— Ты разбил мою машину, на которую я копила три года, катая на ней свою любовницу, а мне соврал, что её угнали со двора! Саша, ты думал, я н

— Ты разбил мою машину, на которую я копила три года, катая на ней свою любовницу, а мне соврал, что её угнали со двора! Саша, ты думал, я не увижу фото с места аварии в группе в соцсети, где ты стоишь в обнимку с какой-то блондинкой? — орала Ирина, тыча телефоном в лицо мужу, у которого были забинтованы руки.

Экран смартфона светился ядовито-ярким пятном в полумраке прихожей. На фото, сжатом алгоритмами социальной сети, но всё ещё предательски четком, красовалась катастрофа. Её вишневая «Тойота», её гордость, её материализованная свобода, лежала в придорожной канаве под неестественным углом. Передний бампер отсутствовал как класс, капот напоминал скомканную фольгу от шоколадки, а рядом, на фоне развороченной грязи и пожухлой осенней травы, стоял он. Её муж. В той самой синей ветровке, которую он надел сегодня утром, уходя якобы на собеседование. И он был не один.

Александр дернулся, пытаясь отстраниться от светящегося прямоугольника, но стена за спиной не дала ему пространства для маневра. Он зашипел от боли и прижал к груди руки, обмотанные грязными бинтами, сквозь которые проступали бурые пятна.

— Ира, убери… — прохрипел он, морщась, словно от зубной боли. — Ты не так поняла. Это монтаж. Сейчас нейросети что угодно нарисуют. Меня там не было. Я же сказал: я вышел, машины нет. Пустое место на асфальте. Я сразу в полицию звонить хотел, но телефон сел, а потом…

— Заткнись, — Ирина сказала это тихо, но от этого слова повеяло таким холодом, что, казалось, температура в квартире упала на пару градусов. — Какой монтаж, Саша? Какой, к черту, монтаж? Посмотри на дату публикации! Два часа назад! Группа «Подслушано у водителей». Пост называется: «Очередной мамкин гонщик улетел в кювет на трассе, живы, но тачка в хлам».

Она резко провела пальцем по экрану, увеличивая изображение. Пиксели дрогнули, расплылись, но суть осталась прежней. На фото Александр, живой и вполне осязаемый, придерживал за талию девицу в короткой куртке, которая картинно прикладывала ладонь ко лбу. У девицы были длинные белые волосы, рассыпавшиеся по плечам, и джинсы, настолько узкие, что, казалось, они треснут, если она попытается сесть в машину скорой помощи.

— Это кто? — Ирина ткнула пальцем в блондинку на экране. — Нейросеть сгенерировала? Или это свидетельница угона, которая так расстроилась, что решила тебя утешить прямо в грязи?

Александр опустил глаза. Его лицо, исцарапанное мелкими ссадинами — явно от сработавшей подушки безопасности, о которой он «забыл» упомянуть, когда сочинял легенду про угон, — пошло красными пятнами. Он выглядел жалко. Не как муж, пойманный на измене, а как нашкодивший школьник, разбивший мячом дорогое окно.

— Я просто… Я встретил знакомую, — начал он, запинаясь и не глядя на жену. — Ей нужно было доехать до города. Попутка. Я просто хотел подбомбить немного, денег в дом принести. Ты же знаешь, с работой сейчас туго. А машину… Машину занесло. Там масло было разлито. Или лед. Я не справился.

— Подбомбить? — Ирина рассмеялась, но смех этот был похож на кашель. — Ты взял мои запасные ключи, которые лежали в ящике с документами. Ты выкрал их, пока я была в душе. Чтобы «подбомбить»? На моей машине? На машине, к которой я тебе запретила прикасаться после того, как ты поцарапал бампер на парковке «Ашана» год назад?

Она шагнула к нему вплотную. От Александра пахло не перегаром, нет. От него пахло страхом, больничным йодом и какой-то дешевой, сладкой парфюмерией. Этот запах — чужой, приторный запах ванили и кокоса — теперь навсегда смешался в её сознании с видом искореженного металла.

— Ты врешь даже сейчас, когда тебя приперли к стенке фактами, — Ирина с брезгливостью посмотрела на его забинтованные культи. — «Угнали со двора». Я ведь почти поверила. Я уже в голове прокручивала, как мы будем звонить в страховую, как будем искать по камерам. А ты в это время стоял на трассе и ждал эвакуатор, надеясь, что успеешь притащить груду железа куда-нибудь в гаражи и соврать, что нашел её уже разбитой?

Александр поднял на неё взгляд. В его глазах плескалась паника загнанного зверя.

— Ира, ну зачем ты так? Ну случилось и случилось. Главное, все живы. Руки вот… Подушкой обожгло, и об стекло порезался, когда выбирался. Больно же. Ты бы хоть аптечку достала, перевязала нормально. А железо… Ну починим. Кредит возьмем. Что ты из-за куска металла трагедию вселенского масштаба делаешь?

Это было ошибкой. Огромной, фатальной ошибкой. Назвать её «Тойоту», на которую она три года откладывала с каждой зарплаты, отказывая себе в отпуске, в новой одежде, в нормальной еде, «куском металла» — это было всё равно что плюнуть ей в лицо.

Ирина медленно опустила руку с телефоном. Экран погас, погружая прихожую обратно в серый полумрак.

— Починим? — переспросила она неестественно спокойным голосом. — Ты хоть видел, что там чинить? Там крышу повело, Саша. Там стойки сложились гармошкой. Колесо вырвало вместе с приводом. Это тотал. Полный тотал. Знаешь, что это такое?

Она обошла его, направляясь в кухню. Александр, почуяв неладное в её спокойствии, поплелся следом, прижимая больные руки к животу.

— Ир, ну не нагнетай. Дядя Вася в гаражах вытянет. У него стапель есть. Покрасим, будет как новая. Ну с кем не бывает? Дорога — это риск. Я же не специально.

Ирина остановилась посреди кухни и резко развернулась. Её взгляд скользнул по его фигуре, оценивая ущерб. Но не ущерб его здоровью, а ущерб, который этот человек нанес её жизни.

— Ты не просто разбил машину, — четко проговорила она. — Ты украл её у меня. Ты взял без спроса чужую вещь, чтобы пустить пыль в глаза своей этой… блондинке. Ты хотел выглядеть крутым на чужой тачке? Ну как, получилось? Впечатлил даму кульбитом в канаву?

— Да нет у меня никого! — взвизгнул Александр, и голос его сорвался на фальцет. — Это просто знакомая! Коллега бывшая!

— Мне плевать, кто она, — отрезала Ирина. — Хоть Папа Римский в парике. Мне плевать на то, с кем ты спишь. Мне плевать на твою «коллегу». Меня волнует только одно: где моя машина и кто за это заплатит.

Она подошла к столу, где лежал второй комплект ключей, который он, видимо, успел бросить, когда вернулся домой «пострадавшим». Брелок с маленьким плюшевым мишкой был в грязи.

— Ты ведь даже в страховку не вписан, — произнесла она, и это прозвучало как приговор. — У меня КАСКО только на одного водителя. На меня. Потому что я знала, что ты — обезьяна с гранатой. Ты понимаешь, что это значит, Саша? Или твои мозги тоже вылетели через лобовое стекло?

Александр замер. Кажется, до него только сейчас, сквозь пелену боли и адреналина, начал доходить финансовый смысл происходящего. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Ирина его опередила.

— Страховая не выплатит ни копейки. Ни копейки за угон, потому что угона не было. Ни копейки за ущерб, потому что за рулем сидело тело, не имеющее права управления этим транспортным средством. И это тело сейчас стоит на моей кухне и капает гноем на мой ламинат.

Александр тяжело опустился на табурет, морщась от каждого движения. Адреналин, который держал его на ногах последние два часа, стремительно выветривался, уступая место тупой, ноющей боли в ушибленных ребрах и содранных ладонях. Он надеялся, что вид его страданий хоть как-то смягчит Ирину, заставит её включить тот самый режим «заботливой жены», к которому он привык. Но Ирина не смотрела на его раны. Она смотрела в телефон, словно патологоанатом, изучающий снимки вскрытия.

— Ты говоришь «починим»? — переспросила она, и в её голосе зазвенели металлические нотки, страшнее скрежета тормозов. — Смотри сюда. Смотри внимательно, урод.

Она сунула экран ему под самый нос, не давая отвернуться.

— Видишь эту складку на крыше? Над средней стойкой. Это значит, что повело геометрию кузова. Это не «вытянуть у дяди Васи». Это конец. Машина стала винтом. Видишь переднее левое колесо? Оно смотрит влево, а правое — прямо. Рычаги вырвало с мясом, подрамник, скорее всего, лопнул. Радиатор вошел в двигатель. Ты понимаешь, что ты сделал? Ты превратил полтора миллиона рублей в груду цветмета за три секунды.

Александр попытался отодвинуть её руку, но пальцы не слушались, а бинты скользили по гладкому стеклу смартфона.

— Ира, прекрати… Мне плохо. Меня тошнит. Дай воды. Ты о деньгах думаешь, а я там чуть не остался. Если бы подушка не сработала…

— Если бы подушка не сработала, я бы сейчас разговаривала со следователем, а не с тобой, и, возможно, это было бы дешевле, — жестко оборвала она его жалобы. — Ты хочешь воды? А я хочу понять, ради чего всё это было. Ради чего я три года ходила в старом пуховике? Ради чего я брала подработки по выходным, пока ты лежал на диване и искал «достойную» работу?

Она отошла к окну, за которым сгущалась холодная осенняя тьма. В отражении стекла она видела не себя, а ту самую вишневую «Тойоту», когда она только выехала из салона. Идеальную, пахнущую заводом и успехом. Это была не просто машина. Это был её личный трофей в войне с обстоятельствами, её кокон безопасности, её доказательство того, что она чего-то стоит в этой жизни.

— Я не ела нормальный сыр два года, Саша, — сказала она тихо, глядя в черноту двора. — Я не поехала с девчонками в Турцию, потому что мне нужно было закрыть кредит досрочно. Я экономила на стоматологе. Я каждый рубль в эту копилку складывала. А ты… ты взял мой труд, мои нервы, моё время и просто размазал это об отбойник.

— Да куплю я тебе новую! — вдруг взорвался Александр, чувствуя, как его загоняют в угол. — Заработаю и куплю! Что ты меня пилишь, как будто я человека убил? Ну не справился с управлением, дорога скользкая!

— Ты не справился не с управлением, — Ирина резко повернулась. — Ты не справился с желанием пустить пыль в глаза. Ты же хотел перед ней крутым показаться, да? «Садись, прокачу, детка, это моя тачка»?

Она снова разблокировала телефон.

— Ты сказал, что это попутчица. Случайная знакомая.

— Да! Просто знакомая! Голосует, стоит, мерзнет. Я пожалел…

— Не ври мне! — рявкнула Ирина так, что на столе звякнула посуда. — Смотри на фото! Смотри на детали, идиот!

Она увеличила фрагмент снимка, где через разбитое лобовое стекло просматривался салон.

— Видишь это пятно на пассажирском сиденье? Это леопардовая сумка. Огромная, дешевая сумка. Если бы ты её просто подобрал на трассе, она бы держала сумку на коленях или кинула назад. А сумка стоит в ногах, вольготно так, как будто хозяйка там уже час едет. А вот здесь, смотри… На торпеде. Это что? Стаканчик с кофе? Два стаканчика. Ты купил ей кофе на заправке. На мои деньги, наверное?

Александр побледнел. Мелкие детали, на которые он в панике не обратил внимания, теперь складывались в тюремную решетку обвинения.

— И самое главное, Саша, — Ирина перелистнула на другое фото, которое кто-то выложил в комментариях. Там ракурс был другой, снято, видимо, из проезжающей мимо машины сразу после аварии.

На этом снимке Александр и блондинка стояли рядом с дымящимся капотом. Его рука, еще не замотанная бинтами, лежала на её пояснице. Не поддерживала падающего человека, нет. Это был жест собственника, жест защиты и близости. А она уткнулась лбом ему в плечо, совершенно по-свойски.

— Случайные попутчицы так не вешаются на водителей, которые только что чуть не отправили их на тот свет, — процедила Ирина. — И водители не обнимают незнакомых баб за талию, пока их машина, их семейный бюджет, догорает в канаве. Ты её знаешь. Ты её трахаешь, Саша. И ты решил покатать её на машине жены, потому что своей у тебя нет и никогда не было.

Александр молчал. Отрицать очевидное было глупо. Он сидел, ссутулившись, похожий на побитую собаку, и в его позе не было раскаяния — только досада от того, что его поймали.

— Ты прав, — вдруг сказала Ирина совершенно спокойным, будничным тоном, от которого у Александра по спине пробежал холодок. — Мне плевать на неё. Пусть она хоть вся леопардовая будет. Но то, что ты посадил её в моё кресло… То, что ты рисковал моим имуществом ради того, чтобы эта дешевка подумала, какой ты успешный… Вот это я тебе не прощу.

Она подошла к нему вплотную и нависла сверху.

— Ты разбил не просто машину. Ты разбил мою уверенность в завтрашнем дне. И знаешь, что самое страшное? Страховой выплаты не будет. Ты ведь знаешь это?

Александр поднял на неё глаза, полные ужаса. До этого момента он старательно гнал от себя мысль о страховке, надеясь на какое-то чудо или на то, что Ирина «что-нибудь придумает», как она делала всегда.

— Почему? — просипел он. — Там же КАСКО… Ты говорила, полное покрытие…

— КАСКО работает, когда за рулем вписанный в полис водитель, — раздельно, как для умственно отсталого, произнесла Ирина. — Или когда машину угнали. Но ты сам разрушил легенду об угоне, засветившись на всех фото города в обнимку со своей шваброй. Ты сам, своими руками, подписал себе приговор. Страховая пошлет нас к черту. И будет права.

В кухне повисла тишина. Не звенящая, не драматичная. Тяжелая, душная тишина, в которой слышалось только сиплое дыхание Александра и тиканье настенных часов, отсчитывающих проценты по несуществующему кредиту.

— И что теперь? — спросил он, и голос его дрогнул.

— А теперь мы будем считать, — Ирина достала калькулятор. — Мы будем считать, сколько ты мне должен. И поверь, Саша, этот счетчик тебе не понравится.

Ирина нажала кнопку «равно» на калькуляторе, и этот сухой, пластмассовый щелчок прозвучал в тишине кухни громче выстрела. Она повернула телефон к мужу. Цифры на экране были длинными и безжалостными.

— Полтора миллиона семьсот тысяч, — озвучила она сумму, глядя ему прямо в переносицу. — Это рыночная стоимость аналогичного автомобиля в той комплектации, которую ты уничтожил. Плюс стоимость зимней резины, которая лежала в багажнике. Плюс видеорегистратор, который, я надеюсь, уцелел, но вряд ли. И это я еще не посчитала эвакуатор, который мне придется вызывать завтра, чтобы забрать то, что осталось, со штрафстоянки.

Александр сглотнул. Кадык на его шее дернулся нервно и резко. Боль в руках уже стала привычным фоном, но теперь к ней примешивался липкий, холодный ужас перед цифрами.

— Ира, ну зачем ты так… Ну какие полтора миллиона? — забормотал он, пытаясь включить свое привычное обаяние, которое всегда срабатывало, когда он забывал купить хлеб или тратил заначку на пиво. — Мы же семья. У нас общий бюджет. Ну да, я виноват. Но мы выкрутимся. Давай… давай возьмем кредит? Я устроюсь на вторую работу. В такси пойду, когда руки заживут.

— В такси? — Ирина изогнула бровь. — На чем? На велосипеде? У тебя больше нет прав, Саша. Точнее, скоро не будет. Оставление места ДТП, езда без страховки… Тебя лишат прав минимум на год. А кредит? Кто тебе даст кредит?

Она грустно усмехнулась, и эта усмешка была страшнее крика.

— Я знаю про твои микрозаймы, Саша. Те тридцать тысяч, которые ты брал «до зарплаты» полгода назад и про которые «забыл». Там уже проценты набежали такие, что тебе банки даже кредитку с лимитом в пять тысяч не одобрят. Ты — финансовый труп. У тебя кредитная история чернее, чем асфальт на том повороте.

Александр вжался в табурет. Он думал, она не знает. Он прятал письма от коллекторов, сбрасывал звонки с незнакомых номеров, врал, что это спам. Оказалось, она знала всё. Всё это время она молча наблюдала, как он роет себе яму, и просто не мешала.

— Но есть же выход… — его голос дрожал. — Давай скажем… Давай скажем, что за рулем была ты! Ира, послушай, это гениально! Ты приедешь в ГАИ, скажешь, что была в шоке, убежала в лес, а я… я просто приехал позже искать машину! У тебя КАСКО, тебе выплатят! Мы починим тачку, и всё будет как раньше!

Ирина смотрела на него с неподдельным интересом, как на диковинное насекомое.

— Ты предлагаешь мне сесть в тюрьму за мошенничество ради того, чтобы прикрыть твою задницу? — медленно спросила она. — Ты предлагаешь мне пойти к следователю и соврать, зная, что в интернете лежат сотни фото, где за рулем сидишь ты, а рядом стоит твоя белобрысая подстилка? Ты думаешь, в страховой идиоты работают? Они первым делом мониторят соцсети. Эксперт увидит характер повреждений, сопоставит время, найдет свидетелей. И тогда мне не просто откажут. На меня заведут уголовное дело. Ты готов меня подставить под статью, лишь бы не платить?

— Я не хочу платить то, чего у меня нет! — заорал он, срываясь. — Откуда я возьму полтора ляма?! Ты хочешь меня в рабство продать?!

— В рабство — это незаконно, — спокойно возразила Ирина, постукивая пальцем по столу. — А вот долговая яма — вполне реально. И про «общий бюджет» забудь. С этой секунды у нас нет ничего общего. Есть моё имущество, которое ты уничтожил, и есть твой долг.

Она встала и начала ходить по кухне, словно хищник, осматривающий свои владения.

— Значит так. Твой игровой ноутбук. Ты покупал его за сто тысяч в прошлом году. Сейчас, если выставить быстро, за шестьдесят уйдет. Игровая приставка — еще тридцать. Твой горный велосипед, который стоит на балконе и занимает место — тысяч сорок, если повезет.

Александр дернулся, пытаясь встать.

— Ты не смеешь! Это мои вещи! Я их покупал!

— На деньги, которые ты сэкономил, живя в моей квартире и питаясь за мой счет, — отрезала Ирина. — Ты три года не платил коммуналку. Ты три года не покупал продукты, кроме чипсов и пива. Ты жил как паразит. Считай, что всё это время я сдавала тебе койко-место и кормила в кредит. Пришло время платить по счетам.

Она продолжила опись имущества, не обращая внимания на его протесты.

— Твои часы, подарок от мамы. Золотые, кажется? Ломбард даст тысяч пятнадцать за вес. Спиннинги в кладовке… Боже, сколько же барахла ты натащил.

— Не трогай спиннинги! — взвыл он, баюкая больные руки. — Ира, остановись! Ты ведешь себя как… как коллектор! Мы же муж и жена! Я люблю тебя! Ну ошибся, ну с кем не бывает! Та девка — это ошибка, помутнение! Я тебе верен был, клянусь!

Ирина остановилась напротив него. В её глазах не было ни слез, ни ярости. Только холодная, бухгалтерская расчетливость.

— Любовь закончилась ровно в тот момент, когда я увидела свою машину в канаве, Саша. Любовь — это когда берегут то, что дорого партнеру. А ты растоптал мой труд. Ты думаешь, мне больно от измены? Нет. Мне противно. Противно, что я три года спала с человеком, который способен украсть у меня ключи и разбить мою мечту ради дешевых понтов.

Она взяла лист бумаги и ручку.

— Я сейчас напишу расписку. Ты её подпишешь. О том, что ты обязуешься возместить мне ущерб в полном объеме. Добровольно.

— Я ничего не буду подписывать! — огрызнулся Александр. — Пошла ты! Без суда ты с меня ничего не получишь! А суд присудит мне выплачивать по три копейки в месяц с официальной зарплаты. А официалка у меня — МРОТ! Будешь получать свои пять тысяч рублей следующие двадцать лет!

Он злорадно усмехнулся, чувствуя, что нашел уязвимое место.

— Вот как? — Ирина склонила голову набок. — Пять тысяч в месяц? Хорошо. Тогда давай посчитаем иначе. Квартира — моя. Куплена до брака. Ты здесь прописан временно, и регистрация заканчивается через месяц. Я её не продлю. Завтра же я меняю замки. Жить тебе негде. К маме в деревню поедешь? В тот сарай без отопления?

Александр замолчал. Перспектива оказаться зимой в глухой деревне, в разваливающемся доме матери-алкоголички, пугала его больше, чем любой долг.

— И еще, — продолжила Ирина, понизив голос. — Если ты сейчас начнешь играть в «официальную зарплату», я подам заявление об угоне. Реальное заявление. У меня есть видео с камеры в подъезде, где видно, как ты выходишь с ключами, пока я дома. Я скажу, что ключи ты украл. Что разрешения не давала. И тогда, Саша, это уже не гражданский иск. Это статья 166 УК РФ. Угон без цели хищения. До пяти лет. Или крупный штраф. И судимость. Как тебе такой расклад? С судимостью тебя даже грузчиком не возьмут.

Александр сидел, оглушенный. Он видел перед собой не ту Ирину, которая пекла пироги и гладила ему рубашки. Перед ним сидел враг. Умный, жестокий и абсолютно безжалостный враг, который просчитал все ходы наперед.

— Ты блефуешь, — прошептал он, но в его голосе не было уверенности.

— Хочешь проверить? — она потянулась к телефону. — Дежурная часть работает круглосуточно.

— Не надо! — он дернулся вперед и чуть не упал со стула. — Не звони. Я… я всё подпишу. Только не полиция.

— Вот и умница, — Ирина положила перед ним лист бумаги и ручку. — Пиши. «Я, такой-то, признаю, что нанес материальный ущерб…». Диктовать буду медленно, у тебя же руки болят. Пиши разборчиво.

Александр с трудом обхватил ручку забинтованными пальцами. Боль прострелила кисть, но он терпел. Он выводил буквы, чувствуя, как с каждым словом на бумаге его жизнь, его свобода и его будущее перетекают в руки этой женщины. Он подписывал себе приговор, и в кухне было слышно только шуршание ручки по бумаге и его тяжелое, прерывистое дыхание.

— Эта бумага будет лежать в папке с моими документами на квартиру, — Ирина аккуратно сложила расписку вчетверо и убрала её в ящик комода, который тут же заперла на ключ. — Если ты попытаешься исчезнуть, сменить номер или прикинуться мертвым, этот лист пойдет прямиком к судебным приставам вместе с иском. А теперь встань. Ты сидишь на моём стуле.

Александр с трудом поднялся. Ноги затекли, а каждое движение отдавалось пульсирующей болью в перебинтованных руках. Он выглядел как человек, чей мир рухнул, оставив после себя только облако пыли и неоплаченных счетов.

— Ира, давай поговорим спокойно, — заныл он, пытаясь поймать её взгляд. — Я подписал. Я всё сделаю. Но куда я пойду сейчас? Ночь на дворе. У меня руки… я даже ширинку сам расстегнуть не могу, не то что сумку нести. Дай мне переночевать. Я лягу на диване, тихонько, ты меня даже не заметишь.

Ирина молча прошла мимо него в спальню. Через секунду оттуда послышался грохот — это она с антресоли доставала чемодан. Тот самый огромный серый чемодан, который они купили два года назад по акции, мечтая, что когда-нибудь поедут в Таиланд. Теперь этот чемодан отправлялся в своё первое и последнее путешествие — в никуда.

Она вернулась в комнату, волоча пластиковый короб за ручку. Колесики противно гремели по ламинату. Ирина распахнула чемодан прямо посреди гостиной, раскрыв его, как пасть голодного зверя.

— У тебя есть ровно десять минут, пока я собираю твои тряпки, — сказала она, открывая шкаф. — Если хочешь что-то спасти — говори сейчас. Хотя, честно говоря, спасать там особо нечего.

— Ты не можешь меня выгнать! — Александр попытался повысить голос, но получилось жалкое блеяние. — Я прописан! Я имею право!

— Твоя временная регистрация — это фикция, и ты это знаешь. А право ты имел на одно: быть человеком. Ты это право променял на дешевые понты перед шлюхой, — Ирина начала методично вышвыривать его вещи из шкафа.

Она не складывала их стопками. Она сгребала его рубашки, джинсы, футболки с дурацкими принтами, которые он так любил, и комкала их, утрамбовывая в чемодан ногой. Хрустели вешалки, трещала ткань. Это была не сборка вещей, это была утилизация мусора.

— Мой костюм! — взвизгнул Александр, увидев, как его единственный приличный пиджак летит в общую кучу, сминаясь в гармошку. — Я в нём на собеседования хожу!

— На собеседования? — Ирина зло рассмеялась, не прекращая трамбовать вещи. — Ты в нём ходил на свадьбу к другу три года назад. С тех пор ты его надевал только чтобы перед зеркалом красоваться. Больше он тебе не понадобится. Грузчикам костюмы не нужны, а на большее с твоей новой репутацией и отсутствием прав ты рассчитывать не сможешь.

Она метнулась в ванную, вернулась с охапкой его принадлежностей: зубная щетка, бритва, начатый флакон дешевого одеколона. Всё это полетело сверху на одежду. Флакон ударился о пластиковую стенку чемодана, но не разбился. Жаль. Ирина бы хотела, чтобы он разбился и залил всё его барахло этим приторным запахом.

— Ноутбук! — вспомнил Александр. — Положи ноутбук! И приставку!

Ирина замерла. Она медленно выпрямилась и посмотрела на него с ледяным спокойствием.

— Нет, Саша. Техника остается здесь.

— В смысле?! — он шагнул к ней, забыв о боли, но тут же отшатнулся, наткнувшись на её взгляд. — Это моё! Я на них играю!

— Это залог, — отчеканила она. — Это гарантия того, что ты начнешь платить. Первый взнос — пятьдесят тысяч — принесешь через месяц. Тогда, может быть, я отдам тебе приставку. Ноутбук пойдет в счет погашения долга за эвакуатор и стоянку. Или ты думал, я буду ждать, пока ты со своей копеечной зарплаты накопишь? Нет. Всё ценное конфискуется в пользу пострадавшей стороны. То есть меня.

Она с силой захлопнула крышку чемодана. Молния заела на середине, зажевав рукав свитера, но Ирина рванула собачку с такой яростью, что ткань затрещала, и чемодан был запечатан.

— Всё. На выход.

— Ира, пожалуйста! — Александр упал на колени. Это выглядело гротескно: взрослый мужик с перебинтованными руками, ползающий в ногах у женщины с растрепанными волосами. — Куда я пойду? У меня денег даже на хостел нет! Карты пустые! На улице минус два! Я замерзну! У меня шок, мне врач нужен!

— Врач тебе был нужен раньше. Психиатр. Чтобы лечить манию величия, — Ирина схватила ручку чемодана и покатила его к входной двери. — А насчет ночлега… У тебя же есть замечательная блондинка. Как её там? Настя? Кристина? Вот ей и звони. Скажи: «Любимая, я ради тебя разбил машину жены, прими героя». Она наверняка оценит. Она же видела, какой ты щедрый. Вот пусть теперь отрабатывает поездку.

Она распахнула входную дверь. Из подъезда потянуло холодом и запахом табачного дыма.

— Вставай и вали отсюда, пока я не помогла тебе пинком, — сказала она тихо.

Александр с трудом поднялся с колен. Он понял, что это финал. Никакие уговоры, никакие манипуляции больше не сработают. Перед ним стояла не жена, а терминатор, запрограммированный на уничтожение. Он поплелся в прихожую, пытаясь всунуть ноги в кроссовки. Зашнуровать их он не мог.

— Шнурки… — прохрипел он, поднимая к ней руки, похожие на две белые культи. — Ира, завяжи, пожалуйста. Я упаду.

Ирина посмотрела на его развязанные шнурки, потом на его лицо, покрытое испариной и ссадинами.

— Заправляй внутрь, — бросила она равнодушно. — Или иди так. Мне плевать, упадешь ты или нет. Главное, чтобы ты упал за порогом моей квартиры.

Она выставила чемодан на лестничную площадку. Колеса гулко стукнули о бетон.

— И запомни, Саша, — сказала она, когда он, шаркая незавязанными кроссовками, перешагнул порог. — Ключи от квартиры оставь на тумбочке. Хотя нет…

Она ловко сунула руку в его карман куртки, выудила связку ключей и швырнула их на пол в прихожей.

— Чтобы даже соблазна не было вернуться.

— Ты сука, — выплюнул он, стоя на лестнице. Злость наконец пробилась сквозь страх и боль. — Меркантильная, расчетливая сука. Тебе всегда были важны только бабки. Ты меня никогда не любила!

— Конечно, — кивнула Ирина. — Я любила образ, который сама себе придумала. А настоящим оказался только этот жалкий, лживый неудачник, который стоит сейчас в грязном подъезде. Прощай, Саша. Жду первый платеж первого числа.

Она захлопнула дверь. Лязгнул замок — один оборот, второй, третий. Потом щелкнула задвижка.

Ирина прижалась лбом к холодному металлу двери. Сердце колотилось где-то в горле, руки мелко дрожали. Хотелось сползти на пол и завыть, но она запретила себе это. Никаких слез. Слезы — это вода, а вода не восстановит геометрию кузова.

Она глубоко вздохнула, оттолкнулась от двери и пошла на кухню. Там, на столе, всё еще лежал калькулятор. Экран погас, экономя энергию. Ирина нажала кнопку сброса, обнуляя прошлые вычисления.

— Так, — сказала она вслух в пустой квартире. Голос прозвучал твердо. — Эвакуатор — пять тысяч. Штрафстоянка — сутки. Оценка ущерба независимым экспертом — еще десятки. Госпошлина за подачу иска…

Она снова начала набивать цифры. Жизнь продолжалась. Теперь это была жизнь без лишнего балласта, но с четким финансовым планом на ближайшие пять лет. И в этом плане не было места для жалости. Только дебет, кредит и неотвратимое возмездие…

Оцените статью
Добавить комментарии

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

— Ты разбил мою машину, на которую я копила три года, катая на ней свою любовницу, а мне соврал, что её угнали со двора! Саша, ты думал, я н
Известный актер Адан Канто покинул наш мир в 42-летнем возрасте