— Надь, ты же сильная, справишься, — Олег положил ключи от маминой квартиры на стол, даже не глядя мне в глаза.
Я смотрела на эти ключи.
На потертый брелок в виде подковы, который мама купила на рынке лет десять назад.
— У меня же Ленка беременная, понимаешь? Токсикоз. Она не сможет за мамой ухаживать.
— А я смогу? — голос мой прозвучал тише, чем хотелось.
— Ну ты же одна. Тебе проще.
Одна — значит, бесплатная рабочая сила.
Вера прилетела следующей. Накрашенные губы, новая сумка, духи въедливые — я почувствовала их запах раньше, чем она вошла.
— Надюш, я бы с радостью, но у меня командировки постоянные. Карьера, сама понимаешь. А Максим категорически против, чтобы мама к нам переезжала.
Она говорила это так, будто я должна была сочувствовать ее карьере и капризам ее мужа.
— Ты же всегда была самой ответственной из нас, — добавила она и чмокнула меня в щеку на прощание.
Самой ответственной.
Удобное слово для тех, кто сваливает груз на другого.
Остальные даже не приехали — просто позвонили.
Игорь что-то мямлил про ипотеку и двух детей в спортивных секциях.
Соня плакала в трубку, что не может видеть маму такой, что у нее психика не выдержит.
Все они звонили и говорили примерно одно:
«Надя, ты же сильная. Ты справишься. Мы поможем чем сможем.»
Но никто не помогал.
Я переехала к маме через неделю.
Однокомнатная моя квартира осталась пустовать — сдавать не стала, оставила как запасной аэродром, на всякий случай.
Мама лежала в своей комнате, худая, бледная, с трубками капельницы.
Инсульт оказался тяжелым.
Левая сторона почти не двигалась, речь путаная, в глазах — испуг и стыд.
— Надюш… — она пыталась что-то сказать, но я перебила:
— Тише, мам. Не надо. Все будет хорошо.
Я говорила это ей, но больше — себе.
Первые месяцы были адом.
Уколы, процедуры, смена белья, кормление с ложечки.
Мама плакала беззвучно — слезы просто текли по щекам, а она отворачивалась к стене.
Я работала удаленно — спасибо хоть за это.
Графический дизайнер может работать откуда угодно, главное — интернет и ноутбук.
Но к вечеру я валилась без сил.
Спина ныла от подъемов и переворачиваний, глаза слипались над макетами, руки дрожали над мышкой.
А братья и сестры звонили раз в неделю, по воскресеньям.
— Ну как мама? — спрашивал Олег бодрым голосом, будто интересовался погодой.
— Тяжело, — отвечала я.
— Держись, Надь. Ты молодец.
И все.
Никаких предложений помочь, подменить хотя бы на день, привезти продуктов.
Просто дежурное «держись» и отбой.
Вера присылала эсэмэски с сердечками:
«Думаю о вас! Как мама?»
Я отвечала коротко, без эмодзи.
Игорь скинул тысячу рублей раз на карту — «на лекарства».
Тысячу.
Будто это покрывало хоть что-то.
Соня пропала на месяц, потом объявилась — познакомилась с каким-то Женькой из Новосибирска через интернет, планирует переезжать к нему.
— Надюш, я так рада, что мама в надежных руках! — щебетала она по видеосвязи. — У тебя такое терпение!
Терпение.
Еще одно удобное слово.
Я смотрела на экран телефона, на ее счастливое лицо, на новую прическу.
И не нашла, что ответить.
Трещина на потолке в маминой комнате становилась шире.
Я заметила это однажды утром, когда меняла маме постельное белье.
Тонкая паутинка, идущая от угла к люстре.
Раньше ее не было.
Или я просто не обращала внимания.
Мама начала потихоньку восстанавливаться.
Правая рука двигалась увереннее, она начала говорить короткими фразами, пыталась даже вставать с ходунками.
Врач сказал, что это хороший прогресс.
— Вы отлично справляетесь, — похвалила меня невролог. — У вас золотые руки и ангельское терпение.
Опять это слово.
Никто не говорил про усталость, про выгорание, про то, что я забыла, когда последний раз спала больше пяти часов подряд.
Я купила лотерейный билет в ларьке возле дома.
Просто так, не думая.
Продавщица — бабуля в вязаной кофте — улыбнулась:
— Может, повезет. Джекпот сегодня двадцать миллионов.
Я усмехнулась и сунула билет в карман.
Забыла про него на неделю.
Потом увидела по телевизору, как объявляют выигрышные номера.
Мама дремала в кресле, я сидела на кухне с кружкой остывшего чая.
Достала билет машинально.
Посмотрела на цифры.
Потом на экран.
Потом снова на билет.
Сердце ударило так, что в ушах зазвенело.
Все шесть цифр совпали.
Все.
Я проверила три раза, потом четвертый, потом зашла на сайт лотереи и ввела номер билета дрожащими пальцами.
«Поздравляем! Вы выиграли главный приз.»
Двадцать миллионов рублей.
Я закрыла ноутбук и села неподвижно.
В голове была пустота.
Странная, звенящая пустота, где медленно, как пузыри в аквариуме, всплывали мысли:
«Теперь можно нанять сиделку.»
«Теперь можно купить нормальную кровать для мамы, с электроприводом.»
«Теперь можно вообще купить дом, чтобы ей было просторнее.»
«Теперь я не одна за все это плачу.»
Я никому не сказала.
Оформила выигрыш, получила деньги на счет.
Наняла профессиональную сиделку — Светлану, опытную женщину лет пятидесяти, с медицинским образованием.
Мама сначала сопротивалась:
— Надя, не надо… Я не хочу чужих…
— Мам, тебе нужен профессиональный уход.
Но на самом деле это нужно было мне.
Мне нужно было выдохнуть.
Светлана оказалась золотом.
Она приезжала каждый день к восьми утра, делала все процедуры, готовила, убирала.
А я впервые за год смогла спать по ночам.
Смогла работать нормально.
Смогла просто сесть с книгой и не вскакивать каждые полчаса.
Я молчала о деньгах два месяца.
А потом приехал Олег.
Без звонка, без предупреждения — просто позвонил в дверь в субботу утром.
— Надь, открывай, это я!
Я открыла.
Он стоял с букетом хризантем и виноватой улыбкой.
— Как мама?
— Лучше. Заходи.
Мы сели на кухне.
Олег вертел в руках кружку, не пил.
— Слушай, Надь… Я тут хотел посоветоваться. У нас с Ленкой ситуация сложилась. Нам бы квартиру побольше, ребенок же скоро. А денег не хватает на первый взнос. Я подумал… Может, ты могла бы немного помочь? Ну, в долг. Я верну обязательно.
Я посмотрела на него.
На его дорогую куртку.
На новые часы на запястье.
На уверенность в голосе — он даже не сомневался, что я соглашусь.
— Сколько тебе нужно? — спросила я ровно.
— Ну… Миллиона полтора хватило бы. Я понимаю, что это много, но ты же знаешь, я верну. Года за три точно.
Полтора миллиона.
Года за три.
Я молчала.
— Надь, ну ты же понимаешь, как нам тяжело? У тебя-то своих детей нет, тебе проще.
Вот оно.
Снова.
«Тебе проще.»
«Ты одна.»
«Ты сильная.»
— Нет, — сказала я.
Олег замер с кружкой в руках.
— Что?
— Нет. Я не дам тебе денег.
— Надь, ты чего? Я же брат твой. Мы же семья.
Семья.
Я усмехнулась.
— Семья, говоришь? Олег, ты хоть раз за этот год приехал маме помочь? Хоть раз подменил меня? Привез продуктов? Посидел с ней, пока я в поликлинику сбегаю?
— Ну я же работаю, у меня жена…
— А у меня что, нет работы? — голос мой стал громче. — Я тоже работаю. Удаленно, между уколами и сменой подгузников. Ночами, когда мама засыпает. Я не спала нормально год, Олег. Год.
— Надь, но ты же сама согласилась…
— Потому что вы мне выбора не оставили!
Я встала.
Кружка на столе качнулась, горячий чай плеснул на скатерть.
— Ты, Вера, Игорь, Соня — вы все дружно решили, что Надя справится. Надя сильная. Надя одна. У Нади есть время. А то, что у Нади тоже есть жизнь, карьера, планы — это неважно, да?
Олег побледнел.
— Я не думал…
— Вот именно. Не думал. Никто из вас не думал. Вы просто свалили все на меня и умыли руки.
Я глубоко вдохнула.
— И теперь ты приходишь просить денег. Не помочь маме. Не компенсировать мне расходы. А себе на квартиру.
— Надя, я верну…
— Нет, Олег. Ты не получишь ни копейки.
Он ушел, хлопнув дверью.
Через час позвонила Вера.
— Надя, что ты наговорила Олегу? Он весь расстроенный! Мы же семья, как ты могла отказать?
Я положила трубку, не дослушав.
Вера приехала через три дня.
С ней был Игорь.
Они сидели на диване в гостиной, а я стояла у окна, скрестив руки на груди.
— Надюш, мы понимаем, что тебе тяжело далось это все, — начала Вера примирительным тоном. — Но мы действительно в трудной ситуации. У Игоря долги по кредиту, Максиму урезали зарплату…
— И вы решили, что я банкомат? — перебила я.
Игорь откашлялся:
— Надь, Олег сказал, что у тебя появились деньги. Наняла сиделку, маме новую кровать купила… Откуда, если не секрет?
Воздух в комнате будто загустел.
— Это не ваше дело, — ответила я холодно.
Вера наклонилась вперед, глаза блестели:
— Надюша, просто скажи — ты выиграла в лотерею? Олег видел у тебя на столе какую-то квитанцию из лотерейной конторы.
Значит, он шарил по моим вещам.
— Допустим, — сказала я медленно. — И что с того?
— Надюша, если это правда, то помоги нам, пожалуйста! — Вера заговорила быстрее. — Каждому хотя бы по два миллиона. Нам на квартиры, на погашение долгов. Тебе же все равно много останется!
Все равно много останется.
Тебе не нужно.
Я подошла ближе, встала перед диваном.
— Знаете, что мне действительно не нужно? — голос мой был ровным, почти спокойным. — Мне не нужны родственники, которые вспоминают обо мне только когда им что-то от меня надо.
— Надя, не преувеличивай…
— Преувеличиваю? — я усмехнулась. — Вера, когда ты последний раз предлагала посидеть с мамой? Хотя бы час? Игорь, ты хоть раз оплатил лекарства? Или хотя бы купил памперсы?
Вера покраснела:
— У меня работа…
— У меня тоже работа! — я повысила голос. — Я работаю дизайнером, клиенты не ждут. Но я как-то умудрялась. По ночам, когда мама спала. Между процедурами. На выходных, пока она смотрела телевизор.
Игорь попытался что-то сказать, но я не дала:
— А вы что делали? Вы жили своей жизнью. Путешествовали, ходили в рестораны, строили карьеры. Присылали эсэмэски с сердечками и считали, что этого достаточно.
— Мы не могли…
— Могли. Просто не хотели.
Трещина на потолке разрослась.
Теперь она шла через всю комнату, раздваиваясь у окна.
Я смотрела на нее и думала, что в новом доме потолки будут идеально ровными.
Белыми, свежими, без единой трещины.
Без следов этого года.
— Надя, но мы же действительно нуждаемся, — Вера заговорила другим тоном, почти умоляющим. — У меня Максим может работу потерять, ипотека…
— А у меня был год жизни, который я потеряла, — ответила я тихо. — Год, когда я не ходила на свидания, не встречалась с друзьями, не путешествовала. Когда я забыла, как это — выспаться или просто посидеть в кафе.
— Но ты же сама выбрала…
— Нет.
Я села в кресло напротив них.
— Я не выбирала. Вы выбрали за меня. Вы решили, что Надя сильная, Надя справится, Надя одна — ей некуда деваться. И свалили на меня все. А я… я терпела. Потому что думала, что так и надо. Что это долг, ответственность, семья.
Вера вытерла глаза:
— Надюш, ну мы же не специально…
— Знаешь, что самое обидное? — я посмотрела на нее. — Вы даже не спросили, как я. Ни разу. Все звонки были про маму. «Как мама? Мама лучше? Что врачи говорят?» А про меня — ни слова.
Игорь опустил голову.
— Надь, прости. Мы действительно облажались. Но сейчас-то мы можем все исправить. Ты поможешь нам, мы тебе будем благодарны…
— Благодарны? — я рассмеялась. — Игорь, мне не нужна ваша благодарность. Мне нужно было, чтобы вы просто были рядом, когда было тяжело. Чтобы приехали, подменили, выслушали. Но вас не было.
— И денег ваших не будет тоже.
Вера вскочила:
— Да как ты можешь?! Мы же семья!
— Семья, — повторила я. — Знаешь, Вера, семья — это не только брать. Это еще и давать. А вы только брали. Год назад взяли у меня жизнь. А теперь хотите взять еще и деньги.
— Ты пожалеешь об этом, — Игорь встал, лицо его потемнело. — Мы все будем помнить, как ты отказала родной семье.
— Пусть помнят.
Я проводила их до двери.
Перед уходом Вера обернулась:
— Надя, подумай еще. Пожалуйста. Ну хотя бы мне, я ведь сестра…
— Сестрой надо было быть раньше, — ответила я и закрыла дверь.
В квартире стало удивительно легко дышать.
Будто кто-то открыл окно после долгой духоты.
Соня объявилась через десять дней.
Не прилетела, не приехала — просто позвонила поздно вечером.
Голос у нее был заплаканный, сбивчивый:
— Надюш, это я… Прости, что так поздно…
— Соня? Что случилось?
— Надь, я… я облажалась. Этот Женька оказался полным ничтожеством. Обещал золотые горы, а сам… У него ни работы нормальной, ни квартиры своей. Живем у его мамаши, она меня ненавидит. А он пьет, Надь. Каждый день.
Я молчала.
— Я хочу уехать, но денег нет даже на билет. Ты не могла бы… ну, немного помочь? Я знаю, что у тебя появились деньги, Вера сказала…
Конечно, Вера сказала.
— На билет дам, — сказала я после паузы. — Но не больше.
— Надюш, спасибо! Ты спасаешь меня! А может… может, ты дашь еще немного? Чтобы я квартиру могла снять, хотя бы на первое время? Я верну, честное слово!
— Нет, Соня. Только на билет.
— Но Надь…
— Соня, — перебила я. — Год назад, когда маме стало плохо, ты сказала, что психика не выдержит. Что не можешь видеть ее такой. А через месяц уже планировала свадьбу и переезд. Тебе было все равно на маму. И на меня тоже.
— Я не… я просто…
— Просто сбежала, — закончила я. — И теперь хочешь, чтобы я тебя спасала. Я куплю тебе билет до Москвы. Заберешь в кассе. Этим и ограничимся.
Я положила трубку.
Светлана как-то спросила за чаем:
— Надежда, а чего вы такая осунувшаяся? Родственники достают?
Я кивнула.
— Денег просят. Всей гурьбой.
Она хмыкнула:
— А помогали, когда вам тяжело было?
— Нет.
— Значит, и получать нечего.
Простая мудрость простой женщины.
Я начала искать дом.
Не квартиру — именно дом, с участком, с верандой, с местом для маминого огородика.
Нашла в пригороде, в тихой деревушке в часе езды от города.
Двухэтажный, светлый, с большими окнами и террасой.
С комнатой на первом этаже специально для мамы — чтобы не было лестниц.
Купила сразу, без торга.
Мама плакала, когда я показала ей фотографии:
— Надюш… Это слишком дорого… Не надо из-за меня…
— Мам, это для нас обеих. Я тоже устала от города. Хочу тишины, воздуха, места.
Хочу начать жить заново.
Переезд занял месяц.
Я наняла грузчиков, упаковщиков, дизайнера интерьера.
Старую мебель оставила почти всю — в новом доме хотелось новых вещей.
Маме обустроила комнату на первом этаже: кровать с электроприводом, удобное кресло у окна, полки для книг.
Ее маленькое королевство.
Себе взяла мансарду наверху — с высокими потолками, скошенной крышей и окном в небо.
Рабочий стол у этого окна, большой, просторный.
Теперь я могла работать, глядя на облака.
Светлана согласилась приезжать три раза в неделю.
— Далековато, конечно, но оно того стоит, — сказала она, глядя на дом. — Красота какая.
Мама начала ходить по участку с ходунками.
Медленно, держась за перила, но ходить.
Врач сказал, что воздух и покой творят чудеса.
Покой.
Я забыла, как это — жить в покое.
Братья и сестры звонили еще пару раз.
Олег пытался давить на жалость:
— Надь, у нас ребенок родился. Девочка. Живем в однушке, негде развернуться…
— Поздравляю с дочкой, — сказала я. — Но денег не будет.
Он назвал меня эгоисткой и бросил трубку.
Пусть.
Вера присылала длинные эсэмэски о том, как Максим все-таки потерял работу, как они теперь бедствуют.
Я не отвечала.
Игорь пытался шантажировать:
— Не дашь денег — к маме больше ни ногой. И детей своих не привезу. Пусть знает, какая у нее дочь выросла.
— Мама уже знает, — ответила я спокойно. — И она меня поддерживает.
Это была правда.
Мама, когда узнала обо всем, сказала:
— Надюш, ты правильно сделала. Я их сама избаловала, думала, что они вырастут и поумнеют. Но нет. Ты не обязана их спасать.
Не обязана.
Какое освобождающее слово.
Я начала ходить на встречи местного клуба книголюбов.
Познакомилась с соседями — приятными людьми, которые не лезли в душу, но всегда были готовы помочь.
Старик Евгений из дома напротив помог мне разбить маме огород.
— Пусть растит что хочет, — сказал он, прикуривая трубку. — Земля-то хорошая.
Мама посадила помидоры, огурцы, зелень.
Сидела на скамеечке и возилась с грядками.
Впервые за год я видела ее счастливой.
А еще я встретила Дмитрия.
Он преподавал в местной школе историю, приходил в книжный клуб.
Мы разговорились о Булгакове, потом о Достоевском, потом просто о жизни.
Он пригласил меня на прогулку.
Я согласилась.
Впервые за два года.
Мы гуляли по вечерам, когда Светлана была с мамой.
Говорили обо всем и ни о чем.
Дмитрий не спрашивал про деньги, про выигрыш, про семью.
Он просто был рядом.
Как-то он сказал:
— Надежда, ты удивительная женщина. Сильная.
Я вздрогнула.
— Не надо про силу. Мне это слово надоело.
Он улыбнулся:
— Хорошо. Тогда скажу иначе: ты настоящая. И это дорогого стоит.
Настоящая.
Может быть, он прав.
Олег появился неожиданно.
Просто приехал, без звонка, как в прошлый раз.
Я выглядывала в окно, когда его машина притормозила у калитки.
Он вышел, огляделся, присвистнул.
Зависть читалась в каждом движении.
Я вышла на крыльцо.
— Олег. Зачем приехал?
— Надь, я подумал… Может, мы неправильно начали тогда? Давай поговорим нормально, спокойно.
— Говори.
Он поднялся на крыльцо, оглядел террасу, качели, цветы в кадках.
— Живешь-то как, — пробормотал он. — А мы в тесноте мучаемся.
— Это твой выбор был.
— Надь, ну будь человеком! Мы же родня! Дай хотя бы миллион, нам бы на расширение хватило…
Я скрестила руки на груди:
— Олег, ответь мне честно. Если бы я не выиграла в лотерею, ты бы когда-нибудь приехал меня навестить? Просто так, без повода?
Он замялся.
— Ну… я бы…
— Нет, не приехал бы, — закончила я за него. — Тебе не интересна была моя жизнь. Тебе было удобно, что я сижу с мамой, а ты свободен. И только когда появились деньги, ты вспомнил, что у тебя есть сестра.
— Надя, я не такой…
— Такой, Олег. Ровно такой.
Он покраснел:
— Пожалеешь! Когда тебе плохо будет, не приходи!
— Не приду, — пообещала я. — Иди уже.
Он развернулся и ушел, хлопнув калиткой.
Последний раз.
Мама спросила за ужином:
— Олег приезжал?
— Да.
— И что хотел?
— Денег. Как обычно.
Она вздохнула:
— Надюш, может, все-таки дать им немного? Они ведь…
— Мам, — я накрыла ее руку своей. — Нет. Они сделали выбор год назад. Им пора научиться жить с последствиями.
Она кивнула:
— Ты права, доченька. Прости, что они такими выросли.
— Это не твоя вина.
Я устроилась в кресле-качалке на террасе с ноутбуком.
Новый заказ — логотип для стартапа.
Работалось легко, идеи приходили сами.
В окне маминой комнаты горел свет — она смотрела сериал.
Из сада доносился запах свежескошенной травы.
Дмитрий написал эсэмэску:
«Завтра вечером свободна? Хочу показать одно место.»
Я улыбнулась и ответила:
«Свободна.»
Впервые за долгое время я была действительно свободна.
Не от обязательств перед мамой — я по-прежнему заботилась о ней.
Но от чувства вины, от давления, от ожиданий.
Свободна от необходимости быть сильной для всех, кроме себя.
Через месяц позвонила Вера.
Голос у нее был другой — усталый, без привычного апломба.
— Надя, я не за деньгами. Просто хотела… извиниться.
Я молчала.
— Ты была права. Мы поступили подло. Свалили на тебя все и даже спасибо не сказали. А потом еще и требовали…
— Да, — сказала я просто.
— Я понимаю, что прощения не заслуживаю. Но я хочу, чтобы ты знала: мне стыдно. По-настоящему стыдно.
Стыдно.
Наконец-то.
— Вера, я рада, что ты это поняла. Но это не значит, что я дам вам денег.
— Я знаю. И не прошу. Просто… можно я иногда буду звонить? Спрашивать, как ты, как мама? Не за деньгами. Просто по-родственному.
Я подумала.
— Можно. Но только если действительно будешь интересоваться, а не выпрашивать.
— Договорились.
Она положила трубку.
Маленький шаг.
Может быть, когда-нибудь мы и правда станем семьей.
Настоящей.
Но если нет — я проживу и так.
Я научилась жить для себя.
Сегодня утром я проснулась от солнца, бьющего в мансардное окно.
Потянулась, встала, заварила кофе.
Мама уже сидела на кухне — Светлана помогла ей спуститься.
— Доброе утро, девочки, — сказала я, целуя маму в макушку.
— Доброе, — ответила Светлана. — Надежда, а огурцы-то уже поспели, мама ваша с утра собирала.
— Свежие огурчики к обеду будут, — мама улыбнулась.
Простое счастье.
Я взяла кружку с кофе и вышла на террасу.
Деревья шумели, ветер был теплым.
Вдалеке виднелась дорога, по которой иногда проезжали машины.
Но ни одна из них не свернет к нашему дому с требованиями и претензиями.
Я выставила границы.
Жесткие, четкие, непроницаемые.
И впервые в жизни почувствовала себя не сильной.
А свободной.
Это не то же самое.
Сила — это когда тащишь на себе всех.
А свобода — это когда ты позволяешь себе не тащить.
Дмитрий говорит, что я изменилась.
Стала спокойнее, увереннее.
Может, и так.
Может, деньги действительно дали мне не только финансовую независимость, но и право выбирать.
Право сказать «нет».
Право жить так, как я хочу.
Право не быть для всех опорой.
Мама позвала обедать.
Я допила кофе и пошла в дом.
Мой дом.
Нашу с мамой крепость.
Куда не проникнет чужая боль, чужие требования, чужие ожидания.
Где я могу просто быть.
Не сильной.
Не слабой.
Просто собой.
И знаете что?
Этого достаточно.
