— Ты что, с ума сошла? — в глазах Вадима мелькнуло возмущение. — Это же и мой дом тоже!
— Ошибаешься! Квартира принадлежит мне по всем документам! — Юля стояла у порога, закрывая собой проход. — И я больше не собираюсь тебя терпеть!
— Да успокойся ты, — он сделал неопределённый жест рукой. — Раздуваешь всё на ровном месте.
— «На ровном месте»? А ты, видимо, забыл, как вчера наговорил мне чëрти чего? Или как ты…
Она осеклась, осознав, что готова выкрикнуть нечто совсем личное, не предназначенное для чужих ушей. Мелькнула мысль: «Что я делаю? Ведь это всерьёз и уже не остановить». Но в голове тут же всплыло, сколько всего в ней бурлило последние несколько месяцев — обиды, недосказанности, напряжение, которое копилось годами.
Вадим посмотрел на Юлю, потом через её плечо на прихожую, где стоял его чемодан. Выдавил смешок:
— Думаешь, так легко избавишься от меня?
Он попытался сделать шаг внутрь, но Юля, собравшись с силами, выдохнула:
— Всего доброго, Вадим. И давай без сцен. Позвони, когда тебе понадобится забрать остатки барахла.
Она выставила чемодан и захлопнула дверь перед его носом. Несколько мгновений постояла, прижимаясь к холодной поверхности, стараясь унять дрожь в руках. Где-то глубоко внутри смешались страх и облегчение. Но там же затаилась опустошённость, словно какая-то часть её привычной жизни осталась по ту сторону двери.
***
Два часа спустя она сидела на диване, перебирая мысли, вспоминая, как всё это начиналось десять лет назад. Родители подарили ей квартиру к 25-летию, показав, что хотят для дочери лучшего старта в жизни, чем у них самих. На тот момент Юля уже встречалась с Вадимом почти год. Он казался активным, обаятельным и заботливым. Родители отнеслись к нему настороженно, но она верила: «Мы сами всё построим, главное — искренность и любовь».
Тогда ей казалось, что они будут идти рука об руку, поддерживать друг друга. Первый год брака был действительно похож на сказку. Вадим быстро нашёл работу в небольшой фирме, они мечтали о путешествиях, говорили о будущем ребёнке. В квартире, пусть и не очень просторной, всё казалось новым, открытым к переменам, как и их общее счастье.
Но постепенно в отношениях стали возникать трещины. Сначала это проявлялось в мелочах: то Вадим перестал приходить домой вовремя, то он заявлял, что застрял на «важных» встречах. Юля закрывала глаза, особенно когда он приносил какие-то дорогие подарки (хотя это случалось редко). Она жила надеждой, что это всего лишь временные трудности.
Мать, Лидия Васильевна, постоянно повторяла:
— Юль, брак — дело серьёзное. Это ответственность, а не только приятные чувства. Надо научиться понимать друг друга.
— Мам, я же стараюсь, — вздыхала Юля. — Но иногда мне кажется, что меня просто не слышат.
— Ничего, потерпи. Если муж оступается — женщина должна проявить мудрость.
Тогда Юля, честно говоря, не понимала, мудрость ли это — терпеть. Но спорить с матерью было бессмысленно: в их семье ценности были чётко определены. «Не выносить сор из избы», «Самое страшное — остаться одной», «Мужчину можно перевоспитать лаской».
Однако жизнь показала, что лаской Вадима не удержать: он всё чаще задерживался «по делам», на звонки отвечал односложно, его взгляд становился отстранённым. Неоднократно Юля слышала от знакомых намёки, что его видели где-то в компании другой женщины. Она думала: «Наверное, коллега или просто старая подруга». Но тревожные мысли копились.
Со временем она заметила и другую проблему — лень и нежелание помогать. Вначале муж уверял, что «устал на работе», но позже перестал даже имитировать попытки помочь. Мог в выходные целый день валяться на диване, пока Юля крутилась между кухней, магазином, уборкой и попытками заниматься собой.
Как-то раз она высказалась об этом подруге Ире:
— Слушай, Ир, мне кажется, что я тяну всё на себе. Вадим… он какой-то совершенно отстранённый.
— Так скажи ему, чтобы он брал на себя часть обязанностей, — рассудительно ответила Ира. — Ты ж не робот.
— Говорю! Он либо обещает и не делает, либо уходит от разговора: «Тебе надо — ты и делай». А я уже устала, если честно.
Ира пожала плечами, словно понимала, что добавить тут особенно нечего.
Но даже тогда Юля цеплялась за надежду. А ещё верила, что муж исправится. Она не хотела лишний раз спорить — в силу своей мягкости, да и под влиянием разговоров с матерью, которая внушала:
— Юля, ну что ты: всякое в жизни бывает. Потерпи.
— Мам, может, мне пора уже поговорить о разводе?
— Не вздумай! Развод — это позор. Куда потом? Жить одной — значит поставить крест на всём, за что мы боролись.
И вот эти слова «жить одной» звучали для Юли тогда пугающе. Ей казалось, что одна она не сможет решать проблемы, что без мужчины жизнь потеряет краски.
Следующей бедой стала наглость Вадима. Он начал вести себя так, словно Юля ему ещё и должна. Он приводил домой своих приятелей без предупреждения, мог устроить шумную вечеринку, если Юля уезжала к родителям на дачу. Соседи потом косо поглядывали, намекая, что по ночам стоял гул и смех.
Когда Юля заговаривала об этом, он только отмахивался:
— Да ладно, в наши годы что — веселья не может быть? Не будь занудой.
А месяц назад Юля случайно нашла в его телефоне переписку с какой-то Настей, которая выглядела более чем однозначно. И это стало последней каплей. Поначалу она хотела высказать всё, но побоялась устроить скандал «на пустом месте» — так она сама себе говорила, оправдывая нерешительность. Однако чувство унижения уже сидело в ней очень глубоко.
Стало ясно: отношениям конец. Но решиться на реальный шаг было нелегко. И вот в тот вечер, когда Вадим снова наговорил ей неприятных вещей, обвинив во всех проблемах, Юля сорвалась. Спор перешёл в крик, после которого и прозвучали её главные слова: «Ты в эту квартиру не войдёшь никогда, понял?».
***
На следующий день Юля всё-таки позвонила матери. Она надеялась на тёплое слово или поддержку, но вышло как всегда:
— Что у вас там стряслось, Юля? Опять поссорились?
— Мам, мы не просто поссорились. Я выгнала Вадима. Всё. Хватит с меня. Я подаю на развод.
— Господи… Юль, подумай, что же ты делаешь. Это твой муж, как ты можешь в один день перечеркнуть всё?
— Мама, много лет у нас ушло на то, чтобы я, наконец, признала: он мне изменяет. Он ведёт себя так, будто я ему всё должна. Я устала.
— Может, нужно было ещё потерпеть, а? Ведь многие мужчины так себя ведут — это природа, их надо воспитывать.
— Мам, ну сколько можно? Ты говоришь, что брак — это святое… Но как же моя собственная жизнь? Сколько я должна быть в роли жертвы?
— Милая, я беспокоюсь, что ты останешься одна.
Юля тяжело вздохнула и ощутила, что от этих разговоров у неё только крепнет убеждённость, что поступает правильно.
— Я лучше побуду одна, чем буду с ним дальше. Всё. Обратного пути нет.
Она повесила трубку и всхлипнула — не от грусти, а скорее от сильного эмоционального напряжения.
Вечеру к ней зашла Ира, услышав о случившемся. Они сидели на кухне и говорили, говорили…
— Юлька, ну наконец-то ты осмелилась! — Ира сочувственно коснулась руки подруги. — А то я смотрела, как ты вечно ходишь подавленная, просто невозможно было.
— Да, но знаешь, странное ощущение. С одной стороны, как будто груз с плеч свалился. А с другой… пустота.
— Это нормально. Ты столько лет жила иллюзией, что всё наладится. Теперь тебе нужно перестроиться. А Вадим-то что сказал, когда ты его выставила?
— Он посмотрел на меня, как на ненормальную, и просто вылетел из квартиры. Наверняка сейчас где-нибудь жалуется приятелям, какой я «монстр».
— Знаем мы таких, — фыркнула Ира. — Слушай, а ты точно уверена в этом решении?
— Абсолютно. Лет пять назад стоило так сделать. Но… тогда мама настояла, что всё можно исправить. Я всё время тянула этот брак, прячась от реальности за её словами.
Ира кивнула:
— Понимаю. Многие боятся осуждения, особенно со стороны родни. Я, если честно, удивляюсь твоему терпению. Я бы давно послала его куда подальше.
Юля слабо улыбнулась и ответила:
— Мне так жаль себя… за то, что упустила годы. Ведь, если честно, я давно понимала, что это неверность. Но боялась рухнуть в бездну одиночества.
Они болтали почти до полуночи обсуждая мужские пороки, вспоминая, как Юля пыталась сохранить брак, а Вадим тем временем нагло пользовался её добротой.
***
Вадим не выходил на связь ещё два дня. Потом, видимо, осознав, что всё серьёзно, позвонил:
— Юль, ты чего творишь?
— Я творю свою жизнь заново, если ты об этом.
— Да ну перестань, я понял, что был неправ.
— «Неправ» в чём? Во лжи? В изменах? В потребительском отношении ко мне?
— Ну, что уж так утрировать, — пробормотал он. — Давай я вернусь, и всё будет как прежде.
— Как прежде — уже никогда не будет. Я решила подать на развод, Вадим.
— Ты преувеличиваешь проблемы! Честно, я не понимаю, почему ты так взбесилась.
— Потому что должна была сделать это ещё в ту минуту, как первый раз заподозрила тебя в изменах. Хватит.
— Хорошо, тогда мне нужны мои вещи. И ноутбук я оставил в спальне.
— Звони, когда соберёшься заехать, я всë соберу и выставлю тебе за дверь. Видеть тебя я не хочу.
Он что-то буркнул и повесил трубку, даже не попрощавшись.
***
Оформление развода прошло быстрее, чем Юля ожидала. Тишина в её квартире приносила поначалу ощущение победы: будто она наконец-то обрела свободу. Ей даже было приятно от мысли, что может вернуться домой когда угодно, и не увидеть там хмурого супруга, с его вечно отстранённым взглядом и придирками.
Она в какой-то момент стала даже чувствовать эйфорию: «Я сделала это! Я теперь независима, у меня всё впереди!»
Но время шло, и вдруг она начала просыпаться ночами, испытывая какую-то странную тоску. Она смотрела на пустую половину кровати и думала: «А ведь когда-то мы обнимались, были молодыми, верили в лучшее… Как же всё так получилось?»
Она сидела у окна, смотрела на огни города. Гул машин снизу напоминал, что жизнь продолжается. Но внутри царило состояние, которое не назвать радостью. Это было как будто осознание самой себя в новом свете — в совершенно чужом, непривычном пространстве, которое нужно ещё обустроить.
