— Лена, ты кашу поджарила, — муж Лены — Сергей — ковырнул ложкой овсянку, не глядя на неё. — Ну что с тобой стало?
Она стояла у плиты, вытирая комфорку — та опять капнула, жиром взялась. Лена промолчала, не повернулась.
— Ты на себя посмотри… Кто такую захочет?
Сын, Димка, замер над чашкой, ложка зависла в воздухе. Дочка, Ника, наоборот — нарочито громко хрустнула, будто протестуя. В углу бубнил телевизор: «…любовь — это, прежде всего, поддержка… »
— Я опаздываю, — сказала Лена и пошла за курткой. Натянула её прямо на домашнюю кофту, быстро застегнулась.
На работе, в магазине, она мельтешила мимо стеллажей, не останавливаясь. Пыль, коробки, какие-то непонятные акции, ценники. Клиенты, как сквозь вату. К середине дня упала банка с консервами — грохот, стук, проклятия.
— Осторожнее, Лен, — сказала Светка с соседнего отдела. — Ты как в тумане.
Лена кивнула, не глядя. Домой вернулась поздно, тихо. Поставила стирку, проверила уроки, отгладила рубашки.
Сергей на диване перелистывал ленту в телефоне. Не сказал «спасибо». Даже не посмотрел. Только пробормотал:
— Ты бы лучше собой занялась. А не шваброй махала. Вид у тебя как у тётки из райпо.
Она резко поставила корзину с бельём, не удержалась — несколько носков вывалилось.
— Хватит! Сил нет! Я человек, а не тряпка! Я уйду, слышишь? Уйду!
Он даже не оторвался от экрана:
— Да куда ты, непутёвая? Ты неделю одна не протянешь.
На следующее утро она проснулась раньше всех. Готовила в тишине. Ни радио, ни чайника — всё вручную, будто боялась спугнуть звук. В ванной долго терла лицо холодной водой. Не смотрела в зеркало.
Вечером пришла свекровь — Валентина Ивановна. Вошла как хозяйка, с пакетами, в которых гремело стекло.
— Я тут борща тебе принесла, — сказала, разуваясь. — А этот, прости господи, кислый у тебя совсем. Ну ничего, видно стараешься. Помню, как варила — мой Муж Серёжа меня на руках носил. Я-то вкусно готовлю, ничего не скажешь. А моя дочь — вообще загляденье. И подача, и вкус. У тебя, конечно, простовато всё. Ну ты не обижайся, я привыкла честно всё говорить.
Лена кивнула и забрала кастрюлю. Вечером, когда все спали, она закрылась в ванной. Капли стекали по подбородку — вроде умывалась, но глаза щипало. Она прослезилась, тихо, чтоб не услышали.
Ночью Лене не спалось. Она несколько раз вставала, то шла в ванную, то возвращалась в комнату, потом задержалась на кухне. Села за стол, поставила перед собой чашку, но так и не налила чая. Несколько минут просто смотрела в окно, где отражалась только она. В это время Ника в пижаме тихонько подошла и встала рядом.
— Мам, ты не обижайся на папу. Он просто устал. А ты красивая. Я тебя люблю.
Лена пыталась что-то сказать, но горло было сухое, будто песок внутри. Она только кивнула, крепко прижав дочку к себе.
Утром Лена снова проснулась раньше всех, глаза красные, тяжелые. Быстро собрала детям еду, проверила рюкзаки и вышла на маршрутку. Было пасмурно, холодало. В магазине, как обычно, никого из покупателей — только гудение холодильников.
На работе было душно. Сквозняк не спасал — только щекотал пыль в углах. Лена подмела проход, разложила пакетики с семечками, поставила коробку на склад, не отрывая взгляда от пола.
Светка прошептала за спиной:
— Твоя заходила. В отдел, где пряники.
Лена обернулась, нахмурилась.
— Кто это — «моя»?
— Ну, Валентина твоя. Свекровь. Сказала, передай Лене: бальзамины не забывай поливать. Они, мол, заботу любят.
Лена вытерла руки о салфетку.
— Пусть сама поливает, раз такие нежные.
Светка усмехнулась, но ничего не сказала.
Дома после работы она снова всё перемыла. Туалет, плиту, даже внутренности микроволновки. Поменяла шторы, постирала половики. В шесть Сергей позвонил:
— Я приеду не в пятницу, а в четверг. Готовь ужин нормальный. И не пережарь мясо, как в прошлый раз.
Лена положила трубку, не ответив. Открыла морозилку, посмотрела на мясо и захлопнула дверцу. Позже сварила детям макароны и подала с маслом.
Сергей пришёл под вечер. С порога осмотрел прихожую, ткнул пальцем в пыль на верхней полке:
— Ты убралась? А вот тут тронь пальцем. Видишь? Явно не сегодня. Что ты целыми днями делаешь?
Она не ответила. Димка спрятался за учебниками, Ника уронила вилку и не стала поднимать.
— Может, тебе помочь надо? — фыркнул он. — А может, просто лень, да?
Лена выпрямилась, медленно вытерла руки и посмотрела прямо на него. Но ничего не сказала. Просто развернулась и ушла на кухню.
В ту ночь снова не спалось. Она взяла телефон и вышла на крыльцо. Села на ступени, прижав колени к груди. Пальцы замёрзли, но Лена не возвращалась внутрь.
— Алло? — сонный голос подруги, Насти, ожил почти сразу.— Привет… — Лена сглотнула. — Ты спала?
— Нормально всё. Что случилось?
Лена немного помолчала.
— Не знаю. Просто… устала. Он всё время недоволен. Что бы я ни сделала — не так. Говорит, что я ленивая, что выгляжу плохо, что дети не так воспитаны. А свекровь только подливает масла. Я стараюсь, правда. Но как будто меня не существует. Я дома — и меня нет. Словно мебель. Иногда думаю: может, я правда во всём виновата?
— У меня тоже было такое, — сказала Настя. — Я рыдала в ванной, срывалась, уезжала к маме, ну ты и сама наверное помнишь. А потом возвращалась. С вещами, без вещей — как получалось. Он сначала делал вид, что всё нормально, потом понял. Сейчас, вроде, жить можно. Но это всё по-разному бывает. Я тебе не советчик, Лен. Просто… не давай себя в обиду. Не надо так унижаться.
Лена молчала. Через минуту отключила звонок.
Через день она снова сидела на работе. Между полками проходил новый товаровед — невысокий, с аккуратной бородкой, лет тридцати. Остановился, поднял с пола упавший ценник:
— У вас всё как часы, — сказал. — Вы такая быстрая, не устаёте?
Она чуть кивнула. Он ушёл. А она осталась стоять, будто её держали за плечи.
Вечером, когда Сергей уехал обратно на вахту, Лена достала ноутбук и набрала: «Снять однушку. С детьми. Без посредников».
Через неделю Лена нашла квартиру. Панельная пятиэтажка, старая мебель, обшарпанная дверь. Но тепло, и в ванной — вода с напором. Она показала детям новую комнату, где на полу уже лежали их рюкзаки.
— Тут будем спать, — сказала просто. — А утром — в школу, как обычно.
Ника кивнула и обняла мягкого кота из пакета. Димка сел на табурет и спросил:
— А папа знает?
— Узнает, — ответила Лена.
Через три дня свекровь пришла домой, открыла дверь своим ключом — и замерла. Квартира была пуста. Пыльно, в воздухе — запах хозяйственного мыла. Посуды не было. Только на холодильнике осталась записка: «Продукты в морозилке. Посуду не забывайте мыть, но без меня».
Через час зазвонил телефон. Это была Валентина Ивановна.
— Где вы? — сразу спросила она. — Что ты творишь, Леночка? Как ты могла утащить детей? Почему не поговорила? Вернись, это всё пустяки. У вас дети. Не нужно усугублять!
— Мы съехали, — спокойно сказала Лена.
— Куда вы поехали? Где вы вообще ночуете? С ума сошла? С детьми по съёмным углам шататься?
Лена молчала. Потом повесила трубку.
Вечером пришло сообщение от Сергея: «Ты рехнулась?» Она прочитала и выключила экран.
Прошла ещё неделя. Дети ходили в школу. Лена вставала раньше всех, как всегда. Варила кашу, собирала форму, гладила воротники. В магазине Светка шептала:
— Ну ты даёшь. Прямо вот так — и ушла? Он к тебе приходил, злился, что не сказала.
— Я сказала, — спокойно ответила Лена. — Просто никто не слушал.
Сергей объявился под вечер, в будний день. Принёс большой пакет с продуктами, цветы, молчал. Потом сказал:
— Я не сразу понял. Прости. Тебе тяжело. Я всё исправлю.
Она стояла у порога. Не пускала его внутрь. Только слушала. Потом сказала:
— Я не знаю, что будет дальше. Но назад — это не выход.
Он приходил ещё. С цветами. С обещаниями. С фразами: «Я понял», «Я изменился», «Ты же мать». Один раз привёл с собой Валентину Ивановну. Та осмотрелась, как будто искала, за что упрекнуть, но ничего не сказала.
Когда он ушёл, Лена увидела: дети сидели тихо, ближе к стенке. Словно ждали, чего не случилось.
Прошло две недели. Новый товаровед снова заглянул в отдел.
— У вас опять порядок, — улыбнулся. — Мне бы так.
— Просто привычка, — ответила Лена. — По-другому не получается.
Она возвращалась домой налегке. В сумке — хлеб, молоко, зарядка. Ника рисовала за столом. Димка листал учебник. Когда Сергей снова пришёл, она пустила его — но без слов. Он сам вымыл пол. Сам сварил суп. Сам погладил брюки Димке на утренник. И ни разу не спросил: «Ну что, ты простила?»
Однажды он дотронулся до её плеча. Она вздрогнула и тут же отступила. Он убрал руку и больше не пробовал.
— Я не хочу больше, как было, — сказал он. — Если ты разрешишь, я буду рядом. А если нет — я всё равно не позволю себе прежнего.
Она молчала. Но в первый раз за много лет почувствовала: её слышат.
Прошло ещё немного времени. Лена не думала об этом как о возвращении. Ни себе, ни детям, ни ему. Она просто была рядом. Без обязательств, без слов. Делала, что нужно. Ради детей. Ради себя.
— Я больше не позволю, чтобы меня унижали, — сказала она однажды вслух, глядя, как Ника заплетает кукле косу. — Ради них. Ради себя.
Вечером дочка принесла рисунок. Семья — на фоне солнца. У мамы — крылья. Ника ткнула пальцем:
— Это ты. Потому что ты сильная. И умеешь защищать.
Лена кивнула.
Это и было решением. Не началом. И не концом. Просто — жизнь.
