— Ты потратил наши общие деньги, которые мы год откладывали на отпуск, на эту дурацкую летающую игрушку?! Ты серьёзно думаешь, что мы теперь полетим на Мальдивы на твоём новом дроне?!
Катя не кричала. Её голос был ровным, лишённым всяких эмоций, и от этого он звучал гораздо страшнее любого вопля. Он резал воздух на кухне, как скальпель, в то время как Павел, её муж, продолжал с благоговением смотреть на огромную белую коробку, занимавшую почти весь обеденный стол. Она стояла там, как глянцевый саркофаг, в котором была похоронена их общая мечта.
— Кать, ну ты чего? Это же не игрушка! — он наконец оторвал от коробки восторженный взгляд, но посмотрел не на неё, а куда-то поверх её плеча, словно уже представлял головокружительные кадры, которые снимет. — Это лучшая модель в своём классе! Камера Hasselblad, разрешение 5.1К, ты представляешь, какая картинка будет? Мы снимем такие видео! Про наши путешествия…
Он запнулся на последнем слове, наконец уловив плотную, звенящую пустоту, которая исходила от неё. Но он не понял её природы. Он принял её за женскую обиду, которую можно легко развеять демонстрацией технических характеристик и обещаниями будущих благ. Его лицо расплылось в снисходительной, немного виноватой улыбке, которая должна была её обезоружить.
— Послушай, я всё понимаю. Деньги… Да, я взял их с нашего счёта. Но это же инвестиция! В наши воспоминания. Мы сможем снимать всё! Помнишь, как в прошлом году в горах мы пытались сфотографировать то озеро на телефон? А теперь представь: я поднимаю его вверх, и у нас вся долина как на ладони! Это же… это на всю жизнь останется!
Катя молчала. Она смотрела на него, на его горящие глаза, на жестикулирующие руки, и не узнавала. Перед ней стоял не взрослый мужчина, её муж и партнёр, с которым они вместе, отказывая себе в мелочах, собирали по крупицам сумму на этот грёбаный отпуск. Перед ней был восторженный подросток, выпросивший у родителей дорогую приставку.
Он говорил про «инвестицию в воспоминания», а она вспоминала, как в прошлом месяце они ели гречку с курицей четыре дня подряд, потому что решили не тратиться на доставку еды, чтобы отложить лишние три тысячи. Она вспоминала свои стоптанные осенние ботинки, которые решила доносить до весны, потому что новые — это минус десять тысяч из заветной копилки. Вспоминала, как он сам же уговаривал её не покупать то платье, которое ей так шло, со словами: «Катюш, потерпи, на Мальдивах себе сто таких купишь».
Каждый сэкономленный рубль, каждая маленькая жертва, принесённая на алтарь их совместной цели, теперь превратилась в мегапиксели, в карбоновые лопасти и в дальность полёта до пятнадцати километров. Он торговал их будущим оптом, а она — собирала его в розницу.
— Паш, он летает? — тихо, почти шёпотом спросила она.
Этот вопрос, такой простой и детский, застал его врасплох и мгновенно вернул ему эйфорию. Он воспринял его как знак капитуляции, как проявление первого интереса.
— Ещё как! — радостно воскликнул он, снова поворачиваясь к коробке. — Тут такая система стабилизации! Даже при сильном ветре картинка будет плавной. Сейчас покажу!
Он с энтузиазмом подцепил ногтем защитную плёнку на коробке. Звук отрываемого целлофана показался Кате оглушительным. Это был звук вскрытия их общего банковского счёта, их планов, их обещаний друг другу. Пока он, как хирург, аккуратно извлекал из пенопластового ложа серый, похожий на футуристического жука аппарат, Катя сделала шаг к столу.
Её движение было плавным, выверенным. На столе, рядом с коробкой, лежал его телефон, который он выложил из кармана, когда пришёл. Экран светился от пришедшего уведомления. Наверное, из магазина электроники, с благодарностью за покупку. Она взяла его в руку. Аппарат был тёплым. Она провела пальцем по экрану, разблокировав его привычным графическим ключом — их общей датой свадьбы. Ирония была настолько злой, что на её губах появилась тень улыбки. Пальцы, не колеблясь ни секунды, нашли на экране иконку банковского приложения.
Пароль вошёл как по маслу. Зелёный интерфейс банковского приложения встретил её привычным, почти дружелюбным видом. На самом верху списка счетов была их общая святыня, их годовой проект, их точка сборки — «Накопительный счёт ‘Мальдивы 2023’». Цифры на экране были безжалостны в своей математической точности.
Ещё вчера утром она видела там сумму, от которой внутри разливалось тёплое предвкушение: 312 450 рублей. Теперь же история операций пестрела одной единственной красной строкой, датированной сегодняшним днём: «Списание. Магазин цифровой техники. -297 000 рублей». Остаток: 15 450 рублей.
Пятнадцать тысяч четыреста пятьдесят рублей. Это была даже не стоимость билетов до Москвы. Это была цена их доверия, их общих планов, цена её стоптанных ботинок и безвкусных ужинов из гречки. Это была вся материальная ценность её преданной мечты. На фоне этого пепелища восторженное сопение Павла, который в этот момент с шелестом доставал из коробки пульт управления, похожий на штурвал космического корабля, звучало как издевательство. Он возился со своим сокровищем, а она — с останками их сокровища.
Её палец не дрогнул. Он завис над кнопкой «Перевести всё» лишь на долю секунды, а затем уверенно нажал. Приложение запросило подтверждение. Она выбрала свою личную карту, ту самую, на которую приходила её зарплата. Два касания экрана. Подтверждение через отпечаток пальца. Мгновение, и зелёная галочка сообщила об успешном завершении операции. Накопительный счёт «Мальдивы 2023» теперь зиял абсолютным нулём. Она обнулила их мечту.
— Ты посмотри, какая эргономика! — донёсся до неё счастливый голос Павла. — В руке лежит как влитой! И стики такие плавные…
Катя не ответила. Она свернула банковское приложение и открыла браузер. Её пальцы быстро набрали в поисковой строке «горящие туры на одного». Она не искала долго. Она не выбирала отель по отзывам и не смотрела на рейтинг. Единственным фильтром в её поиске было слово «самый дешёвый» и «вылет в ближайшие три дня». Система мгновенно выплюнула ей результат. Кричащий баннер предлагал семидневный отдых в Турции, Аланья. Отель с нелепым названием «Солнечный Рай 3*», третья береговая линия, питание «всё включено». Цена вопроса — четырнадцать тысяч девятьсот рублей.
Она нажала «купить». Сайт перебросил её на страницу оплаты. Она ввела данные своей карты, на которую только что упали последние крохи их отпуска. СМС с кодом подтверждения пришла мгновенно. Она ввела цифры. Страница обновилась, и на экране появилось жирное «ПОЗДРАВЛЯЕМ! ВАШ ТУР УСПЕШНО ЗАБРОНИРОВАН!». Ваучеры и билеты обещали прислать на почту в течение часа.
Всё это заняло у неё не больше трёх минут. Три минуты холодного, выверенного действия. Три минуты, чтобы построить новую реальность на руинах старой. Она положила телефон на стол экраном вверх.
— Кать, смотри, тут даже функция возврата домой есть, представляешь? Если связь пропадёт, он сам по GPS вернётся на точку взлёта! — Павел повернулся к ней, держа в руках дрон, как драгоценность. Его лицо светилось неподдельной детской радостью.
— Паш, смотри, — её голос прозвучал так же ровно и тихо, как и в самом начале.
Он непонимающе моргнул и перевёл взгляд с дрона на неё, а затем на телефон, который она слегка подтолкнула к нему по столу. Он наклонился, вглядываясь в экран. Его счастливая улыбка медленно сползала с лица, словно тающий воск, обнажая недоумение, которое на глазах перерастало в шок. Он видел страницу с подтверждением бронирования. Видел её имя и фамилию. Видел даты вылета: послезавтра. Видел пункт назначения: Турция. И видел самое главное: «Размещение: одноместный номер».
— Это всё, что осталось от нашего отпуска, — произнесла Катя, глядя ему прямо в глаза. Её взгляд был твёрдым, как сталь. — Я лечу через два дня. Одна. А ты можешь снимать с балкона, как я уезжаю в аэропорт. В 4К.
— Что… что это? — Павел наконец оттолкнул от себя серый пластиковый каркас дрона, будто тот внезапно стал радиоактивным. Он смотрел на экран телефона, потом на неё, потом снова на экран. Его мозг, только что переполненный гигагерцами и мегапикселями, отчаянно пытался обработать новую, куда более жестокую информацию. — Какая Турция? Ты шутишь? Это какая-то дурацкая шутка, да?
Он нервно рассмеялся, но смех получился сухим и коротким, как треск ломающейся ветки. Он искал в её лице подтверждение своей надежде, ждал, что она сейчас улыбнётся и скажет, что это розыгрыш, что она просто хотела его напугать. Но лицо Кати было похоже на зимний пейзаж — безмятежное, холодное и совершенно неподвижное. В её глазах не было ни капли юмора.
— Я не шучу, Паша, — ответила она. — Билеты и ваучер придут на почту через час. Вылет послезавтра в шесть утра из Внуково.
— Да ты с ума сошла! — он наконец обрёл голос, и в нём смешались обида, недоумение и начинающаяся паника. — Какая одна? Какой отель за пятнадцать тысяч? Ты же понимаешь, что это за дыра будет! И ты вот так просто, без меня, взяла и…
— А ты не так же «просто» взял и потратил триста тысяч? — она перебила его, не повышая голоса, но каждое её слово было выверено и било точно в цель. — Только ты потратил их на свою игрушку. А я — на свою. Разница лишь в том, что моя игрушка — это неделя у моря. А твоя теперь будет просто лежать в коробке. Или не будет. Мне всё равно.
Павел вскочил со стула. Он начал мерить шагами небольшую кухню, от холодильника к окну и обратно, взмахивая руками. Восторг на его лице окончательно сменился багровыми пятнами гнева и растерянности. Он перешёл в наступление, используя единственные доступные ему аргументы — те, что он приготовил для себя самого, чтобы оправдать свою покупку.
— Да пойми ты, это не игрушка! Я же объяснял! Это вклад! Мы бы поехали… ну, не на Мальдивы, ладно! Поехали бы в другое место! И я бы снял такой фильм о нас! Ты бы сама потом говорила спасибо! Деньги… Кать, ну что деньги? Я заработаю! Я возьму проекты на выходные, за месяц всё верну, даже больше! Это же решаемый вопрос!
Он остановился перед ней, заглядывая в глаза, теперь уже с мольбой. Он пытался достучаться до той Кати, которая всегда его понимала, прощала его импульсивность, верила его обещаниям. Но он стучал в запертую дверь.
— Заработаешь? — она усмехнулась, и эта усмешка была страшнее крика. — Паша, мы этот год жили, как аскеты. Ты помнишь, как я просила тебя купить мне новые сапоги в октябре, потому что старые промокали? А ты сказал: «Катюш, давай доходим, на Мальдивах купим что-нибудь невероятное». И я доходила.
С мокрыми ногами. Ты помнишь, как мы отказались идти на день рождения к Ирке, потому что подарок и такси — это «минус пять тысяч из мечты»? Помнишь, как ты сам убедил меня, что нам не нужен новый чайник, хотя наш бьётся током, потому что «тысяча рублей к тысяче — вот и билет на гидроплан»?
Она говорила всё так же ровно, но её слова падали в пространство между ними, как тяжёлые камни. Она не обвиняла, она констатировала факты. Она раскладывала перед ним на стол невидимые улики его предательства: мокрые сапоги, пропущенный день рождения, бьющийся током чайник. Каждая деталь, которую он счёл незначительной на пути к «великой цели», теперь становилась частью обвинительного заключения.
— Я всё это помню… — пробормотал он, понимая, что его линия защиты рушится. — Но это же… это же всё было ради нас!
— Нет, Паша, — отрезала она. — «Мы» закончились сегодня в два часа дня у кассы магазина электроники. Там было только твоё «я». Твоё «я хочу эту игрушку прямо сейчас». Ты обменял все мои «мы» на пятнадцать километров дальности полёта. Ты решил, что разрешение 5.1К важнее моего желания просто лежать на пляже рядом с тобой. Не в пятизвёздочном отеле, Паша, просто рядом с тобой.
Павел смотрел на неё, и до него наконец стало доходить. Дело было не в Турции. И не в деньгах. Дело было в том, что она вынесла ему приговор. Окончательный и бесповоротный. Он сделал шаг к ней, его гнев испарился, оставив после себя только липкий, всепоглощающий страх.
— Катя… Хорошо. Я понял. Я дурак. Полный идиот, — он схватил со стола коробку с дроном. — Я сейчас же его верну. Прямо сейчас поеду. У меня есть чек. Они примут его обратно, я уверен. Мы вернём деньги. Все до копейки. И забудем это, а? Как страшный сон.
— Поздно, Паша, — её голос прозвучал тихо, но в кухонном пространстве, перегруженном его паникой, он прозвучал как удар гонга. Она посмотрела на коробку в его руках, затем на него, и в её взгляде не было ни злорадства, ни удовлетворения. Только безграничная, всепоглощающая усталость. — Ты не понимаешь. Дело не в этой коробке. Ты можешь сжечь её, вернуть, утопить в реке. Это ничего не изменит.
Он смотрел на неё, не в силах поверить. Его мозг, привыкший к логике «проблема-решение», отказывался принять, что предложенное им решение — самое логичное, самое правильное — было отвергнуто. Он был готов уничтожить причину конфликта, но оказалось, что причина была уже не в ней.
— Как не изменит? — пролепетал он, его руки, сжимавшие глянцевый картон, ослабли. — Я же исправлю! Я всё верну! Деньги будут на счёте уже завтра утром! Мы… мы отменим эту твою дурацкую Турцию и начнём планировать заново. Хочешь, прямо сейчас начнём? Любое место, Кать, куда скажешь!
Она ничего не ответила. Вместо этого она развернулась и медленно пошла из кухни в коридор. Её движения были плавными, почти гипнотическими. Не было ни спешки, ни суеты. Он, спотыкаясь, бросился за ней, оставив коробку с дроном на кухонном полу, как бросают ненужную улику.
— Катя, ты меня слышишь? Поговори со мной! Не молчи!
Она вошла в их спальню. Комната, залитая мягким вечерним светом, казалась островком спокойствия посреди бушующего в нём урагана. Катя подошла к большому встроенному шкафу и с лёгким щелчком открыла дверцу.
Павел замер на пороге, наблюдая за ней. Она потянулась наверх, к антресолям, и сняла оттуда небольшой чемодан на колёсиках — тот самый, который они брали для коротких поездок на выходные. Она поставила его на кровать и открыла. Звук расстегиваемой молнии показался ему громче выстрела.
— Что ты делаешь? Катя, прекрати! — его голос сорвался. Он бросился к ней, хотел схватить за руки, остановить, но замер в шаге, наткнувшись на её абсолютно спокойный, изучающий взгляд.
Она проигнорировала его возглас и подошла к комоду. Открыла ящик, достала купальник, который купила ещё весной на распродаже, предвкушая солёную воду. Сложила его и аккуратно уложила в чемодан. Затем достала пару футболок, шорты, лёгкое платье.
Её действия были размеренными и будничными, словно она собиралась не в знак протеста, а в обычную, давно запланированную командировку. Эта обыденность пугала его больше, чем крики или скандалы. Он видел перед собой не обиженную жену, а чужого человека, методично выполняющего некий протокол.
— Я всё понял, честно! Я больше никогда… Ни одной крупной покупки без тебя! Я клянусь! — его слова становились всё более бессвязными, превращаясь в бормотание. Он ходил по комнате кругами, как зверь в клетке, пока она продолжала своё молчаливое действо. — Мы продадим его! Даже если не примут в магазине, я выставлю на продажу, потеряю немного, но мы вернём почти всё! Кать, ну скажи что-нибудь!
Она закрыла комод и подошла к прикроватной тумбочке. Открыла верхний ящик и достала свой заграничный паспорт в синей обложке. Повертела его в руках, словно взвешивая, и тоже положила в чемодан, в специальный кармашек на молнии. Затем она наконец повернулась к нему. Он замер в ожидании, в его глазах плескалась отчаянная надежда на помилование.
— Ты говорил, это инвестиция в воспоминания. Что это останется на всю жизнь, — произнесла она всё тем же ровным, безжизненным тоном. Она сделала шаг к нему, и он невольно отступил. — Так вот, Паша, это и будет твоя первая инвестиция. Ты ведь хотел снимать красивые фильмы? Начинай.
Она обвела взглядом комнату, его растерянное лицо, чемодан на кровати.
— Снимай эту пустую квартиру. Снимай, как ты один ужинаешь на кухне. Снимай, как ты смотришь в окно, когда идёт дождь. Можешь даже снять своё отражение в тёмном экране телевизора. У тебя теперь лучшая в своём классе камера, чтобы запечатлеть то, что ты сделал. На всю жизнь. В разрешении 5.1К. Наверное, твоё одиночество будет выглядеть очень кинематографично.
Она замолчала, давая словам впитаться в него, в стены, в сам воздух этой комнаты. Затем она подошла к кровати и одним резким движением застегнула молнию на чемодане. Сухой, резкий звук поставил в их истории жирную, окончательную точку.
Павел стоял посреди комнаты, глядя на неё, на чемодан, и понимал, что она только что вручила ему камеру, штатив и бесконечный сценарий для фильма, в котором он будет единственным актёром и единственным зрителем…
