— Лена, кажется, у тебя появилась новая кофточка? — голос Ирины, золовки, прозвучал нарочито невинно, но в нем звенела сталь. Она скользнула взглядом по простому джемперу Лены, который та купила на распродаже на прошлой неделе. — Красивая. Шерсть, наверное? Дорогая?
Лена почувствовала, как щеки начинают гореть. Они сидели за столом в квартире свекрови, Светланы Петровны. Воскресный обед, который давно превратился из семейной традиции в поле для тихих сражений. Олег, муж Лены, сосредоточенно ковырял вилкой салат, делая вид, что не слышит сестру. Но его напряженная спина говорила об обратном.
— Обычная, — тихо ответила Лена, отводя взгляд. — Смесовая.
— А маме твоей ты тоже такую купила? — не унималась Ирина, и ее тонкие, всегда недовольные губы скривились в подобии улыбки. — Я просто видела ее вчера у подъезда, на ней был такой симпатичный кардиган. Новый, похоже.
Светлана Петровна тяжело вздохнула, демонстративно поправляя салфетку на коленях. Это был ее фирменный вздох — смесь вселенской скорби и укоризны.
— Ирочка, ну что ты начинаешь, — проговорила она, но глаза ее, холодные и внимательные, были устремлены на Лену. — Мы же не считаем чужие деньги. Просто… волнуемся. За вас с Олегом. Вы ведь на машину копите, так? Каждая копейка на счету. А тут то кардиганы, то… еще что-нибудь.
Воздух в комнате сгустился. Лена чувствовала себя как на допросе. Она знала, к чему все идет. Этот разговор назревал неделями, он витал в воздухе, сквозил в каждом косом взгляде свекрови, в каждом язвительном замечании золовки. И сейчас, похоже, нарыв должен был прорваться. Она посмотрела на мужа, ища поддержки, но Олег упорно смотрел в свою тарелку. Предатель.
— Маме нужно было теплое что-то, у нее суставы болят от сырости, — стараясь сохранять спокойствие, произнесла Лена.
— У всех в ее возрасте что-нибудь болит, — отрезала Светлана Петровна. — Но не все могут позволить себе такие траты на родителей. Мы вот с отцом Олега всю жизнь сами, ни у кого на шее не сидели. И детей так воспитали — чтобы на свои силы рассчитывали.
Последняя капля упала в переполненную чашу терпения Олега. Он с шумом положил вилку на тарелку и наконец поднял на Лену тяжелый, раздраженный взгляд.
— Ты слишком много тратишь на свою мать, хватит! — заявил он, и его голос был громким и резким в наступившей тишине.
Ирина тут же согласно закивала, на ее лице отразилось торжество. Светлана Петровна сложила руки на груди, всем своим видом выражая молчаливую, но грозную поддержку словам сына. В этот момент Лена поняла, что она здесь одна. Совсем одна против троих, связанных кровью и общей, непонятной ей, обидой.
Дома Олег молчал. Он прошел в комнату, включил телевизор и уставился в экран с таким видом, будто там показывали нечто жизненно важное. Лена ходила по квартире, чувствуя, как внутри все сжимается от обиды и бессилия. Она не плакала. Слезы казались чем-то неуместным, слишком простой реакцией на ту сложную, удушающую ситуацию, в которой она оказалась.
Она знала, что Олег не был злым человеком. Когда они поженились пять лет назад, он был заботливым, внимательным. Они мечтали, строили планы. Но постепенно влияние его семьи, особенно матери, начало просачиваться в их жизнь, как ядовитый туман. Светлана Петровна никогда не кричала, не устраивала скандалов. Она действовала тоньше: вздохами, намеками, рассказами о том, как «у других людей» все устроено «правильно». И Олег, сам того не замечая, впитывал это.
Лена подошла и выключила телевизор.
— Нам нужно поговорить, — сказала она ровно.
Олег дернулся от неожиданности.
— О чем? Все уже сказано. У моей матери.
— Нет, не все. То, что было там, — это был не разговор. Это было судилище. Ты позволил им унизить меня.
— Никто тебя не унижал! — вспыхнул он. — Тебе просто сказали правду! Мы откладываем деньги, Лена! Понимаешь? На машину. Чтобы летом на море поехать нормально, а не на поезде трястись. А ты спускаешь тысячи на… прихоти своей матери!
— Прихоти? — Лена почувствовала, как внутри закипает холодная ярость. — Ортопедическая подушка, чтобы у нее не затекала шея по ночам, — это прихоть? Тонометр, который показывает точное давление, а не погоду на Марсе, — прихоть? Лекарства, которые ей выписал врач, а не те дешевые аналоги, от которых у нее болит желудок?
Она говорила, и с каждым словом ее голос становился все тверже. Она вспоминала свою мать, Анну Ивановну. Тихую, скромную женщину, которая всю жизнь проработала на вредном производстве, чтобы поднять Лену в одиночку. Отец ушел, когда Лене было три года, и с тех пор мама тянула все на себе. Она никогда ничего не просила. Наоборот, когда Лена приносила ей продукты или ту же несчастную кофту, она смущалась, говорила: «Зачем, дочка, у тебя же своя семья, свои расходы». Но Лена видела, как радуются ее уставшие глаза. Видела, что без ее помощи матери придется совсем туго. Ее пенсия была смехотворной.
— Я не понимаю, почему ты не можешь покупать что-то подешевле! — не сдавался Олег. — Всегда есть варианты! Но ты выбираешь самое дорогое!
— Я выбираю качественное, Олег! Потому что речь идет о здоровье самого близкого мне человека! Человека, который положил на меня всю свою жизнь!
— А я? А мы? Наша семья? — его голос дрогнул. — Я прихожу с работы, хочу твоего внимания, хочу уюта! А ты либо по телефону с ней разговариваешь, либо бежишь к ней после работы, потому что ей «одиноко». А мне не одиноко? Я для тебя вообще существую?
Лена осеклась. В его словах была доля правды. Последние месяцы она действительно была как натянутая струна. Мама стала чаще болеть, и Лена разрывалась между работой, домом и поездками к ней на другой конец города. Она уставала, была раздражительной. Но она думала, что Олег все понимает. Что он на ее стороне. Оказалось, он был на своей.
— Я не знала, что ты так себя чувствуешь, — тихо сказала она. — Почему ты молчал?
— А какой смысл? Чтобы ты сказала, что я эгоист и не понимаю, как тяжело твоей маме? — он горько усмехнулся. — Я все понимаю. Но я также понимаю, что наша собственная жизнь проходит мимо. Твоя мама — это твоя мама. Но у тебя есть и муж.
В эту ночь они спали спиной друг к другу. Лена долго лежала без сна, прокручивая в голове этот разговор. Она понимала его обиду, но не могла принять его позицию. Для нее забота о матери была не обязанностью, а внутренней потребностью. Как можно было объяснить ему, что тот кардиган был не просто вещью, а способом сказать «мама, я люблю тебя, я хочу, чтобы тебе было тепло»? Как донести, что деньги, потраченные на лекарства, — это инвестиция в ее жизнь, в ее спокойствие?
На следующий день позвонила Светлана Петровна. Не Лене, конечно. Олегу. Лена была на кухне и слышала обрывки фраз. «…надо брать финансы под контроль…», «…она молодая, не понимает…», «…мужчина в доме должен решать…».
Вечером Олег подошел к ней с блокнотом и ручкой. Он был серьезен и собран, как будто собирался на важное совещание.
— Я тут подумал, — начал он, избегая ее взгляда. — Чтобы не было больше ссор и недопонимания, давай будем вести бюджет. Записывать все доходы и расходы.
— Хорошо, — настороженно согласилась Лена. Она и сама не раз предлагала это, но Олег всегда отмахивался.
— Вот, — он подвинул к ней блокнот. — Я расписал основные статьи расходов: коммуналка, еда, транспорт, бытовая химия. Вот это — на непредвиденные расходы. А это, — он ткнул пальцем в последнюю строчку, — мы откладываем. На машину.
Лена смотрела на аккуратные столбики цифр. Все выглядело логично. Слишком логично.
— А где… — она пролистала страницу. — Где графа «помощь маме»?
Олег тяжело вздохнул.
— Лена, давай так. Если твоей маме понадобится что-то действительно необходимое, жизненно важное, мы обсудим это вместе. И примем решение. Вместе. А все эти кофточки, деликатесы и прочее — это пока придется прекратить. Мы копим на общую цель.
У Лены перехватило дыхание.
— То есть, я должна буду отчитываться перед тобой за каждую пачку чая, которую захочу ей купить? Просить у тебя разрешения?
— Это не отчет, это совместное планирование! — повысил голос Олег. — Я не понимаю, почему ты все воспринимаешь в штыки! Я пытаюсь спасти нашу семью, наш бюджет!
— Нет, Олег. Ты пытаешься меня контролировать. По указке своей мамы.
Это был удар ниже пояса, и он сработал. Олег побледнел.
— Не смей впутывать сюда мою мать! Она желает нам только добра!
— Ее добро душит меня, — отрезала Лена и вышла из кухни.
Она начала жить в режиме строжайшей экономии. Но не той, которой от нее ждал Олег. Она стала экономить на себе. Перестала покупать себе новую косметику, отказалась от обедов в кафе с коллегами, стала ходить пешком несколько остановок, чтобы сэкономить на проезде. Все сбереженные деньги она откладывала. Тайно. Это было унизительно, но другого выхода она не видела.
Когда она приходила к матери, ей приходилось врать. Она приносила ей фрукты и говорила, что это «по акции». Покупала витамины и уверяла, что ей их «выдали на работе». Анна Ивановна, хоть и была простой женщиной, обладала материнским чутьем.
— Леночка, у тебя все в порядке? С Олегом не ссоритесь? — спрашивала она, внимательно вглядываясь в похудевшее лицо дочери.
— Все хорошо, мам. Просто устаю на работе, — врала Лена, улыбаясь как можно беззаботнее.
Напряжение в их с Олегом отношениях росло. Они почти не разговаривали. Каждый жил в своем мире. Олег с гордостью показывал ей растущую сумму на сберегательном счете. «Смотри, как здорово получается, когда все под контролем! Еще пара месяцев, и возьмем машину!». Лена молча кивала, а в душе у нее была ледяная пустыня. Контроль был. Семьи — не было.
Развязка наступила неожиданно. В один из вечеров у Анны Ивановны случился приступ. Сильная боль в груди, одышка. Соседка вызвала скорую. Лену вызвонили с работы. Она примчалась в больницу, где после нескольких часов обследований врач произнес страшные слова: «Серьезные проблемы с сердцем. Нужна операция. Коронарное шунтирование. Квот на ближайшее время нет. Если делать платно…». Он назвал сумму. Сумму, которая показалась Лене астрономической. Она была почти вдвое больше, чем те деньги, что они с Олегом отложили «на машину».
Лена сидела в больничном коридоре, и мир рушился. Она позвонила Олегу. Объяснила ситуацию, стараясь говорить спокойно, без истерики. В трубке повисло молчание.
— Я сейчас приеду, — наконец сказал он.
Он приехал не один. С ним была его мать. Светлана Петровна вошла в коридор с видом эксперта, приглашенного для оценки ситуации.
— Ну, что тут у вас? — спросила она таким тоном, будто речь шла о протекшем кране.
Лена снова, уже теряя силы, пересказала слова врача.
— Операция… — протянула Светлана Петровна. — В ее-то возрасте. Это всегда такой риск. А врачи, ты же знаешь, они всегда нагнетают. Лишь бы деньги вытянуть. Может, стоит получить второе мнение? В районной поликлинике.
— Какое второе мнение?! — взорвалась Лена. — Человек лежит в кардиологии! Ей плохо!
— Леночка, не нервничай, — примирительно сказал Олег. — Мама права. Сумма огромная. Мы не можем просто так взять и отдать все наши сбережения. Это… неразумно.
Лена посмотрела на него. На его лице была смесь страха, растерянности и сыновней покорности. Он смотрел на свою мать, ища в ее лице подтверждение своим словам.
— То есть, ты отказываешься? — прошептала Лена.
— Мы не отказываемся, — вмешалась Светлана Петровна. — Мы предлагаем подойти к вопросу взвешенно. Можно попробовать поискать фонды. Можно встать в очередь на квоту. Не надо пороть горячку.
— Пока мы будем «взвешенно подходить», я могу ее потерять! — голос Лены сорвался на крик. — Вы этого не понимаете?
— Все мы не вечны, — философски заметила свекровь, и в этой фразе было столько холодного равнодушия, что у Лены потемнело в глазах.
Она посмотрела на Олега. Он отвел взгляд. И в этот момент что-то внутри нее оборвалось. Та тонкая нить надежды, которая еще связывала ее с этим человеком. Она поняла, что он никогда не изменится. Его мир был простым и понятным: есть «мы» (он и его семья) и есть «она» (чужая, посторонняя).
— Я поняла, — сказала она тихо и на удивление спокойно. — Помощи от вас не будет. Я решу этот вопрос сама.
Она встала и пошла по коридору, не оглядываясь. Она не слышала, как Олег крикнул ей вслед: «Лена, подожди! Куда ты?».
У нее был свой план. План, который она вынашивала последние месяцы как самое страшное, самое постыдное свое сокровище. У нее была двухкомнатная квартира. Квартира, которая досталась ей от бабушки. Она не говорила о ней Олегу. Когда они поженились, он настоял, чтобы они жили в его «двушке», а ее квартиру сдавали.
Деньги со сдачи шли в общий котел. Но несколько месяцев назад, когда начался этот финансовый террор, Лена расторгла договор с жильцами. Она сказала Олегу, что они съехали, а новых найти не получается. Он поверил. Он был слишком занят составлением своих бюджетов.
Она поехала прямиком к риелтору, с которым уже консультировалась «на всякий случай».
— Мне нужно продать квартиру. Срочно, — сказала она ему, глядя прямо в глаза. — Я готова сильно уступить в цене. Деньги нужны вчера.
Продажа квартиры — дело небыстрое. Но ей повезло. Нашлись покупатели, которым нужна была именно такая квартира в этом районе, и у них были наличные. Через неделю, после бессонных ночей, сбора документов и нервотрепки, у Лены на руках была необходимая сумма. Она оплатила операцию в одной из лучших клиник города.
Все это время она жила как в тумане. Домой она не возвращалась. Ночевала у подруги. Олегу она написала одно короткое сообщение: «Не ищи меня. Я занимаюсь мамой». Он звонил. Десятки раз. Писал сообщения: «Лена, ты где?», «Что происходит?», «Мы же семья, давай поговорим!». Лена не отвечала. Какие слова он мог ей сказать? Что он был неправ? Что его мать перегнула палку? Это уже не имело значения. Он показал ей ее место в его системе ценностей. И это место ее не устраивало.
Операция прошла успешно. Анна Ивановна медленно шла на поправку. Лена сняла для них двоих небольшую уютную квартиру недалеко от клиники, чтобы было удобно ездить на процедуры. Впервые за долгие месяцы она почувствовала облегчение. Она сидела рядом с маминой кроватью, держала ее слабую руку и понимала, что сделала все правильно. Она спасла не только маму. Она спасла себя. От унижения, от зависимости, от жизни с человеком, который никогда не сможет считать ее боль своей.
Через месяц Олег нашел ее. Он подкараулил ее у подъезда снятой квартиры. Он выглядел ужасно: похудевший, с темными кругами под глазами.
— Лена, — он шагнул к ней. — Прошу тебя, давай поговорим. Я все понял. Я был неправ.
Лена остановилась и посмотрела на него. Без ненависти. С какой-то холодной усталостью.
— О чем ты хочешь поговорить, Олег? О том, что ты готов был рискнуть жизнью моей матери ради подержанной иномарки?
— Это не так! Я растерялся! Мама… она сбила меня с толку! Я дурак, я знаю! — он пытался взять ее за руку, но она отстранилась.
— Дело не в машине, Олег. И даже не в твоей маме. Дело в тебе. Ты сделал свой выбор в тот день, в больнице. Ты выбрал не меня и не мою беду. Ты выбрал спокойствие и одобрение своей семьи. Это твое право.
— Я хочу все исправить! Я продам свою квартиру, мы вернем тебе деньги! — выпалил он.
Лена горько усмехнулась.
— Деньги? Ты до сих пор думаешь, что дело в деньгах? Нет, Олег. Дело в том, что когда мне было страшно и нужна была поддержка, твое плечо оказалось каменным. И опереться на него было нельзя. Я это запомнила.
Она обошла его и вошла в подъезд, оставив его стоять одного посреди двора.
Она не подала на развод. Не было ни сил, ни желания. Они просто перестали быть мужем и женой. Она устроилась на новую работу, более высокооплачиваемую. Забрала окрепшую маму к себе. Они жили вдвоем, тихо и спокойно. Анна Ивановна, узнав всю историю, долго плакала, виня себя, но Лена ее успокоила: «Мам, это было лучшее решение в моей жизни».
Иногда Олег писал ей. Короткие, жалкие сообщения. «Как ты?», «Как здоровье Анны Ивановны?». Она читала их и не отвечала. Однажды вечером, когда они с мамой пили чай на кухне и смотрели старый фильм, телефон снова пискнул. Сообщение от Олега: «Ты когда-нибудь вернешься домой?».
Лена посмотрела на экран, потом на свою маму, которая с улыбкой следила за героями комедии. В ее глазах была жизнь, а не страх. В их маленькой квартире было тепло и пахло пирогом, который они испекли вместе.
Она положила телефон на стол экраном вниз и налила маме еще чаю. Возвращаться ей было некуда. Ее дом был здесь.
