— Опять траты? — протянул он недовольно, едва Лена переступила порог квартиры, его голос, и без того не отличавшийся мягкостью, сейчас прозвучал особенно скрипуче, как несмазанная дверная петля. — А кредит за мою машину чем платить будем, не подумала?
Лена вошла в прихожую, едва сдерживая волну раздражения, подкатившую к горлу колючим комком. Новая картонная коробка с осенними ботинками, которую она прижимала к груди, ощущалась в руках как неопровержимая улика, выставленная на всеобщее обозрение. Она бросила быстрый, тяжёлый взгляд на мужа.
Игорь, развалившись в кресле посреди гостиной, даже не счёл нужным оторваться от созерцания своего нового приобретения – навороченного квадрокоптера, который он с победным видом притащил домой на прошлой неделе, урвав по какой-то «невероятно выгодной скидке». Эта «выгодная скидка» сожрала почти всю его зарплату, оставив в семейном бюджете зияющую дыру, которую теперь, очевидно, предстояло латать ей.
Внутри у Лены всё вскипело мгновенно, как перегретая вода в чайнике. Её старые ботинки, верой и правдой отслужившие два сезона, окончательно развалились буквально вчера – подошва на одном из них предательски лопнула, превратив каждую лужу на осенней улице в неприятное приключение. Ходить в них было уже не просто неудобно, а практически невозможно, если только не задаться целью промочить ноги до нитки и подхватить простуду.
— Серьёзно? — голос её зазвенел от подступающей ярости, и она сделала несколько шагов в комнату, чувствуя, как руки сами собой сжимают злополучную коробку.
— Представь себе!
— Ты спустил свою зарплату на свои игрушки, а мне теперь устраиваешь скандал из-за того, что я купила себе обувь? Ты нормальный вообще?!
Игорь хотел что-то возразить жене, но она не дала ему такого шанса:
— У меня подошва отвалилась, Игорь! От-ва-ли-лась! — она по слогам произнесла последние слова, стараясь донести до его, по-видимому, непробиваемого сознания всю критичность ситуации. — Или мне босиком ходить предлагаешь, пока ты тут в свои высокотехнологичные игрушки играешь?
Муж нахмурился, отрывая наконец взгляд от блестящих лопастей квадрокоптера. На его лице отразилось явное неудовольствие, смешанное с удивлением от такого неожиданно резкого отпора. Он, видимо, привык, что его замечания по поводу трат обычно встречаются либо молчаливым согласием, либо тихими оправданиями.
— Да это не игрушка, — пробубнил он, пытаясь придать голосу солидности, но вышло как-то неубедительно. — Это для съемок, для развития… И вообще, могла бы и потерпеть. Найти что-нибудь подешевле, на распродаже какой-нибудь. Не обязательно же сразу самое дорогое хватать.
Лена с такой силой поставила коробку на ближайшую тумбу, что та жалобно скрипнула и подпрыгнула. Пустая картонная упаковка от его квадрокоптера, небрежно брошенная рядом, сиротливо покосилась.
— Потерпеть? — переспросила она, и в её голосе прорезались стальные нотки. — Я и так на всём экономлю, Игорь! На всём! Пока ты удовлетворяешь каждую свою мимолетную «хотелку», выискивая «развитие» в дорогущих безделушках! Кредит за твою машину, значит, это мой косяк, да? А то, что ты бездумно деньги на ветер выбрасываешь, как будто они у нас на деревьях растут, – это, по-твоему, нормально? Это, наверное, и есть то самое «развитие»?
Она смотрела на него в упор, не отводя взгляда, и чувствовала, как внутри разгорается холодная, решительная злость. Усталость от вечной экономии, от его эгоизма, от необходимости быть «взрослой» за двоих, смешалась с обидой и возмущением.
— Знаешь что, Игорь? — её голос стал неожиданно спокойным, но от этого спокойствия веяло ледяным холодом. — Со своим кредитом разбирайся сам. И с квадрокоптером своим носись сколько влезет. Может, он тебе денег принесёт на оплату, раз он «для развития».
Резко развернувшись на каблуках только что купленных ботинок, которые она так и не успела толком рассмотреть, Лена направилась на кухню. Спиной она чувствовала его озадаченный, а может, уже и озлобленный взгляд. Разговор, едва начавшись, был явно окончен, по крайней мере, на сегодня. И платить по счетам, как это обычно и бывало, похоже, снова предстояло ей. Но вот терпеть его инфантильные выходки и необоснованные претензии она больше не собиралась. Хватит.
Лена стояла у кухонного окна, глядя на серый, унылый двор, где ветер гонял пожухлые листья. Внутри всё ещё клокотало от обиды и злости. Она слышала, как Игорь потоптался в прихожей, затем его шаги неуверенно направились на кухню. Она не обернулась, продолжая сверлить взглядом мокрую от недавнего дождя детскую площадку. Сейчас ей меньше всего хотелось видеть его самодовольное или, наоборот, обиженное лицо.
— Ну чего ты сразу, Лен? — голос Игоря прозвучал уже не так уверенно, как в гостиной, в нём появились нотки, которые можно было бы с натяжкой принять за примирительные, если бы Лена не знала его слишком хорошо. — Я же не со зла. Просто как-то… неожиданно это всё. Надо же планировать расходы, понимаешь?
Лена медленно повернулась, опираясь бедром о холодную столешницу. На её лице не дрогнул ни один мускул.
— Планировать? — она усмехнулась, но смешок вышел коротким и злым. — Это ты мне говоришь о планировании, Игорь? Человек, который спустил почти всю зарплату на летающий пропеллер, даже не подумав о том, что через неделю у нас платёж по кредиту? Твоему кредиту, между прочим, за твою же машину, на которой ты так гордо рассекаешь.
Игорь подошёл ближе, остановившись у кухонного стола. Он нервно теребил край своей футболки, явно чувствуя себя не в своей тарелке под её пристальным, холодным взглядом. — Да не пропеллер это, а квадрокоптер! Это… это для дела! Я же говорил, для съемок. Может, заказы пойдут, дополнительный доход. Ты же сама говорила, что денег не хватает. — Он попытался изобразить энтузиазм, но вышло фальшиво. — И потом, мы же семья. Должны вместе как-то решать финансовые вопросы. Обсуждать крупные покупки заранее. Может, нашли бы тебе ботинки и подешевле, ну, или подождала бы немного…
— Подождала бы? — Лена вскинула брови. Каждое его слово только подливало масла в огонь её негодования. — Это как, интересно? Ходила бы с мокрыми ногами и ждала, пока ты «дополнительный доход» на своей новой игрушке заработаешь? Или пока мои старые ботинки окончательно не превратятся в сандалии? Игорь, ты вообще слышишь, что ты несёшь? Ты хоть одно своё «планирование» помнишь, которое не закончилось очередной дырой в нашем бюджете и моими бессонными ночами в попытках свести концы с концами?
Она шагнула ему навстречу, и в её голосе зазвучала накопленная горечь. — А твой прошлогодний «супер-проект» с 3D-принтером, помнишь? Который должен был «революцию в домашнем производстве» совершить? Где он сейчас? Пылится на балконе, заваленный старым хламом! А сколько мы на него тогда угрохали? Всю мою премию, между прочим! Или твои «перспективные» криптовалюты, на которых ты «вот-вот должен был озолотиться»? И где это золото, Игорь? Испарилось вместе с нашими сбережениями, которые ты туда вбухал тайком от меня!
Игорь отступил на шаг, его лицо побагровело. Попытка сменить тактику на «конструктивный диалог» явно провалилась.
— Ну, не всё же сразу получается! — заговорил он громче, в голосе появились защитные, агрессивные нотки. — Надо же пробовать, искать себя, развиваться! Ты вечно только критикуешь, пилишь с утра до вечера! Никакого понимания, никакой поддержки! Только упрёки!
— Поддержки?! — Лена почти выкрикнула это слово. — Поддерживать что? Твою финансовую безответственность? Твою инфантильность, Игорь? Твоё святое убеждение, что деньги появляются из воздуха, а все проблемы как-нибудь сами рассосутся? Я устала, понимаешь? Устала быть той единственной взрослой в этой семье, которая думает о завтрашнем дне, пока ты витаешь в облаках со своими «гениальными идеями», которые только высасывают из нас последние соки!
Она подошла к плите и демонстративно включила конфорку под чайником, который так и не успела поставить утром. Звук зажигающейся газовой горелки показался оглушительным в напряжённой тишине, повисшей между ними.
— Я не просил тебя быть моей мамочкой! — огрызнулся Игорь, его голос тоже поднялся на несколько тонов. Он уже не пытался казаться рассудительным, злость и обида взяли верх. — Я просил понимания! А ты что сделала для семьи такого выдающегося, кроме того, что постоянно ноешь и указываешь мне, как жить?
Лена резко повернулась к нему, чайник в её руке дрогнул.
— Я хотя бы не спускаю последние деньги на безделушки, когда у нас висит неоплаченный кредит! Я хотя бы пытаюсь сохранить то немногое, что у нас есть, а не проматываю это направо и налево в погоне за какими-то мифическими «перспективами»! Ты хоть раз подумал обо мне? О том, как мне приходится выкручиваться каждый месяц?
Она смотрела на него с презрением, и это выражение на её лице, кажется, задело Игоря сильнее, чем любые слова. Он открыл рот, чтобы что-то ответить, но потом просто махнул рукой и отвернулся, уставившись в окно так же, как она несколько минут назад. На кухне стало невыносимо душно, несмотря на приоткрытую форточку. Чайник начинал тихонько посвистывать, набирая силу, и этот звук казался предвестником ещё большей бури.
Чайник на плите закипел, его свист становился всё пронзительнее, настойчивее, будто пытался перекричать ту невысказанную бурю, что бушевала сейчас на маленькой кухне. Лена резким движением сняла его с огня, и в наступившей относительной тишине стало слышно, как тяжело дышит Игорь, всё так же стоя спиной к ней у окна. Его плечи были напряжены, кулаки сжаты. Он явно собирался с мыслями для следующего залпа обвинений.
— Знаешь, Лен, — начал он, не поворачиваясь, его голос был глухим, сдавленным, — иногда мне кажется, что тебе просто нравится меня унижать. Наслаждаешься, когда выставляешь меня каким-то никчемным тупицей, который ничего не может, ничего не умеет.
Лена поставила чайник на подставку с такой силой, что он звякнул. Она не собиралась больше щадить его чувства. Слишком долго она это делала, слишком долго замалчивала свои обиды, пытаясь сохранить хрупкое подобие мира в их доме.
— А разве это не так, Игорь? — её голос был ровным, но в нём слышался такой холод, что, казалось, можно было заморозить воздух. — Когда ты последний раз доводил хоть одно своё «грандиозное» начинание до конца? Когда твои «инвестиции» принесли хоть копейку прибыли, а не очередной минус в нашем бюджете? Может, я что-то пропустила?
Он резко развернулся, его лицо было искажено обидой и гневом.
— Тебе лишь бы командовать! У тебя всегда всё под контролем должно быть, да? Каждый мой шаг, каждая моя мысль! А как я себя чувствую, когда ты вот так, прилюдно, смешиваешь меня с грязью, тебе плевать! Я для тебя просто кошелёк, который должен исправно приносить деньги, и функция, которая обязана соответствовать твоим ожиданиям!
— Кошелёк? — Лена горько усмехнулась. — Да если бы ты был хотя бы кошельком, Игорь! Кошельки обычно наполняют, а не опустошают дочиста ради очередной блестящей безделушки! Ты говоришь, я тебя не поддерживаю? А как, скажи мне, как поддерживать человека, который упорно не желает видеть реальность? Который живёт в мире своих фантазий, где он непризнанный гений, а все вокруг – просто недалёкие обыватели, не способные оценить масштаб его «замыслов»?
Она подошла к столу и села на табурет, чувствуя, как ноги начинают подкашиваться от напряжения. Спор выматывал, забирал последние силы.
— Я устала, Игорь, — повторила она тише, но от этого её слова не стали менее весомыми. — Устала быть той, кто вечно латает дыры после твоих «гениальных идей». Устала экономить на себе, чтобы ты мог позволить себе очередную дорогую «игрушку для развития». Ты хоть представляешь, сколько раз я отказывала себе в самом необходимом, чтобы мы могли свести концы с концами после твоих финансовых экспериментов? Сколько раз я проходила мимо витрины с платьем, которое мне действительно понравилось, потому что знала – сейчас не до этого, сейчас нужно закрывать долги, которые образовались из-за твоей очередной «перспективной» затеи?
Её голос дрогнул, но она быстро взяла себя в руки. Не сейчас. Не перед ним.
— А эти ботинки… — она кивнула в сторону прихожей, где осталась стоять коробка. — Знаешь, я выбирала их полтора часа. Не потому, что искала самые дорогие, как ты выразился. А потому, что искала те, которые прослужат хотя бы пару сезонов, чтобы снова не оказаться в ситуации, когда мне просто не в чем выйти на улицу. Искала компромисс между ценой и качеством. А ты… ты просто пошёл и купил себе дорогущую игрушку, даже не удосужившись подумать о том, что у нас кредит не оплачен. Твой кредит, Игорь!
Он с вызовом посмотрел на неё.
— Так может, тебе просто нужен был повод, чтобы в очередной раз ткнуть меня носом в этот кредит? Чтобы напомнить, какой я никчёмный и безответственный? Может, это ты так самоутверждаешься за мой счёт, а, Лена?
— Самоутверждаюсь? — она устало потёрла виски. — Игорь, ты действительно думаешь, что мне доставляет удовольствие каждый месяц выкраивать деньги на твой кредит, урезая себя во всём? Ты думаешь, мне нравится чувствовать себя вечно ответственной за твою машину, на которую ты так гордо копил, рассказывая всем, какой ты молодец и добытчик? Да я была бы счастлива, если бы ты сам, как взрослый, ответственный мужчина, решал свои финансовые проблемы, а не перекладывал их на мои плечи, прикрываясь красивыми словами о «семейном бюджете»!
Её слова повисли в воздухе. Игорь молчал, сверля её взглядом, в котором смешались ярость, обида и, возможно, где-то очень глубоко, крупица осознания собственной неправоты, которую он, впрочем, никогда бы не признал. Спор явно перешёл ту черту, за которой уже не ищут компромиссов, а лишь пытаются как можно больнее уколоть друг друга, выплеснуть всё накопившееся раздражение и горечь. Атмосфера на кухне стала ещё более удушающей, пропитанной взаимными обвинениями и застарелыми обидами, которым, казалось, не будет конца.
Тишина, густая и тяжёлая, как непролитые слёзы, заполнила кухню. Игорь всё ещё стоял, прислонившись к косяку, его лицо было бледным, а на скулах играли желваки. Он смотрел на Лену так, будто видел её впервые – не привычную, уступчивую, вечно что-то за ним подбирающую, а чужую, холодную и решительную женщину, которая вдруг осмелилась высказать всё, что так долго копилось у неё внутри. Этот взгляд, полный неприкрытой враждебности и какого-то мальчишеского упрямства, окончательно погасил в Лене последние искорки надежды на хоть какое-то понимание.
— Ну и что ты предлагаешь? — наконец выдавил он из себя, его голос был хриплым и лишённым всяких эмоций, кроме плохо скрываемой злости. — Раз я такой никчёмный и безответственный, раз я только мешаю тебе жить твоей правильной, экономной жизнью, может, мне просто собрать вещи и уйти? Этого ты добиваешься, да? Чтобы остаться тут одной, такой идеальной и самостоятельной?
Лена медленно подняла на него глаза. В её взгляде не было ни сожаления, ни страха. Только бесконечная усталость и какая-то отстранённая, почти ледяная решимость.
— А ты думаешь, Игорь, мне есть что терять? — она произнесла это тихо, но каждое слово прозвучало как приговор. — Ты так часто говорил о своей «свободе», о том, как тебе нужны «пространство» и «развитие», что я, кажется, уже привыкла к мысли, что ты в любой момент можешь просто взять и уйти за очередной своей «мечтой». Только вот я почему-то всегда оставалась здесь, разгребая последствия твоих «поисков себя».
Он дёрнулся, как от удара. Очевидно, такой откровенности он не ожидал. Он привык, что его угрозы уйти действуют на неё, вызывают страх, заставляют идти на уступки. Но сейчас перед ним сидела другая Лена.
— Да кому ты вообще нужна такая, вечно недовольная? — выплюнул он с откровенной злобой, его лицо исказилось презрительной гримасой. — Вечно пилящая, вечно всем недовольная. Думаешь, за тобой очередь выстроится? Найдёшь себе другого такого «терпилу», который будет выслушивать твои нотации с утра до вечера?
Лена молча смотрела на него, и на её губах появилась слабая, едва заметная, но оттого ещё более страшная для Игоря усмешка.
— Знаешь, Игорь, а ведь ты, пожалуй, прав, — её голос был спокоен, почти безразличен, и этот контраст с его кипящей яростью был разительным. — В одном ты точно прав. Такой, какой я стала рядом с тобой – вечно дёрганой, вечно экономящей, вечно взваливающей на себя ответственность за двоих – я действительно никому не нужна. И в первую очередь, я не нужна такой сама себе.
Она медленно поднялась со стула, расправила плечи, словно сбрасывая с себя невидимый груз.
— И да, ты совершенно прав. Я справлюсь, — она посмотрела ему прямо в глаза, и в её взгляде он не увидел ни тени сомнения. — Уж точно лучше, чем с таким балластом, как ты, который только тянет на дно, прикрываясь высокопарными словами о «развитии» и «поиске себя». Так что можешь считать, что ты свободен, Игорь. Собирай свои «игрушки», свой драгоценный квадрокоптер, и лети на все четыре стороны. Разбирайся со своим кредитом сам, ищи свой «дополнительный доход». А я… я больше в этом цирке участвовать не намерена.
Её слова упали в тишину кухни, как камни в глубокий колодец. Игорь смотрел на неё, ошарашенный, его рот слегка приоткрылся. Он явно не ожидал такого поворота. Он привык, что их ссоры заканчиваются либо её слезами и его снисходительным «прощением», либо её молчаливым уходом в другую комнату, после которого всё постепенно возвращалось на круги своя. Но сейчас всё было иначе. В её голосе, в её взгляде, в её позе была стальная непреклонность, которая не оставляла места для сомнений.
— Что… что ты несёшь? — пробормотал он, растеряв всю свою недавнюю агрессию. — Ты… ты это серьёзно?
Лена обошла стол и направилась к выходу из кухни. Она даже не удостоила его ответом. Остановившись в дверях, она на мгновение обернулась. Хотела что-то сказать, что-то добавить, но подумала, что нет смысла больше сотрясать просто так воздух.
И она вышла, оставив Игоря одного посреди кухни. Он так и остался стоять, ошарашенно глядя ей вслед. Он вдруг остро почувствовал себя совершенно одиноким, растерянным и до смешного нелепым со своим дорогим квадрокоптером, который теперь казался ему не символом «развития», а просто грудой бесполезного пластика и металла.
Слова Лены, холодные и безжалостные, эхом отдавались в его голове. Разговор был не просто окончен. Кажется, окончилось что-то гораздо большее. И платить по счетам теперь действительно предстояло ему одному. Во всех смыслах этого слова…
