— Андрей, это что?
Голос Лены не прозвучал громко. Он был тихим, лишённым всяких эмоций, как голос диктора, зачитывающего прогноз погоды. Но от этой бесцветной интонации Андрей, сидевший на кухне и лениво скролливший ленту в телефоне, вздрогнул. Он поднял голову и увидел её в дверном проёме. Уставшую, в своей рабочей форме медсестры, которая после двенадцатичасовой смены на ногах казалась не просто одеждой, а второй, сросшейся с телом кожей. В руке она всё ещё держала сумку, а её взгляд был прикован к приоткрытой двери их спальни.
Андрей медленно отложил телефон. Он знал, что она увидела. Он надеялся, что успеет разбудить Виталика до её прихода, но увлёкся каким-то глупым видео и потерял счёт времени. Воздух в квартире был густым и несвежим, пропитанным запахом вчерашней пиццы и ещё чем-то сладковато-несвежим, запахом чужого, ленивого тела.
— Лен, ты чего так рано? Я думал… — начал он, поднимаясь со стула и делая шаг ей навстречу с заготовленной виноватой улыбкой.
Она не двинулась с места, просто перевела на него свои пустые глаза. Не было ни крика, ни упрёка. Было что-то хуже — пристальное, изучающее внимание хирурга перед сложной операцией. Она сделала шаг в сторону, давая ему лучше рассмотреть картину в спальне. На её половине кровати, развалившись звездой на её подушке, оглушительно дыша ртом, спал Виталик. Среди складок смятого одеяла и прямо на шёлковой наволочке, которую Лена так любила, виднелись крошки от чипсов.
— Он просто устал, — выпалил Андрей первое, что пришло в голову. Слова прозвучали жалко и неубедительно даже для него самого. Лена медленно, очень медленно повернула к нему голову.
— Он устал. От чего, Андрей? От просмотра сериалов на моём ноутбуке, пока я ставлю капельницы и меняю повязки? Или он устал дышать моим воздухом и есть мою еду?
Напряжение начало сгущаться, превращаясь из жидкого недовольства в твёрдый, кристаллический гнев. Андрей почувствовал это и засуетился, его голос приобрёл просительные, заискивающие нотки.
— Ну Лен, ну что ты начинаешь? Ну некуда человеку идти, ты же знаешь. У него там проблемы с работой, с хозяйкой квартиры… Он же друг. Надо помочь. Он поспал пару часов, я бы его разбудил… Что тут такого?
В этот момент что-то внутри Лены, державшееся на последнем издыхании после смены, после запаха пиццы, после вида чужого тела на её подушке, окончательно лопнуло. Но это был не взрыв. Это было похоже на то, как ломается толстая стальная балка — беззвучно, но с необратимыми последствиями. Она выпрямилась, и усталость с её лица будто стёрли. На её месте появилось выражение холодного, абсолютного презрения.
— Ты всерьёз думаешь, что я буду терпеть твоего Виталика, который спит до обеда на моей половине кровати, пока я на работе? Либо он выметается отсюда до завтрашнего утра, либо я вызываю грузчиков и выношу половину мебели из СВОЕЙ квартиры, а ты будешь жить с ним на голом полу! А потом ещё и с квартиры вас обоих выпну после развода!
Она сделала акцент на слове «своей», и этот акцент был громче любого крика. Эта квартира, которую она выплачивала пять лет до их свадьбы, была её единственной крепостью. И сейчас в этой крепости хозяйничали два оккупанта.
— Это моя квартира, Андрей, которую я заработала своим горбом, пока ты рассказывал мне о перспективных стартапах. И я не собираюсь делить её с этим паразитом. У тебя есть выбор: он или я. И время пошло.
Она не стала дожидаться ответа. Развернувшись, она прошла на кухню, обогнув застывшего мужа, как неодушевлённый предмет. Сняла с плиты его кастрюлю с остатками вчерашних макарон, вывалила их в мусорное ведро и поставила чайник. Андрей остался стоять в коридоре, оглушённый не её криком, а её спокойствием. Он смотрел то на её прямую спину, то на дверь спальни, откуда доносилось сонное сопение Виталика, и с ужасом понимал, что это был не скандал. Это был приговор.
Утро не принесло облегчения. Оно принесло запах сырости из ванной и дешёвого мужского геля для душа, которым Лена никогда не пользовалась. Она проснулась на диване в гостиной, куда перебралась ночью, не желая даже на метр приближаться к осквернённой спальне. Её тело ломило от неудобной позы, но физическая боль была ничем по сравнению с холодной, ясной яростью, которая кристаллизовалась в её сознании. Она встала, размяла затёкшую шею и пошла на кухню.
Они уже были там. Андрей разливал по кружкам растворимый кофе, а Виталик, сияющий чистотой и бодростью после душа, стоял у раковины и с энтузиазмом, достойным лучшего применения, мыл посуду. Точнее, создавал видимость. Вода лилась сплошным потоком, пена от моющего средства вздымалась пышными шапками, а сам Виталик что-то весело напевал себе под нос. Увидев Лену, он одарил её широкой, обезоруживающей улыбкой.
— Доброе утро, Леночка! А я тут решил помочь, небольшой беспорядок убрать.
Андрей тут же подхватил, протягивая ей кружку.
— Вот, Лен, выпей кофейку. Видишь, Виталик с самого утра хозяйничает. Понимает, что вчера немного неловко получилось.
Лена молча посмотрела на кружку в его руке, потом на Виталика, который с усердием тёр её любимую сковородку с антипригарным покрытием жёсткой стороной губки. Она проигнорировала предложенный кофе. Подошла к шкафу, достала свою личную чашку, которую держала для особых случаев, взяла пачку дорогого молотого кофе и включила кофемашину. Бодрое жужжание аппарата стало единственным звуком, нарушившим их разыгранный спектакль.
— Лена, нам нужно поговорить о вчерашнем, — начал Андрей примирительно, когда она села за стол со своей чашкой. — Ты была уставшая, на нервах. Я всё понимаю. Но нельзя же так сгоряча…
Она сделала маленький глоток, наслаждаясь терпкой горечью.
— Дедлайн был сегодня утром. Он всё ещё здесь.
Виталик выключил воду и повернулся к ним, вытирая руки о кухонное полотенце, которое Лена использовала исключительно для овощей. Его лицо изображало вселенскую скорбь.
— Лена, я правда не хотел создавать проблем. Если бы у меня был хоть какой-то вариант… Андрей мой единственный друг. Я могу на коврике в коридоре спать, если хочешь, мне не привыкать.
Это был дешёвый, манипулятивный ход, рассчитанный на то, чтобы выставить её бездушной мегерой. Но Лена смотрела не на него, а на мужа. Она видела, как Андрей одобрительно кивнул другу. Они были заодно. Это не было «Андрей и его друг». Это были «они». Двухголовый паразит, поселившийся в её доме.
— Я не хочу, чтобы ты спал на коврике в моей квартире, Виталик, — её голос был спокойным и ровным, как гладь пруда перед бурей. — Я хочу, чтобы тебя здесь не было.
— Но ты же не можешь просто выгнать человека на улицу! — взорвался Андрей, его маска миротворца дала трещину. — Имею я право помочь другу в беде или нет? Мы же семья!
— Вы — семья, — тихо поправила Лена, обводя их обоих взглядом. — А я, видимо, обслуживающий персонал с собственной жилплощадью.
Она допила свой кофе, поставила чашку на стол с отчётливым стуком. Андрей смотрел на неё, ожидая продолжения скандала, криков, ультиматумов. Но она молчала. Она смотрела на них так, будто видела впервые: одного — ленивого, инфантильного, привыкшего жить за чужой счёт, и второго — приспособленца, который идеально вписался в эту модель. Они дополняли друг друга. Они были идеальной парой.
Не сказав больше ни слова, Лена встала, взяла с вешалки свою сумку и ключи от машины.
— Ты куда? У тебя же сегодня выходной, — растерянно спросил Андрей.
Она на мгновение задержалась в дверях, посмотрев на него в последний раз, прежде чем он перестал быть её мужем в её собственном сознании.
— По делам. Решать проблему, которую вы не захотели решать по-хорошему.
Она вышла, не хлопнув дверью. Андрей и Виталик переглянулись. В улыбке Виталика проскользнуло облегчение: пронесло. Он думал, что они победили, измотав её молчанием и пассивной агрессией. Андрей тоже так думал. Он не понял, что Лена поехала не остывать. Она поехала приводить приговор в исполнение.
Лена вернулась через три часа. Звук ключа в замке заставил Андрея и Виталика, развалившихся на диване перед большим телевизором с геймпадами в руках, вздрогнуть. На экране какой-то виртуальный герой как раз совершал очередной подвиг, но его триумфальный клич потонул в щелчке закрывшейся двери. Они оба повернули головы. Лена стояла в прихожей, держа в руках два больших, плотных хозяйственных баула, какие используют для переездов. На её лице не было ни злости, ни обиды. Только спокойная, деловая сосредоточенность, от которой стало не по себе.
Она молча прошла мимо них, даже не взглянув на экран, где застыла игровая пауза. Её шаги были ровными и тихими. Она не хлопнула дверью спальни — она просто прикрыла её за собой. Андрей переглянулся с Виталиком.
— Что это с ней? — прошептал Виталик, откладывая геймпад. В его голосе слышалось беспокойство. Атмосфера ленивого мужского братства, царившая в квартире последние часы, мгновенно улетучилась.
— Не знаю, — так же шёпотом ответил Андрей, прислушиваясь. — Может, решила свои вещи собрать и к матери уехать. Перебесится и вернётся.
Но из спальни не доносилось ни звука рыданий, ни шума поспешных сборов. Только тишина. Через пару минут дверь открылась, и Лена вышла. В руках она держала аккуратно сложенную стопку вещей Андрея: его любимые футболки, джинсы, домашние штаны. Она подошла к дивану и, не говоря ни слова, положила эту стопку на пол, рядом с ногами Виталика. Затем развернулась и снова ушла в спальню.
Андрей смотрел на свои вещи, лежащие на полу, как на дохлую змею. Он ничего не понимал. Это было настолько странно и выбивалось из привычных сценариев семейных ссор, что его мозг отказывался обрабатывать информацию. Он не кричала, не била посуду, не устраивала истерику. Она действовала. Молча, методично, как санитар, готовящий операционную.
Снова появилась Лена. На этот раз она вынесла его ноутбук, зарядное устройство, наушники и пару книг с прикроватной тумбочки. Всё это она аккуратно положила рядом с одеждой. Виталик вжался в диван, стараясь стать как можно меньше и незаметнее. Он уже понял, что это не просто женский каприз. Это было что-то холодное и планомерное.
— Лена, что ты делаешь? — наконец выдавил из себя Андрей, когда она в третий раз вышла из спальни, неся его бельё и носки, сложенные в один из тех самых баулов.
Она остановилась и впервые за утро посмотрела ему прямо в глаза. Взгляд был холодным, отстранённым.
— Создаю тебе комфортные условия для жизни с другом. Ты же хотел ему помочь. Теперь вы будете делить не только моё гостеприимство, но и быт. По-настоящему.
Она поставила баул на пол и снова направилась в спальню. Андрей вскочил и преградил ей дорогу, схватив за руку.
— Прекрати этот цирк! Что ты удумала? Верни всё на место!
Лена не пыталась вырваться. Она просто опустила взгляд на его пальцы, сжимавшие её предплечье. Посмотрела на них с таким ледяным, брезгливым выражением, что Андрей сам, инстинктивно, разжал руку, будто дотронулся до чего-то раскалённого.
— Я ничего не удумала, Андрей, — произнесла она тихо, но так, что каждое слово впивалось в слух. — Я просто освобождаю свою спальню. Ты ведь сам сказал вчера, что это не проблема. Что такого, если друг поспит пару часов? Я решила, что ты прав. Ничего такого. Просто теперь его спальное место — здесь. И твоё тоже.
Она обошла его и скрылась в спальне. Через мгновение она вынесла последнее: его подушку и ту часть одеяла, под которой он спал. Бросила их на диван. Затем она вышла, держа в руках только свои ключи и телефон, и закрыла дверь спальни на внутренний замок. Щелчок прозвучал в наступившей тишине оглушительно. Андрей и Виталик остались стоять посреди гостиной, превратившейся в склад личных вещей одного из них. Гора одежды, техника, баул с бельём — всё это лежало у их ног, как немой укор.
— Это… это что было? — ошарашенно пробормотал Виталик. Андрей смотрел на запертую дверь спальни, потом на свои вещи на полу, и в его глазах вместо недоумения начала закипать ярость. Он понял, что его не просто выгнали из спальни. Его понизили в статусе. Из хозяина дома он превратился в такого же гостя, как и Виталик. Бесправного, зависимого, живущего на птичьих правах. И это было только начало.
Тишину, последовавшую за щелчком замка, первым нарушил Андрей. Он несколько секунд ошарашенно смотрел на запертую дверь, потом на гору своих вещей, разбросанных по гостиной, и его лицо начало медленно наливаться багровой краской. Недоумение сменилось животной, бессильной яростью. Он сделал два шага и со всей силы ударил кулаком по деревянной двери.
— Лена, открой! Ты что творишь? Открой сейчас же, я сказал! Мы не закончили!
Из-за двери не донеслось ни звука. Словно там никого не было. Словно он колотил в стену пустого, заброшенного дома. Виталик, съёжившись, сидел на краю дивана, боясь пошевелиться. Он смотрел то на разъярённого друга, то на дверь, и в его глазах плескался страх. Он был всего лишь зрителем в чужой драме, но инстинктивно чувствовал, что сейчас под обломками этого брака похоронят и его комфортное существование.
— Ты слышишь меня? Хватит прятаться, выходи! Это и мой дом тоже! — Андрей забарабанил по двери уже двумя руками. Глухие, тяжёлые удары отдавались по всей квартире. — Мы поговорим как нормальные люди!
Именно в этот момент раздался резкий, настойчивый звонок в входную дверь. Звук был настолько неожиданным, что Андрей замер с занесённой для очередного удара рукой. Они с Виталиком переглянулись. Внезапно дверь спальни тихо открылась. На пороге стояла Лена, уже переодетая в джинсы и простую чёрную футболку. Она выглядела так, будто собиралась на прогулку. Она совершенно спокойно, не обращая на застывшего мужа никакого внимания, прошла мимо него к входной двери и открыла её.
На пороге стояли двое. Крупные, молчаливые мужчины в рабочих комбинезонах. Они не задавали вопросов, просто посмотрели на Лену, ожидая указаний.
— Здравствуйте. Проходите, — сказала она ровным голосом.
Она провела их в гостиную, где Андрей и Виталик всё ещё стояли, как две соляные статуи. Лена обвела комнату хозяйским взглядом, словно дизайнер, оценивающий фронт работ.
— Вот этот диван, — она указала на предмет мебели, на котором всё ещё сидел Виталик. Он тут же подскочил, словно диван оказался раскалённым. — Телевизор. Игровая приставка. Кресло. И вот этот журнальный столик. Всё.
Мужчины молча кивнули и без лишних слов принялись за работу. Андрей смотрел, как один из них с лёгкостью отсоединяет провода от его любимой плазмы, а второй сдвигает диван, чтобы было удобнее его выносить. Это был сюрреалистичный кошмар. Его мир, его уютное лежбище, его зона комфорта разбирали на части на его же глазах.
— Лена… что… что это значит? — пролепетал он, наконец обретая дар речи. Его ярость сменилась холодным, липким ужасом. — Ты не можешь этого делать!
— Могу, — ответила она, не глядя на него. Она наблюдала за работой грузчиков, слегка нахмурившись, будто обдумывала, не забыла ли чего.
— Прекратите! — крикнул Андрей, шагнув к одному из мужчин. — Вы не имеете права! Это мои вещи!
Грузчик остановился и посмотрел сначала на него, потом на Лену. Она сделала шаг вперёд, вставая между мужем и рабочими.
— Они выполняют мой заказ. В моей квартире. Заказ оплачен. У тебя есть вопросы к ним? Или ко мне?
Её голос был абсолютно спокоен, но в нём звенела сталь. Андрей понял, что спорить с грузчиками бесполезно. Они просто инструменты. Вся власть была сосредоточена в этой маленькой женщине, которая смотрела на него так, будто он был досадной помехой, пятном на полу, которое скоро вытрут.
Виталик, видя, что ситуация выходит из-под контроля, решил вмешаться.
— Леночка, может, не надо так? Ну погорячились, с кем не бывает… Мы же можем всё обсудить…
Лена медленно повернула к нему голову. Она не сказала ни слова. Она просто посмотрела на него. Долго, внимательно, как энтомолог изучает насекомое под микроскопом. И в этом взгляде было столько холодного, безразличного презрения, что Виталик замолчал на полуслове и отступил на шаг, словно его ударили. Он понял, что для неё он больше не существует.
Через десять минут всё было кончено. Гостиная стала гулкой и пустой. На месте дивана и кресла остались лишь вмятины на ковре. От стены сиротливо тянулись провода там, где висел телевизор. Андрей и Виталик стояли посреди этой пустоты. Лена приняла работу, расписалась в бланке и проводила грузчиков. Закрыв за ними дверь, она взяла с вешалки свою сумку.
— И что теперь? — голос Андрея был хриплым и сломленным. Он смотрел на пустое место, где только что стоял диван, его трон. — Что нам теперь делать? Сидеть на полу?
Лена обернулась у самого порога. На её лице впервые за весь день промелькнуло что-то похожее на живую эмоцию — тень усталой, горькой усмешки.
— Я не знаю, Андрей. И, если честно, мне совершенно всё равно. Решайте сами. Вы же теперь настоящая семья.
Она вышла и закрыла за собой дверь. В квартире воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая только гудением холодильника. Андрей и Виталик остались вдвоём в разгромленной, выпотрошенной гостиной, которая больше не была их убежищем. Она стала просто пустым пространством в чужой квартире…
