыну лучшее образование, лучшую одежду, лучшие возможности. Алексей был её проектом, её достижением, её смыслом.
И теперь, когда ему было тридцать два, она всё ещё держала руку на пульсе его жизни.
Поначалу Лена старалась быть понимающей. Она знала историю Алексея, знала, как много мать для него значит. Но с каждым днём терпение истончалось. Особенно когда дело касалось денег.
Алексей работал менеджером среднего звена, зарабатывал хорошо. Лена была графическим дизайнером, работала на фрилансе, доход был нестабильным, но вполне приличным. Они договорились вести общий бюджет — складывать деньги на общие нужды, а остальное оставлять себе на личные расходы.
Но каждый раз, когда Алексей собирался потратить что-то из общего бюджета, он звонил маме.
— Мам, мы хотим в отпуск поехать. Думаем, Турция или Греция. Ты как считаешь?
— Мам, тут кредит предлагают на ремонт под десять процентов. Как думаешь, брать?
— Мам, Лена хочет записаться на курсы по иллюстрации. Дорого, правда. Как ты на это смотришь?
Последнее стало последней каплей.
Лена хотела развиваться, давно мечтала научиться цифровой иллюстрации, курсы стоили сорок тысяч рублей, которые она готова была взять из общего бюджета и вернуть через полгода. Но Алексей, как обычно, позвонил маме.
Валентина Петровна высказалась однозначно: «Сорок тысяч на какие-то рисунки? У вас кредит на квартиру, ещё машину надо обслуживать, а она развлекаться хочет за ваш счёт. Скажи ей, пусть свои копит».
Алексей передал это почти дословно, только помягче. Лена почувствовала, что больше так не может.
— Лёш, при чём тут мама? Это наши деньги. Наш бюджет. Мы с тобой должны решать.
— Ну я просто спросил мнение…
— Ты не просто спрашиваешь! — голос Лены сорвался на крик. — Ты каждый раз спрашиваешь разрешения! Как маленький! Мы не можем купить диван, не можем поехать в отпуск, не можем потратить наши собственные деньги без одобрения твоей матери!
— Лен, ну это же моя мама. Она переживает за нас, хочет помочь.
— Помочь? — Лена язвительно усмехнулась. — Она хочет контролировать. Каждое наше решение, каждую покупку, каждый шаг. Ты не видишь? Она держит тебя на поводке!
Алексей побледнел.
— Не смей так говорить о моей матери. Она всю жизнь положила на меня.
— И теперь требует обратно с процентами, — отрезала Лена. — Лёш, мне тридцать лет. Тебе тридцать два. Мы взрослые люди, семья. А ты по каждой ерунде с мамой советоваться будешь?
Они не разговаривали весь вечер. Алексей ушёл спать в гостиную на тот самый коричневый диван, который посоветовала Валентина Петровна.
На следующий день Лена приняла решение. Хватит.
Она начала действовать методично. Сначала завела отдельный счёт, куда переводила свои деньги. Когда Алексей спросил почему, она спокойно ответила:
— Я буду сама распоряжаться своими финансами. Поскольку каждая наша трата требует одобрения твоей матери, я предпочитаю вывести свою часть из-под этого контроля.
Алексей растерялся. Он пытался возразить, но Лена была непреклонна.
Потом она записалась на те самые курсы. На свои деньги. И когда Валентина Петровна на очередном воскресном обеде с невинным видом поинтересовалась, не передумала ли Леночка насчёт «дорогих развлечений», Лена с милой улыбкой ответила:
— Нет, Валентина Петровна. Я начала учиться на прошлой неделе. Очень интересно.
Свекровь поджала губы:
— А Алёша в курсе?
— Я трачу свои деньги так, как считаю нужным, — невозмутимо ответила Лена.
В глазах Валентины Петровны что-то полыхнуло, но она промолчала. Алексей сидел, опустив глаза в тарелку.
С этого момента началась необъявленная война.
Валентина Петровна звонила всё чаще. Она интересовалась, что Лена готовит на ужин («Алёша любит мясо хорошо прожаренное, ты помнишь?»), как она стирает его рубашки («Только на деликатной программе, иначе ткань будет быстро изнашиваться), когда они планируют детей («В вашем возрасте мы с отцом Алёши уже родили его, нечего тянуть»).
Лена научилась не реагировать. Она вежливо кивала, благодарила за советы и делала всё по-своему.
Но настоящая битва развернулась за Алексея.
Лена начала тонко подмечать моменты, когда муж автоматически тянулся к телефону, чтобы позвонить маме.
— Лёш, давай сначала сами обсудим? — мягко предлагала она.
Иногда это срабатывало. Иногда он всё равно звонил, но уже после того, как они приняли совместное решение.
Однажды они выбирали телевизор. Алексей нашёл хорошую модель, они сравнили характеристики, почитали отзывы, сошлись на том, что берут. Он уже доставал телефон, чтобы позвонить маме, но Лена накрыла его руку своей.
— Нет, — тихо сказала она. — Мы уже решили. Вдвоём. Нам не нужно больше ничьё мнение.
Алексей замер. Несколько секунд смотрел на неё, потом на телефон, потом снова на неё.
— Хорошо, — выдохнул он.
Лена почувствовала маленькую победу.
Но Валентина Петровна не была женщиной, которая сдаётся без боя.
Когда она узнала, что они купили телевизор, не спросив её мнения, она позвонила Алексею и закатила истерику. Лена слышала крик из трубки, несмотря на то, что телефон не был на громкой связи.
— Ты меня теперь ни во что не ставишь! Она настроила тебя против родной матери! Я одна тебя растила, всем жертвовала, а теперь какая-то девчонка решает, как тебе жить!
Алексей бледнел, оправдывался, уверял, что это не так. Повесив трубку, он выглядел совершенно несчастным.
— Доволен? — спросила Лена. — Не лучше ли было просто принять решение самим и не отчитываться?
— Она обижается, — жалобно сказал Алексей.
— Она манипулирует, — жёстко ответила Лена. — И ты поддаёшься.
Но она видела, как он разрывается. Видела боль в его глазах, когда мама обвиняла его в предательстве. И иногда Лене становилось жаль его — маленького мальчика, который никогда не учился быть взрослым мужчиной, потому что мама решала за него всё.
Кульминация наступила в сентябре.
У Лены появился крупный заказ — разработка фирменного стиля для сети кофеен. Хорошие деньги, интересная работа, возможность расширить портфолио. Она работала по ночам, вкладывала всю душу.
Когда проект был завершён, заказчик остался доволен и заплатил сто двадцать тысяч рублей. Лена чувствовала себя на вершине мира.
— Лёш, давай отметим! — предложила она. — Слетаем на выходные в Питер, давно хотели.
Алексей обрадовался, они начали планировать. Но вечером, когда Лена уже бронировала гостиницу, он вдруг сказал:
— Подожди. Я позвоню маме, спрошу, не нужны ли ей деньги. У неё там с машиной проблемы были.
Лена медленно опустила телефон.
— Что?
— Ну, мама говорила, что ремонт дорого встал. Может, нам стоит помочь?
— Лёш, это мои деньги. Я их заработала. И я хочу потратить их на нас с тобой.
— Но мама…
— Деньги свои я буду тратить так, как считаю нужным! — взорвалась Лена. — Понял? Хватит! Я устала! Устала от того, что в нашей семье три человека, а двое из нас не имеют права голоса без одобрения третьего!
— Ты преувеличиваешь…
— Я преувеличиваю? — Лена засмеялась истерически. — Мы не можем сходить в кино, не можем купить себе одежду, не можем отметить мой успех без того, чтобы сначала подумать, не нужны ли эти деньги твоей маме! Когда это закончится, Лёш? Когда ты наконец вырастешь?
Алексей побелел как полотно.
— Не смей говорить мне, что я не вырос.
— Тогда докажи. Сейчас. Прямо сейчас. Скажи мне, что мы едем в Питер. Что это моё решение, наше решение, и нам не нужно ни у кого спрашивать разрешения.
Алексей стоял, сжимая телефон. Лена видела, как работают желваки на его скулах, как дрожат руки. Он боролся с собой, с привычкой всей жизни, с голосом матери в голове.
Наконец он выдохнул:
— Хорошо. Едем.
И не позвонил.
Они провели замечательные выходные в Петербурге. Гуляли по набережным, ходили в Эрмитаж, ужинали в ресторанах с видом на Неву. Алексей был счастлив, расслаблен — Лена не видела его таким давно. Он улыбался, шутил, обнимал её, и впервые за долгое время она чувствовала, что они действительно пара, семья, а не приложение к Валентине Петровне.
Но телефон Алексея разрывался от звонков матери. Он не брал трубку. После десятого пропущенного он выключил телефон совсем.
— Потом объясню, — сказал он Лене. — Сейчас — только мы.
Лена расцвела. Ей казалось, что она выиграла. Что наконец-то вырвала мужа из-под материнского контроля, и теперь всё будет по-другому.
Но когда они вернулись домой, их ждал ад.
Валентина Петровна приехала сама. Она сидела у их двери с красными от слёз глазами и устроила сцену прямо на лестничной площадке.
— Ты где был?! Я два дня не могла до тебя дозвониться! Я с ума сходила! Думала, что-то случилось!
— Мам, всё нормально, мы просто…
— Просто что?! — она повернулась к Лене, и в её глазах полыхала ненависть. — Это ты! Ты настроила его против меня! Ты украла у меня сына!
— Валентина Петровна, успокойтесь…
— Молчать! — свекровь шагнула к ней. — Ты думала, я не вижу, что ты делаешь? Как ты планомерно отталкиваешь Алёшу от меня? Как внушаешь ему, что я плохая, что я контролирую, что я мешаю? Я всю жизнь положила на него! Всё, что у меня было! А ты — ты просто пришла и решила, что имеешь право указывать, как ему жить!
— Я не указываю. Я просто хочу, чтобы мы с мужем принимали решения сами.
— Он без меня пропадёт! Он не умеет! Я знаю своего сына! Он мягкий, доверчивый, его обманут, используют! А ты — ты уже используешь! Его деньги тратишь на свои прихоти, на курсы дурацкие, на поездки!
— Это мои деньги, — тихо, но твёрдо сказала Лена. — И наши совместные. И у вас нет права решать, на что мы их тратим.
Валентина Петровна задохнулась от ярости:
— Нет права? У его матери нет права? А у тебя есть? Ты знаешь его полгода толком, а я всю жизнь! Ты выскочка, пустое место! Думаешь, ты особенная? Таких, как ты, пруд пруди! Я знала, что ты не подходишь моему сыну, но он не слушал! Он влюбился в твою мордашку, а не увидел, какая ты холодная, расчётливая стерва!
— Мама! — Алексей схватил её за плечи. — Хватит!
Но Валентину Петровну было не остановить. Годы накопившейся обиды, ревности, страха потерять единственного человека, ради которого она жила, хлынули потоком.
— Ты разрушаешь мою семью! Ты отнимаешь у меня сына! Я ненавижу тебя! Слышишь? Ненавижу! Ты…
— Мама, замолчи! — рявкнул Алексей так, что обе женщины вздрогнули.
Он никогда не кричал. Никогда. И сейчас он стоял, тяжело дыша, красный от гнева, и смотрел на мать так, как не смотрел никогда.
— Уходи, — сказал он тихо.
— Алёша…
— Уходи. Прямо сейчас. И не звони мне.
— Сынок, я не хотела…
— Ты хотела. Ты всегда хотела. Ты всегда решала за меня, всегда контролировала, всегда считала, что знаешь лучше. Но знаешь что? Я устал. Мне тридцать два года, мама. Я взрослый мужчина. У меня жена. Семья. И я не позволю тебе оскорблять мою жену. Уходи.
Валентина Петровна смотрела на него с ужасом, со слезами, с болью. Потом схватила сумку и, всхлипывая, побежала к лифту.
Лена и Алексей молча вошли в квартиру. Они не разговаривали весь вечер. Алексей лежал на диване, уставившись в потолок. Лена не знала, что сказать. Она чувствовала облегчение, победу, но почему-то не было радости.
На следующий день Алексей не позвонил матери. И через день тоже. Прошла неделя. Валентина Петровна звонила ему раз десять в день, писала сообщения с извинениями, с просьбами простить, но Алексей игнорировал.
Лена наблюдала за мужем. Он стал тихим, отстранённым. Ходил на работу, возвращался, ужинал, смотрел телевизор. Но в глазах была пустота.
— Лёш, может, ты позвонишь ей? — осторожно предложила Лена однажды. — Поговоришь спокойно?
— Нет, — коротко ответил он.
— Но она же твоя мама…
— Ты же хотела, чтобы я сам принимал решения? — он посмотрел на неё холодно. — Вот я и принял. Я не хочу с ней разговаривать.
Лена замолчала.
Через две недели они выбирали холодильник. Старый сломался. Они пришли в магазин, посмотрели модели. Алексей ткнул пальцем в первую попавшуюся:
— Вот эта подойдёт.
— Лёш, она маленькая. Давай посмотрим побольше?
— Зачем? Эта устраивает.
— Но мы же вдвоём, нам нужно больше места для продуктов…
— Хорошо, — он пожал плечами. — Бери какой хочешь.
Лена растерялась. Это было не то, чего она хотела. Ей не нужен был муж, который просто соглашается. Ей нужен был партнёр, который обсуждает, советуется, принимает решения вместе.
— Лёш, давай выберем вместе? Посмотрим характеристики…
— Лен, мне всё равно. Честно. Выбирай сама.
Она купила холодильник одна. Так же, как потом одна выбирала обои для спальни, сковородки, лампы для коридора. Алексей соглашался на всё. «Как хочешь», «решай сама», «мне без разницы».
Он перестал звонить матери. Вообще. Полностью. Валентина Петровна приезжала несколько раз, стояла под дверью, плакала, просила простить, но Алексей не открывал. Лена пыталась уговорить его хотя бы поговорить, но он просто ничего не отвечал.
— Ты же этого хотела, — сказал он однажды. — Чтобы мама не влезала в нашу жизнь. Вот она и не влезает.
Но он изменился. Он стал другим. Не тем весёлым, добрым, мягким Алексеем, в которого она влюбилась. Он стал безучастным, отстранённым, словно что-то сломалось внутри него.
Как-то вечером Лена сидела на кухне, пила чай и смотрела на мужа. Он листал телефон, не поднимая глаз.
— Лёш, может, сходим куда-нибудь? В кино, на выставку?
— Не хочу. Иди, если хочешь.
— Но вместе же интереснее…
— Лен, иди сама. Я устал.
Она поставила чашку на стол. Внутри поднималась паника, странная, удушающая.
— Лёш, что с тобой?
— Ничего. Всё нормально.
— Нет, не нормально! Ты изменился! Ты стал… другим.
Он поднял на неё глаза. Холодные, чужие.
— Я стал таким, каким ты хотела. Самостоятельным. Независимым. Принимающим решения без мамы. Вот я и принимаю. Решение не ходить в кино. Решение не выбирать холодильники. Решение не общаться с матерью. Ты довольна?
Лена молчала. Потому что нет. Она не была довольна.
Она хотела мужчину с позвоночником, да. Но не бесчувственную куклу. Она хотела, чтобы он принимал решения, советуясь с ней, а не с мамой. Но он не советовался вообще ни с кем. Он просто плыл по течению, безучастный ко всему.
Лена вдруг поняла — она не вырастила в нём мужчину. Она просто отрезала пуповину, связывающую его с матерью. А он не умел жить без этой связи. Валентина Петровна формировала его всю жизнь, делала решения за него, была его опорой. И когда эта опора исчезла, он не расправил плечи и не пошёл вперёд. Он просто рухнул.
Той ночью Лена не спала. Она лежала рядом с мужем, который спал спиной к ней, и думала о том, что же она наделала.
Она боролась за контроль над ним. Вырвала его у свекрови. И получила человека без стержня, без воли, без желаний. Марионетку без кукловода.
И самое страшное — она не знала, как это исправить.
Потому что научить взрослого мужчину быть взрослым невозможно. Особенно если он прожил тридцать два года под чужим управлением и никогда не пробовал управлять сам.
Утром, когда Алексей ушёл на работу, Лена достала телефон. Долго смотрела на него. Потом набрала номер.
— Валентина Петровна? Это Лена. Нам нужно поговорить.
Разговор был долгим, тяжёлым, местами болезненным. Но они обе поняли главное — они сломали Алексея, каждая со своей стороны. Валентина Петровна, которая не давала ему расти. И Лена, которая оборвала все связи разом, не научив стоять самому.
Теперь им предстояло его собрать. Если это вообще было возможно.
Лена смотрела в окно, слушая всхлипы свекрови на том конце провода, и думала о том, что иногда, борясь с одним злом, мы создаём другое. И нет простых ответов на вопрос, как вырастить в человеке самостоятельность, не убив его личность.
