— Мы тут посовещались и всё решили, — голос матери, Алевтины Игоревны, резал воздух на кухне без ножа.
Она аккуратно расставляла на столе вазочки с вареньем, будто речь шла о воскресном чаепитии, а не о моей жизни.
— Раз уж ты работу потеряла и сидишь на мели, то какой смысл тебе в городе одной куковать?
Мой брат Родион, сидевший напротив, старательно изучал узор на скатерти. Он всегда так делал, когда мать озвучивала их общие планы, становясь невидимым.
— Поедешь в деревню к деду. Ему как раз присмотр нужен, — продолжила Алевтина Игоревна, ставя на стол последнюю вазочку. — Он старенький, а ты молодая, бездельница.
Я сглотнула. Слова застревали в горле.
— А квартира?
Мать посмотрела на меня так, будто я спросила нечто невообразимо глупое.
— А что квартира? Родиону она нужнее. У него невеста, семья намечается. Им нужно где-то жить.
Она сказала это так просто, так буднично. Будто моя однушка на окраине города была не моей крепостью, за которую я третий год платила ипотеку, а какой-то общей вещью, которую можно передать по нужде.
— Но… я плачу за нее, — выдавила я из себя.
Родион наконец поднял глаза. В них плескалась смесь вины и нетерпеливого ожидания.
— Кир, ну ты пойми. Мы же семья. Надо друг другу помогать. Тебе сейчас всё равно платить нечем. Ты, по сути, нищая.
Это слово ударило наотмашь. Не потому что было неправдой — после сокращения я действительно едва сводила концы с концами. А потому что они использовали это как оружие.
— Так что составишь компанию деду Арсению в деревне, — мать подвела итог, удовлетворенно улыбнувшись. — И ему хорошо, и тебе будет где жить, и молодым поможем.
Она говорила о деде, которого я обожала. О единственном человеке в семье, кто никогда не смотрел на меня с оценкой. Они знали, куда бить.
— А если я откажусь? — мой голос прозвучал тише, чем я хотела.
Алевтина Игоревна перестала улыбаться. Её лицо превратилось в холодную маску.
— Тогда деду придется искать место в доме престарелых. Сама понимаешь, какие там условия. А ты… что ж, на улице окажешься. Брат не сможет тебе помочь, у него своя жизнь.
Это был не просто ультиматум. Это было объявление войны.
Они сидели напротив — моя мать и мой брат — и спокойно делили мою шкуру.
Я посмотрела на их лица и впервые увидела не родных людей, а чужих, жадных хищников. И поняла, что игра по их правилам закончилась.
Я заставила себя глубоко вдохнуть, пытаясь унять дрожь в руках.
— Давайте по-другому. Это моя квартира. Моя. По документам. Я найду подработку, займу денег, но платеж внесу.
Я пыталась говорить спокойно, апеллировать к логике. Но смотрела в пустые глаза.
— Какую подработку? Полы мыть? — фыркнула мать. — Кира, не смеши. Ты всегда была не от мира сего, витала в облаках.
Вся в отца своего. Пора спуститься на землю. Твоя жизнь кончилась, пойми. Теперь будешь жить для других. Для деда, для брата.
— Моя жизнь не кончилась! — Я повысила голос, но он сорвался. — Я просто… временно в сложной ситуации.
Родион примирительно поднял руку.
— Кирюш, ну чего ты кипятишься? Мама же не со зла. Мы о тебе заботимся. Ну куда ты одна? Пропадешь ведь. А так — в деревне, на свежем воздухе. Дед опять же…
Он сделал паузу, давая мне возможность представить деда. Одинокого, беспомощного.
— Я люблю деда. Я буду к нему ездить. Каждые выходные.
— Ездить! — Алевтина Игоревна всплеснула руками. — Ему не твои визиты нужны, а постоянный уход! Чтобы кто-то был рядом, подал, принес. Или ты хочешь, чтобы он лежал в казенной палате на шестерых, где от запаха мочи глаза режет?
Она рисовала эту картину сочным, жирными мазками, зная, что каждое слово впивается в меня иглами.
Я в отчаянии посмотрела на брата.
— Родя, ну ты хоть скажи что-нибудь! Мы же всегда были близки.
Он отвел взгляд, снова уставившись в скатерть.
— А что я скажу? Мама права. Да и Света… — он замялся, упомянув свою невесту. — Она не хочет жить на съеме. У ее подруг у всех свои квартиры. Она говорит, что это унизительно.
Вот оно. Причина. Не забота обо мне или деде. А желание его невесты получить готовое жилье. Мое жилье.
— Так пусть Света возьмет ипотеку. Как я.
— Зачем, если есть ты? — просто ответила мать. — Ты одна, тебе проще. А у них семья будет, дети пойдут. Им нужнее.
Все мои попытки договориться разбивались об эту железобетонную стену их «нужнее».
Я сделала последнюю, самую жалкую попытку.
— Хорошо. Давайте я сдам квартиру, а сама уеду. Буду платить ипотеку с этих денег, а остаток отправлять вам.
Родион вдруг оживился, но мать испепелила его взглядом.
— Еще чего! Чтобы чужие люди нашу квартиру уделали? Нет уж. Всё решено, Кира. Даем тебе неделю на сборы.
Она встала, давая понять, что разговор окончен. Собрала вазочки с вареньем, которое так никто и не тронул.
Я сидела за столом, совершенно раздавленная. Они не просто хотели забрать мое имущество. Они хотели забрать мою жизнь, мою волю, мое право решать.
И в этой пустоте, где раньше был страх и растерянность, начало зарождаться что-то другое. Холодное, твердое и очень, очень злое.
Неделя превратилась в ад. Мать звонила каждый день, напоминая, что «часики тикают». Родион присылал фотографии мебели, которую они со Светой уже выбрали «в нашу новую квартиру». Они не сомневались в своей победе. В среду мать приехала без предупреждения, пока я была в душе, и открыла дверь своим ключом. Я застала ее в своей комнате, она рылась в шкафу, брезгливо перебирая мои вещи. «Просто смотрю, что на выброс, а что в деревню сойдет», — бросила она мне.
А потом они пришли. Без предупреждения. В субботу утром.
Я открыла дверь и увидела на пороге мать, Родиона и ее — Свету. Невесту брата. Идеальная укладка, хищная улыбка и взгляд оценщика. За их спинами стояли два грузчика с пустыми коробками.
— Привет, сестренка! — пропел Родион. — Мы решили помочь тебе со сборами!
Они вошли, не дожидаясь приглашения. Света сразу же проследовала в комнату, проводя пальцем в белой перчатке по моему книжному шкафу.
— М-да, хлама, конечно, многовато, — протянула она, обращаясь не ко мне, а к Родиону. — Вот здесь мы поставим большой диван, а эту уродскую стенку — на выброс.
Каждое ее слово было пощечиной. Она ходила по моему дому, по моему миру, и уничтожала его одним своим презрительным взглядом.
— Попрошу вас выйти, — сказала я так тихо, что сама едва расслышала.
Мать рассмеялась.
— Кирочка, не будь ребенком. Мы же помочь хотим. Вот, мы даже коробок привезли. Складывай свои платьишки и книжки, а остальное мы сами вывезем.
Она указала на стопку с фотографиями на комоде. Света взяла верхнюю — ту, где я, маленькая, сижу на коленях у деда Арсения.
— Ой, а это тот самый дедуля, к которому ты едешь? — она помахала фотографией в воздухе. — Смотри, Роденька, какая идиллия. В ссылке будет чем заняться — его горшки выносить.
И это стало последней каплей. Не угрозы, не шантаж. А именно эта фраза. Уничижительная, брошенная с легкой брезгливостью в адрес самого дорогого мне человека.
Я спокойно подошла к Свете, забрала у нее из рук фотографию и аккуратно поставила на место. Затем повернулась к ним троим.
— Вон, — сказала я. Голос был ровным и незнакомым. — Все. Вон из моей квартиры.
Родион моргнул.
— Ты чего, Кир?
— Я сказала, пошли вон. У вас тридцать секунд, чтобы вынести отсюда себя и свои коробки.
Мать побагровела.
— Да как ты смеешь, неблагодарная! Мы тебе добра желаем!
— Ваше добро мне не нужно. Время пошло.
Они смотрели на меня, как на сумасшедшую. А я впервые в жизни чувствовала себя абсолютно нормальной.
Я прошла в свою комнату и закрыла дверь на замок. Они начали стучать, кричать что-то про милицию, про то, что я сошла с ума.
Я не слушала. Я достала телефон и набрала номер.
— Деда? Привет, родной, — сказала я в трубку, и голос мой был полон тепла, которого не осталось для тех, кто ломился в мою дверь.
— У меня все хорошо. Просто вопрос к тебе. Скажи, твой старый друг, Владимир Петрович Нефедов… он ведь до сих пор в городе прокурором работает?
Стук в дверь прекратился. Я слышала, как за ней шепчутся. Мой звонок произвел эффект. Имя прокурора города, старого дедовского друга, подействовало лучше любой угрозы.
Через полчаса раздался новый стук. На этот раз вежливый. Я посмотрела в глазок. На пороге стоял дед. Мой дед Арсений.
Он не был похож на немощного старика, которого мне описывала мать. Прямая спина, ясный, строгий взгляд. Он выглядел как человек, который всю жизнь командовал, а не подчинялся. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина в строгом костюме.
Я открыла дверь. Мать, Родион и Света жались к стене в коридоре, растеряв всю свою спесь.
— Здравствуй, внучка, — спокойно сказал дед и вошел в квартиру. — А вы, — он повернулся к остальным, — кажется, заблудились.
— Папа! — взвизгнула мать. — Что ты тут делаешь? А это кто?
— Это мой юрист, Алевтина, — ровно ответил дед. — Он приехал объяснить тебе и твоему сыну некоторые положения Уголовного Кодекса. В частности, статьи о самоуправстве и вымогательстве.
Света тихо ойкнула и сделала шаг назад. Родион побледнел.
— Но… мы же семья! Мы просто хотели помочь… — пролепетала мать.
— Ваша «помощь» закончилась, — отрезал дед. — Ты, дочь, кажется, забыла, на чьи деньги была куплена твоя собственная квартира двадцать лет назад. И кто платил за образование твоего сына.
Я молчал, пока вы просто были глупы. Но когда вы решили сломать жизнь моей внучке, мое терпение кончилось.
Юрист шагнул вперед, держа в руках какие-то бумаги.
— Учитывая попытку незаконного проникновения в жилище и оказание психологического давления на собственника, Киру Арсеньевну, мы подготовили заявление.
Если вы приблизитесь к ней или ее квартире ближе чем на сто метров, оно немедленно пойдет в ход.
Света первая не выдержала. Она развернулась и, цокая каблуками, бросилась к лифту.
— Родя, я не буду в этом участвовать! Разбирайтесь сами!
Родион растерянно посмотрел ей вслед, потом на мать, потом на деда. И в его взгляде я увидела только страх.
— Мама, пойдём… — пробормотал он и потянул Алевтину Игоревну за рукав.
Она упиралась, сверля меня ненавидящим взглядом.
— Ты еще пожалеешь, Кира! Останешься одна, никому не нужная!
— Я уже не одна, — спокойно ответила я. — Я с дедом.
Они ушли. И в квартире стало невероятно легко дышать.
Дед подошел ко мне и обнял.
— Прости, что я втянул тебя во все это, внучка. Но я должен был увидеть, сможешь ли ты постоять за себя. Ты смогла. Я тобой горжусь.
Он протянул мне банковскую карту.
— Что это?
— Думаешь, я всю жизнь только в огороде копался? Я копил. Для тебя. На черный день. Вот он и настал. Денег хватит, чтобы ты закрыла ипотеку и еще осталось на первое время. Нищая, говоришь? Ну-ну.
Он подмигнул мне.
— А жить я буду пока с тобой, если не возражаешь. Все-таки старый я, присмотр нужен.
Я рассмеялась сквозь слезы. Впервые за много недель.
Я посмотрела на свою квартиру. Мою. На фотографию на комоде. На деда рядом. И поняла, что сегодня я не потеряла семью. Я ее, наконец, обрела.
Прошло полгода.
Снег за окном падал большими, ленивыми хлопьями. Я сидела с ногами в кресле, укрывшись пледом, и доделывала очередной дизайнерский проект.
После того дня я быстро нашла удаленную работу, а дедовы деньги позволили не только погасить ипотеку, но и сделать небольшой ремонт.
Квартира преобразилась. Она стала светлее, уютнее. Дед Арсений, сидя напротив с книгой, время от времени поднимал на меня глаза и улыбался. Его присутствие не давило, а наоборот, наполняло дом спокойствием.
Мы почти не говорили о том дне. Но он незримо разделил нашу жизнь на «до» и «после».
Телефонный звонок вырвал меня из работы. Незнакомый номер. Я взяла трубку.
— Кира? Это Родя.
Голос брата был тусклым, лишенным былой самоуверенности.
— Да. Что-то случилось? — спросила я ровно, без эмоций. Я давно перестала что-либо чувствовать к нему.
— Света ушла от меня, — выпалил он. — Сказала, я неудачник. Что не смог обеспечить ей даже крышу над головой. Они сейчас с матерью ее живут, в ее однушке.
Я молчала, не зная, что на это ответить. Да и нужно ли было?
— Мать совсем сдала, — продолжал он жаловаться. — Все твердит, что ты ее бросила, что дед ее предал. Она пыталась ему звонить, но он сменил номер.
— Я знаю. Я сама ему в этом помогла.
В трубке повисла пауза.
— Нам денег не хватает, Кир, — наконец выдавил он главную причину своего звонка.
— Мама говорит, ты теперь богатая. Могла бы и помочь. Мы же все-таки родня.
Эта фраза, такая знакомая в своей сути, уже не вызывала во мне ничего, кроме легкой усталости.
— Родя, запомни. У меня нет денег для вас. Ни копейки. Мои деньги — для меня и для деда. А вы — взрослые люди. Учитесь решать свои проблемы сами.
— Но как же… мы же…
Я не дала ему договорить.
— Наша семья закончилась полгода назад на пороге этой квартиры.
Я нажала отбой и заблокировала номер.
Дед посмотрел на меня поверх очков.
— Они?
— Они, — кивнула я.
— Денег просили?
— Как всегда.
Он вздохнул, но не осуждающе, а с облегчением.
— Ты правильно сделала, девочка моя. Нельзя тащить на себе тех, кто пытается тебя утопить.
Я отложила ноутбук и подошла к окну. Снег все шел, укрывая город белым покрывалом.
Я смотрела на огни в домах напротив и думала о том, что богатство — это не деньги.
Это возможность дышать свободно в собственном доме. Это спокойствие в душе. Это когда рядом с тобой человек, который верит в тебя больше, чем ты сама.
И в этом смысле я больше никогда не буду нищей.
